- Прекрати! У тебя руки в золе. Чего доброго, сарафан мне измажешь!
- А на что тебе новый сарафан? Ты ведь не девка на выданье.
- И чего это ты говоришь? - взвилась Румяна. - Ох, задам я тебе, паскуде мелкой.
- Чего ей задавать? - лениво отозвался Стоян. - Дите правду говорит. Отвалили мы немерено за тряпки твои, а теперь еще и тронуть их нельзя.
- Ой, молчал бы! - всплеснула руками супружница. - Сам-то небось пропил бы в корчме. Или я не знаю, как ты с дружками своими гуляешь? Порадовался бы, что жена твоя красивой будет!
- К ушедшей твою красоту, зараза едкая, - пробормотал Стоян и принялся укладываться на ночлег.
- Тьфу! - смачно плюнула Румяна. - Людей бы постыдился!
- А чего мне стыдится? Тебя разве что...
- Ах ты, злыдень дремучий. Да чтоб тебе всю ночь упыри снились!
Стоян только фыркнул и отвернулся от сварливой жены.
- Вот, - заключила она. - Видите, какой мне мужик достался! Одна беда с ним, с окаянным.
Мы с Ладимиром молча переглянулись и как-то без слов друг друга поняли.
Странным мне показалось только то, что Осьмуша, братец Румяны, весь вечер молчал. Сидел чуть поодаль да наблюдал за нами. Лишь при знакомстве слабо головой кивнул. Разве ж может парень в пятнадцать лет таким смурным да молчаливым быть? Не может, верно говорю.
Ладимира я спрашивать хоть и не стала, а по глазам поняла, что колдун насквозь его видит. Будто понял все сразу.
Наутро, когда спутники наши еще спали, ведун разбудил меня.
- Чего тебе? Рано ведь, - возмутилась было я, видя серое марево предрассветных сумерек.
- Разговор есть. Идем.
Зная, что пощады не ждать, я встала и, кляня все на свете, поплелась за Ладимиром. Куда вел меня колдун ума не приложу. Только выйдя за границу круга охранного, что он вечером очертил, да отойдя еще на доброе расстояние, остановился.
- И припало тебе будить меня ни свет ни заря? - начала я нападки, руки в бока упирая.
- Будет тебе злиться, Вёльма. Не знаешь ведь, кто с нами ночь ночевал.
- И кто ж поди-скажи? Странники мирные?
Ладимир только усмехнулся.
- Братца Румяниного видела?
- Видела. Тихий парень и чего же? Спать мне не давать теперь?
- Дура ты, Вёльма. Заклинательница, а дальше носа своего не видишь.
- Сам-то на себя глянь. Умник!
- Перевертыш он, - резко проговорил колдун.
Я вмиг остатки сна растеряла и рот раскрыла.
- Как же? Ларьян-батюшка...
- Так и есть. Меня сразу учуял, вот и молчал. За странника видать принял.
- И что ж делать нам теперь? - я беспомощно оглянулась, желая убедиться, что не слушает нас никто.
У перевертышей слух острый, нос чуткий, а быстры и сильны они как ни один из людей. Ладимир потому и отвел меня подальше, чтоб сказать.
- Я враг ему теперь, - ответил. - Как полнолуние найдет, так добычей стану.
Слышала я сказание о том, что как луна-девица в серебряный свой наряд одевается, так и выходят суженые ее, слуги ушедшей, тоску свою рассказать в истинном облике. Слушает она их песни да не отвечает. А те тоскуют, вновь и вновь возвращаются к возлюбленной своей.
- Так я же с тобой! Ко мне ведь не один зверь не приблизится.
Ладимир покачал головой пуще прежнего.
- А что тебе дед Ждан говорил, помнишь? Оборотни силы твоей не признают. Им сама ушедшая покровительствует, а она властью своей делиться ни с кем не хочет. Даже со своими же детьми-заклинателями.
Я даже вздрогнула, будто сбрасывая его слова с себя.
- Никакая я не дочь ушедшей. Ишь чего сказал! Ларьяну-батюшке и Веле-вещунье поклоняюсь.
