Коул сказал:
У меня все еще нет басиста.
Конечно, на этом все не закончилось. Вся эта шумиха не была ради ничего. Толпа притихла.
В тишине Джереми шагнул вперед. Он покачал головой, как будто не веря. Заправил прядь своих блондинистых волос за ухо.
Ладно, Коул. Ладно. Я сделаю это.
На секунду, короткую, короткую секунду, я увидела настоящую улыбку Коула, а потом она растворилась в его улыбке для шоу. Он проделал сложное мужское объятие с Джереми, а потом схватил его руку и поднял ее вместе со своей.
У нас есть победитель! закричал он.
Потом он наклонился к Джереми и заговорил тише, как будто это было только между ними. Но я знала Коула, и знала, что он не забыл о камерах.
Это он сказал уже нам всем:
Добро пожаловать обратно, чувак.
Пошли титры.
Это был бриллиантовый кусочек телевидения.
Я почувствовала неожиданную гордость за Коула. Он был прав, ранее, по крайней мере, в одном: он знал, чего люди хотят. Это не значило, что он собирался держаться подальше от неприятностей, но он был очень хорош в своем деле. На одно короткое, кристальное мгновенье, мне захотелось, чтобы он был здесь, потому что сейчас я могла бы сказать ему это без любого из моих обычных загонов.
Но его не было. Так что все, о чем я могла думать было: Изабел, не влюбись в него снова.
Глава 13
КОУЛ
Ужин, сказал я в телефон, когда шел обратно в квартиру. Я держал в руке девяти-долларовый апельсиновый сок, оплаченный бюджетом Бейби. Реклама перед магазином соков зазывала: «Меняй свое будущее с солнцем в бокале». Мое будущее уже казалось довольно величественным, и мне не терпелось увидеть, что случится, добавь я туда еще и апельсиновый сок. Это следующий прием пищи.
Что? сказала Изабел. На самом деле, было что-то приносящее удовольствие в том, чтобы просто набрать ее номер и услышать от нее ответ.
Ужин. Следующий прием пищи. Ты. Я. Какой заманчивый план мы имеем.
Я не могу, ответила Изабел. Я пообещала моей кузине Софии, что оттянусь с ней. Она превратится в занудную старуху, если я не вытащу ее куда-нибудь.
Мне нравится твое благородство. Вы могли бы прийти ко мне, сказал я. Было трудно сказать, менял ли апельсиновый сок мое будущее, потому что я не знал, к чему иду, до того, как начал пить его. В душе хватит места на троих.
Я не возьму мою кузину в твой душ, чтобы хорошо провести время. Каков урок это преподаст ей? Ты можешь пойти с нами.
Я не знал, каким человеком была София, но мне не хотелось вести светских бесед. Сейчас я наслаждался тем, что хорошо выполнил свою работу, заработав чертов апельсиновый сок.
Какая музыка будет играть?
Я не знаю.
Ты живешь в Л.А. и не знаешь? на самом деле, я не знал, кто будет играть, но это казалось тем, что я должен был знать, живи я здесь.
Я не люблю концерты. Люди прыгают вокруг и воняют, а музыка звучит, как дерьмо.
Я не уверен, смогу ли разговаривать с тобой, если ты будешь нести эту чушь все время, я остановился, чтобы посмотреть на рекламу профессионального френолога. На рекламе также был профиль лысого мужчины со звездами вокруг головы. Трудно было понять, каков был предлагаемый товар. Ты никогда не была на концерте, который бы тебе понравился?
Дай подумать: нет, нет, я не была. Ты когда-нибудь был на том, который бы тебе на самом деле понравился? Или ты просто думаешь, что они должны тебе нравиться?
Что за нелепый вопрос, ответил я, хотя, возможно, это было не так. Я не был на многих шоу, пока сам был шоу, а музыкальная индустрия не одобряла, если ты пропускал свои собственные концерты, даже если они не казались тебе хорошо проведенным временем. София существует?
Что? Я понятия не имею, почему она такая, какая есть. Ничего в ее детстве не содействовало поддержанию уровня ее невротического состояния. Подожди? Ты имеешь в виду, реальный ли она человек? Я бы не выдумала кузину, чтобы избежать ужина, Коул. Я бы просто сказала тебе.
