Солнышко уже вовсю светило за окошком, а, значит, Заряна одна дома должна быть. Крадучись, чуть ли не вставая на носочки, я приблизилась ко входу в горницу и остановилась. Не одна Заряна в доме...
- И на что ж ты только польстился! - сетовала она. - Девку чужую в дом привел, небось, здесь ее и оставить хотел...Ой...
Послышался звук будто тарелка деревянная в сердцах на стол брошена.
- И где ж такое видано, чтоб чужачку в доме своем держать столько времени? Думаешь, люди не видят? Вон молва уже по деревне пошла...
- Хватит, - негромко отвечал ей Арьяр. - Завтра она уходит.
- И правильно! Правильно! - согласилась Заряна. - Нечего ей тут! Загостилась. Иль ты ее за себя взять задумал? Арьяр?
- Хотел бы, так взял.
Послышался скрип скамьи, тяжелые мужские шаги и хлопок входной двери.
- Ох, вразуми его, Ларьян - батюшка, - прошептала Заряна.
Я, помедлив минуту, вышла из-за дверного косяка и поздоровалась с женщиной. Та нехотя кивнула и вернулась к своему котелку с кашей, от которого шел густой пар.
- Давно встала? - спросила, не глядя на меня.
- Только что.
Заряна резко обернулась, забыв про свою работу.
- Слышала разговор?
Я обреченно кивнула.
- Так вот что, девка, мы тебя приютили во время болезни, но пора и честь знать. Вот тебе порог - собирайся и уходи. И чтоб не было моему сыну от тебя тревоги.
- Я не хотела...
- Толку что не хотела. Только я его лучше знаю - все в глазах написано. Не держи зла, Вёльма, но не рады тебе в этом доме.
- Завтра уйду, - лишь проговорила я и вышла из дому.
Не след мне больше находиться там ни минуты.
Ох, катись скорее колесница-солнце, да уступи место птахе небесной, а от ее прихода и до утра недолго.
Вышла я со двора, не зная, что делать. Переждать надо этот день где-то, только бы Арьяру на глаза не попадаться.
- Вижу, с печалью пришла, - с порога сказала мне Ясна.
- Твоя правда.
- Ну, так входи.
Знахарка перебирала травы, внимательно осматривая каждый стебелек, каждый листочек. Если находилось что лишнее, она его отрывала и тут же выбрасывала.
Я села рядом с ней и взяла со стола синенький цветок. Пах он летом, неясной горечью полевых трав и будто бы теплом от него веяло. Много раз я видела такие.
- Что за цветок такой? - спросила.
- Медунка. Против кашля ее пьют, - объяснила Ясна. - Я сегодня до рассвета поднялась и собрала. Пойдут холода, людям этот отвар нужен будет.
Она взглянула на меня проницательным, внимательным взглядом и спросила:
- Так что случилось у тебя? Ты ведь уходить завтра собралась?
- Собралась и уйду. Не могу дольше в доме Арьяра находиться.
- Никак с Заряной не сошлись?
Я только кивнула.
- Пустое. Тебя дорога ждет, не тревожься о другом.
- Вот за тем и пришла к тебе, Ясна. Расскажи мне, где в Трайте чародеев искать, что обучить меня смогут.
Знахарка оторвалась от трав и, будто что-то вспоминая, посмотрела в окно.
- Плохо я помню дорогу, да рассказать попробую. Смотри не спутай после ничего.
Ухватившись за перекладину невысокого забора, я встала на носки и заглянула во двор. Чистым и ухоженным он казался только на первый взгляд. Присмотрись получше и увидишь, что поленница сложена абы как, у забора лежат полусгнившие доски, а сам дом опасно покосился.
Войти в калитку не получилось - видать, она заперта изнутри.
Черный кудлатый пес, дремлющий у своей конуры, открыл глаза и, завидев меня, вскочил и радостно завилял хвостом.
- Ну что, дружок, дома ли твой хозяин? - спросила я.
Пес будто бы понял и хрипло словно древний старик залаял, повернув морду в сторону дома.