Ладимир посмотрел на меня будто сверху вниз как на дите неразумное.
- Сила твоя от ушедшей пошла и того ты не изменишь. Хоть и светлая бусина попалась, а все ж из ее ожерелья. Ладно, Вёльма. Не о том речь. Осьмуша на меня злобу таит. Чуть обернется и вслед за нами погонится, а перевертышу и всю Беларду пробежать мало будет.
Сказал, а у меня по спине мурашке побежали.
- Что же делать нам теперь, Ладимир? Знают ведь все, что оборотни ведунов не любят.
- Один лишь выход - не дать ему обернуться.
- Стой! А Румяна и ее семья? Они ж разве не знают, кто с ними?
Колдун пожал плечами.
- Может и не знают. Сказать им как-то надо.
- И как? Подойду я к Румяне и скажу: «братец твой - перевертыш и скоро на четырех лапах ходить станет»? Да после такого она меня саму пришибет!
Говорила и словам своим не верила! Как же сестра родная про брата своего такого секрета знать не будет? Ладимир будто угадал и проговорил:
- Вдруг у Осьмуши дар недавно открылся?
Я пожала плечами, не зная, что сказать.
- Есть один способ помешать ему обратиться.
Ладимир легонько прищурился, а я выжидающе на него посмотрела.
Дорога сегодня не в пример вчерашней была - шумная, людная. Со всех сторон голоса лились, ржание коней слышалось, рев волов, что повозку мельника тянули. Я, привыкшая к такому зрелищу - в Растопше частенько торговцы собирались - ничуть не дивилась. Будто дома оказалась снова.
Румяна все так же кляла своего мужа на чем свет стоит, дочка их, Забава, все смеялась, да с проезжающими парнями переглядывалась. Стоян женку свою сварливую все к ушедшей норовил послать. Та будто и не слышала, знай свое городила.
- Не ладно это, что народу столько, - негромко промолвил Ладимир, поравнявшись со мной.
Я натянула Миркины поводья, чтоб лошадка чуть тише пошла.
- Думаешь, Осьмуша обернется и нападет?
- Не дам я ему напасть, - ответил колдун, - да и обернуться не дам.
С опаской на него покосившись, я плечами пожала. Хоть и видела, как Ладимир пламя призвал, а все в его силу не верила.
- Вишь, как смотрит, - кивнул он в сторону обернувшегося Осьмуши.
Глаз у парня и вправду худой - у меня аж холодок по спине пробежался.
- Врага учуял.
- Ладимир, так если ж обернется, как он тебя найдет? Перевертыши память ведь теряют вместе с обликом.
- Правду говоришь, Вёльма. Только одного ты не примечаешь. Запах.
Я недоверчиво скривилась.
- Что ж он, вынюхивать тебя станет?
- Уже учуял, а после по следу пойдет. Враг я ему кровный.
- С чего ж ведунов они так не любят? - спросила я, наблюдая, как вихрастый крепкий парень, красуясь перед Забавой, гарцует на своем вороном коне. И так зайдет, и эдак. Благо, что Румяна не видит, а то бы так ему задала, что и коня б потерял и сам припустил до самой Трайты.
Ладимир задумчиво глядел оборотню в спину и жевал сочную ярко-зеленую травинку.
- Издавна повелось, что странники наши с детьми ушедшей воевали. Еще до прихода белардов так было.
- И как же вы воевали с ними? - спросила я, уже зная ответ.
- Ясно дело, как, - едва взглянул на меня Ладимир.
«Ясно дело...» - про себя повторила я.
И даже нехорошо как-то стало, будто внутри все захолодело. Я ведь тоже одна из тех, кого ушедшая в мир привела. Хоть и светлая бусина мне, заклинательнице, выпала, а все ж я от нее род веду, ее сила по венам моим течет, ее слова моя прабабка-жрица людям передавала.
- И что ж вы, странники, со всеми подряд так?
Колдун едва заметно повел бровью. Лицо его вдруг таким холодным и жестким сделалось, что страшно. Будто другой человек передо мной предстал - чужой, незнакомый.
