И сразу занялась уборкой. Обмела всю паутину в своей комнате и в коридоре. Когда старый Хиберт поднялся наверх, будить ее, чтобы позвать завтракать, оторопел:
Мадхен Мара! Что это вы делаете?!
Она обернулась, одной рукой орудуя примотанным к швабре и завернутым в тряпку веником, а другой рукой поправляя косынку. И пропыхтела:
Убираю.
Немного побелки посыпалось ей на голову, и она фыркнула отряхиваясь:
Фууух!
Мадхен Мара, проговорил старый слуга. Зачем же вы сами-то полезли?! У вас потрескается кожа на руках! Давайте мы сейчас
И оглянулся в сторону выхода на лестницу.
Хиберт, сказала она. У нас нет служанок и нет возможности их нанять.
Тогда дайте мне! Я сам!
Она замерла, глядя на него, потерла глаза тыльной стороной ладони.
Нет. Если что, поможешь мне во дворе и в саду. А здесь я сама.
Старый слуга долго смотрел на нее молча, потом покачал головой.
Мадхен Мара Ладно, я что хотел-то. Спускайтесь, я приготовил завтрак, и если не побрезгуете
Ну о чем ты говоришь, это же замечательно!
Потому что есть и впрямь хотелось, она только сейчас это поняла.
На завтрак была рассыпчатая каша из той крупы, которой раньше кормили кур. И даже по вареному яичку, двух несушек Меркель Хиберту все-таки оставил. Вообще-то яйца Хиберт сварил для Мары, но она есть одна категорически отказалась.
После завтрака она снова принялась за работу. Это было хорошо. Когда работаешь, время проходит с пользой, и некогда чувствовать. Прежде всего, конечно, Мара хотела оценить урон, который нанес замку Меркель. При дневном было лучше видно, что дела обстоят не так катастрофически. Ее опекун выгреб почти все, оставил только то, на что позариться трудно. Но жить было можно.
И Мара еще собиралась повоевать с младшим братом своего отца. Она, конечно, понимала, что скорее песок расстанется с пролитой в него водой, чем Меркель Хантц с тем, что попало в его лапы. Однако ей тоже было, что ему сказать.
Потом она прикинула, как лучше распорядиться тем, что есть в наличии. О ремонте крыши теперь можно было забыть надолго. Мелькнула циничная мысль, что тут бы пригодились королевские денежки за участие в отборе. Нонет. От короля она не могла взять ничего.
* * *
Так прошло еще два дня.
А на третий день объявился дядя Меркель.
Мара как раз возилась в саду с розовым кустом. Сначала услышала голос, дядя на повышенных тонах разговаривал с Хибертом. Раньше она робела перед братом отца, потому что до совершеннолетия тот имел над ней власть. Но после того, что с ней случилось на отборе, опекуна она больше не боялась.
Чего бояться, если самое страшное уже произошло?
Она спокойно поднялась с колен, отряхнула руки и вытерла о фартук.
А Меркель, тем временем, закончил разносить старого слугу. Влетел в сад, да так стремительно, что снес калитку. Замер напротив, уперев руки в бока, и уставился на нее.
Дядя всегда двигался очень быстро и порывисто, дверей за собой никогда не закрывал, если что-то попадалось на его пути, он просто отбрасывал это в сторону. Только сейчас Мара поняла, что это такой прием, чтобы подчинить, показать, что он «неотвратим и неизбежен». Только теперь этот прием на Мару не действовал. Видела она уже по-настоящему неотвратимых и неизбежных.
Они смотрели друг на друга, и пауза слегка затянулась.
Ты? Откуда ты здесь взялась? скривился Меркель. Что ты здесь делаешь?
А глаза злые и бегающие. Мара опустила первый вопрос, ответила только на второй:
Сами видите, работаю. Пытаюсь спасти то, что вы еще не успели разворовать.
Как ты разговариваешь со мной?!
Как вы того заслуживаете.
Меркель смотрел на нее, как будто хотел испепелить. А ей было не страшно. Смотрели уже нее так, и ничего, выжила.
Вы, дядя, вор, сказала она.
Что?! Да как ты смеешь!..
Верните то, что вы забрали из моего замка.
И тут он внезапно сменил тон.
Это больше не твой замок. Я дал согласие на твой брак с бароном Малгитом. Поскольку ты несовершеннолетняя, ехидно протянул он и шутовски раскланялся.
Да, ей девятнадцать, и она несовершеннолетняя. И это плохо, иначе на порог бы не пустила дядю.
Замок отходит барону в качестве приданого. Как и все остальное, продолжал Меркель, проникаясь пафосом. Но барон в этой рухляди не заинтересован, и по его указанию, я выставляю замок на продажу.
Мара слушала и мысленно улыбалась, а когда он закончил, сказала:
У вас устаревшие сведения. Мой брак с бароном Малгитом не состоится.
Я дал согласие, и это не обсуждается!
Вы дали согласие, дядя, да только это ничего не значит.
Говорила она так спокойно и уверена, что Маркель занервничал. Выкрикнул, взмахнув рукой и переминаясь с ноги на ногу:
Ты спятила. Тебя никто не спрашивает!
Вот теперь ей стало действительно смешно. Мара склонила голову набок и прищурилась:
Где вы были последние пять дней, дядя? В какой дыре? Если не знаете того, что уже почти весь Хигсланд знает? Король запретил Малгиту жениться на мне.
ЧТО?! прогромыхал Меркель, до которого наконец стало доходить. Так вот оно что?! Ах ты гнусная! Опозорила себя, и тебя выгнали с отбора? Ха-ха! То-то я думаю, чего это ты здесь и одета как оборванка?! Всегда знал, что ты тварь! Такая же, как и
Не известно, что еще полилось бы из его грязного рта, но тут Мара выставила вперед правую руку и твердо сказала:
Не советую.
