Раньше сюда никто не заглядывал. Может жители замка узнали о её несчастье? Очень возможно раскрыв дверь, она попадет в руки разгневанной толпы, которая оттащит её прямиком в обиталище проклятых. Стук повторился, незваный гость уходить не собирался и настойчиво выбивал о её двери незнакомый мотив. Мина сунула блокнотик и карандаш в сумку и крадучись пошла открывать.
На пороге недовольно переминалась с ноги на ногу, замерзшая Честер.
Ты часом не оглохла, милая? Гаркнула бабка, да так раскатисто, что с кустов разлетелись воробьи, а у Мины если и были до этого проблемы со слухом, то сразу же прошли.
Спасибо за беспокойство, тетушка, но нет. Нет. Заикаясь от растерянности, пролепетала девушка.
Нет? Ты уверенна? Переспросила Честер. Мина уверено закивала головой. Хорошо. А то я стучу, стучу
Я испугалась. Не знала, кто пришел.
Ах вот оно что! Так теперь знай, если услышишь вот такую мелодию. И бабка постучала снова. Тук-тук-тутук. Значит это я.
Мина понятливо кивнула и гостеприимно распахнула двери пошире.
Зайдете?
Нет уж, не заманишь. Замахала оторва руками. Я в тюрьму добровольно не полезу. Не за этим к тебе пришла. Вот смотри, что достала.
Она показала на горку, сложенных на снегу вещей.
Тут тебе и наперники, и наволочка, и одеяло.
Спасибо! Пискнула девушка и чуть не бросилась обнимать бабку.
Её остановила вытянутая вперед рука и суровый взгляд Честер. Мина смущенно ойкнула и отступила. В руке у шельмицы был котелок полный гороховой каши. Судя по виду, она давно остыла и была с сильным пригаром.
Горелая? Почему-то радостно, спросила девушка.
А как же! Все как мы любим. И подмигнула Мине. Пришлось потихоньку дровец в печку подбросить, что бы жарче грела.
Они переглянулись и как злостные заговорщицы захихикали.
Там еще кое-что. Указала Честер на стопку вещей. Старые покрывала, скатерть. Они немногоИ она поводила в воздухе рукой: туда-сюда. Что видимо, должно было показать что «кое-что» не в самом лучшем состоянии.
Ой. Спасибо вам. Опять встрепенулась Мина.
Не спасибо, а десять ведер воды! Как стемнеет, натаскаешь мне в помывальню. Заключила вероломная судомойка.
Хорошо! Мину, эта оговорка совсем не смутила. Зато у неё теперь есть «кое-что».
Котелок можешь оставить пока себе. Не насовсем! Как себе купишь, этот верни. Строго выговорила бабка. Чистым!
Обещаю. Клятвенно заверила её девушка.
С тебя, два медяка. Глядя куда-то в сторону, напомнила Честер.
Сейчас.
Мина побежала вниз, нашла в сумке монетки и вихрем вернулась на улицу.
Вот. Она ссыпала в морщинистую руку бабули две монеты и подхватила с земли свою собственность.
Ты постой заносить, там, наверное, кучи пыли. Остановила её Честер. Вытряхни сначала на улице. И за соломой сейчас не ходи. Подожди часок другой. Как начнет смеркаться, конюх уйдет домой, вот тогда и топай. Там сбоку дверь не запирается, через неё заходи. И смотри соломой на снегу сильно не труси.
Знаю, знаю. Радостно кивала Мина.
Хорошо, что знаешь. Но если вдруг кто станет спрашивать, куда для чего, не бойся. Говори, что узнику подстилку меняешь.
А дрова уже сейчас можно носить? Поинтересовалась девушка. Даже если не удастся добыть печь, она разведет костер прямо на полу. И будет надеяться, что от дыма они с волком не задохнутся.
Дрова носи. Там сегодня никого нет. Честер развернулась и пошла к выходу из клетки.
А еще что хотела спросить. Остановила её Мина.
Ну?
Даже не знаю Что-то вроде кровати?