- Со всеми, - и добавил: - Заклинателей, правда, редко встречали. Обычно они с нами заодно. Но уж если на ее сторону становятся...
Заметив, как я сжалась и даже в сторону подалась, чуть из седла не выпадая, Ладимир усмехнулся:
- Не трясись, Вёльма. Тебя, необученную, никто не тронет. Не вошла ты в силу еще.
- А если войду?
Он не ответил. Оно и ясно - врагом стану. Как Осьмуша несчастный.
Ох, помогите мне, Ларьян да дочь его, Вела-вещунья.
- Из каких же ты краев, Румяна? - спросила я, по-простецки улыбаясь.
Вот ввек бы с этой вреднющей бабой не говорила, да все Ладимир - иди, мол, разговори ее, попробуй узнать чего про Осьмушу, а я пока отъеду, к заклятию подготовлюсь.
Чего он там готовить собирался, я не знала. А только уже битый час жалобы да стенания Румяны по поводу неудачного замужества выслушивала. Хотя, глянула на мученическое лицо Стояна и подумала, кому из них больше не повезло-то?
- Да с западных земель мы приехали, из княжества Зарецкого. Родители наши уж померли давно - я у них третья была. Сестра моя старшая в Домине с мужем и детьми живет, а остальных наших братьев-сестер ушедшая забрала. Осьмушу вот черная хворь только и пощадила.
Перевертыш злобно зыркнул на меня и видно недоволен остался, что его сестра так разболталась.
Слушала я Румяну, да как-то и не верилось, что правду говорит. Черная хворь в Зарецком княжестве бывала - она там гостья частая. Мы все боялись, что до Беларды дойдет, но боги пощадили - прокатилась мимо.
И то, что люди будто мухи от хвори этой падают, я знала. Странным лишь то мне показалось, что Осьмуша выжил. Черная больше детей забирала, а годков пять назад он как раз малым ребенком был. Вспомнились мне слова Ладимира, мол, не болеют оборотни человечьими недугами.
- Горько это - родных терять, - ответила я. - Ладно ты сделала, что брата к себе забрала.
- А как же по-другому-то? - засмеялась Румяна. - Родная ведь кровь. Осьмуша у нас парень тихий, лишнего слова не скажет.
- Будет уже, - буркнул перевертыш.
- Ишь, засмущался, - ткнула его в бок Румяна.
- У тебя ж язык как помело, - спокойно протянул Стоян, глядя на дорогу. - Ты и упыря до смерти заговоришь.
- Ох, Ларьян-батюшка, обереги, - схватилась за сердце баба. - Все бы тебе средь дня нечисть поминать. Призовешь беду на наши головы.
- А я ее и так призвал, когда на тебе женился. Как есть нечисть!
Ну, а что? Прав ведь мужик!
- Молчи уж, - только махнула рукой Румяна. - Ушедшая тебя забери...
Вечером мы снова остановились в стороне от дороги. Ладимир тревожно поглядывал на небо, где серебряным кругом расцветала луна-девица. Еще немного и запоют ей свои песни безнадежно влюбленные дети ушедшей, взвоют горестно, а после пойдут злобу свою на всех живых вымещать.
Ох, страшно мне, ох, страшно...
- Ладимир, глянь, - я кивнула в сторону Румяны.
Та склонилась над младшим братом. Осьмуша лежал, едва дыша. Мгновенно побледнел, осунулся, мелко задрожал, будто озноб его бил изнутри.
Колдун коротко кивнул и пошел к ним.
- Что случилось, Румяна?
- Да вот братцу моему чегой-то плохо стало. Не пойму, что и такое приключилось.
- Небось хворь какую подцепил. Бродяга, - буркнул Стоян, сидящий позади меня.
Я оглянулась.
- О чем это ты?
Мужик только махнул рукой.
- Родня у моей женки та еще. Сестра злей зверя лесного, а братец так и норовит куда-то уйти. Каждую луну пропадает. Вроде тихий-смирный, а чуть что сразу из дому бежит. Ох, навязался же на мою голову, ушедшая его забери! Не хватало своих забот, так этот еще...