Я спросил:
Ты ответишь, когда я в следующий раз позвоню?
В этот раз ответила, ведь так?
Скажи «да».
Да. Условно да.
Я закончил с апельсиновым соком. Я пытался быть великодушным в свете того, что сегодня вечером не буду привлекать к себе губы Изабел Калпепер. Этот сок сменил мое будущее не в лучшую сторону. Какие условия?
Иногда ты делаешь такие вещи, типа звонишь мне сорок раз в день и оставляешь неприличные сообщения, и поэтому я не беру трубку.
Нелепо. Это не похоже на меня. Я бы никогда не позвонил четное число раз.
Также, иногда ты звонишь только потому, что тебе скучно, а не потому, что тебе есть что сказать, а я не хочу быть видом живого Интернета, который ты вызываешь, чтобы развлечь себя.
Это было похоже на меня.
Так что иди домой и пиши свой альбом, а потом позвони мне утром и скажи, куда мы идем на этих выходных.
Мне будет одиноко.
Все мы одиноки, Коул.
Это мой маленький оптимист, сказал я.
Повесив трубку, я пошел обратно в дом.
Я думал о поцелуе с Изабел в душе.
Я думал об одиноком вечере в этом странном новомодном рае.
Я думал о работе над песнями для альбома.
Я думал о звонке Сэму.
Я думал о получении кайфа в ванной.
Я пересек двор к бетонному дому, где остановилась Лейла. Раздвижная дверь во двор была открыта.
Внутри был, грубо говоря, только белый диван и много бамбука. Вечерний свет из окон сделал обстановку похожей на салон эко-автомобиля, минус автомобиль. Лейла сидела посреди пола, занимаясь йогой или медитацией. Я не мог вспомнить, было ли это разными вещами. Я думал, медитацияэто штука, для которой не требуются специальные брюки.
Я постучал в дверной косяк.
Лили. Лейла. Мы можем с тобой секунду поговорить о завтрашнем дне? Когда мы сделаем мир лучше?
Лейла одарила меня пассивным взглядом из-под тяжелых век.
А, ты.
Да, я. Забавная история: это первая вещь, которую моя мать сказала мне.
Лейла не рассмеялась.
Я просто подумала, я должна дать тебе знать, сказала она, потому что я верю в добро: я не уважаю твою работу или твой персональный смысл жизни.
Боже. Хорошо. Сейчас не об этом.
Лейла освободила руку и потянулась.
Хорошо, не правда ли?
Я задумался, был ли какой-то предел оскорблений у хиппи.
Я, на самом деле, не за добрым словом зашел, ну ладно. Ты хочешь попробовать сыграть разные вариации этой ноты или одного раза было для тебя достаточно?
Она сменила позу рук. Ее скорость колебалась между медленной и очень медленной.
Люди абсолютно не важны для тебя. Они просто как объекты.
Ладно, и?
И ты здесь ради славы, а не музыки.
В этом ты не права, мой друг, сказал я ей. Я здесь ради и того, и другого. Пятьдесят на пятьдесят, в конце концов. Может даже сорок на шестьдесят.
Ты уже написал альбом, который мы должны записать за шесть недель?
Теперь ты портишь мой кайф.
Это не было весело, прикалываться над кем-то, кто даже не знал об этом.
Лейла спросила:
Как ты можешь знать, что не возненавидишь и мою игру тоже?
Я послал ей улыбку Коула Сен-Клера, чтобы выиграть немного времени.
Дело в том, что я мог устроить прослушивания для басистов, потому что Джереми, мой старый басист, сидел рядом со мной. Я мог взять другого басиста, потому что я на самом деле не заменял старого. Джереми не ушел, а просто двигался вперед. Но барабанщик «Наркотики» не жил в доме где-нибудь в каньонах. Он был мертвым в яме, умерший в волчьем обличье. И, если бы я начал думать о барабанщиках, типа «они лучше, чем Виктор?», то, не думаю, что смог бы справиться с этим. Я закопал свою вину и свое горе в ту могилу. Я извинился перед мертвым человеком, и все было кончено.
Хрупкий конец.
Я сказал:
У меня есть план. Все под контролем.
Она вновь закрыла глаза.
Контрольэто иллюзия. У животных нет мании контроля.