Бабка подперла подбородок рукой и задумалась.
Только если доски. На крыше конюшни, по-моему, остались лишние доски. Поищи, может найдешь. И махнув на прощание рукой, Честер ушла в сторону кухни.
Мина перебрала недурную стопку вещей. Вот купленное одеяло. Вытертое, но вполне приличное. Вот наволочка, тоже ничего. Чистая и пахнет цветами. Вот два наперника. Ткань толстая, грубая, но для соломы самоето. А вот «что-то» большое и еще одно, но поменьше.
Она расстелила подарочки на снегу. На белоснежную чистоту посыпался мышиный помет и паутина. С краёв и в середине, там, где остались сгибы, зияли дыры проеденные мышами. Если это и были когда-то покрывала, то очень давно. Вещи скорее напоминали ковры. Жесткие, из войлочной ткани серого цвета, с примитивной, простенькой вышивкой. На одеяло врятли сгодятся.
Мина схватилась за один угол и усердно встряхнула. В воздух полетела пыль. Она тряхнула еще и еще, пока не выбила из старого барского покрывала всю столетнюю пылищу.
Застелю пол во второй камере. Решила Мина.
Одна вещь была большой, как раз хватало бы на всю комнатку. А вторая? Она покрутила её туда-сюда и скатала в рулон.
Потом что-нибудь придумаю. Решила Мина. Не все сразу.
Третий неопознанный объект был действительно скатертью, обшитой по краю золотой бахромой. Толстой, двусторонней скатертью, приятного зеленого цвета, с отвратительным бордовым пятном посередине. Наверное, на стол пролили что-то, особенно, въедливое. Было видно, что кляксу пытались отстирать, но неудачно. Зеленый цвет бархата, местами выжгло, красный не сдался ни на сантиметр.
А вот и простынь. Решила девушка и сложила тяжелый рулон на стопку со спальными принадлежностями.
Она отнесла все вниз и оставила на стуле. Налаживать свой быт она будет потом. Сначала нужно сходить к мистеру Зогу и попытаться забрать у него свой заработок за два дня. Мина взялась за котелок и с радостью поняла, что миска оборотня пуста. Пока она освобождала из пыльного плена свое богатство, волчара плотно позавтракал. Или пообедал? Не важно, главное есть куда излишки продуктов сложить.
А то пришлось бы вываливать лишнюю кашу прямо на стул. И щедро отсыпала от горохового комка. Скоро вернусь. Помахала она оборотню.
Бедняга как раз пил воду и от удивления чуть не подавился.
Веди себя хорошо, и я принесу тебе что-нибудь вкусненькое. По мере решения проблем, настроение у Мины начало подниматься.
Она хотела послать ему еще и воздушный поцелуй, но вид у узника и так был слишком ошарашенный. Он сидел на полу, с раздутыми от воды щеками и с кончика его бороды стекала струйка. Глаза, сейчас темно-карие, были не точто широко раскрыты, а выпучены, как будто его душили.
«Видимо теплые слова в нового соседа нужно бросать понемногу, иначе бедняжка просто растает от нежности». Решила Мина и убежала, а Урсул все-таки закашлялся, от попавшей не в то горло воды.
7 глава. Разведка.
Странная эта человечка, Философски размышлял Урсул Хорст. То рыдает, то веселится.
Он сладко потянулся, от чего косточки в суставах защелкали, и встал в полный рост. Пусть уж лучше веселится, такой ночи как сегодня он и врагу бы не пожелал. Он еще раз потянулся уже всем телом и длинно зевнул.
Всю ночь Урсул не спал. Его терзало какое-то возбужденное беспокойство. Он так и сидел возле решетки, прислушиваясь к тому, как она всхлипывает и жалостливо бормочет что-то во сне. Ему хотелось дотянуться до мышки, прижать к себе и баюкать, как матери баюкают своих деток. Человечка так дрожала в своем уголке, что, кажется, тряслись даже стены, а в полной тишине подвала, было слышно, как её зубки стучат от холода. Он хотел обнять и согреть её своим телом. Хотелось трогать, гладить по волосам и вдыхать чистый аромат, который он почуял, когда девушка впервые перешагнула порог его темницы.