Ладимир коснулся рукой лба Осьмуши. Тот вздрогнул и будто бы оскалился. Лицо его, всполохами костра освещенное, исказилось злобой.
- Уйди, злыдень, - сдавленно проговорил он.
- Ишь ты, норовистый какой! - взвилась на него Румяна. - Человек тебе, может, помочь хочет?
- От колдуна помощи не приму, - отозвался братец.
- Ты что ли колдун?
Ладимир только глянул на нее тем самым взглядом, от которого мурашки бегут. Румяна так назад и отпрянула.
- Вёльма, - позвал меня, - Неси отвар.
- Какой отвар? - прошептала Румяна. - Отравить его хочешь?
- Помочь хочу, - процедил ведун. Видать трудно ему такие слова даются. - Взяла бы ты дочь с мужем да отошла подальше.
Забава, все это время мирно спящая рядом, причмокнула губами и перевернулась на бок. Стоян только сплюнул и вспомнил какое-то ругательство.
- Брата оставить предлагаешь? - вспыхнула баба. - Не бывать тому. Кто тебя, чародея, знает! И как совести только хватило у охальника! Брат он мне, не уйду!
- Перевертыш твой братец, - холодно проговорил Ладимир, - На луну глянь и подумай, отчего захворал.
- Ларьян-батюшка, - всплеснула руками Румяна. - Стоян, ты слышал?
- Слышал, - отозвался муж. - Говорил я тебе, что неправильный парень.
Я подала Ладимиру кружку горячего отвара. Из каких трав и порошков тот был сделан - не понять. Разве ж ведун расскажет! Только смотришь на него - будто светится, а запах так и прошибает, пряно-горьким отдает. Вдохнула, а вроде как и сама напилась вдоволь.
- Пей, - приказал он Осьмуше.
Парень передернулся и отвернул лицо.
- Пей, сказал.
- Что ты ему суешь? - встряла Румяна.
- Зелье. Чтоб не перекинулся.
- А разве поможет? - робко спросила я.
Ладимир едва не спалил меня взглядом.
А что ж тут такого? Слыхала я, что такое зелье есть, да только мало помогает. Сказывали, будто темный дар перевертышей вовсе замедлить можно, усыпить.
- Пей, не то своих же погубишь, - жестко проговорил колдун.
Осьмуша злобно сощурил глаза. Кулаки его сжались так, что костяшки на пальцах побелели.
По спине моей вмиг холодок прошелся. Что-то страшное и неотвратимое будто за спиной стояло, надвигалось и не обойти его.
- Ладимир, - прошептала я, - луна...
Она уж почти в зенит вошла.
- Пей, - сам зарычал ведун.
По лицу Осьмуши пробежала странная рябь. Будто волной по коже. Пересилив себя, он сделал несколько глотков.
- Все пей.
- Да что ж ты его мучаешь? - выкрикнула Румяна и выбила из рук Ладимира кружку.
- Ах, ты, злыдня пропащая! - ругнулся он.
Драгоценный отвар, способный помочь парню, расплескался на землю.
- Вот дура-баба! Что ж ты ручищами своими лезла? - закричал Стоян.
- А чего он брату моему отраву давал?
- Да саму тебя отравить мало!
- Молчать! - закричал Ладимир.
Я стояла, едва дыша. Смотрела, как Осьмуша поднялся на ноги, весь будто передернулся и громко закричал. Не просто закричал, застонал, завыл. От голоса его у меня душа в пятки ушла.
- Все назад... - проговорил Ладимир.
- Забавушка, пойдем, - Стоян потащил ничего не понимающую девочку за собой.
Ладимир выхватил из-за пояса длинный нож, зашептал что-то и воткнул его в землю, как накануне делал.
- Не выпущу его из круга, - проговорил.
- Он перекинется?
- Не должен.
Я невольно назад отступила.
Горящие гневом глаза Осьмуши смотрели прямо на меня. То замер он, то вдруг будто судорога по телу прошлась. Выгнулся, взвыл и упал на колени. Метнулся в сторону и будто его отбросило назад. Круг, очерченный Ладимиром, не выпускал перевертыша наружу.
- Что делать нам? - спросила я, цепенея от страха. Не думала, что в мире такие страшные вещи делаться могут.