Неожиданно мне беспричинно захотелось оказаться рядом с Изабел и только с ней так сильно, что я не мог поверить, что должен провести вечер в одиночестве в этом месте, где посмотреть можно только на Лейлу.
Ты чудаковатая хиппи, сказал я, не заботясь, что камеры могут меня слышать.
Среди животных нет хиппи, ответила Лейла, потому что каждое животное, по своей природе, наедине со своим окружением.
Я споткнулся о порог и ступил обратно во двор. Желание все еще горело во мне.
Я могу уволить тебя завтра.
Она не открыла глаза.
Я в порядке, что не принес бы завтрашний день.
Какой нелепый настрой. Завтрашний день принесет только то, что ты скажешь ему принести. Если ты скажешь «ничего», то все, что ты получишь, будет «ничего». Я покончил с «ничего», я хотел «что-то». Нет. Я хотел все.
Глава 14
ИЗАБЕЛ
Всего через сорок пять минут Коул снова мне позвонил. Я только начала преодолевать последнее снижение к Дому Разрушения.
Я подумал о твоих планах на вечер, сказал Коул, и, как мне кажется, они, на самом деле, не достаточно хороши для Сильвии. Софии? София.
Вижу, ты хорошо ее знаешь. Как это они не достаточно хороши для нее?
Я повернула внедорожник на подъездную дорожку. Я не посмотрела в зеркало. Поначалу я ехала правильно, но теперь, если я задавлю бабушек, животных или детей, это будет их вина. Справедливое предупреждение.
Как это о, смотри, ты сказала точно по тексту. Потому что они не включают меня.
И каков, собственно, твой великий план, включающий тебя?
Все планы, включающие меня, великие. Но этот будет сюрпризом, и тебе следует взять Сильв Софию, свитер и, возможно, несколько кубиков сыра на палочках.
Я не люблю «та-да», мое сердце уже забилось чаще. Именно то, чего я хотела избежать.
Это не «та-да». Это великий план. О, еще там будут двое других людей. Но один из них похож на Софию, потому что жизньстрашная штука, а другой похож на тебя. Примерно. Только вместо сарказма у него религия.
Коул
Не забудь сыр.
Часом позже я стояла с Софией и кучей мертвых людей. Великий план Коула включал встречу с ним на кладбище «Голливуд навсегда» у мемориала Джонни Рамону. ОнКоул, а не Джоннивыглядел свежим и манящим в простой белой футболке и очень дорогих джинсах. Он взял двоих не-мертвых людей: Джереми и мужчина, которого звали Леон. Последний годился мне в отцы и был одет в очень милые брюки и аккуратную куртку с закатанными рукавами. Возможно, менеджер? Джереми, между тем, выглядел более похожим на хиппи и менее узнаваемым в лицо.
София была не очень рада пребыванию на кладбище. Как и Леон. Оба явно были слишком вежливы, чтобы сказать это вслух.
Меня это ничуть не беспокоило, потому что:
люди здесь были давно мертвы, и им нельзя было помочь;
я не знала никого из них, включая Джонни Рамона;
требовалось довольно много усилий, чтобы не думать, когда выдастся следующая возможность поцеловаться с Коулом.
Также, кладбище было не очень жутким. Солнце сияло розовым на закате позади высоких пальм и белых мавзолеев. Смутно веселые надгробья расположились вокруг прекрасных озер. И там были павлины. Трудно было покрыться мурашками от жути в присутствии павлинов.
Плюс там было множество тысяч живых людей, сидящих на покрывалах между могилами.
Я хотел бы послать открытку фламинго, который умер для твоего пальто, сказал мне Коул, потому что это большой трудбыть одеждой. Я хотел бы взять все, что не покрыто им, в свой рот.
Это было слишком. Это был небольшой розовый пиджак (и это был мех, а не перья). Его глаза сказали все, чего не сказал он. Я не была уверена, что мое лицо не говорило то же самое ему.
Я никогда не собиралась воплотить это в жизнь до сегодняшнего вечера.
Не при детях, сказал Джереми.
Коул протянул мне свои солнцезащитные очки. Я надела их и посмотрела на него через них. Не было и следа его улыбки шоумена этим вечером или, возможно, эти очки были запрограммированы редактировать ее. Он просто выглядел красивым, веселым и как будто занимался сексом со мной прямо там.
Помогите.
