Вяло отметил, что совсем рассвело, и контур мерцает ровно так, как тому положено, а в следующее мгновение крепко спал, прямо на разложенных на столе записках.
Часть 3
* * *
Копьё не стояло.
Левек сжал тяжеленное древко ладонью и бездумно ковырнул заострившимся ногтем гладкий грабовый ствол, к которому прислонился с устатку.
Копьё не удавалось пристроить никак. Куда бы он не ставил его, оно сдвигалось, сползало, катилось, и в итоге обязательно падало и терялось. Да так, что в первый раз Левека чуть удар не хватил. Оно сливалось с пространством, и найти его можно было только на ощупь, и только точно зная, что именно и где нужно искать. Оно ещё и отползти в сторону норовило. Левек сам видел, глазам не поверил, но с тех пор постоянно держал короткое древко в руке. На весу. Чтоб наверняка не сбежало.
Рука возмущалась, грозя отвалиться вместе с заклиненной от тяжести шеей, и Левек с протяжным стоном вздохнул, чувствуя, как на лице проступает недостойное отпрыска благородного рода отчаяние.
А ведь он слово дал, что справится с задачей за несколько дней. Максимум за неделю, если с погодой не слишком повезёт.
И ведь почти повезло, если бы не этот грёбной дождь. Точнее, ливень.
А если ещё точнее, ураган с градом. Который извергся прямо на дорогу перед Левеком и превратил её в непроходимое месиво, которое почти сразу спеклось солнцем. Вместе с сапогами
Ноги, кстати, тоже стоять отказывались, как и копьё. Впрочем, сидеть ногам не нравилось аналогично. Они, как и весь остальной организм, хотели сухой чистой постели, желательно отдельно от копья, и это было, увы, невозможно.
Но сначала воды. Бочку. Хотя можно было и таз. Ногам хватило б и таза. Как он стал бы мыться с копьём, Левек пока не придумал, но был уверен, что сообразил бы, если такая оказия вдруг случилась. Но пока вот нет.
Настроение стремилось вниз, к подошвам замызганных сапог, которые были щедро уделаны розовой грязью.
Грязь была гордостью южного Заццвахта, и рожала отменные звонкие горшки и, сказывали, даже чуднЫе вопящие колокола, которые использовали для охраны, они славились на всю округу и даже дальше. Говорят, в сам Вышлав возили и ставили.
Но вот ходокам вроде Левека от этого было одно разоренье. Телеги вязли в непроходимой грязи, путники глохли от приветливых вздохов, писка и чпоканья розовой жижи, а строить дороги корона отказывалась, кивая на местных, которые объявили свою дыру заповедником этих самых вопящих грязей. Левек теперь думал, что идею заповедника власти поддержали специально, потому что строительство дороги в таких условиях обошлось бы в баснословные деньги.
Поэтому соваться в Заццвахт можно было лишь пару месяцев в году, когда дожди были коротки, а ветры достаточно быстры для того, чтобы распутица подсыхала, позволяя пройти за световой день хотя бы лиг пять.
Левеку оставалось семнадцать
Сменить бы, с тоской подумал Левек, шевеля озябшими пальцами, скрюченными в нутре мокрого сапога. Да и перекусить давно было б нелишним. Зря он, наверное, не зашел на пустынное подворье, к которому добрался как раз после заката. Но было жаль времени, и так в этот день половину пути еле волочился по жирной розовой жиже. Да и подозрительным оно ему показалось. Ворота раззявлены, на дворе словно искали что, а в доме ни огонька, и двери изнутри заперты. Только ставенка скрипит вверху где-то.
Ушёл от греха.
Теперь вот не знал, под каким кустом хорониться на ночь. Или уж и вовсе не спать?
Левек устало вздохнул и протяжно и судорожно выдохнул, с тоской глядя на темнеющую позади широкую двугорбую гору, от которой ему ещё идти и идти целых два дня. Луна щедро лила свет на заросший дремучим ельником склон, и жирные пласты грязи приветливо светилась в ночи, мол, рискни, вдруг ты как раз и обманешь, сможешь пройти и не потревожить.
Левек нахмурился, вцепился крепче в копьё и, зажмурившись, шагнул в радостно ждущую его розоватую жижу.
Часть 4
* * *
Сбросить напряжение после занятий на полигоне оказалось хорошей идеей. Там как раз полировали друг друга третьекурсники боевики. Смирна ввязался в бой сразу, как только увидел отмашку Моравицкого, мол, сигай, недоумок, не накосячь только. Так он сказал ему на самом первом занятии ещё в прошлом году, когда Смирна пришёл проситься вольным слушателем к нему на боевой.