- Ждать. Луна зайдет, он вернется.
Луна...ярко она на небе светит, прямо греет своими лучами перевертыша. А тот мечется в круге невидимом, как в клетке и наружу не может вырваться.
- Ладимир, выдержишь? - прошептала я, заметив, как по виску его каплю пота ползет.
- Выдержу.
А сам все шепчет что-то. Уперся рукой в землю, будто силу свою ей отдает. Глаза его совсем другими стали, потемнели, поволокой подернулись. Помогла бы, да не умею.
Взглянув на Осьмушу, я вскрикнула невольно и, на всякий случай, ножичек свой достала из кармана да сжала крепко. Отвар, что дал ему ведун, сделал свое дело да не до конца - все дурная Румяна виновата. Обращаться наш перевертыш стал. Не до конца, лишь наполовину. Клыки да когти появились, зрачки расширились, а лицо будто и не человечье уже.
- Да что ж ты творишь, колдун треклятый? - грозно прокричала Румяна и, вырвавшись из рук Стояна, подскочила к нам. И как только сумела, коровища такая?
Схватил она нож, да и выдернула из земли.
- Отдай мне! - кинулась было я, чтоб выхватить его у дурной бабы. Неловко толкнула ее, а та наземь и повалилась.
По коже моей будто холод прошелся.
Обернулась медленно, а Осьмуша меня так и сверлит взглядом.
- Беги, Вёльма, - только и шепнул Ладимир.
Не чуя ног под собой, рванулась я куда-то вперед, в чащу незнакомого мне редкого леска. Темнотища кругом, ветки так по лицу и хлещут, а следом неперекинувшийся перевертыш бежит.
Ох, Вёльма! Нашла же себе забаву вдали от дома.
Ладимир...где ж ты есть? Где ж сила твоя?
Ох, кабы не сгинуть от когтей зверя. Так и слышу, как нагоняет он меня, по самому следу бежит, чуть ли не дыхание его ощущаю.
Была бы я чародейкой, мигом бы его остановила. Сказано, учение - свет...
И что ж я за дурища такая? За мной перевертыш гонится, а я все о пустяках думаю!
Рык его где-то рядом раздался. Я свернула в сторону, надеясь уйти. Ворох листьев зашуршал под моими ногами. Осьмуша то услышал и в погоню пуще прежнего.
Ох, сохрани меня, Вела-Вещунья! Рано мне еще в чертог ушедшей идти.
Бегу дальше и слышу, будто отстал он. В груди так и жжет, воздуха не хватает - отдышаться бы.
Остановилась я, прижалась к дереву. Может, стороной уйдет, не заметит?
Притаилась. Где-то будто голос Ладимира послышался. Знать, не бросил. Следом идет.
Шаги послышались. Не волчьи, человечьи...
Я только краем глаза из-за дерева посмотрела - Ладимир. Стоит неподалеку.
- Вёльма!
Не успела я отойти, как когти мне в плечо впились. Обернулась - в глаза волчьи заглянула.
Закричала, что было сил, да отбежать хотела. Осьмуша со всех сил на меня бросился, не землю повалил. Клыки его к шее так и потянулись. Только и успела я, что по руке его ножичком своим полоснуть. Не сгинет ведь от такой раны. Рыкнул только.
От страха меня будто сковало - крик где-то в горле застыл, тело не слушалось. Помутился мир от боли и ужаса. Только дыхание звериное над уход раздалось, а после тяжесть на меня навалилась...
- Темное отродье, - ругнулся Стоян, сплюнул брезгливо и камень в сторону отбросил.
Я, мгновенно обретя силы, с криком столкнула с себя Осьмушу. Тот уж и на волка больше не походил - мальчишка прежний.
- Вёльма, жива?
- Д-да...не в-ведаю... - прошептала я.
Руки тряслись так, что опереться на них не могла. Ладимир помог - поднял на ноги.
- Не укусил?
- Н-н-нет. Оц-царапал т-только...
Колдун махнул рукой.
- Не беда. Заклинатели только от укуса обращаются, - посмотрел на Стояна и добавил: - Ловко ты его.
