Потрясенный король не мог произнести ни слова.
Знаешь, печально продолжала принцесса, все повторяется в Подсолнечном мире. И подобное может случиться снова. Ошибку могу совершить уже я сама, сломленная одиночеством. Я этого не хочу и поэтому она подошла к креслу и, опустившись перед братом на колени, взяла его холодные руки в свои, я прошу у вас, Ваше Величество, брат мой, позволения уйти в монастырь.
Король словно опомнился ото сна. Он сгреб сестру в охапку и прижал к себе.
Нет! задыхаясь, произнес он, Ты не можешь заживо погрести себя
Взгляни на меня, спокойно перебила она, я погребена с рождения.
Он в отчаянии зарылся в копну душистых волос, но что-то было не так и, отпустив сестру, он медленно, одну за другой, вытащил шпильки из ее прически. Короткие кудряшки цвета светлого меда рассыпались по ее плечам. Она с болью смотрела на него.
Ты все решила! прошептал он. И тебя уже не остановить, да?
Даже если ты запретишь мнея ослушаюсь, тихо ответила она. Я представляю опасность для тебя и твоей семьи, для всего королевства! Соедини одинокое сердце с человеческой подлостью, и получишь взрыв, способный поколебать устои трона.
Боже мой! король с ужасом чувствовал, что теряет ее. Послушай себя, что ты говоришь! Все гораздо проще и я никогда более не допущу ничего подобного
Но ты не властен над сердцем женщины! И над человеческой подлостью. Все решено, брат. Я должна уйти, хочешь ты этого или нет. Прости
Она быстро вышла из кабинета, не оглядываясь на короля, закрывшего лицо судорожно прижатыми пальцами.
Проваливаясь в снег, которого за первые дни зимы нападало уже достаточно, принцесса с трудом добралась до псарни. Она едва сдерживала слезы.
Небо потемнело. Свинцовые тучи делали ночь еще более темной. Поднимался ветер и его завывания, и быстро бегущие облака, и колкий снег предвещали метель.
Из двери пахнуло сеном и теплом. Береника быстро проскользнула внутрь. И застыла у порога, на обращая внимания на собак, поднявших у ее ног радостный визг. Она смотрела на Барклая, растерянно поднимающегося с пола, где он только что играл с собаками и раздавал им разные лакомства.
Ваше высочество! глухо произнес он. Простите, что помешал вам.
Принцесса перевела дыхание, прогоняя набежавшие слезы.
Это ты прости меня, Барклай, сказала она, я не знала, что ты бываешь здесь.
Как же иначе? криво улыбнулся он. Ведь это мой дом.
Она покачала головой.
Твой дом давно уже не здесь, а в замке, но место твое, как и прежде, рядом с королем. Ты нужен им, верный друг! И когда-нибудь я еще буду гордиться знакомством с тобой, ибо ты станешь одним из самых выдающихся умов королевства.
Почему вы говорите со мной, будто прощаетесь? голос его дрогнул. Вы ведь не оставите замок, правда?
Береника отвела взгляд.
Вы не можете покинуть семью! заторопился он. Вы нужны им!
Я устала прошептала она. И пошатнулась. Мертвенная бледность покрыла ее лицо.
Бросившись к ней, Барклай усадил ее на солому, и встал рядом на колени, пытливо заглядывая в глаза. Он так забавно смотрел на нее, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, что она невольно улыбнулась.
Я не стану ничего объяснять, мягко произнесла она, если король сочтет нужнымон скажет сам.
Значит, вы уезжаете? В ту далекую поездку, о которой говорили? Но я-то поеду с вами!
Нет.
Почему?
Там не место мужчинам.
Не место? он нахмурился и вдруг понял. Краски исчезли с его лица. Вы уезжаете туда, где люди, собравшись вместе, ищут Бога? Вы он запнулся, подыскивая слова. Вы уезжаете, чтобы тоже найти Бога, но зачем? Помните, вы говорили мне о божьей искре в каждом из нас? Бог сам нашел вас и в вашей душе он видит не искру, но пламя. Вы созданы им, чтобы творить добро, несмотря на то, что жизнь ваша полна испытаний. Я не видел человека, прекраснее вас и более одинокого, чем вы. Я знаю, что говорю! Может быть по-другому, но я тоже чувствую одиночество, словно стою на пустынном берегу, один, а мир с его звуками и краскамина другом, по своей воле отрекся от меня, и между нами бесконечный океан, грозящий гибелью. Вы не должны покидать этот мир! Ведь если вы уйдетеокеан превратится в вечность, и я никогда не увижу вас! - он потерянно замолчал.
Она жадно смотрела в его лицобледное, взволнованное, обрамленное длинными спутавшимися волосами. И внезапно ей захотелось притянуть его голову к груди и выплакать все, что накопилось за тысячи лет жизни под спудом уродства.