С тех пор Татович заявлялся на все лекции, которые позволяло расписание его и боевиков. Причем, неважно, какого курса. Он жадно впитывал всё, что давали, конспектировал до буквы, внимал каждой, даже самой незначительной, мелочи в безумном стремлении попасть, перевестись, как ему обещали. Ректор сказал, к зиме. То есть, после зимней сессии. Почему не сейчас, внятно ответить не смог, как Смирна его ни пытал. Сказал только, что если он вылетит с лекарского, боевого ему не видать.
Поэтому приходилось Смирне туго.
И сейчас это было очень своевременно.
Смирна нахрапом ворвался в чужой групповой бой, быстро выбрав сторону терпящих поражение, и ухнул сразу едва ли не треть резерва в защитуеле видимое поле вокруг парней разом вздулось плотным пузырём и вспыхнуло радужными переливами силы. С другой стороны послышались разгорячённые возмущённые крики. Его окружил сухой запах сожженного воздуха и звуки чужого тяжёлого дыхания.
По всему выходило, он тут кстати.
Вперёд только не лезь, Коэн Бачек, капитан отчаянно лажающих недоумков, сплюнул в сторону, трудно и шумно дыша, и неожиданно ударил, что было дури, пробивая щиты на правом фланге противника кружным тараном. Заорал на весь полигон:Сейчас!
И Смирна среагировал первым. Яркая белая волна пронзила пространство, и щит противников осел и развеялся.
Моравицкий рявкнул "Стоп", когда смятые сечью и обухом ряды по ту сторону барьера начали хаотично выбрасывать остатки сырой неоформленной силы. Они взрывали землю между сражающимися, не способные долететь до цели, что было верным признаком пустого резерва, и Смирна с сожалением погасил готовое заклинание в кулаке.
Не додрался мелькнула у него быстрая мысль. Ещё бы хоть маленько! С досадой пнул выдранный во время боя клок земли, с торчащей из неё жёсткой, как щётка, пожелтевшей травой.
Задирать специально никого не хотелось. Ребята и с той стороны барьера, и с этой были отличные. Сработанные. Татович дрался с ними не в первые. И всякий раз к взаимному удовлетворению. Да и Моравицкий не гнал. Уже одно это было добрым знаком.
Напомни-ка, на что тебе сдался лекарский? Коэн хлопнул его по плечу так, что чуть по колено в землю не вогнал. Хорошо держишь, молодец, похвалил то ли за щит, то ли за то, что сейчас устоял. И удар у тебя стабильный. Я ещё в прошлый раз заметил. Смирна согласно кивнул, принимая похвалу. Главное, чтобы впредь в бой пускали, уже хорошо будет. Так почему ты не у нас-то?
Смирна неспешно размял шею. Судя по хватке капитана на плече, отшутиться не выйдет. Ладно. Это был только вопрос времени. Рано или поздно всё равно пришлось бы рассказать. Выглядеть недалёким лопухом и мямлей перед Коэном очень не хотелось.
Неудачное стечение обстоятельств, уклончиво ответил Татович.
И что, даже батька не помог?
Выходило, что на факультете было известно и про «батьку», невзирая на фамилию бабки по материнской линии, которой он тут назвался, и которая на отцовскую не походила ни разу. И хоть беседа вроде и была вполголоса, да один на один, без близких ушей, сам вопрос был не слишком приятным.
Да как бы наоборот даже
Батька как раз таки сделал всё, чтобы он на боевой не попал. По его просьбе даже набор в тот год ограничили, и закрыли раньше срока. И документы его «потеряли». И общий теоретический бал у него был «слишком высок», да-да, именно так в официальном отказе и было написано. Мол, вы научной деятельностью на благо империи должны заниматься, а не сливать силу в простой мордобой.
У Смирны тогда весь его мир и жизнь перевернулись. Шок и неверие, и будто обухом по голове огрели. Чуть глупостей не наделал. Спасибо ректору Вельскому, уберёг. Хотя, сейчас непонятно уже было, уберёг ли. Ещё год на лекарском его с ума просто сведет от тоски и унынья.
И если поначалу он воспринимал это, как закладку на будущее себе в помощь, что в случае чего у него навык у самого есть и себе, и товарищу помочь, то теперь вся эта лекарская пурга его откровенно бесила, отодвигая его продвижение к собственной цели. Продолжить стезю отцаэто было таким правильным и достойным, что он не мог понять, почему неожиданно встретил так много препятствий, вместо ожидаемой и, в общем-то, естественной помощи тех, кто мог это сделать легко. И кто, по его мнению, помочь был просто обязан.