Я принялась терпеливо ждать.
Спустя несколько минут послышалось кряхтение. Откуда-то из-за дома показался старик. Ловко для своих преклонных лет, он шел, задумчиво поглаживая окладистую бороду.
- И чего ж ты лаешься, Жук? - проговорил, остановившись перед псом. Да так посмотрел на него, что-то сразу и притих, даже хвост поприжал. Знает, прохвост, что хозяин с ним говорит. - Что тебе опять неймется?
Жук, кажись, понял и мотнул мордой в мою сторону. Хрипло гавкнул и стал дожидаться что же дальше.
- Здрав будь, дед Ждан! - крикнула я, снова поднимаясь на носки. - Пустишь гостью на порог?
Старик сощурился, всматриваясь в нежданную пришелицу, и кивнул после:
- Отчего ж не пустить? Лисицы-то ко мне нечасто приходят, а уж такие...
Терпеливо дождавшись, пока он откроет, я наконец-то очутилась в его дворе.
Ждан повернул засов на двери и обернулся на меня.
- Эк тебя Чернава изукрасила, - по-стариковски усмехнулся он. - Постаралась девка на славу. Да и ты ей, говорят, под глазами круги навела?
- Я защищалась, а она нарочно.
- Ну, будет, - остановил старик. - Передо мной-то не след оправдываться. Я ж и без того все вижу. Зачем пришла-то? Кажись, не шибко я тебе тогда по нраву пришелся.
- Поговорить хочу, - ответила, неловко с ноги на ногу переминаясь.
Ждан снова погладил бороду и, не сводя с меня своих колдовских глаз, кивнул:
- Отчего не поговорить, если человек просит хороший? Идем в дом.
Пес еще раз гавкнул, недовольно на меня поглядывая.
- Спасибо тебе, дружок, - проговорила ему.
Жук вильнул хвостом и, будто бы одобряюще кивнув, полез в конуру.
- Понимает, прохвост, - усмехнулся Ждан. - Да и немудрено. Тебя разве ж только перевертыш не поймет.
- Почему не поймет? - спросила я, поднимаясь вслед за ним на крыльцо.
- Дар твой только на зверей природных действует. Встретишь перевертыша - беги без оглядки, коли серебряной стрелы нет и меча на поясе.
В тесном домишке Ждана было душно и темно. Две комнатки, увешанные пучками трав и кореньями, жидко уставленные мебелью, да нехитрой утварью у печи.
- Живу, как видишь, один, - проговорил хозяин, будто извиняясь за свое жилище. - Только Жук мне товарищ. Гостята моя десятый год как померла, а детей боги не дали. Да ты садись, чего стоишь, лисица! В ногах правды нет, а тебе твои и подавно поберечь нужно.
Помня все, что говорила Ясна про деда Ждана мне не по себе стало. Вдруг как скажет что дурное, как же жить потом? Ох, чую зря пришла.
- Ну, спрашивай, чего хотела? - в глазах Ждана играли озорные огоньки. Видать, потешиться надо мной решил.
- Говорят, ты, дедушка - вещун?
Он только руками развел.
- А много чего болтают! И про тебя, и про меня.
Я на миг растерялась:
- Про меня и говорить нечего - чужачка я. А тебя люди знают, врать не станут.
Ждан хитро сощурился:
- Сказывали вчера бабы на площади, что ты Арьяру полюбовница, а от него к Ладимиру решилась перейти...
- Врут все! - так и вспыхнула я. - Уж если и ты, дед Ждан, веришь...
От возмущения даже вскочила и собралась было уйти.
- Стой, лисица дурная, - рассмеялся Ждан. - Шуток поди не понимаешь?
- А ты чего со мной шутишь? Я ведь за правдой пришла!
- Сядь-сядь. Знаю я твою правду. И что замуж уж дважды идти не схотела, знаю. И зачем пришла тоже знаю.
- Раз знаешь, скажи, что ждет меня?
Ждан не спешил говорить:
- А осмелишься ли правду узнать? Вдруг дорога твоя не так легка окажется?
- Какою бы не была...
