- Идем, с нами! - какая-то девка схватила меня за руку и втянула в хоровод.
- Иди-иди, - засмеялся Ладимир, а сам на месте остался.
Я следом подхватила дюжего парня, что после Пересветом назвался. Он еще кого-то и вскоре хоровод превратился в длинную цепь. Танцевали мы вокруг костра, зажженного прямо на берегу Марвы, на белом песке. Радостные крики, голоса, смех, огни, плеск воды, гул огня - все слилось в одно. И усталости не было, и спать не хотелось.
Хоровод закончился и ручейком стал, а после начали через костер прыгать.
- Нет-нет, не могу я, - уговаривала своих новых приятелей - Пересвета, Мала и Любаву. - Боязно очень!
- Давай, Вёльма! На меня погляди, не боюсь ведь! - уговаривала Любава.
- Огонь огня не боится! На косу-то свою погляди, - смеялся Пересвет.
- Да ну вас в баню, не отверчусь ведь, - махнула рукой я.
- Вот это дело!
- Не бойся, за нами иди!
Никогда я через костер не прыгала. Отец с матерью не пускали, мол, сиди Вёлька, куда тебе неумелой. Так нет тут их да и разве допустят боги, чтоб случилось чего в такой день.
Разулась я, ступила на прохладный песок. Глаза на миг прикрыла, улыбнулся и побежала. Разогнала, прыгнула, и будто крылья выросли. И костер небольшим показался, и не страшно совсем. Только жаром будто обдало.
- Ну вот и не страшно ведь!
- Ты огнёвая, тебя не опалит!
- Молодец, лиса рыжая! - послашались крики вокруг.
Один за другим парни и девки через огонь прыгали. Не боялся никто и никому огонь вреда ни причинял.
Мальчишка один, правда, неловко плюхнулся на песок, но потом поднялся и громко расхохотался. Все тут же подхватили и с ним смеяться стали.
А после, как огонь перегорел, гусляры заиграли, песни зазвучали грустные, напевные.
- «Заклятье» спой! - крикнула немолодая полная баба в яркой кике, бросая три монеты босоногой девчушке, что пела рядом с гусляром, стариком с окладистой бородой.
- Какое тебе «заклятье»? - загоготал хмельной мужик в красной рубахе. - Саван пора подбирать, а все туда же!
- Упырь тебя за ногу, злыдень горластый! Я помоложе тебя стану. А будешь мед бочонками хлебать, так самому саван нужен станет!
На этот раз смех подхватили все вокруг и мужик только развел руками:
- Уела, дурная баба.
- Пой, давай!
- Пой!
На разложенный на земле платок посыпались монетки. Гусляр и девочка переглянулись.
- Давай, внученька, пой, - кивнул старик.
Девчушка оправила на себе сарафан, выпрямилась и тоненьким, по-детски нежным голоском затянула совсем недетскую песню:
Чародейка-луна освещает мой путь.
Я бреду вновь одна, не боюсь я свернуть.
Ночь висит над рекой, опускает туман.
Пахнет горькой травой, напускает дурман.
Я стою на траве и прохладна роса.
Слышу где-то вдали гомонят голоса.
Я пойду напрямик, срежу долю пути.
Мой избранник уж там, мимо мне не пройти.
Околдую тебя, очарую, родной,
И не выстоишь ты, будешь ты только мой.
Одним взглядом своим я тебя покорю,
Будешь верен мне ты, скажешь слово "люблю".
Будешь только моим - не отдам никому,
Будешь верить ты мне, как себе самому.
Знай же, чары мои посильней колдовства,
Будешь только со мной - вот и хватит. Слова...
Ночь прядет свою нить, я смотрю на тебя,
Знаю, ждал ты меня. Ждал, тоскуя, любя.
Ох, люблю же я песни такие, чтоб за душу брали! И слез сдержать не могу, как услышу!
- Ладно поешь, девонька, - баба, просившая о песне, сидела, вытирая глаза. - Возьми еще монетку.
Не слушала я раньше этой песни, а теперь уж навсегда запомню.