Бес мне в драку! Иди ты! ожидаемо не поверил Бачек.
Смирна и сам до конца не верил. Всё не мог понять. Но то, что преподаватели по какой-то причине его не гнали и учёбе фактически на двух факультетах не препятствовали, наводило его на некоторые соображения, которые он держал пока при себе, и внимательно присматривался ко всему, что его окружало. Это в принципе и само по себе было нелишним. Присматриваться. Вот Смирна и наблюдал.
Ничего, припечатал его своим фирменным по плечу Коэн. Зато у вас там девки на лекарском просто ух! Чрезмерный восторг разгорячённого боем Бачека Смирну не то чтобы насторожил, но что-то подсказывало ему, что продолжение фразы ему не понравится. Поэтому он кисло улыбнулся половиной лица и попробовал высвободить левое плечо из захвата, сам ещё не отдавая себе отчет в том, зачем это делает. Во такие, и обрисовал перед животом два арбуза. Не меньше пуда величиной каждый. Такие вот тыковки, Бачек экзальтированно закатил глаза, и Смирне отчаянно захотелось ему врезать. Будто и не стояли сейчас только что плечом к плечу рядом, прикрывая друг друга. И где только вы их раньше прятали? продолжал упорно напрашиваться четверокурсник, Правда, мужики? Татович коротко оглянулся, обнаружив вокруг сияющие азартом после боя глаза боевиков. А ведь именно этого он сегодня ожидал, и опасался, подумал Смирна с досадой. Парни согласно посмеивались, отходя после встряски, кто заламывая друг друга на остатках адреналина, кто просто растянувшись прямо тут на плацу. Ээх, я бы такую не раз и не два даже, услышал Смирна мечтательное рядом. А дальше он сам не понял, что произошло.
Ты чего?! обиженно взревел Бачек, держась за стремительно краснеющий нос с показавшейся из-под ладони пузырящейся юшкой.
Смирна ошарашено посмотрел на свою сложенную в кулак руку.
Ничего, потряс в звенящей тишине головой, которая сделалась вдруг до того пустой и гулкой, как перед очередной атакой. Остаточный рефлекс. Судорога после боя, кивнул на бросивших мутузить друг друга парней. Так бывает. Мы как раз изучали. Только что. Сам не верил, что возможно.
Он действительно поверить не мог. Что врезал Коэну Бачеку, который был чуть не в полтора раза его шире и вообще больше. Всё-таки у боевиков подготовка ежедневная и суровая. Совсем не то, что у лекарей, бесы их всех за ногу, вместе со всеми их тыквами. Да и старше он года на два.
Извини, буркнул Смирна. Без обид.
Да вообще-то тебе спасибо, Коэн, смеясь, запрокинул лицо вверх. Говорю ж, удар хороший. Заходи ещё, не стесняйся. И боевики слаженно заржали, будто отпустил их кто.
Моравицкий остановил его у самого выхода с полигона. Поманил пальцем к поглощающей сети, сам облокотившись на опору контура. Смирна аж споткнулся, будучи свято уверенным, что делать этого категорически нельзя. Во всяком случае, именно это вбивали им с самого начала учёбы, и именно так гласило руководство по технике безопасности. Но Моравицкий вроде бы сам его составлял, поэтому ему, наверное, было можно.
Выяснил, что хотел? без обиняков спросил Моравицкий.
Смирна и не думал ничего выяснять, но да, именно выяснить случайно и получилось: и то, что вся академия в курсе, чей он сын, и то, что драки лекарей с боевиками, скорее всего, не избежать.
Оба пункта требовали размышлений, что с этим делать, и какую тактику поведения выбирать для наименьших потерь по всем направлениям, что учебному, что личных отношений. Но сделать этого он пока попросту не успел.
Да я, собственно, не за этим
Я так и понял, хмыкнул Моравицкий. Редко так появляться стал почему? спросил строго.
Программа не позволяет пока, вопросы Моравицкого сегодня Смирну раздражали. Разгребаю. Как полегче станет, приду.
Приходи, согласился Моравицкий. И с Бачеком поосторожнее.
Татович вскинул на боевика хмурый взгляд:
Услышал, кивнул, принимая совет.