Старик снова засмеялся и певуче, будто гусляр заезжий, заговорил:
- От околицы до околицы пыль клубится. То верхом, то пешком по дороженьке путникам покоя нет на семи ветрах. А за стенами каменными ждет воин с мечом булатным. Глаза его неба серого, а в руке его цепь да грамота. И что выберешь, то и сбудется.
Я слушала его и запомнить старалась, каждое слово повторяя про себя. Сидела, а по телу так мурашки и бежали. Страшно мне. Но, раз уже решился, так до конца дослушаю.
- Вьюжный путь труден и жесток. За кем не уследишь, того и потеряешь. А коли трех попутчиков себе возьмешь, так и сама живой останешься. И смотри, чтоб верные были - сталь, кровь и чернила. Далек твой путь, страшно, как далек. Пять земель что день покажутся. Подернутся алым покрывалом заморским и не разорвать его. С даром твоим весь мир пред тобою, да только ты прислужница. Три битвы кровавых, одна дорога и слез река - вот что увидишь. Смотри только бусины белой не теряй, не то и себя утеряешь.
Проговорил и замолчал.
Я как очнулась, на щеке своей слезу ощутила.
- Что, страшно стало? - сощурился Ждан. - Правда - она не каждому сладка.
- Так вот за что тебя люди боятся, - тихо проговорила я, поднимаясь.
- Не держи зла, лисица, - только и ответил старик. - Не моя в том вина. Что вижу, то и скажу. В судьбе лгать не стану.
- Спасибо, дед Ждан. Пусть боги хранят твой дом.
Я поклонилась и быстро вышла.
Пророчество его так с губ и не сходит. Помню. Каждое словечком повторяю. Будто мороз по коже от них. До седых волос не забуду теперь.
Утром, чуть солнышко ветвей коснулось, я с собранным мешком и небольшим узелком вышла на крыльцо арьярова дома.
Прохладный освежающий воздух тут же пополз по коже, норовя проникнуть за шиворот и пробежаться по спине. Немного вздрогнув от такого прикосновения, я плотнее запахнула куртку, подняла ворот и побрела к воротам селения. Туда, где с Ладимиром встретиться уговорились.
Заряна с младшим сыном не вышли меня провожать. Лишь сухое «легкой дороги» мне прощанием стало. И то верно, зачем я им? Чужачка, одно слово. Арьяр - тот и вовсе куда-то исчез. А я и дознаваться не стала.
У ворот уже маячила фигура Ладимира. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, колдун ждал моего приближения. Взгляд у него был такой, что хоть от молний уворачивайся.
- Ох и долго же ты собиралась, Вёльма, - без тени насмешки проговорил он. - Видать, косу спросонья сплести не могла.
Я недовольно скривилась и ответила:
- Для тебя ж старалась. Зря что ли Чернава все лицо исцарапала? Уважить девку надо.
Колдун закатил глаза.
- Чую, натерплюсь я с тобою.
- А уж я как натерплюсь.
Безнадежно оглянувшись назад, я поняла, что Арьяр не придет.
Плохо. Не хотелось с тяжелым сердцем Подлесье покидать.
- Поехали что ль?
- Не спеши уж, - Ладимир повернулся в сторону и кликнул Амельда.
Через минуту привратник вышел к нам из-за караульного домика. Да не один. Под уздцы ведун вел двух коней - черного как ночь и в яблоках.
Увидев их, я опешила, рот открыла, шумно выдохнула да так стоять и осталась.
- В седле-то удержишься? - усмехнулся Ладимир.
- Удержусь... - справляясь с удивлением, проговорила. - Только откуда?
- А ты поди думала, у нас и лошадей нет? - Амельд протянул мне поводье. - Держи крепче. Этот твой будет.
Кобыла, та, что в яблоках, моргнула, смеряя меня взглядом умных сливовых глаз и тряхнула головой. Будто кивнула и что-то одобрила.
- Ее Миркой зовут.
Я сжала в руке повод и посмотрела на Ладимира.