Холодок ночной уж по плечам моим крался и стало зябко. Шаль у Ладимира осталась. Не до нее было в хороводе-то.
- Нельзя тебе, лисица, песен слушать, - я обернулась на знакомый голос. - Чуть что сразу мокроту разводишь.
- Опять смеяться станешь? - чуть не обиделась в ответ.
- Куда уж! Вам, девкам, за песни и слова не скажи, сразу проклянете.
Ладимир набросил мне на плечи шаль.
- За полночь уже, Вёльма. Идем домой?
- Идем. Нагулялась я давно.
- Еще бы. Так отплясывала, что и не уследил. Едва нашел тебя.
- А Осьмуша где? - тут же оглянулась по сторонам.
- Домой твой перевертыш ненаглядный отправился. Напился меда и спать захотел.
Шли мы узкой тропкой через рощицу, что по берегу Марвы росла. Ночная волшба и впрямь каждого коснулась. Меж стволов дерев то и дело тени быстрые проносились да смех девичий слышался. Видать не одна мать завтра дочку ругать станет.
- Как плясать пошла, так и про меня забыла, а Осьмушу вон помнишь.
Я остановилась и, уперши руки в бока, взглянула на Ладимира. Костров вокруг столько было, что и здесь, в роще, видеть можно.
- Ох и язва же ты. Никак ревнуешь?
- А как тебя не ревновать? Чуть что, сразу парней хватаешь и в пляс.
Ладимир обнял меня за талию и привлек к себе.
- За тобой, лисица, глаз да глаз нужен.
- А за тобой ли не нужен? Девицы так и вьются. То в косу вцепится какая, а то и лицо располосовать грозится.
Ладимир громко рассмеялся.
- До сих пор что ли вспоминаешь?
- А как тут забыть? Чернава вон сказывала, что жениться на ней хотел.
Ладимир склонился ко мне. Близко-близко.
- Глупости то все. Забудь, что прежде было, не думай...
И поцеловал - горячо, крепко.
Прав он. Зачем былое вспоминать? Зачем кручиниться? Будто знала тогда, для чего с Чернавой дерусь. Победила ведь, мой он, а не ее.
По-иному будь - мужней женой стала б давно и не узнала, какая любовь на свете есть.
Шаль на землю полетела - найду ли в темноте?
Уж не ведаю, что нашло на меня - будто морок какой. Не слышала и не видела ничего. Обнимала Ладимира крепко, целовала, стук сердца слышала, тепло рук ощущала - и нет всего мира, только мы.
Очнулась лишь только как поняла, что ладонь его по голой ноге скользит, а сама я на траве, влажной от росы ночной лежу.
Не перепугалась, нет. Просто... выходит. Разве ж по-людски это? В лесу ночном, на земле голой. Да что я ему, девка подзаборная?
- Тише, Ладимир, тише...Что ж ты делаешь-то?
Оттолкнула его легонько.
Он как в себя пришел - глаза затуманились, дыхание горячее тяжелое. Держит меня, не отпускает.
- Ты чего, Вёльма? Больно сделал что ли?
Я, не отвечая, освободилась от кольца его рук, встала, одернула на себе платье, отряхнулась, шаль с земли подобрала.
- Идем домой, - и пошла по тропинке.
Ладимир следом бросился, остановил меня.
- Вёльма, стой! Случилось что?
- Не хочу я так, Ладимир. Что ж ты меня с гулящей девкой равняешь? Где встретил, там и твоей стала?
Пошла дальше молча. Ладимир следом.
Люблю я его, чего ж поделаешь теперь. На все готова, чтоб рядом быть, не задумываюсь ни о чем.
Не в том ведь дело, что о чести девичьей пекусь. Да и на кой мне она теперь? Сама путь выбрала. Знаю, что ни женой, ни матерью не буду. Только и могу радоваться тайным встречам, пока не видит никто.
Шли мы дальше молча. Ладимир все за руку держал, не отпускал ни на миг. А я уже успокоилась, думать стала будто повела себя как девка дурная, капризная. Могла бы и по-другому сказать.