В вас скрыта красота, прошептал он, осторожно скидывая капюшон плаща, скрывающий ее лицо. И я растерзаю любого он запнулся, увидев коротко остриженные пряди. Зачем это?
Не отвечая, Береника протянула руку, чтобы привычно погладить его по голове, но рука замерла в воздухе и коснулась его щеки. Потом упала на колени.
Проводите меня в замок! приказала она.
Лицо его, на миг осветившееся надеждой, дрогнуло, как от пощечины. Он молча поднялся и подал ей руку. За всю обратную дорогу они не сказали друг другу ни слова.
Бушевала метель.
***
Метель бушевала всю ночь. Если раньше на деревьях оставались еще мятые листья, то теперь они, безжалостно сорванные ветром, навсегда скрылись под толстым слоем снега. А ударивший под утро мороз сковал его тонкой коркой наста, превратив до весны в усыпальницу для усталой земли.
Когда небо едва посерело, из ворот замка тихо выехала карета принцессына полозьях, запряженная четверкой лошадей, она не разбудила дворец, оставляя его за собой безмятежно спящим.
Береника в дорожном мужском костюме, в меховом плаще, бесцельно смотрела в запотевшее окошко.
В королевском кабинете, на столе, лежало письмона гербовой бумаге, с печатями и вензелями принцессы. Она распоряжалась своим наследством в пользу монастыря, который должен был принять ее, и в пользу бедных. Третья часть наследства предназначалась Барклаю.
Бледное утро, белой полосой уходящее вдаль, оживилось лишь с восходом солнца. Зарозовели, а затем и заискрились верхушки деревьев и ровный пласт снежного простора. Справа над лесом сверкалоэто водопад, как и прежде, разбивался на алмазные осколки в Зачарованном озере, поверхность которого не замерзала на зиму.
Карета поворачивала к лесу, Береника приникла к маленькому заднему оконцу, чтобы в последний раз взглянуть на замок, и он показался ей волшебной брошенной игрушкой. Но не только это увидели ее полные слез глазавсадник на черной лошади, словно крылатый вестник судьбы, преследовал экипаж с неумолимостью смерти. И едва она заметила его, как страх охватил ее, превратив кажущееся равнодушие в пытку. "Гони!" закричала она, и лошади понесли, разбрызгивая снег. Не дать ему догнать ее, о нет! Не продлять больше эту муку взглядом, словом, жестом. Пусть обман рассеется, ведь все в этом миреобман! И пусть, наконец, близость к Богу скроет ее навсегдас НИМ забыть о собственном обличье, до смертного часа скрыть лицо под монашеским куколем. "Гони! Гони во весь опор! В твоих руках мой вечный покой!".
Но и он не привык сдаваться, а его вороной жеребец ничем не уступал гнедому короля. Он нагонял, черные крылья муки приближались, комьями летел снег, храпели взмыленные кони.
На очередном повороте карету занесло и опрокинуло набок. Кони, вздыбившись, стали. Кучера швырнуло в снег. Беренику спасло лишь то, что поддавшись панике погони, она забилась в угол и закрыла лицо руками в безотчетном порыве самосохранения. Сквозь опрокинутое окно кареты виднелся кусок холодного неба, пустого и равнодушного. Приближался и смолкал топот копыт, скрип снега под человеческими шагами. Слезы превращались в иней и, увидев ее лицо, на котором не таяли снежинки, Барклай подумал о худшем. Задохнувшись, рванул дверь кареты, отшвырнул прочь, достал драгоценную легкую ношу, чьи ресницы дрогнули и впустили небо в зрачкиогромные, дышащие, умоляющие. Отвечая на ее мольбу, он взял ее руку в свою и провел по своим волосамжестким и коротким. Хранимые им свято, как талисман, как последнее упоминание о чуде превращения, они осыпались нынче под неумолимыми ножницами так же, как и ее солнечные локоны. От этого его облик ужасно изменилсяотблеск перемены упал и на нееблестящие черные глаза на похудевшем и обнажившемся, словно нерв, лице, делали его похожим на помешанного настолько, что она вскрикнула. Он осторожно поставил ее на ногималенькую, по-мальчишечьи одетую и оттого кажущуюся еще более беззащитной, в ореоле растрепавшихся волос и истерзанных мехов, с каплей крови, стекающей по виску. Она молча смотрела на него и сердцекропотливый механизм, скрипело и ныло от пылинки дурного предчувствия.
Он пригладил рукой ежик своих волос.