- Ну, чего перепугалась, лисица? - засмеялся он. - Как зверей диких заклинать, так мастерица, а как лошадь увидела, так и дух в пятки? Не трусь, мои это кони.
Я выпрямилась, горделиво подбородок вздернула. Как обычно делала, ежели показать желала, что не задели меня за живое слова.
- Что ж, думаешь, лошади боюсь? - провела рукой по миркиной морде. - Мы с ней сдружимся, да, ласточка?
Кобыла согласно фыркнула и ударила копытом.
- Вишь, понимает, кто рядом.
Ладимир покачал головой.
- Ладно, Амельд, прощай, - обнял товарища, дважды хлопнул по спине. - Мир тебе.
- И тебе не хворать, колдун. Смотри, не озоруй больно, а то, того и гляди, Трайту княжескую спалишь. Помнишь-то, как дом Свана в младенчестве поджег?
Они рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.
- И ты прощай, Вёльма - рыжая лисица, - улыбнулся привратник мне. - Жалко, что уходишь.
- Неужто заскучаешь?
- Так кто ж еще на площади подерется? Наши-то вряд ли.
- Прощай, - только и ответила я. Видать, молва людская из меня прямо зверя лютого сделала.
Ладимир ловко взлетел в седло и я, хоть и не так проворно, но все ж не кулем заняла место всадницы. В родной моей Растопше дурным считается, если баба верхом ездит. Помню, крепко я получала от отца и матери за такую вольность. Но как однажды, забавы ради, усадил меня братец в седло, так уж оттуда и вытащить не сумел.
Мирка фыркнула, мотнула головой, отчего пальцы мои погладили шелковые локоны ее гривы. Тут я только заметила, что мастью кобыла всаднице подстать - грива-то чуть рыжевата.
- Едем?
- Едем, - кивнула я и снова назад оглянулась. Нет Арьяра.
- Открывайте, друже, - скомандовал колдун.
- Что ж Арьяр тебя не провожает? - осмелилась спросить, ударив Мирку ногами в бока. - Едем, ласточка.
- Арьяр затемно в лес ушел на охоту. Мы уж вчера попрощались, - оглянулся на меня и добавил: - Тебя просил беречь.
- Вот и береги.
Подлесье, ведунья вотчина, осталось позади. Не увижу я больше дома Ясны, не услышу скрипучего голоса деда Ждана, той флейты, что пастушок вечерами играл одно не услышу. И не бывать мне больше в доме Заряны, не молиться на здешнем святилище. Арьяра больше не поцеловать и глаз его холодных не видеть, да и женой ему не стать.
Не вернуться мне в эти края. Прощай, Подлесье и народ твой славный. Сохрани меня, Ларьян-батюшка. Дай мудрости, Вела-вещунья. Путь мне верный укажи, Славша - странник.
Ехали мы молча. Лишь изредка я на колдуна поглядывала, только все время на спокойный да ровный взгляд натыкалась. Не усмехался, не гневался, не улыбался. Разве ж Ладимир таким бывает? Выходит, бывает.
- Долго нам до Трайты ехать? - спросила наконец.
- Долго.
А и то! Чего ж еще сказать-то? И ответил, и ни слова не понять.
- Сколько ж?
- Верхом за две недели управимся. Если погода не испортится.
Две недели! Хоть я грамоте и не обучена, а знаю, что в неделе семеро дней и каждый от солнца до солнца. Пока птаха не слетела с гнезда - день, как только крылом махнула - ночь и нового дня жди.
Отец мой, торговал всю жизнь с купцами заезжими, лавку свою держал. Он человек, грамоте обученный. Книги какие-то все писал пером острым, считал чего-то. Братьев моих старших, Станимир и Третьяка, обучил читать и писать, а нам, девкам - Ружице, Любомире да мне - учиться ни к чему, решил. Сестрам-то ладно, а вот я. Кто же думал, что в белый свет уйду?
- Не испортилась бы, - пробормотала в ответ.
- Размокнуть боишься?
- Боюсь грудную болезнь схватить. Ты-то не поможешь.
Ладимир будто не заметил укора моего.