Дом Велимира казался пустым. Сам чародей до самого утра прийти не обещался - на княжеский пир позвали. А где пир, там и совет. Хельга спала давно. Вчера говорила, что ни за что не выйдет из дому - боги ее не позволяют чужой праздник гулять. Осьмуша только, бедолага, уснул на лавке в коридоре - напился уж очень.
Я вошла первой, Ладимир дверь закрыл следом. Тихо прошла наверх, к комнате, где живу.
- Вёльма, стой, - за руку меня удержал.
Я обернулась.
- Не держи зла, лисица, - проговорил Ладимир негромко. - Люблю я тебя. Когда рядом, покоя мне нет.
- И я тебя люблю, Ладимир.
- Вёльма, - посмотрел он на меня, и снова исчезло все. - Останешься со мной?
Я улыбнулась и прикрыла глаза.
- Останусь, знаешь ведь, - как выдохнула.
В эту ночь Ладимир мою косу расплетал и платье, узорами расшитое, от его руки на пол упало.
Не думала я ни о чем больше. Имя его шептала только иногда, а пальцы в темных волосах тонули снова и снова. Чудилось будто сердца наши как одно бьются, и сама себе не верила.
Руки его ласковые крепко меня обнимали, не отпускали ни на миг. Губы целовали сладко-сладко. И чувствовала я, что одно мы теперь, не разорвать никому. До смерти помнить буду эту ночь. Целый век, что отпущен богами.
- Лисица ты моя, - прошептал Ладимир после, когда волосы мои с плеч в сторону откидывал. Они падали на постель рыжим водопадом. - Будто огонь...
Я только улыбнулась, обняла его крепче и на груди уснула.
Одни лишь боги мне судьи.
***
Тихонько, на цыпочках, я вышла в коридор. Час ранний - никто не должен меня заметить.
Светлые боги, как же я обманулась!
Прямо за дверью стояла Хельга. Северянка выглядела так будто и не ложилась с самого вечера - аккуратно убранные волосы, разглаженное платье, на лице - спокойное равнодушие. Не перестаю дивиться, как она только умудряется такой безупречной быть.
- Тихое утро, Вёльма, - лишь сказала Хельга и прошла дальше, по своим делам.
- Тихое утро... - вымолвила я в ответ.
Не пошла, побежала к себе, заперлась. Надобно теперь в порядок себя привести да к Всеславу идти.
Как уходила я, Ладимир еще спал. Тихонько собралась, чтоб его не тревожить.
Вспомнив вчерашний вечер, невольно улыбнулась, и видать краской залилась - так жаром-то и обдало. Ох, натворила ты дел, лисица рыжая! Натворила и рада-радешенька, и не жалеешь ни о чем.
За окошком заря утренняя алым цветком распускалась, а я в зеркальце небольшое смотрела. Выпросила его у Варвары. Зачем ей целых три-то? пусть одно и мне будет.
Хельга... и чего ей не спится, окаянной? Неужто в Скельдиании положено ни свет ни заря подниматься и по домам бродить? Ясно теперь, чего она так на меня смотрела - и думать нечего, почему это девка с утра лохматой-растрепанной, кое-как одетой да со следами поцелуев на шее выходит.
Не такая баба Хельга, чтоб болтать налево-направо, не скажет никому. А Велимир и без того обо всем знает да тоже сор из избы не понесет. Ладимир хвастаться не станет, а я и подавно. Потому так будет - наше это дело, мое и его. Наша любовь, нам и ответ держать. А коли нужно будет за себя сказать, так я и отвечу перед богами.
Расчесалась, а косу собирать не спешила. Как упадут волосы свободными на плечи, так будто и краше стану. Ладимир вон как долго любовался как струятся мои рыжие пряди в его руках. «Будто огонь», - говорил вчера.
Меня-то боги одним огнем наградили, а его другим. Глаза так колдовским пламенем и горят, и мир весь в них отражается. Как взгляну - кажется, оторвусь от земли и взлечу будто птаха небесная, и руки крыльями станут - прямо под ясный небосвод отправлюсь. А все ведь на земле стоять продолжаю.