Но рядом была лишь я, чтобы помочь мне.
Он переключил свое внимание на Софию.
В этой штуковине сыр? спросил он ее, махнув рукой на корзинку для пикника, что она держала. К этому моменту она еще ничего не сказала, ее мозг был перегружен присутствием множества других особей ее вида. Сейчас это было слишкомспрашивать ее о сыре. Она посмотрела на него круглыми глазами.
Только сэндвичи, выдавила она. А потом немного громче, Разные виды сандвичей.
Это были не просто сандвичи. Потому что это была София, это была современная корзинка с крышкой, из которой заманчиво выглядывало полосатое одеяло для пикника. Он был готов для журнального распространения: План вашего идеального пикника! Просто добавьте друзей!
Я хочу клавиши на своем надгробии, заметил Коул, переключив свое внимание на статую Джонни Рамона, играющего на электрогитаре. Он притронулся к лицу Джонни, что казалось кощунственным.
Джереми, что бы ты хотел на своем?
Джереми глазел на надпись Роба Зомби сбоку мемориала: Отменный панк и верный друг.
Я хочу быть кремированным. Какая будет польза от этого тела, когда я уже буду на пути к следующему?
Конечно, сказал Коул. Я собираюсь превратить тебя в чучело, в любом случае. Изабел? Что насчет тебя? Пулемет, пожалуй, или диадема?
Я не могла улыбнуться, потому что текущая игра принуждала меня не улыбаться. Но мне понравилась его версия. Я ответила:
Оба.
Леон? сказал Коул.
Леон был слишком добр для этого, могу сказать. Он был серьезным и доброжелательным мужчиной, который никогда не даст вам знать, что вы обидели его, что заставляло меня чувствовать себя обязанной не обижать его. Но он хотел угодить Коулу, потому что каждый хотел либо удовлетворить Коула, либо убить его, так что он ответил:
Однажды я видел могилу с ангелом на ней, и, думаю, ее голова была как-то так, он опустил подбородокона улыбалась. Немного. Это было мило. Я хотел бы такую.
Я могу это устроить, сказал Коул.
София осознала за секунду до того, как ее спросили, что она была следующей на очереди в этом вопросе. Ее глаза наполнились страданием.
Это мерзко, вставила она сладким голосом, слышным только внимательным собакам. К счастью для нее, Коул был внимательной собакой.
Смерть не мерзкая, сказал он. Все остальноеда.
Не думаю, что это самая приятная тема для разговора, сказала София более храбро. Есть так много хороших вещей, о которых можно поговорить.
Действительно, Коул согласился, к моему облегчению. Он схватил Леона за руку и указал. Там. Леон. Вон там. Это фото дня.
Леон послушно вытащил телефон со штанов и направил туда, куда указывал Коул: пальмы, все наклоненные вправо, выделялись на фоне знаменито-розового неба за белым мавзолеем.
Я сделаю фото своим мозгом, сказал Джереми.
Карта памяти моего мозга была заполнена. Мне надо было удалить старое фото более простого заката в Сан-Диего, чтобы сделать фото этого.
Когда группа взрослых женщин остановилась возле нас, смеясь и звеня бутылками вина, я спросила:
Каков твой план здесь, Коул?
Вообще-то, ответил Коул, это план Леона.
На это Леон скромно взглянул:
Я читал об этом на выходных.
Коул согласился:
Место, где случаются новости. Видимо, они собираются проецировать фильм на другой стороне того мавзолея, он жестом указал на фон фотографии, и мы сядем вот так, он скрестил пальцы на обеих руках, и посмотрим его.
Белый мавзолей, на котрый он указал был массивным и безликим, идеально для проекции фильма.
Какой фильм?
Коул подался вперед, выглядя осведомленным. Желание охватило меня.
«Красавица и Чудовище».
Он ухмыльнулся. Это не был «Красавица и Чудовище» на самом деле.
Я прищурилась.
Мне не нравится, когда ты зовешь меня чудовищем.
Усмешка Коула была такой замечательной, что это причиняло боль.
Леон вмешался:
Ребята, может нам стоит найти место, чтобы сесть?
Как только Коул направился вперед вместе с Джереми, София повисла у меня на локте. Она зашептала:
Ах, Изабел, он такой красивый.
Только из ее уст это прозвучало как «ужасный».