- Ну помирать не брошу.
- Ты ж не знахарь.
- Не знахарь, - спокойно согласился он. - Но кое-чего о травах и снадобьях знаю.
И что ж ты только не знаешь? Обо всем, видать, научили.
Опустив глаза я увидела, как шелковая трава стелется под копытами Мирке, а пчелы с цветка на цветок перелетают и собирают мед. Не боюсь их совсем - с роду не кусали.
Лес позади уж остался, а поле только-только объятия свои раскрыло. Исчезла сама память о селении ведуньем. Впереди расстилалась широкая необъятная белардская степь. В наших краях куда ни глянь - то поля, то степи. Вот дальше, к северу, там сплошные леса. Густые, непролазные, темно-зеленым покрывалом на холмах лежат. Сказывали люди, что на тех холмах и Трайта стоит, бескрайним зеленым окруженная.
К востоку тверди каменные, что горами зовутся, а за ними...А что за ними я и не знала. И никто не знал. Бывалые люди говорили, будто там племена дикие живут - кочевники, да лесной народ. О первых все знают и боятся, что их орды в Беларде подойдут. А вот вторые - те вовсе незнакомы нам. Сказывал один гусляр, что живут они в чаще густого леса, своим богам поклоняются, да с духами предков говорят. И носят на себе шкуры диких зверей, ими убитых. И нет у них ни городов, ни государств, ни князя, ни рати - только дома крепкие толстостенные, что от лютых морозов хранят.
А к западу, до самой границы, те же беларды живут. А уж за заставами княжескими лежит диковинная страна, что Ельнией зовется. Сколько раз снилась мне она, сколько раз грезилась. Говорили купцы заезжие, что дома там все каменные. А правителя тамошнего не князем, а королем величают. И сидит он на высоком троне в крепости такой, что никакой армии приступом не взять. Ежели скучно ему станет, так он промеж своих дружинников, что рыцарями зовутся, состязание заводит. Сходятся они на длинных копьях и верхом. Кто другого из седла выбьет, тот и победитель.
Армия там сильная, с чародеями заодно стоит. А витязи королевские каждый свой знак имеет, на щите начертанный. Еще, сказывали, одеваются там не так, как мы. Лаптей и вовсе не носят, а уж чтобы баба в сарафане ходила, так совсем непристало. И боги там другие, и порядки, и обычаи, и люди. Вот бы мне попасть туда, вот бы хоть одним глазком все увидеть.
Велик наш мир. И сколько же в нем всего интересного, сколько я не знаю и не видела. Говорят, что есть земли, где сплошной песок и волны на нем, будто в море, будто живые.
А еще слышала я сказку о заповедном острове, где сохранилось древнее племя змей крылатых. Будто бы драконами их прозывают. Будто бы мудры они и живут вечно, и хранят несметные сокровища. Врут видать люди. А, может, и не врут?
- О чем задумалась, лисица? - вырвал из сладких грез Ладимир.
- Не о тебе уж верно.
Колдун только усмехнулся, что привык делать при каждом моем слове:
- Поговорим что ли? А то уж совсем скучно стало.
Вот те раз! То молчал как сыч, а то «поговорим»! Не зря баба Пронья сказывала, что мужиков в жизнь не понять. А колдунов того и подавно.
- Можно и поговорить. О чем желаешь?
- Смотрю вот на тебя, Вёльма, и думаю, чего ж девка молодая решилась одна в Трайту ехать?
- Арьяр что же, не сказал?
- Что сбежала? - спокойно, не обращая внимания на мои глаза удивленные, спросил Ладимир. - Сказал. А отчего ж сбежала? Не каждый день девки из дома бегают. Иные вон и за ворота выйти боятся.
Я натянула поводья Мирки и сравнялась с Ладимиром.
- Иные и с мужиками чужими в дорогу не идут, - сказала. - А мужики иные девкам головы не морочат, чтоб те морды друг другу били.
- Уела, - довольно протянул Ладимир. Будто ему нравился спор наш. - Чернаве я голову не морочил. Сама за мной увязалась. Думала, раз краше ее в селении нет, так на ней и женюсь.