Что именно имел профессор в виду в этот раз: то, что Коэн в курсе, чей он сын, и сегодняшнюю его, Смирны, откровенность, или конкуренцию с ним у девчонок, или личные драки, в какую он сегодня чудом чуть не ввязался, Смирна пока не понял. Но обязательно в этом разберётся. Потом.
И кстати, Моравицкий окликнул его, когда он уже почти вышел за внезапно зажегшийся контур полигона, ты Левека не видел? Смирна с подозрением покосился на мерцание искусственной ловчей сети, которая уже пару дней то гасла, то опять вспыхивала мутной пеленой защиты, и отрицательно качнул головой. Старосту-артефактора он не видел три дня. Это было чистейшей правдой. А о большем его не спрашивали. И Смирна не знал, стоит ему уже начинать волноваться, или довериться и ждать оговоренного срока? Иди уже отсюданедовольно махнул куратор боевиков, и Смирна не заставил его повторять дважды.
Часть 5
* * *
Сешень Витлавич Моравицкий наблюдал за ржущими парнями, прикидывая, что Левека он не видел уже на трёх занятиях. То есть, если учитывать два дня без его спецкурса в расписании артефакторов, выходило, по меньшей мере, дней пять. И не то, чтобы он должен был сильно за него волноваться, это была забота Витольда Боржека, куратора артефакторного факультета, который, к слову, и в ус не дул. И стоило ли ему, Моравицкому, волноваться за мальчишку?
Вот и он не знал.
Но то ли дело было в том, что контур опять просел, то ли будто взгляд чей-то чувствовался постоянно, тревога Сешеня росла. Хотя серьёзных причин для этого у него не было никаких.
Только вот Левек пропал.
Ну пусть появится живым и здоровым, прикидывал Моравицкий, он ему этих причин столько накидает, до конца семестра не отмахается. Удумал с занятий сбегать, когда у него контур сбоит. Сешеню и так за поплывшую защиту достанется от высочайшего, заикой б не стать. А тут ещё и Левек.
Эта работа, которая виделась ему изначально благородным наставничеством, водительством и примером кумира для молодняка, всё больше смахивала на что-то среднее между обязанностями няньки и пастушьей собаки. И оказалась, к тому же неожиданно нервной.
Молодёжь была любознательна и неутомима в поисках способов разгромить замок и выбраться из него после отбоя. Он едва удержался от рукоприкладства, когда впервые обнаружил троих своих недорослей в Ратице глубокой ночью. Они таскали у булочника из окна сладости. Сладости! Три здоровенных лба под два метра ростом каждый в обнимку со сладкими пирожками.
Больфе не было нишего, не переставая жевать покаялся ему Бачек, который естественно был среди этих малолетних вандалов. Без него вообще ни одно мало-мальски серьёзное происшествие не обходилось.
А когда портальщики наловчились таскать в замок контрабандный самогон? Да он едва дара речи от возмущения и ужаса не лишился, спешно латая дыры в защите усадьбы. Как они исхитрялись это сделать, он до сих пор голову ломал. Это своего рода соревнованием было: у портальщиков найти способ вынырнуть из защищенного замка, у Сешеняприкрыть этот способ быстрее, чем они им воспользуются.
А уповать на здравомыслие юных гениев и пускать всё на самотёк, было себе дороже. Особенно сейчас, когда защита контура внезапно обрушилась, а потом восстановилась сама собой.
Это случилось три дня назад и лишило Сешеня нормального аппетита. Вернее не так. Аппетит у него был, как у любого здорового мужика, вполне себе зверский, и Моравицкого теперь постоянно мучил голод. Потому что поесть, латая дыры в сети, было попросту некогда. От этого он был рассеян и зол. И утром отправил первокурсников приращивать назад опавшие листья на деревья. Только чтоб были заняты, под ногами не путались и лишних вопросов не задавали.
Он трижды пожалел об этой своей затее. Потому что итог выглядел зловеще.
Первокурсники прирастили всё, что нашли в лесу. И листья, и обломившиеся ветки, и даже камни. Прямо к ветвям. Так, что ходить по лесу теперь было опасно для жизни. Камни падали и снять их с дерева оказалось сложнее, чем к нему подвесить. С этим тоже надо было срочно что-то делать.
Восьмой и седьмой сектор контура, что шли прямо вдоль самой кромки горы по старому полигону, вызывали у Сешеня серьёзные опасения, хотя изначально о них он совсем не волновался. Напряжённость контура там тоже стала спадать, но восстанавливаться, как в других местах, не желала. От этого через некоторое время летела вся сеть. Как вот сейчас.