Вот она любовь - силища какая! Врут люди, что злая, не верьте. То конец ее злым иной раз обернется да не у всех. А любовь, ежели только из сердца самого, та к звездам поднимает и душа с ней летит, а не по земле шагает, на посох опираясь.
Всеслав нынче хмурый был. Не улыбался, не шутил. Сидел только и старую летопись читал. С ним и Варвара с Тишкой притихли. То они все собачатся меж собой, а сегодня примолкли.
- Что смурной такой, Всеслав? - решилась спросить.
- Не всем же сиять медным грошем, как ты, лисица.
- А чего ж не сиять, коли повод найдется? - не смутилась я.
- А то-то и оно, что нет повода ладного.
- Случилось что?
- Давно уж случилось, Вёльма, давно. Гарнарцы треклятые поедом жрут, скельдианы надумали вон в войну ввязаться, нам помочь, а тут еще и ельнийцы, чтоб им пропасть на месте, в гости заявиться решились.
- Ельнийцы? - я едва сдержалась, чтоб свой восторг не выказать. Уж сколько я слышала про этот народ чудной, сколько сказок знаю мне б вот хоть одним глазком на ельнийца настоящего глянуть. Только Всеславу об этом ни намека. - Чего им понадобилось?
- Того ж, что и скельдианам, Беларде помочь.
- Разве ж плохо?
- Плохо-то неплохо, а не время сейчас князю почести гостям воздавать да красные дорожки разворачивать. Ельнийский королевич вознамерился на Сияне Мстиславовне жениться, как только Ихмета разобьем. Вот и решил он и доблестью воинской покрасоваться, и девицу просватать.
- Так вроде ж просватана, - не разобрала я.
- Мстислав наш и ельнийский король, имена у них - сама ушедшая заплутает, еще год назад об том говаривали. Теперь вроде и срок пришел. Да есть еще проблема одна. Сияна как и вся Беларда молодым богам поклоняется, а ельниец требует, чтоб девица его веру приняла.
- И князь согласен?
- Куда денется! Законы такие, а чтоб Беларду отстоять, Мстислав еще не на то решится.
Я только открыла рот и развела руками:
- Разве ж возможно такое? От богов, от веры своей отказаться! Грех ведь страшный, не будет покоя после.
Всеслав поглядел на меня и чуть улыбнулся - одними только глазами.
- Молода ты еще, Вёльма, видишь лишь то, о чем говорят. Боги - они едины для всего света. Это уж люди зовут их разными именами.
- Так если ж едины, чего Сияне в ельнийскую веру не перейти? - спросила, все еще не соглашаясь с Всеславом. Как же так, что едины? Выходит, ельнийцы в тех же богов верят? Нет уж. Наша вера правильная, а их нет.
- Сияна из княжеского рода. Простому-то от заветов предков отступить нельзя, а ей и подавно. К тому ж, представь себя на месте княжны - везут в чужой край, замуж выходить велят, а слова-то и не спросят.
- Жаль ее за это, - согласилась я. На своей шкуре испытала, что такое, когда принуждают за немилого идти. А Сияна та же девка только крови высокой. - Так а чем же тебе это аукнулось, Всеслав?
- Я, Вёльма, не только чародей, но и в советниках князя хожу. Мстислав велел ельнийцам почетный прием готовить и заодно про веру их узнать. А я в Ельнии так давно был, что и не помню толком.
Я придвинулась ближе к старику и заглянула в книгу.
- Так давай вместе готовиться? Не все ж в Ельнии бывали, кому-то и интересно будет.
Война с гарнарцами треклятыми за сотни верст от Трайты шла, а все же весточки печальные то и дело долетали. Воевода Далибор писал, что трудно ему рать вражескую сдерживать. Без волшбы кочевники силой великой владеют, а уж как шаманы их в бубны начнут бить, да кровь свою с зельями в котлах смешивать, так и вовсе тяжко нам против них стоять.
- Станут ли чародеи в войну вступать? - спросила я как-то у Всеслава, когда тот велел его грамоты разобрать. - Чего ж князь наш так медлит?