- И что ж не женился? Не подошла?
- Отчего ж? Подошла бы, если б не сварливой была да я б не колдун. У нас ведь, Вёльма, чародеи не женятся.
- Как? - я даже в седле на миг покачнулась.
- Да ты с лошади-то не падай, - засмеялся мой спутник. - Тот, кто путь служения выбирает, должен что-то взамен отдать. Вот и лишают они себя семьи и детей.
- А как же прабабка моя? Она ведь жрицей была?
- А муж у твоей прабабки был?
Я только плечами пожала. Почем же мне знать?
- Вот видишь. Тот, кто с даром родился, выбрать должен - путем человека идти, или, путем чародея. Негоже богов и людей обманывать. На то, чтобы силой овладеть, годы нужны. А разве с мужем и детьми они у тебя будут?
- Оттого ты Чернаве отворот поворот и дал?
- Не люба мне Чернава - вот и весь ответ. Да и чего таить - девок много, а я один.
- Ох ты ж гусь, - я скривилась и отвернулась.
Мы въехали на холм, откуда открылся вид на широкую, утоптанную повозками и копытами коней дорогу.
- Стало быть нам туда?
- Туда, - кивнул Ладимир. - До самой Трайты доберемся. - подстегнув коня, он снова ко мне обратился: - Ты-то не увиливай от ответа. Зачем из дома ушла?
- От замужества бежала, - сказала и гордо выпрямилась.
- Ой ли? - в который раз засмеялся Ладимир. - И кто ж позарился?
- Уж коли на тебя позарились, так отчего ж на меня не глянуть!
- Не шуми, я шучу. Значит, не хотела ты у печи стоять да детей растить?
- А чего мне печь? Мир вон как велик, а я что ж, весь век на нее смотреть буду? - не выдержала, честно сказала.
Думала, посмеется надо мной, опять какую пакость скажет. А вот и нет, даже согласился:
- Твоя правда. Негоже чародейке в глуши сидеть да дар свой губить. Дар ведь, если внутрь затолкать, вредить станет. Сжигать человека дотла, наружу рваться. Верно ты поступила, Вёльма. Не могу тебя судить. Только вот не боишься, что искать станут?
- Боюсь, Ладимир. Очень боюсь. Отец с братьями, может, уже клич пустили, что пропала их девка.
- На поиски-то выехать могут?
- Не знаю даже. Не шибко они любили меня, не шибко баловали. Разве что за молву людскую побоятся.
Он посмотрел на меня и как-то сочувственно произнес.
- Чудная ты, Вёльма, оттого и не любили. Вороны и те белых не любят, а люди подавно.
Отвернулась я от него. Вспомнила, как отец в сердцах говорил: «Послали же боги мне такое наказание! И что тебя ушедшая не заберет? Ох, сбуду тебя, Вёлька, со двора! За первого встречного отдам и имени не спрошу. Чтоб семью перед соседями не позорила!»
Хоть и родные, а не нужна я им была. На отца лицом не похожа, люди на меня все пальцем тыкали, а родные сестры помехой называли. Нет, верно, что ушла. Им легче станет, а мне... Не была я хорошей, такой, как другие, знать ввек не стану.
- Чего это ты, Вёльма?
- Ничего, - сказала, стирая слезу со щеки грубым рукавом куртки. - От ветра глаза болят.
Ладимир все понял. От него ведь не скроешься. Но виду не подал.
Указал куда-то в сторону от дороги, где темное пятнышко деревьев виднелось.
- Там заночуем.
- Там, так там.
***
Чудеса в решете - дыр много, а выскочить некуда.
(славянская пословица)
Остановились мы, в том самом месте, которое Ладимир указал. Не ошибся ведун - славно тут. И неприметно, и тихо, и от дороги далеко, да и колодец есть. Видать люди издавна тут стоянки устраивали и соорудили, чтоб путникам легче было.
Поснимали мы с наших лошадок сумки, расседлали их, стреножили и на травку, пастись, отпустили. Благо тут вся земля ею покрыта, мягкой да шелковистой.
