Маргнек отметил это для себя, но не факт, что до конца понял масштабы проблемы. Смышлёный пацан. Тренировать нещадно надо. Некогда ему, видишь ли.
Бачеку в морду дал. Внезапно. А он думал, они поладили. Им бы стоило. Может, хоть на них это противостояние закончится. Благо у Бачека предубеждения к мальцу нет. А вот у юного Маргнека, который представлялся тут всем Татовичемхороший, кстати, правильный ходу него с отношениями сложнее. Чего не поделить успели?
И вроде в бой сегодняшний хорошо зашёл. Удачно даже. Сешень было подумал, что именно сегодня всё сложится для того, чтобы наконец примирить эти два клана. Но, как всегда, что-то пошло не так. И он был готов поклясться, что это "что-то" девица. Впрочем, как и обычно.
Эти семьи в своих отношениях славились завидным постоянством. А проще говоря, идиотской упёртостью. Как деда Маргнека угораздило жениться на невесте тогдашнего королевского канцлера Бачека, так с тех пор и тлеет эта вражда.
Сешень Моравицкий глянул на ржущего Бачека, на взрывающихся рядом с ним хохотом парней и с тоской подумал, что слишком уж всё как-то правильно складывается и спокойно.
И то, что контур опять выправился сам собой, не дожидаясь вмешательства, и то, что студиозусы учатся. Учатся ведь, тварята, не халтурят! И что Татовича переведут вот-вот, никуда не денутся. И отец не достанет. А бабка его поддержала, кстати. На удивление. И её голос, конечно, весомей.
В общем, слишком спокойно всё складывалось. Только вот Левек, похоже, всё же пропал. И это было почти отрадой. Потому что значило, что опасность, которая ощущалась в воздухе, была не так уж неминуема.
Может, это из-за Левека его так трясёт просто, и не случится больше ничего? рассеяно размышлял Моравицкий, глядя на засыпанный потемневшими листьями полигон. Порыв ветра сильно ударил снаружи, и до Сешеня донёсся приглушённый контуром гул.
Сешень Витлавич, окликнул его Бачек, Ребята спрашивают, а если контур на полигоне усилить, можно из ружья пострелять?
Коэн! беззлобно простонал куратор курса боевиков. Во-первых, неуд за теоретическую подготовку. Вы на каком курсе учитесь?
Бачек насупился:
Я же не только для себя спрашиваю. Я для всех.
Вот и неуд вам, как старосте, за всех, и повысив голос настолько, чтобы слышно стало на весь полигон, прогремел:От прямого физического воздействия ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ КОНТУР НЕ ЗАЩИЩАЕТ! и добавил в сердцах, чуть тише, но чтоб расслышали, Идиоты!
Ну а о том, что контуры в замке разные, им слишком много знать не надо. Двух упреждающих для страховки достаточно.
А что во-вторых? хмуро спросил Бачек?
Ружьё вы где брать собрались?
Ну
Не ну! Это попросту нелегально! рявкнул Моравицкий. Все претензии через ректора! Всё!
А может, не так уж всё и спокойно, подумал куратор боевиков, покидая полигон. Небо затянуло низкими серыми тучами, и разошёлся частый холодный дождь. Сешень поёжился, выискивая взглядом малую вершину горы, но не увидел ни её, ни даже Трёхногой сосны, что стояла на нижней террасе, чуть выше излома, у старого полигона.
Это хмурое унынье теперь здесь надолго
Он махнул оставшимся на плацу студиозусам, чтобы уходили, активировал защиту, закрывая площадку, и быстро пошёл к замку. Надо было поскорее разобраться с контуром. И Левека найти.
Часть 6
* * *
В библиотеке Петра ничего подходящего не нашла. Наверное, сюда и соваться не было смысла. Разве только для успокоения совести, чтобы наверняка проверить. Ну вот, проверила.
Убедилась, что в фонде академии об артефактах, запитанных старой драконьей магией, ничего нет. Действительно, зачем Академии такие книги? Если самих драконов давно не существует? Но надеждаона такая коварная штука, толкает туда, куда здоровая, вразумительная лень ни за что не пустит. А чем ещё себе помочь, кроме чужого опыта и книг, Петра не знала.
Оставалось два варианта: пытаться попасть в закрытое хранилище через прошение к ректору, или идти за советом к Палицепочётному дракону всей академии, который драл с них старый драконий язык в три шкуры, будто им на нём родных детей воспитывать. Да и с драконьим у Петры был полный порядок. Без него на артефакторском нечего было делать.