Сейчас запах был испорчен горьким отчаяньем и страхом. Еще мышка вся пропахла гарью и болью. Это просто убивало Урсула. Ночью оборотень с ужасом понял, что девушка ранена. Должно быть не серьезно, но запах горелой плоти трудно с чем-то спутать. Он не уловил запаха мужского семени на ней и это радовало, значит, её хотя бы не изнасиловали. Но пытали, жгли её кожу. От собственной бесполезности хотелось кататься по полу и рвать волосы на голове. Он ничтожество, сидел здесь, пока её преследовали, обижали, ранили! ЕГО маленькую мышку. Твари!
Сейчас он хотел найти её обидчика и порвать на части. Пусть тот, кто загнал её в этот проклятый подвал, умрет! От таких мыслей оборотень глухо зарычал, клыки зачесались и выдвинулись вперед. Ногти на руках вытянулись и заострились.
Урса удивила реакция собственного тела, он давным-давно утратил способность оборачиваться. Много лет он был, только жалким подобием оборотня. Наверное, Урсул потерял этот навык из-за банального истощения, ведь на то что бы менять тело, нужна колоссальная энергия. После возвращения в тело человека он всегда был очень голоден, хотя волком всегда охотился и как обычный хищник поглощал сырое мясо.
Узник уже забыл, как это, чувствовать в себе зверя. Сейчас волк в нем рвался наружу. Зверю не объяснишь что такое решетки. Он требовал защитить свою самку, пометить её, а потом спарится. И чтобы успокоить второе «Я», Урсул глубоко задышал и постарался отодвинуть эти мысли на дальний план.
Чтобы отвлечься он начал прокручивать в голове сегодняшние события. Все, что слышал и видел. Радость разлилась по телу Урсула, волк подобрел. Его мышка остается жить здесь, с ним. Она не будет теперь уходить домой, будет спать совсем рядом. Есть, сидя на стуле у стены. А он будет смотреть на серенькую человечку Дышать ею! Чувствовать, как бьется её сердце.
Сегодня она позаботилась о нем, чуть больше обычного. Самочка кормила его как свою пару, отдав самое лучшее. И он отвечал, отдал все что было. Ничего не жаль, бери все. Даже если потом наступят годы голода, он не жалел о том что разделил с ней трапезу.
Урсул вспомнил, как она откусывала его сухарь. Нежные губки касались тех мест, где он когда-то дотрагивался до куска хлеба своими. Это словно отсроченный поцелуй, они как бы прикасались друг к другу через время.
От образа её губ Урс почувствовал возрастающую эрекцию. Он прокрутил в голове всю картинку с девушкой и вспомнил два холмика выпирающих сквозь платье. Возбуждение рвануло вверх, член сильно запульсировал, требуя освобождения. И впервые за много лет, оборотень опустил на него ладонь. Он не удовлетворял себя давно, не было ни сил, ни желания. А сегодня вместе со зверем в нем проснулся и самый древний инстинкт.
Рука прошлась по упругой длине, прикрытой тканью, и замерла на мошонке. Она была пола зрелого семени. Инстинкт требовал у него излиться. Желание было таким сильным, что руки сами, не дожидаясь команды, развязали завязку штанов и легли на член.
Кулак сжался, с непривычки слишком сильно и причинил боль. Но эрекция не ослабла. Острое ощущение пронеслось по стволу и откатилось куда-то в пятки. Ноздри Урсула бешено раздувались, ища остатки запаха самочки. Оборотень прошел по периметру камеры, жадно вдыхая воздух, и остановился рядом с тем местом, где она стояла сегодня со своей лозинкой. Здесь на кованых прутьях остался след её кожи. Да вот прямо здесь! Она дотронулась до этой перекладины, оставив на ней частицу себя. И волк прижался к холодному железу носом.