Впереди, парни нашли место без кучи высоких людей, закрывающих обзор. София расстелила одеяло и подала каждому сандвичи, что меня раздражало, но другие не знали, говорить ей или нет. Я смотрела, как она ест, очень медленно и тщательно, отрывая маленькие кусочки так, что она не сделала бы это неправильно, открыв рот. От этого мне хотелось пнуть что-то. Разве она не видела, что остальных не заботило, как она жевала? Как все они готовы были ее полюбить до того, как она протянула им сэндвичи?
Я ожидала (боялась?) увидеть там какой-то алкоголь, но, оказалось, что Джереми был до ужаса буддистом, а Леон бросил пить пять лет назад, Коул тоже воздержался, а мы с Софией были нами.
Коул, сидя рядом со мной, положил свою руку мне на спину, под пиджак. Его пальцы хотели меня и больше ничего. Я безусловно умирала.
Дать тебе мой жакет? Леон спросил Софию.
О, нет, нет, я в порядке, сказала София, несмотря на то, что совершенно замерзла и Леон сказал это строго по-отечески. Наверное, она даже не помнила, что значит «по-отечески».
София, сказала я, убирая сэндвич ото рта. Края хлеба были в красных следах от моей помады. Если ты не возьмешь жакет этого мужчины, я собираюсь поджечь что-то.
Коул сразу же оживился.
Джереми медленно поднял голову:
Нет, чувак. Не здесь.
Он сказал это с таким ленивым, приглушенным юмором, что вдруг стало очевидно, что они были в одной группе. Что он, в любом случае, знал Коула с той стороны, с которой не знали фанатки.
Я ожидала почувствовать ревность, но это было больше похоже, как если бы я нашла еще одного члена клуба выживших.
София взяла жакет.
Фильм начался. Это оказался «Выходной день Ферриса Бьюллера», который мы все видели.
В один момент я посмотрела на Коула, а он просто смотрел на меня. Его глаза сузились, как будто он пытался что-то понять по моему лицу. Его оттеняли последние лучи розового неба и высокие, склонившиеся пальмы. Было невозможно думать, что не Калифорния сделала его, потому что он выглядел так, будто появился здесь из-под земли вместе с пальмами и павлинами, и мемориалом Джонни Рамона, играющего на своей гитаре.
Он не отвел взгляд.
Боже, я так сильно хотела его поцеловать.
Мне хотелось остаться с ним наедине.
Но здесь была София, которая нуждалась во мне, и Леон, который казался водителем и парой Коула, и Джереми, которыйладно, я не знала, кем был Джереми. Казалось, он мог справиться и сам.
Посреди фильма София извинилась и ушла в туалет. Ее не было так долго, что я со вздохом заставила себя подняться на ноги:
Я просто схожу ее проверить.
Я нашла ее в одном из мавзолеев. Широкий проход вел меня под высоким, куполообразным стеклянным потолком. По обе стороны от меня стены размером с небоскреб были разделены на квадраты, похожие на почтовые ящики. Небольшие урны были прикреплены по бокам от них, потому что, на самом деле, это были ящики с мертвыми людьми.
София бесшумно плакала рядом с урной, пиджак Леона все еще был у нее на плечах. Мои каблуки застучали по полу, когда я двинулась к ней.
Взрослые так не делают, сказала я ей.
Она повернулась и шмыгнула носом:
Я не взрослая.
Что еще произошло?
Я не знаю, что говорить людям.
Это фильм. Мы ни о чем не говорим.
Но мы будем разговаривать. Я не буду знать, что сказать.
Я не знала, как решить гипотетическую проблему, которую я бы с трудом поняла, даже если бы она не была гипотетической.
Что означало, что это заняло некоторое время, в течение которого София росла более грустной, а я росла более злой и думала больше о мертвых людях и о том, как мой брат оказался одним из них, похороненный в яме, вместо белой коробочки в Калифорнии.
Эй, сказал голос за моей спиной. Противореча всем фактам и причинам, это оказался Джереми. Он выглядел очень дружелюбным и сгорбившимся, пока заправлял прядь волос за свое ухо. Это я. Я пришел убедиться, что с вами все хорошо.
О, она разочаровалась в жизни.
Его присутствие окончательно добило ее.
Сейчас я вообще все испортила! простонала она.