Ладимир обошел нашу стоянку, что-то про себя бормоча. Потом вдруг на колено опустился, ножом по земле черту провел и с силой его воткнул.
- Чего это ты делаешь? - спросила я, издали за ним наблюдая.
- Это чтоб лихие люди к нам не приблизились.
- А-а-а...- только и протянула я. Кто ж их, колдунов-то, разберет?
Опустившись на колени перед сложенной кучкой хвороста, наскоро собранного мной же, я отчаянно ударяла кресалом о кремень. Искры вспыхивали и мгновенно гасли, будто издеваясь надо мной.
Ладимир недолго наблюдал за моими мучениями, даже не стараясь помочь. А чего ему-то? Вон как ехидно посмеивается. Думает, нашел себе развлечение.
Наконец, я бросила на траву и кресало, и кремень. Отлепила, налипшие на лоб, пряди волос, и поднялась.
- Вот что, - сказала. - Ты бы сам сел, да огонь развел. Мужицкое это дело!
- Да я бы и развел, - осклабился колдун. - Да только ты так старалась, так пыхтела. Я уже и мешать не хотел. Чего доброго и меня бы с трутом спутала.
- Ух, ты, злыдень! - крикнула я. - Вот сам теперь и разводи огонь.
Отошла поодаль, на одеяло свое села да руки на груди важно сложила. Ничего, пусть сам попробует. А то привык баб стравливать, да над ними же насмехаться. Злыдень! Слава богам, чародеи не женятся - одной несчастной девкой меньше будет. Попадется ж ведь кому такое несчастье - век все на свете проклинать будет. И чего в нем, бесстыжем, Чернава только нашла. Вон какие глазища наглые, так и норовит посмеяться над добрым человеком.
Ладимир тем временем, ничуть моего гнева не замечая, опустился возле костра, что я так и не подожгла. Посмотрел на него внимательно. Будто заговорить с хворостом решил! А после рукой над трутом - сухой листвой, что я поджечь собиралась - провел.
- Как же... - я даже вскочила на ноги, чтоб лучше рассмотреть - трут мигом гореть занялся. Огонь живо поглотил его и перекинулся на хворост. - Да как же ты сделал такое?
Ладимир взглянул на меня будто бы сверху вниз (хоть это я над ним и стояла) и проговорил:
- А ты ж в дар мой не верила - вот смотри.
Видать впрямь он колдун. А я то думала - так, прикидывается, вид важный делает. И ведь понял же, что не верила. Ой и Ладимир! Остер на язык, а как силен! Это ж надо - пламя живое вызвать. Никак сам Ларьян его дланью своей коснулся и даром наградил.
В прошлый раз-то он лишь угасающий огонь поднял, а сейчас - из ничего произвел. Не было огня и вот он! Чудеса!
- Ну чего ж перепугалась, лисица?
Я только головой мотнула.
- И не испугалась я. Не каждый ведь день перед глазами моими огонь вызывают. И мог бы сразу сказать, а то заставил мучиться!
Косу назад отбросила, отвернулась. Пусть знает, что не боюсь его.
- Тебе скажи! Я уж думал, кремень расколется.
- Да ну тебя, - сказала и стала котомку с едой, что Заряна в дорогу дала, разбираться. Чего с ним спорить зазря? Одно не переговорю.
Пока я на ужин собиралась, а Ладимир все в пламя свое колдовское смотрел. Вдруг, откуда не возьмись, я скрип телеги услышала. Да так ясно, что мороз по коже прошелся. Откуда здесь телега - вон уж темно кругом. А после голоса - мужские да женские.
- Ладимир...
- Тихо ты, - отмахнулся он. - Путники это. Точь-в-точь как мы с тобой.
- А, если... - не успела я договорить.
- «А, если», Вёльма, то не заметят нас.
Не зря же он нож тот в землю воткнул.
Обереги нас от худого, Славша-странник...
Видать колесо у той телеги совсем худое было. Через минуту я уж уши заткнуть хотела - до того ж противно скрипит. А ездокам ничего!