И если необходимость попасть в хранилище объяснить ректору она ещё как-то смогла бы, то какими глазами смотреть на профессора Палицу и как рассказать ему о своей проблеме, Петра не знала.
А Невтон Евсеевич бы помог. Он неудавшиеся эксперименты любил очень. Глумиться будет весь оставшийся год, а, может, и не год, но совет не зажмёт, хоть и страшный зануда.
Была у неё ещё мысль напроситься в архив имперской библиотеки. Она знала, что для подготовки к диплому туда пускали. Правда, не всех. Главное было руководителя выбрать понадёжнее, кто бы точно пропуск достал. Тут опять же бы Палица сгодился. Но, во-первых, до диплома ещё глаза вытаращишь, а во-вторых, диплом она хотела писать уже на другом факультете. А чтоб туда попасть, ей как раз нужен был допуск в архив
Замкнутый круг получался.
С гневным сопением Петра поправила неотвратимо сползающую к поясу тяжеленную грудь и вздрогнула от покашливания за спиной.
Не там ищете, прошипел Палица противнейшим своим голосом, и на стол перед Петрой лёг тонкий учебник, напоминавший больше растрёпанную тетрадь, чем печатную книгу. Наслаждайтесь! Руководство на стародраконьем по формированию направленных токов и активации магических ставов. И чтоб ни пылинка не пропалоони все здесь из чистой магии!
Петра опять вздрогнула, с опаской взглянув на тетрадь, на безобразие, угрожающе болтавшееся у неё впереди, и уже подбиравшееся к краешку нижних рёбер, и согласно и быстро кивнула.
Магические учебники она, конечно, ценила. И их пылинки тоже. От них вдохновенно чихалось и даже плакалось, если попадался слишком старый или невероятно магический фолиант. Прям чувствовалось, что магии в них, как камней в Зенницкой горедо жути. Много, то есть. Ей, конечно, сейчас руководство по деактивации больше бы подошло. Но спорить с профессором в такой ситуации было чистым самоубийством.
На себе кто пробует? профессор больно постучал костяшками пальцев Петру по лбу. Она поморщилась, но стерпела. Потому что было за что: и бестолочь она, конечно, и профессору надо было смирение показать, но и продемонстрировать упорство продолжить работу. Желательно, несгибаемое. Это следовало выразить одним единственным взглядом, а Петра в них была не слишком хороша. Хуже она была только в артефакторике, судя по всему. И не пытайтесь меня расчленить взглядом. Не поможет, подтвердил её опасения профессор.
С глазами её действительно была беда. Всегда всем виделось в них что-то дурное, какой бы милой она не была. А ведь она старалась. То ли это было от неудачного грязно-тёмного цвета радужки, с вечно разными примесями, то какой-то бурой зелени, то желтизны. То ли от взволнованного напряжения, которое постоянно присутствовало в ней самой, и отчётливо поступало во взгляде, как бы она не пыталась с ним бороться. Но к глазам её претензии имели почти все.
На что вы вообще рассчитывали? раздражённо спросил профессор. Чего добиться хотели вот ЭТИМ? возмущённо ткнул пальцем в болтавшийся уже почти на поясе шар. Понятно чего, но ЧЕГО?! Что, по-вашему, от этого с вами должно было произойти?!
Объясняться было бессмысленно, ей всё равно вряд ли поверят. И, разумеется, профессор был прав, идея изначально была провальная. Кто особыми приметами для встречи с незнакомцем называет заметную грудь? Хотя ей, когда она прежде об этом размышляла, всё виделось логичным и очень разумным.
На что смотрят мужчины при знакомстве? Разумеется, на грудь. Незаметно, старательно это скрывая, но именно на неё. Это Петра, к сожалению, тоже хорошо знала. Но сама была счастливой обладательницей минусового размера, как говорила её единственная тётка Граэта, поэтому маскировка была бы идеальной. Сделать грудь к встрече с контактом, а когда дело будет завершено, избавиться от груди. А потом нет грудинет особой приметы. Да и было это всяко определеннее, чем цвет каких-то там глаз.
Кто же мог знать, что с тестовым прогоном всё пойдёт не так? Сначала на неё обратят внимание все. То есть совершенно ВСЕ. И юноши, и девицы. Особенно девицы. И если парни в основном прятали глаза, стоило их застукать за созерцанием эффекта, который щедро демонстрировал её не слишком удавшийся артефакт, то сокурсницы в большинстве зеленели от злости, и слышать шипение с фырканьем Петре приходилось теперь со всех сторон. Как в самой тёмной глуши змеиного лога. Жутко. А для неприметного человека, привыкшего комфортно скрываться в чужой тени, попросту невыносимо.