Вовсе нет. огрызнулась я.
Ох, эй, нет, сказал Джереми плавно. Коул всего лишь на встрече с Леоном, у них старые добрые времена. Иэй, эй, а ты не против, если я попробую кое-что сделать? Я научился этому
Он прошел мимо меня, чтобы подойти к ней. Что-то в его выражении выглядело приятнее, чем в моем, потому что она сглотнула последние слезы и встретилась с ним взглядом.
Ты всего лишь перегружена, да? спросил Джереми. Он жестикулировал, пока говорил. У него были очень длинные пальцы. Пальцы басиста. Он начал стучать по своей грудной клетке одной рукой, а другой взял ее запястье, заставляя ее имитировать этот жест на себе. Постучи здесь и просто скажи что-то вместе со мной. Просто скажи, типа «Все мы здесь классные. Им нравится моя улыбка».
Какого черта.
София послала ему смущенную улыбку.
Какого черта.
Теперь стучи здесь, сказал Джереми и начал стучать себе по подбородку. Я ожидала, что София откажется, я должна былано она сделала, как он. И скажи «Все мы здесь классные. Они думают, что я милая».
В третий раз. Какого. Черта.
О боже, сказала я. Это действительно происходит?
Изабел, сказал Джереми мягко, это позитивное пространство.
София подавила испуганный и слезливый смешок. Я округлила глаза.
И долго это продлится?
Вечностьэто долго? спросил Джереми.
О госп
Он усмехнулся.
Я прикалываюсь. Это займет пять-десять минут.
Я указала наружу:
Я буду там. Все нормально, София?
Она была в порядке. Конечно. Воображаемые существа всегда рады другим воображаемым существам.
Я прошла всего несколько ярдов в темноте, когда Коул появился прямо передо мной. Его глаза были голодными.
Изабел
У меня было достаточно времени только на то, чтобы почувствовать, как его пальцы схватили мою руку, потянув в сторону, и тогда мы оказались с другой стороны мавзолея и поцеловались. Это произошло так мгновенно, что-то, чего я хотела так сильно, что было невозможно понять, он это начал или я. Все в моей голове превратилось в кашу, кроме его улыбки, его тела, его пальцев, сжимающих мое плечо, другой руки, что задрала мою юбку. Его рука на моем бедре была вопросом; мои руки, притягивающие его ближе, были ответом.
Было недостаточно темно, чтобы скрыть нас, София могла выйти с Джереми и увидеть нас, я не должна была позволить зайти слишком далеко.
Это было не важно.
Я хотела его.
Фонарик осветил наши лица. Предупреждение.
Эй, ребята, сказал парень. Обычный охранник. Снимите комнату.
Коул перестал целовать меня, но не дал уйти.
Ага, сказал он, сверкнув напряженной улыбкой уходящему охраннику. Затем прошептал мне на ухо, языком и зубами:
Возвращайся со мной.
Сердце упало в пятки, колени подкосились. Я знала, что он имел в виду, но сказала:
Я как раз возвращалась.
Я не об этом, сказал Коул, Не об этом. После. Возвращайся со мной.
Он говорил о объятьях. Он говорил о сексе.
Я сказала:
Мне нужно доставить Софию домой.
Я подброшу тебя, сказал Коул.
Мое тело застучало в ответ вместо меня. Я попыталась мыслить разумно.
Как я доберусь домой?
Домой? эхом повторил Коул, как будто понятия не имел, что оно значило. Останься. Я отвезу тебя обратно утром. Изабел
Останься! зашептала я, неожиданно горячо. Это было не то «останься», которого я боялась. Это то, которое могло мне понравиться, и что случится потом, когда одному из нас надоест другой? Я видела достаточно такой борьбы в Доме Страданий, чтобы понять, что не хочу этого. Два дня назад его здесь не было, а теперь он хотел, чтобы я провела с ним ночь. Может он и колоссальная рок-звезда, поимевшая тонну девушек, но я была обычной экс-католичкой, которая добиралась к третьей основе несколько раз.
Чего ты хочешь от меня?
Я сказал тебе, сказал он. Ужин. Десерт. Секс. Жизнь.
Слышать это было немного обидно, из-за того, как сильно я хотела верить в это, и насколько я реально верила. Я сказала ему:
Ты сказал это потому, что думаешь, что выглядишь хорошо, говоря это.