Мужик осклабился.
- Уж не первый день как задумал его огреть.
Ладимир мрачно усмехнулся.
- Вы отойдите с Вёльмой, я заклятье сотворю. После амулет ему надену. Уйми пока женку свою. Шибко она любит в чужие дела соваться.
По правде сказать, я б и сама сейчас вредную бабу чем бы огрела, коли бы руки не дрожали.
- Идем, лисица, - подал руку Стоян. - Не будем колдуну мешать.
Я возблагодарила богов и даже не заметила, что еще один человек меня лисицей назвал. Пусть как хотят кличут, лишь бы живой да невредимой остаться.
***
«Разве после такого уснешь? - думала я, сидя на скомканном одеяле, закутавшись в куртку так, будто это и не куртка старая-истертая, а огромный отцовский тулуп. - Да тут впору себе зелье из сонных трав варить и переполох выливать».
Помню уж было однажды, что в разогретой железной латке плавили надо мной кусок воска пчелиного да заговоры читали. Жар тот навсегда запомню. По коже так и скользил, дух медовый помню, да шепот знахарки неразборчивый. А после, когда уж оплавился воск полностью, она на него взглянула, а там то, что перепугало меня, точь-в-точь вылилось, будто кто картину нарисовал. Сама не смотрела - боялись родители, что снова перепугаюсь. Мала ведь была еще - и пяти зим не минуло. Сейчас уж не вспомню, чего испугалась так. Верно видать переполох выливали.
Луна на небе уже завершала свою колдовскую пляску, тускнела, прячась за пеленой утреннего марева, да по краю обходила горизонт, уступая. Птаха небесная доклевывала зерна и спешила домой, в гнездо, смежить глаза и уснуть. Уходила ночь, а вместе с ней и сила ушедшей на спад шла.
Осьмуша уже совсем прежним стал. Не стало клыков, когтей, шерсти, что редко пробивалась за оборот неполный. Амулет, сплетенный из каких-то цветных нитей и сухих упругих травяных стеблей, дар его темный плотно закрыл, остатки колдовства в себя впитав.
Стоян все связать его хотел, чтоб вдруг чего не дергался. Ладимир же запретил. Сказал, мол, пусть так лежит, ничего не будет. Забава, кажется, не поняла совсем, что стряслось. Пожала плечами и снова спать завалилась. А вот мать ее, Румяна, только и знала, что стенала да ругалась - на мужа, на Ладимира, на братца своего и на меня заодно. Сказала, мол, девка колдуну помощница, вместе они темные дела творят. Дура-баба, чего скажешь!
- Не спится тебе, Вёльма? - вздохнул Ладимир и рядом со мной сел.
Я взглянула на усталое лицо. Ясные глаза хоть и покраснели от ночи бессонной, а все ж пронзительными были. Не такие, как у Арьяра. Нет в них льдинок застывших, только огонь - холодный и обжигающий.
- Уснешь тут, - усмехнулась в ответ. - Сам небось спать не можешь.
- Мне спать нельзя. Оставь вас тут и всякое может случиться. Духи здешние и так недовольны, что потревожили их. Шуму только зря натворили.
- Так, значит, ты с духами говорить ходил?
Колдун кивнул.
- Лес тут хоть и редкий да маленький, а все по чину. Поклонился я всем местным обитателям, прощения попросил. Лесному хозяину уйти обещал и перевертыша увести. Тихое здесь место, непривычное для таких существ.
Я поерзала на месте, стараясь скрыть удивление и лишнего не сболтнуть. Опять убеждаюсь, что Ладимир силу имеет недюжинную. Это ведь надо - с лесным хозяином да духами говорить. Не каждый может. Я вот сколько лет жила, все думала, что никто не может. А оно вон как - есть, значит, все на этом свете и не сказки это, а быль самая настоящая.
- Что теперь делать будем, Ладимир? Нельзя же Осьмушу так оставлять.
- Нельзя, лисица, нельзя, - нахмурился ведун. - Что делать ума не приложу. Амулет я ему сделать могу, чтоб не оборачивался на полную луну. Так ведь долго темный дар сдерживать нельзя. Любая сила выхода требует. Не будет его и сила человека раздавит.