- Погоди, Вельма, не торопись. Князь не дурак, а Ростих, советчик ему, так тот и подавно. Чародеи наши посильнее гарнарских будут. Особенно те, кто боевому искусству обучен. Сам же Ростих таков. Да и ученик его, - заклинатель подмигнул мне, - Ладимир твой разлюбезный. Сильный он колдун, не чета нам с тобой. И знает много - ведун же.
Я зарделась и опустила глаза.
- Скажешь тоже, - проговорила. - Разве Ладимир тебя сильней?
- Теперь нет, а вот подучится да посох получит, так почитай равными станем. Должна же знать, на что твой полюбовник способен.
- Будет тебе, Всеслав, - совсем смутилась я.
Заклинатель рассмеялся.
- Ладно уж, не буду. И осуждать не стану - не мое право, богов.
- Откуда знаешь только? - лишь заикнулась я осторожно.
- А чего ж тут не знать, Вёлька? Стоит ему рядом встать, цветешь будто омела после грозы. И на Истомин день вас видел вдвоем. Ладно, хватит болтать, лисица! Давай-ка письма от послов на стол, а прошения отложи пока, после прочту.
Ни дня не проходило, чтоб Всеслав не научил меня чему-нибудь. Говорил, мол, стар он, медлить нельзя, того и гляди ушедшая за руку возьмет и к себе поманит. Я меж тем быстро схватывала и каждое слово ловила.
Одна лишь печаль на сердце легла. Уж седмица прошла, как я решилсь письмо в Растопшу отправить. Родным написала, что в Трайте живу и чтоб собирались и уходили они в Ножов-град, за крепостными стенами хорониться. Ответа так и не дождалась - видать обиду на меня затаили. Пусть и злятся, но слово послушают и живы будут.
Вчера после заката к Ладимиру сокол прилетел с письмом. Прочел он его и задумался крепко.
- Что стряслось? - спросила я, коснувшись его плеча рукой.
Ладимир обернулся.
- Арьяр пишет. В Подлесье люди Мстислава пришли. Больше половины мужиков забрали. Его самого в младшую дружину приняли. А как уходили, дед Ждан за ворота вышел и смерть им предрек.
Я невольно всплеснула руками и за сердце схватилась:
- Да как же это? Неужто так и сказал?
Арьяр...
Вспомнила его и страшно стало. Птица почитай несколько дней летела. Поди уж в южный земли он с войском ушел. Быть может, в этот миг с гарнарцами бьется. Оберегите его, светлые боги! Дай ему сил, Ларьян-батюшка, огради копьем своим острым от вражеской руки.
- Боишься за него? - спросил Ладимир.
- За тебя больше боюсь, - сказала и обняла его за плечи.
С Истомина дня уж две седмицы минуло и не было ночи, чтоб с Ладимиром не провела. Кругом все будто договорились - если и осуждали меня, то только изредка, взглядом. А я только того и ждала - не было в то время счастливей никого и не могло быть.
Ладимир день ото дня будто менялся. О том, чему Ростих его учил, не рассказывал да только чувствовала я, что прежнего, того, который из Подлесья выезжал нет больше. Силой новой от него веяло, незнакомой. Прав был Всеслав, время дай и Ладимир посильней самого Ростиха сделается.
Варвара по обыкновению сидела над каким-то узором. Она каждый раз занималась рукоделием, как только выпадала свободная минутка.
- И есть тебе охота каждый раз шить? - спросила я, видя, как чародейка вновь села за привычное бабье дело, лишенное всякой тайны и волшбы. - И так уж все наряды свои расшила - любая мастерица позавидует.
Варвара только улыбнулась. Сегодня ее коса была сплетена по-феранийски. Седые прядки выступали вперед, и оттого лицо казалось еще моложе на их фоне. Ловкие пальцы крепко держали иглу, и та бойко плясала на ткани под их властью.
- Так и пусть завидуют, - уголки рта приподнялись в легкой улыбке. - Мне их зависть с такими знаками не страшна. Ведь если верный узор вышить, судьбу свою изменить можно.