Во-вторых, к вечеру первого дня эксперимента выяснилось, что грудь не снимается. И вроде бы даже приросла, потому что ощутимо чесалась.
А к обеду второго дня обнаружилось, что то ли формула, вложенная в неё, была нестабильна, то ли в произношении слов Петра напутала, хотя этим же днём на лекции Дракон Евсеевич как раз говорил о неспрягаемых глаголах, то есть они должны были работать! В общем, грудь стала вроде бы уменьшаться и медленно сползать, приобретая попутно такую тяжесть, словно в неё вложены были все драконьи словари разом.
И вот теперь она стояла перед профессором Палицей, не зная, куда девать глаза, раздавленная этой неудачей и отчаянно нуждающаяся в новой груди, потому что встреча с контактом ещё не состоялась, а без груди о ней вовсе можно было и не мечтать.
Кроме вас полно других дел, а вас приходится искать по всему замку, продолжал распинаться профессор. Петре было очень интересно, зачем ему было её искать. Мог бы послать кого-нибудь. Только б не Татовича. Он её и без поисков сегодня убить был готов на ровном месте. Знать бы ещё, за что. Ну и плевать, не до него ей сейчас. Хотя, конечно, искал её Дракон понятно зачемкому попало такую старую книжку не доверишь. А Палица всё не унимался:Одна половина курса в бешенстве, другая почти в коме. Делайте, что хотите, но чтобы завтра же всё было по-прежнему! Петра в отчаянии закрыла глаза, в которых застыли жгучие слёзы. Если бы она только могла! Сначала наворотят, а потом ищут, кто за них разгребёт, внезапно смягчившись, проворчал Дракон. И с поистине горестным вздохом велел:Показывайте, что у вас там. Да не краснейте. Раньше надо было краснеть, когда выдумывали вот такое!
Моможет, лучше к Нинандре? в отчаянии побормотала девушка, отвернувшись. Стесняться было в общем-то нечего, но с Нинандрой вся эта нелепая ситуация не выглядела бы такой катастрофой.
Профессор Лоевская вас тоже по голове не погладит. Вам придётся поделиться со мной этой драматичной историей. Обещаю, что дальше меня она не пойдёт.
Петра опять вздрогнула, оглянувшись на Палицу через плечо, слишком хорошо понимая, что можно и не желать ни с кем поделиться секретом, но если кто-то очень хочет его узнать, он найдёт для этого способ. Но о собственных способах она распространяться, конечно, не собиралась.
И глазищами не сверкайте. Вы знаете, что они у вас очень говорящие? Тренироваться держать взгляд надо, а не то замучаетесь. Люди будут хотеть вас сожрать и за меньшее, а уж за упрямство и звёзды в глазах тем более! Петра отчаянно покраснела, понимая, что прямо сейчас она бы многое отдала, чтобы послушать ещё про свои глаза и про звёзды, но заметив понимающую ухмылку Палицы, мысленно отвесила себе оплеуху. Совести у Дракона не было ни на ноготь. Так вот, не сверкайте! Менталистам я не по зубам, а никто другой в здравом уме ко мне соваться не станет. Разве по глупости. Сами понимаете.
Петра понимала куда больше, чем хотела бы, чтоб рассказали её «очень говорящие» глаза. Например, что у профессора вторую неделю болит зуб, потому что он застудился на сильном ветру, когда шёл по руслу Ратицкого ручья между холмами. Что ему там понадобилось в дождливое ненастье и почему он не взял с собой сменных сапог, Петра ни за что бы не решилась выяснять, но прогулку ту в окружающих професстора образах видела. И видела, что голову его наполняли отчаянные младенческие крики, от которых зубная боль делалась совсем нестерпимой.
А что к лекарю Дракон не пошёлэто правильно, потому что зуб выдерут, а болеть всё равно не перестанет.
Или что манера сутулиться и подскакивать при ходьбечистой воды показуха, и верят в неё разве только первогодки, которые Дракона ещё не раскусили.
Или что всеобщий язык для профессора неродной. Хотя знает он его отменно. Но думает он на другом. А вот на каком, Петра ещё точно не определила. Что-то неуловимо знакомое, но понять было пока невозможно. Не хватало опыта и словарного запаса. Это она тоже хотела бы посмотреть в библиотеке.