- Выходит, нет для Осьмуши спасения?
- Отчего ж нет? Надо вначале узнать, как он дар получил, а после думать.
Ладимир взглянул на небо и чуть сощурил глаза.
- Рассвет скоро, Вёльма. Днем нам точно бояться нечего.
Осьмуша очнулся чуть не с первыми лучами солнца. Будто сила светлая его пробудила. Румяна сразу же к брату кинулась, причитать да охать стала. Хотела даже амулет с него снять, да Стоян такой руганью в ее адрес разразился, что та мигом передумала, обозвав мужа упырем, злыднем, тварью поганой и еще кем. Кем я уж не запомнила.
- И как тебя только не сгубил этот колдун треклятый? - продолжала причитать она, глядя братца по голове. - Отравой своей волка из тебя хотел сделать. Да только не допустил Ларьян-батюшка! Взял да и спас несмыслёныша.
Осьмуша опустил глаза долу и лишь изредка вскидывал взор на нас с Ладимиром, стоящими чуть поодаль.
- И что он сделал с тобой такое? - не умолкала Румяна. - Что только сотворил, окаянный? Век ведь такого не было! Сколько жил парнишка, никогда, никогда...Ох! Да откуда ж только колдуны эти проклятые берутся?
- Видно, не скоро она стенать закончит, - шепнула я Ладимиру.
- Да обеда, не меньше, тут простоим, - согласился он. - Стоян, может, уймешь свою супружницу?
Мужик только вздохнул.
- Тяжкая это работа - дурную бабу унимать. Эй, Румяна, кончай причитать! Отойди от него, пусть люди добрые поговорят.
Баба обернулась к нам и зло сощурила глаза.
- Ишь чего удумали! Добить хотите? Так вы уж лучше меня с ним убейте!
- Сама просит! - гоготнул Стоян.
- Хватит сырость разводить, Румяна, - урезонил ее Ладимир спокойным голосом. - Лучше дай мне помочь ему.
- Поможешь ты! Как же! Доведешь совсем парня. А он брат мой единственный.
- Тогда спроси у брата своего, помнит ли он ночь прошедшую.
Румяна покосилась на нас, затем на Осьмушу. А как тот ответил, что не помнит, так сразу подзатыльник ему залепила и ушла плакать в сторону, кляня все на свете.
Осьмуша, вопреки моему страху, стал охотно говорить с Ладимиром. Амулет его снять не пытался и волком больше не смотрел. Ох, да что ж это я? «Волком смотрел...». Чур меня! Чур!
- Помнишь, как стал таким?
- А чего не помнить? - хмуро ответил паренек. - Уже вторую зиму как луне поклоняюсь. Случилось то еще в зарецких землях. Остался я совсем один как брат старший помер. Делать нечего - пешком в Беларду, к Румяне пошел. Заночевал на краю одной деревни в доме разрушенном, а ночью тамошние вышли перевертыша ловить. Поймать-то поймали, да он меня цапнуть успел.
Мы с Ладимиром переглянулись. Совсем молод еще перевертыш-то. Повезло нам, что ведун так справился умело. Сказывали мне, сила в них такая, что не остановишь.
- Ты, ведун, убьешь меня теперь? - без тени сомнения спросил Осьмуша.
Глядя на его серьезное, не по-отрочески взрослое лицо, Ладимир не сдержал усмешки.
- Не странник я, чтоб убивать детей ушедшей. Помочь чем - смогу. Амулет, что на тебе, не снимай. Отвар, который сестрица твоя расплескала, заново варить придется.
- А дальше-то мне как жить? - в голосе Осьмуши послышалась мольба. - Говорили старики, что дар темный остановить можно.
- Можно, - кивнул Ладимир. - Только мне не под силу это. В Дом Предсказаний тебе надо - там чародеи куда сильнее нас с Вёльмой, они и помогут. Я лишь временную защиту тебе дать могу.
Осьмуша опустил глаза.
- Стало быть век мне таким ходить, пока странника не встречу. Румяна разве ж тебя послушает?