- А ты знаешь, какой он, верный-то?
- Не знаю, вот и ищу свой. Когда-нибудь да и найду.
- Неужто ты судьбой своей недовольна?
Варвара бегло взглянула на меня.
- Отчего же? Довольна. Я, может, не для себя и стараюсь.
- И долго ты узор ищешь нужный?
- А сколько нужно, столько искать и буду. Хоть до смерти.
- Меня научишь этой премудрости? Я толком ни одного узора не знаю.
- Научу, - улыбнулась Варвара. - Как время придет.
Хотела я спросить, когда оно придет, как вдруг Тишка с размаху дверь распахнул и вбежал.
- Едут! Едут! Там... - указывал куда-то в коридор. - Они! Едут! На драконе!
Я вскочила, оторвавшись от бумаги, которую Всеслав велел мне переписать трижды, да так и замерла с пером в руке.
- Кто едет-то? Чего орешь? Скажи уж по-человечьи, шальной! - с укоризной произнесла Варвара.
Тишка только помотал головой, бросился в угол, где на полке стоял кувшин с водой. Схватил его и быстро осушил, громко сглатывая.
Мы с чародейкой переглянулись и стали ждать, пока шут утолит жажду. Тишка, похоже, торопился и половину пролил на свой цветастый костюм. Бубенчики на шапке мелко звенели.
- Фуххх... - наконец выдохнул он, взглянул на нас и засмеялся: - Чего сидите? Там такое, а они сидят!
- Да что «такое» - то? - не выдержала я. - Говори уж, не то жабой сделаю!
Шут всерьез верил, что эта волшба мне по силам и частенько жаловался будто Вёльма-лисица угрожает ему скорой расправой. Врал, конечно, паршивец.
- Говори, окаянный, - приказала Варвара, вставая.
Тишка попятился.
- Варвара - краса, седая коса... Ох, злющая же ты! - потом сложил руки на груди и важно на нас взглянул. - Я вам вести принес, а гонца бить запретно.
- Какие вести? Не томи уж!
Даже Василек, дремавший в корзине с Варвариными нитками, проснулся, потянулся и, подняв пушистый хвост, вопросительно смотрел на шута умными глазами.
- Скельдиане! - наконец разродился вестью Тишка. - Корабль ихний, с драконом на парусе, по Марве к княжеской пристани плывет!
- Скельдиане! - вскрикнула я и, бросив перо на грамоту, бросилась прочь.
- Вёльма! - крикнула вслед Варвара. - Вёльма! А ну стой! Ох, лисица бедовая! А ну подожди!
Куда там!
Сколько помню себя, все грезила драккар скельдианский увидеть. Уж и во сне они мне виделись, и от картин в книгах глаз не могла отвести. А теперь вот - сам приплыл, в Трайту, по Марве...
Разве ж я упущу такое! Да пусть хоть Всеслав меня навечно бумаги переписывать посадит! Увижу корабль! Хоть что, а увижу!
Улицы Трайты заполнились людом. Все шли к реке, чтобы увидет настоящее диво - разве ж каждый день по Марве настоящий драккар плывет?
Я, толкаясь и выслушивая ругательства, рвалась вперед. Бежала, не глядя под ноги. Скорей бы, скорей. Тишка с Варварой бежали следом, костеря меня на все лады. Только Василёк, верный кот, ставший вдруг наполовину призрачным, бежал впереди.
Наконец я достигла берега. Людей было столько, что и не увидеть ничего. Подобрав подол платья, стала спускаться вниз, к самой воде. Там и людей поменьше, и видно лучше - никто не хочет в холодную осеннюю реку вступать.
- А будет ли?
- Будет. Хавронья сказывала, из ее окна парус видно было.
- И где ж они, скельяни энти? - кряхтел древний старик, расталкивая люд клюкой. - Поглядеть бы на старости...
- Говорят, мужики у них на аршин выше наших. А еще косу носят и рога на шлемах, - шептала девка в ярких лентах своей подруге.
- Да где ж они?