Пропело свою невыносимую песню и выкатилось на поляну вместе со всей телегой, двумя худыми клячами, да четырьмя седоками.
- Тпру! - крикнул мужик, что на облучке сидел. - Стойте, заразы тощие!
Лошади, ничуть не обидевшись, мирно встали. Привыкли, видать, уже к такому обращению.
Мы с Ладимиром поднялись и стали наблюдать, как пышная баба в белой рубахе стала с телеги слазить. Ее-то и в темноте любой разглядит.
- Ох, да что ж за напасть-то такая? - причитала она, а жалобный скрип только вторил. - Все ноженьки себе отсидела. Говорила ж тебе - тулуп возьми подстелить! - видать на мужика ругалась, а потом к нам обратилась: - Тихий вечер вам, люди добрые! Не пустите нас у огонька погреться. А то уже темно, а мы-то и заплутали...
- Отчего ж хороших людей не пустить? - ответил Ладимир, а я опасливо за его плечом стояла. - Вы кто такие будете?
- Так мы же... - начал было мужик.
- Мы на свадьбу едем, - опередила пышная баба. - К Родне, в Домину. Может, слыхали, село такое большое близ Трайты? Меня Румяной звать, а это, - словно нехотя в сторону мужика махнула, - муж мой, Стоян. С нами братец младший - Осьмуша, да дочурка наша - Забава.
- Ну что ж, - Ладимир миг подумал, - проходите к огню, всем места хватит.
Соседи наши шумными да сварливыми оказались. Раньше я все на Ладимира глядела, думала, вон несчастье чьё-то будет. Теперь вижу - несчастья они всякие бывают.
Румяна - шустрая бабенка. Глазки у нее маленькие да быстрые. И все-то она увидит, все-то она приметит, ко всему руку норовит приложить. А муж ее, Стоян, потише будет. Знай, себе на уме. Только уж больно много ругается.
- Ох, хорошо возле огонька посидеть, - вольготно раскинулась на старом, потерпевшем от времени, одеяле, Румяна. - А то целый день на кляче этой трястись, - кивнула в сторону телеги. - Никаких сил нет. Мы ведь в пути уж не первый день. Как выехали третьего дня, так и до сих пор...
Стоян, сидел рядом, пожевывая сочную зеленую травинку и молчал.
- А вы откуда будете? - спросила Румяна.
- А мы...
- Из Клапшины, - резко перебил Ладимир. - Родители вот послали нас с сестрой родню проведать. Весть пришла, что Белёна, старшая наша, двойню родила. Так и везем им привет да благословение.
Румяна на миг сощурилась.
- Вот смотрю на вас и диву даюсь - в кого ж такие разные уродились? Сестрица твоя уж совсем на тебя не похожа.
- Так с чего ж ей похожей быть, - продолжал вдохновенно врать колдун. - Мать моя родами померла, а отец на второй женился. У ней и волосы словно огонь и глаза будто трава скошенная. Сестра моя, Вёлька, как есть она.
Для пущей убедительности он почти ласково погладил меня по голове, а я едва сдержалась, чтоб гадливо не отвернуться.
Румяна расплылась в улыбке.
- Ясненько-ясненько. А то я уж решила, что муж и жена вы, да от воли родительской бежите.
Как же! Да пчёл диких в морду твою любопытную! И стало же дело, кто мы такие? Ух, сказала б я этой Румяне. Вот за что баб не люблю, так это за язык их длинный. И хоть сама баба да сболтнуть могу, а шибко не уважаю, коли в дело твое нос суют.
- Вижу, сдружились вы, хоть от матерей разных? - не унималась противная баба.
- А чего ж нам вражду вести? - улыбнулась я. - Мы с братом не разлей вода всегда были. Белена-то замужем давно, а мы, младшие, остались и вместе росли.
- Любо-дорого посмотреть. Забавка, ты чего творишь?
Дочь ее, девчушка лет двенадцати, точь-в-точь как мать - пышная да востроглазая - все норовила чего-то из узла с вещами вытянуть.