Может, нужно было просто спросить? Или он ей за это голову оторвёт? А не только то, что у неё неудачно отвисло.
Всё же с Нинандрой было бы проще. Ей хотя бы не пришлось объясняться, зачем. А если бы и пришлось, объясняться с женщиной о гипотетическом интересе к мужскому полу ей казалось всё-таки проще.
Петра решительно выдохнула, будто в прорубь сиганула, и быстро расстегнула пуговицы на блузке внизу. До рёбер. Этого должно было хватить, чтобы обозначить проблему.
Что вы использовали, как основу? поинтересовался Невтон Евсеевич, деловито осматривая её ладно, пусть будет "неудачный эксперимент". Ни с чем более смущающим и смешным сталкиваться ей прежде не приходилось. Смотреть, как серьёзный профессор прислушивается к чему-то, склонив голову в бок, взвешивая на ладони белый объёмный мяч, было, если уместить впечатления в одно словоужасно. Похоже на мячи для поло. Для зимнего задумчиво уточнил Дракон.
Они и есть, буркнула красная, как флажок над госпиталем Ратицы, Петра.
Отличный выбор, похвалил к ещё большему смущению девушки преподаватель. Вес как раз оптимальный.
Всемогущие боги! Ей хотелось провалиться сквозь землю, и даже ещё дальше, чем сквозь неё. Сейчас у неё сделается какая-нибудь невыносимая психологическая травма, и она не сможет потом общаться ни с одним мужиком Или не сделает больше ни одного артефакта. Или она не сможет принимать свою женскую сущность, или какая-нибудь ещё ерунда в этом же духе
Боже Что она несёт? В любом случае, она одна во всём виновата
Угу. А закрепляли на чём? не унимался профессор, поворачивая несостоявшиеся достоинства Петры из стороны в сторону одновременно обеими руками.
Тряпичный корсет, сквозь зубы выдавила из себя Петра. Чем скорее он выяснит подробности, тем быстрей всё закончится, решила она, приготовившись терпеть, буквально задержав дыхание.
Великолепное исполнение, задумчиво пробормотал Палица, то ли хваля, то ли издеваясь. А активировали чем?
Так тем, что сегодня на занятии разбирали, почему-то признаваться в том, что она давно освоила материал, было неловко. Будто она таким образом отлынивала от дополнительных нагрузок, и ей само собой всё давалось легко. А ей нет. Она с детства с этим драконьим отчаянно сражалась, и давался он ей, как любому нормальному человеку, по-всякому. Это только Палица на нём, как на родном. И вот Татович ещё. Непонятно, что он вообще на лекарском делает? Она-то ясно что. А этот? Громила среди муравьёв. Соответствие примерно такое же.
Напомните-ка, что именно разбирали? продолжал строить из себя маразматика Дракон. Если б мячи ещё перестал мять, поверила б точно.
Речь шла о неспрягяемых глаголах. Драконьих, уточнила зачем-то. Будто у Дракона они могли обсуждать что-то ещё.
Я помню, что о глаголах, наконец-то привычно взвился Палица, прислушиваясь к чему-то внутри мяча. Я так осторожно выспрашиваю, какие именно несклоняемые глаголы вы использовали!
Ну слава богам, а то она уже волноваться начала, не зацепила ли его личное поле своим самокопанием. Она могла, она знала.
Стоять, мрачно проговорила Петра. Я использовала "Статире". Шары тот час дёрнулись из ладоней Палицы, беспардонно шмякнув его по длинному узкому носу, от чего профессор опрокинулся назад и, прижав руки к лицу, простонал:
Просил же, осторожно!
Хуже быть просто не могло.
Что могло быть хуже их Дракона, Невтона Евсеевича Палицы, профессора высокой драконьей словесности, с разбитым носом валяющегося у её ног, под её же в очередной раз (и как всегда не вовремя) воспрявшей грудью?
Чудовищной силы артефакт получился. Если удастся снять Петра с усилием отмахнулась от бившихся в голову мыслей.
Да лишь бы удалось уже снять!
Под горячую руку с мыслями осторожнее надо, это она хорошо знала.
Девушка в ужасе смотрела на сидящего на полу Палицу, нос которого распухал на глазах, и желала только одного: чтобы всё это поскорее закончилось.
Простите, сдавленно произнесла Петра. Ни помочь Дракону, ни сбежать она не могла. Да и страшно было, потому что каждый её следующий шаг приводил к новой катастрофе. Поэтому она мучительно краснела и ждала, когда Палица сам очухается и наконец ей поможет.