- Обманули нас что ль? Окаянные...
Я вышла к самой воде, даже дыхание затаила, тревожно глядя на темную стену, закрывшую собой излучину реки. Боги, да где же они?
Народ вдруг притих, заслышав барабанный бой и плеск воды под веслами. А после все дружно вздохнули, завидев, как в город по грязной Марве-реке вплывает могучий драккар, а путь ему расчищает дракон, сжигающий своим дыханием все преграды.
От восторга я невольно вскрикнула и подпрыгнула на месте.
- Вёльма! Скорее! К пристани бежим! - позвала Варвара.
Я сорвалась следом за ней и Тишкой. Василёк бежал с нами.
У пристани народу собралось немерено. Мы с трудом протискивались сквозь толпу. Вначале люди ругались, грозились расправой, а после, увидев чародейские знаки, пропускали. Стражники, что преграждали простолюдинам дорогу, нас так же пропустили.
- Чего же Всеслав нас с собою не позвал? - спросила я, видя заклинателя среди княжеских советников.
- Скельдиан на три дня позже ждали. Вишь переполох какой в городе - не думали, что раньше прибудут.
Я оглянулась на корабль, неспешно плывущий по глубоким водам Марвы-реки.
- В Горячий залив идет, - добавил Варвара. - В него Марва впадает на северном краю Беларды.
- Почему ж Горячим зовется?
- Не замерзает зимой.
Корабль был все ближе и я, широко раскрыв глаза, глядела, стараясь каждую черточку запомнить. На носу драккара стоял мужчина в черном плаще. Светлые волосы его были сплетены в косы, а на голове красовался серебряный обруч. В руках северянин держал белый щит - знак мира. Двое других, помощников его видать, поспешно убрали драконью голову, чтоб та не обидела добрых духов здешних земель.
Князь Мстислав и скельдианский посланник стояли у самого края пристани, ожидая драккар.
Всеслав, стоящий чуть в стороне от остальных, увидел нас с Варварой и Тишкой и махнул рукой, мол, подойдите.
- Чего пришли? Не сиделось в тереме? - сердито спросил чародей.
- Прости уж нас, Всеслав, - ответила Варвара. - Все этот лиходей цветастый. Вбежал, кричать-звать начал, страху навел.
Всеслав еще больше нахмурил брови.
- Уж не поверю, что ты, Варвара, сама с места сорвалась и сюда побежала. Неужто кораблей никогда не видела?
Тут я не смогла смолчать:
- Это моя вина, Всеслав. Как сказал Тишка о скельдианах, не выдержала. А Варвара меня бросать не стала и следом пошла.
Заклинатель помолчал миг, а после кивнул:
- Ладно, так и быть. Оставайся со мной. А ты, Варвара, обратно иди. Нечего здесь всем нам ошиваться. Тишка, бегом к княжьим людям, чего стоишь?
Шут засмеялся, гикнул, покатился колесом, и след его простыл.
Всеслав опять поглядел на меня.
- Не видела скельдиан раньше?
Я помотала головой.
- Если нас станут посланникам представлять, веди себя тише воды ниже травы, а то знаю я таких лисиц.
- Как скажешь, сделаю, - тут же согласилась. - Скажи только, кто прибыл к нам?
- На драккаре этом Ульвар Трехпалый плывет - скельдианский сэконунг - правитель без земель. Каждый год в Трайту заходит, как с промысла идет.
С промысла... слыхала я о таком промысле. Видать немало Ульвар со своими молодцами награбил - вон как богато одет.
- А Трехпалым его за что зовут?
- Оттого, что на левой руке два пальца отрубили. В битве при Риванхилле. Уж почитай с десяток лет назад.
Риванхилл - крепость на ельнийском острове Ширланд. В летописях Лесьяра сказано, что скельдиане двенадцать лет назад с Ельнией войну развязали. Из-за чего уж не помню, да только окончили миром, договор подписали и разошлись восвояси. С тех пор, правда, ни один ельнийский посол на северную землю не ступал, а лодьи скельдиан и вовсе мимо островов с зелеными холмами проходили. Только и виделись сыны двух народов в Беларде, ежели князь Мстислав послов созывал.