Коул пренебрежительно фыркнул:
Да, но я также подразумеваю это.
Я убрала его руку со своей задницы, так что могла соображать лучше.
Помедленнее, Коул.
Он шумно и драматично вздохнул. Затем он опустил свою голову мне на плечо, дыша мне в ключицу. Впервые, не двигаясь, не нуждаясь, не спрашивая, не делая ничего. Просто удерживая меня, и позволяя мне удерживать его.
Это было самой потрясающей вещью.
Это не был вопрос. Это было утверждение.
И это было то, чего я больше всего боялась: Коул Сен-Клер влюблялся в меня, и я влюблялась в него, мы обачеловеческое оружие, и оба в итоге окажемся с разбитыми сердцами.
Глава 15
КОУЛ
Изабел не ушла со мной, а это означало, что я остался в квартире один, гигантская луна наблюдала за мной через стеклянную дверь. Я хотел ее так сильно, что не мог думать. Было бесчисленное количество минут между сейчас и утром.
Я посмотрел на клавиши, и они посмотрели в ответ. Никто из нас не был заинтересован в другом.
На кухне, я исследовал камеры, прикрепленные к краю столешницы, направленные в пол. Я присел рядом с одной и сказал: «Привет. ЯКоул Сен-Клер. И это мой инструмент.» Я выпрямился и покрутил бедрами напротив нее минуту-две. Камера не была подходящим зрителем.
Я взобрался на столешницу, чтобы проверить, смогу ли достать до потолка. Я смог. Я пнул тостер на пол, чтобы послушать, какой звук он издаст. Не очень.
Утро все еще не наступило.
Я не мог понять устойчивость Изабел к моей неотразимости.
Единственное, что помогало мне выдержать это яростное желание, то, что где-то там Изабел хотела меня так же. Мне хотелось позвонить ей и узнать, так ли это, но даже я понимал, что такой звонокнарушение всех условий, которые она мне поставила.
У кровати было слишком много глаз, так что рухнул на одно из кресел в гостиной и перебирал фенечки на руке, пока не уснул. Мне приснилось, что я бодрствовал в кресле, которое пахло, как старая вода океана, и я проснулся в одиночестве с растяжением мышц в шее и со все еще светящей мне в лицо луной. Мое сердце и легкие все еще съедали меня изнутри, так что я взял свои вещи и пошел на крышу.
Эта поздно-ранняя ночь-утро в Лос-Анджелесе была холодной и фиолетовой. Луна была уходящей, но все еще достаточно близкой, чтобы напоминать открытый глаз. Я слышал смех людей в баре через несколько улиц.
Я бродил по крыше, водя пальцами по перилам, по краю мебели и по лимонным деревьям в горшках. Там не было камер и это было почти самое высокое здание Вениса; все, что я мог видетьостальные крыши. Соседская крыша пустовала; весь дом, думаю, тоже. Арендный. И крыша на другой стороне, еле видимая в темноте, тоже была пустой.
Безопасно. Возможно. Она была открытой, так что, технически, не была пуленепробиваемой. Но она была достаточно близко. Данный риск был не очень велик для меня, чтобы хотя бы притвориться, что я волновался. Я хотел уйти на пять, семь или двенадцать минут.
Я сделал укол, сглотнул и стал ждать.
Когда я был волком, пространство чувствовалось меньше. Мои чувства распылялись на фрагменты. Я помнил человека с бешеным пульсом, и я видел мир его глазами, выше. Но вскоре я забыл его. Я шагнул с края прямо в пространство, заключенный высоко над шумным миром внизу. Листья лимонных деревьев что-то тихо шептали мне. Запах еды поблизости был горячим и сладким. Над моей головой шумно пересекла небо падающая звезда.
Я подошел к краюпесок скрипел под лапамии взглянул вниз. Слишком далеко для прыжка. Но мир притягивал меня к себе. Я разочарованно присвистнул.
Все в этом месте звало меня, но я был в ловушке.
Я вернулся в мое человеческое тело за декоративными горшками с лимонными деревьями. Лежа на спине, я смотрел вверх сквозь листья пленного фруктового дерева. Мои мысли и воспоминания медленно вновь собирались в кучу.
Даже в облике волка я хотел большего.