- А ты, значит, за сестрину юбку прятаться решил? - не выдержала я. - Сел на шею к ней, любезной, да и думаешь, все?
- Вёльма, - хотел было остановить меня Ладимир.
- Нет уж! - продолжила я. - Ночкой прошлой чуть не сгубил меня, а теперь мне же и смолчать? И что ж вы, мужики, такие до жалоб падкие? Коль хочешь судьбу свою изменить, так сидеть на месте не след. Бери в руки котомку и в Трайту шагай. До следующей луны как раз успеешь, а оберег ладимиров тебя защитит. А то сидит тут, ревет! Сестры боится! Да в твои годы уже своих детей заводят, а не скулят будто щенки новорожденные!
Сказала и гордо подбородок вскинула. А что ж? Век ему что ли утешения слушать? Пусть правду знает!
Осьмуша посмотрел на меня так, будто я его камнем, как вчера Стоян, огрела.
- Ты, братец, с Вёльмой не спорь, - усмехнулся Ладимир. - Лисицы они часто бешеные бывают, а наша-то и подавно.
Перевертыш громко сглотнул и на меня, грозную, опасливо взглянул.
- Что ж ты кричишь на меня? Сказала б лучше, что делать, - так жалобно да несчастно сказал, что я сама не засмеялась. Будто не он вчера волком становился, а я. Только что.
- Спрашиваешь! - хмыкнула в ответ. - Ясно же тебе колдун сказал, в Трайту идти. Темный дар ведь не простуда - сам не пройдет.
- Много ты понимаешь, - насупился Осьмуша. Вроде взрослый парень уже, а как дитя малое прямо.
- А вот и понимаю. Думаешь, сама зачем туда иду?
У перевертыша аж глаза на лоб полезли.
- Так ты тоже что ль...
- Не тоже, - оборвала я, садясь рядом с ним. - Не твоего ума дело. Только сидеть тебе у сестриной юбки незачем.
Осьмуша умоляюще посмотрел сначала на меня, потом на Ладимира.
- Так кто ж меня в Трайту-то проводит? Я ж и знать - не знаю, где она находится?
- А с нами пойдешь?
- Вёльма, - разочарованно протянул Ладимир. - Болтаешь что ни попадя! Ведуна и оборотня в одну упряжь решила взять.
- Потерпишь. Меня же как-то выносишь. Так что, Осьмуша, с нами идем?
Молодой перевертыш тоскливо посмотрел в сторону своей сестры.
- Подумаю.
- Ох и дурень же ты! - только и бросила я.
Скоро сказка сказывает, да не скоро дело делается...
Румяна вон столько всего сказать успела, уж как она нас только не ругала. В жизнь мне видать таких слов о себе не услышать. Болтала-болтала дурная баба и все мешала нам в путь собираться.
Наконец, когда Ладимир не выдержал и гаркнул на нее, пригрозив в гадюку превратить, она чуть примолкла. Ненадолго. Стоило нам только в путь двинуться, как у Румяны снова приступ гнева случился. Теперь уж она по Стояну проходилась - и как проходилась!
Ехали мы и вдруг видим - народ впереди столпился. Шумно весело там у них. Крики, гомон, песни, гусли да свирели поют.
- Ладимир, гляди-ка.
Колдун приложил ко лбу руку, чтоб от солнечных лучей глаза защитить, да разглядеть все получше.
- Ярмарка там, Вёльма.
- Какая ж ярмарка посредь дороги-то?
Скажет тоже! Вроде ведун грамотный, а такое городит!
Подъехали ближе и поняла я что сама дура темная. Отчего уж не знаю, а только развернулась на обочине самая настоящая ярмарочная площадь. И чего тут только нет! Купцы решились по пути заработать и стали свой товар прямо тут предлагать.
В толпе среди прочих я разглядела молодцов в красных одинаковых плащах. Княжеские стражники. Не раз я их видела. Знаю, что крупные купеческие обозы с ценными товарами охраняют.
- И чего ж это они тут стоят? Где же ночевать будут? Где товар спрячут? - совершенно не понимала я ушлых купцов.