- Зачем же Ульвару в Трайту заходить? - задумалась я, вспомнив карту наших земель. - Круг ведь делает. Мог бы по Влатре прямиком в Скельдианию плыть, к самому Эстхейму.
Всеслав улыбнулся.
- Скоро ты учишься, Вёльма! Ульвар не потому в Трайту плывет, чтоб остановку сделать. Князю Мстиславу поклониться и брата повидать.
- Брата? - я удивленно взглянула на скельдиана, стоящего на пристани.
- Ульвар Трехпалый - старший брат Сигурда, посланца конунга Скельдиании Рагнвальда Могучего.
- Вот оно как, - только и произнесла я, глядя на сероглазого скельдиана. Того самого, что солнцем меня назвал. В мыслях имя повторила, которое лишь сейчас узнала.
Драккар замедлил ход, причаливая к пристани. Среди моряков началась возня, поднялись крики. Незнакомые скельдианские слова резали слух - грубее нежели наши, белардские, протяжные, клокочущие. Их язык, которого я ни словечка не знала, нельзя сравнить с песней или сказанием. Что не скажут чужеземцы - все военной командой звучит.
Чтоб лучше увидеть, я вышла вперед и даже привстала на носочки от волнения. Поежилась, подумав, что зря не захватила шали.
Наконец Ульвар сошел на пристань. Тут я увидела на его груди знак - точь-в-точь как у посланца.
- Символ их рода - волк?
Всеслав кивнул.
- Верно угадала. Ульвар и Сигурд из знатной семьи, с конунгом в родстве.
- А у конунга знак драконий?
Заклинатель кивнул и улыбнулся. Рад был, что за короткое время я столько поняла и усвоила.
Ульвар поклонился князю, что-то проговорил. Слов я не услышала - ветер унес прочь. Мстислав ответил, кивнул и пожал руку чужеземцу. После сэконунг обратился к брату, обнял его, громко поприветствовал. Сделав рукой знак своим людям, велел принести князю дары.
Двое дюжих северян вынесли с драккара сундук. Я чуть ли не подпрыгнула, чтоб увидеть, какое диво привез сэконунг, но Всеслав остановил:
- Ишь, чего удумала - не в людской толпе стоишь.
Я покорно отступила назад, так и не увидев скельдианского подарка.
Князь заглянул в сундук и, видимо, ему дары понравились. Я же сгорала от любопытства, наблюдая за ним.
- Что же скельдиан мог князю подарить? - спросила у Всеслава.
- Мало ли... Что угодно мог из похода привезти.
Ульвар, Сигурд и Мстислав о чем-то негромко переговаривались. Даже сильный ветер не доносил до меня их слов. Князь будто бы помрачнел, слушая скельдиана.
После сделал знак, чтоб охраняли драккар, и пригласил сэконунга со всей командой в свой терем.
- Как же они говорят без толмача? - сообразила я, заметив, что мальчишки, знающего северный язык, рядом нет.
- Ульвар Трехпалый немного знает белардский, а что не поймет, так ему Сигурд передаст.
- Разве Сигурд знает наш язык?
Помнится в нашу встречу скельдиан и слова не сказал на белардском.
- Да Сигурд не хуже нас с тобой на белардском болтает, - усмехнулся Всеслав. - Разве что с северным произношением...
- Вот те раз, - только и проговорила я.
Князь и его спутники поравнялись с нами. Я поспешила склонить голову, несмотря на огромное желание получше разглядеть скельдиан.
Мстислав объявил, что в честь гостей устраивает пир и пригласил всех своих приближенных.
Я осмелилась поднять глаза. Ульвар Трехпалый, чье лицо не разглядела вначале, похож с братом разве что серыми как осеннее небо глазами да той, чуть грубоватой, резко очерченной красотой, присущей лишь скельдианам. Взглянешь на одного из их рода и сразу поймешь - не наш, северянин. Будто на лбу у каждого рунный знак тамошних земель написан.