Это для вас, принцесса! просто сказал он. Я буду помнить вас, и любить всем сердцем! Я не нарушу ваших планов и больше никогда не заставлю страдать. Ваш брат скоро догонит вас, помощь поспеет. Передайте ему, что я остаюсь его верным псом. Человеком быть слишком больно, и мы оба знаем это! Я возвращаюсь к себе, прощайте!
Резко развернувшись, он пошел прочь. Вскочив в седло, направил коня к лесу. К грохоту водопада.
Птица отчаяния больно стегала принцессу по глазам черными крыльями.
"Я буду любить вас всем сердцем Я возвращаюсь Возвращаюсь к себе".
Она услышала далекие крики и топот копыт и бросилась отстегивать одну из лошадей. Спасение было так близко! Но было ли оно истинным? Или истинным было то, что она отвергла в глубокой гордыне своего страдания?
Беренику била крупная дрожь, когда она, встав на колесо перевернутой кареты, забиралась на коня и посылала его в галоп. Пришедший в себя кучер с изумлением проводил глазами золотоволосую фигурку на белой лошади и неожиданно обнаружил себя окруженным королевскими гвардейцами на храпящих конях. Гнев на лице короля сменился испугом при взгляде на перевернутую карету.
Где сестра? сдерживая гарцующего гнедого, крикнул он.
Кучер ошарашено кивнул в сторону леса. Гнедой, тонко заржав, пустился в галоп, взметнув тучу снега. Отряд, растянувшись цепью, последовал за ним.
***
Лошадь Береники испугалась неожиданно усилившегося грохота воды, стоило ей выехать на открытое пространство, и принцесса оказалась в снегу. Выругавшись сквозь зубы, она поднялась на ноги, и вдруг увидела вороноготот мирно стоял у дерева, а фигура в черном застыла над обрывом, то ли грозя небу, то ли моля его о чем-то. Она трижды звала Барклая, но с пересохших губ слетал лишь шепотничто в фатальном шуме воды. И тогда она побежала к нему. Она бежала, как никогда и ни к кому в жизни. Этот бег изломанной фигурки по смертельно белому снегу долго после виделся в кошмарных снах королю, который заметил сестру, едва гнедой вынес его на поляну.
Из-за серых облаков вышло солнце.
И время остановилось.
Береника, задыхаясь, упала в снег.
Королевский конь шарахнулся в сторону и застыл. Ничто не могло сдвинуть его с местани окрик, ни шпоры.
Барклай, раскинув руки крестом, шагнул в пропасть
Когда принцесса добежала до обрыва, он уже исчез в облаке брызг. Остановившимся взглядом она смотрела вслед и наматывала на палец ставший коротким локон. Потом оглянулась и, увидев брата в сотне шагов от себя, ослепительно улыбнулась и, прощаясь, подняла руку.
Грохот водопада перекрыл его вопль. Подоспевшие гвардейцы дружно скрутили короля, чтобы помешать ему броситься вслед за ней. Напрасно он проклинал их.
Мы не пустим вас, Ваше Величество! сказал капитанстарый вояка, в глазах которого сейчас стояли слезы. Королева и принц ждут вашего возвращения.
Тем временем огненная искра сверкнула в струях воды и пропаласвинцовые волны жадно сомкнулись над ней.
А внизу холодное течение вышвырнуло Барклая на берег ничуть не изменившимся. Озеро не принимало его. Вслед волны вкрадчиво выплеснули маленький коричневый камзол, годный разве что ребенку. Барклай уже видел его сегодня и знал, кому он принадлежит. Оцепенев, он смотрел в воду. Где-то в ней скрылся свет, осиявший его странную жизнь нежными лучами.
Я не буду жить без нее! закричал он в низко нависающее ждущее небо. Мне не удалось стать псом, но и человеком я тоже не останусь!
С этими словами он достал из-за голенища сапога широкий охотничий нож.
И ответом ожило небо над его головой и оживило время. Солнце расплавило облака. Они излились в утро, как в чашу, полную слез.
Глаза его встретились с глазами золотого оленя, появившегося далеко вверху, на обрыве. Зверь смотрел с бесконечной мудростью, которая заставила Барклая выронить нож и упасть на колени.
И небо схлестнулось с золотом оленьих рогов.
Капли, полные серебряного звона просыпались на серую гладь озера.
Цветком со дна поднялось, и окуталось светом женское тело, и жизнь вернулась в него, и никто более не назвал бы принцессу уродливой, ибо она воскресла совершенной, как божественная мудрость.
Вкрадчиво, как и прежде, полная искр волна поднесла принцессу к берегу, и Барклай подхватил ее на руки. В ней более не было изъянов, да он никогда и не видел их.
Он поднял благодарный взгляд, чтобы еще раз взглянуть на чудо, о котором сердце шепнуло, что, исполнив предначертанное, оно уходит навсегда. Но обрыв был пуст. Лишь ошибка была исправлена.