Тот замер, шумно дыша и глядя на нее. Мару сейчас трясло от злости, но она держала себя в руках. Этот бой она должна была выиграть, во что бы то ни стало.
На вашем месте, дядя, проговорила она. Я бы подумала, как вы будете возвращать Малгиту деньги, которые он вам заплатил за меня. Потому что Малгит сейчас будет очень зол.
Столько ненависти было в глазах опекуна, он скрипнул зубами и уже собирался вылить на нее очередную гадость, но она успела раньше.
И как будет зол король!
А теперь во взгляде Меркеля уже мелькнул страх. Ей стало противно. До дрожи. До тошноты!
Вы обворовали дом брата!
Я не воровал, я взял в наследство.
Наследство вы получите, когда я умру, а я пока что жива! не выдержала она. А сейчас убирайтесь! И будьте любезны, вернуть мое приданое!
Меркель шагнул к ней и навис угрожающе. Однако в следующее же мгновение он круто развернулся и вылетел из садика, так хлопнув калиткой, что та слетела с петель окончательно.
Мара еще продолжала стоять, сжимая кулаки, очнулась только, когда ее окликнул Хиберт:
Мадхен Я все слышал. Как вы, мадхен?
Хорошо, механически ответила Мара. Меркель не продаст замок.
Но и то, что забрал, не вернет, старый слуга с сожалением покосился в сторону калитки.
А она вдруг почувствовала себя усталой. Разжала кулаки и проговорила вполголоса:
Посмотрим.
Во всяком случае, у нее остался дом, а с остальным она справится.
* * *
Три дня небольшой срок.
Но за это время в королевском замке произошло немало интересного.
На том балу, устроенном почти сразу после охоты, его величество был неразговорчив, моментами даже откровенно страшен и пугал девиц мрачным весельем. Придворные склонны были списать мрачность короля на то, что его беспокоит рана, полученная на охоте. Других версий не было, а если и были, их никто не решался озвучить.
А дальше, на следующее же утро полностью сменилось руководство на королевском отборе. Кое-кто из придворных лишился должности. А кому-то, как матрес Фоурм, пришлось отправиться в пожизненное изгнание. Не помогло даже то, что она когда-то была фрейлиной матушки его величества.
И произошли новые назначения. На место матрес Фоурм смотрительницей была назначена вдова генерала Пасквела. Почтенная матрес Гермиона Пасквел уже почти год проживала в своем имении, но ради такого случая за ней срочно отправили кортеж. Говорили, что сразу же после приезда дама имела беседу с королем и из кабинета вышла зеленая.
О чем именно его величество предупредил даму, так и осталось неизвестным. Двор затаился в ожидании новых событий. А что касается самого отбора, то король, казалось, совершенно забыл о нем.
Потому что после того бала никаких увеселений не устраивалось. Ни музыкальных вечеров, ни ужинов, ни охоты, ни встреч с кандидатками в гостиной. Зато в последующие дни все свободное от государственных дел время король проводил в фехтовальном зале или устраивал бешеную скачку по окрестностям.
Жизнь в замке замерла, стали поговаривать, что Родхар Ледяной Клинок готовится к войне с соседями.
Разумеется, в этой двойственной ситуации девушкиучастницы, вынужденные целыми днями сидеть в крыле претенденток, пытались разными способами разузнать, что происходит. Потому что новая смотрительница отбора хранила полное молчание. И охраняли теперь претенденток отбора лучше, чем казну королевства.
Так прошло еще два дня.
Наконец, по прошествии этих двух дней матрес Гермиона Пасквел объявила о том, что король намерен возобновить встречи с претендентками отбора.
И завтра по приказу его величества состоится первый музыкальный вечер.
глава 20
За эти несколько дней раны затянулись, хоть Родхар и изнурял себя то занятиями в фехтовальном зале, то бешеной скачкой по окрестностям. Сначала ныло и саднило все, болели мышцы, потом и это прошло.
Не прошла жгучая боль в груди. Она накатывала приступами, внезапно, заливала его целиком, оставляя после себя ядовитую досаду и злость. Обрывки воспоминаний. Голос, звеневший в ушах.
В такие минуты хотелось крушить все вокруг себя.
Казалось, простить то, что сделала маленькая дрянь с серебристыми волосами невозможно. И он говорил это ей. Кричал на все лады. Доказывал! Но ничего не получал в ответ. Потому что все эти споры происходили в его душе.
Наконец, на пятый день, он просто устал.
Что-то циничное, всегда жившее в нем, взяло верх.
И оказалось, что незачем беситься. Глупее не придумаешь занятия! Родхар вдруг остановился посреди всех своих дел, запрокинул голову и захохотал.
Он король.
Его дело править страной.
Преумножить достояние и передать сыну, наследнику. А раз наследника у него нет, нужна жена, способная родить сыновей. Благородного рода, высокого положения, равная. Для этого он и созвал этот проклятый отбор.
По сути, отбор был, конечно же, формальностью. Данью традиции, не больше. Точно так же, как идиотская традиция нацеплять на венчание Ледяной КлинокАйслинг. Который якобы обладает магическими свойствами. Тупой старый меч.
Жену он уже выбрал. Надо просто выдержать положенное время, а потом назначить день свадьбы. И выбрать себе официальную любовницу. Потому что это тоже традиция, черт бы ее побрал!
Он приказал возобновить увеселения на отборе.
А тот проклятый комок, разрывавший ему грудь Его просто нет.
* * *
С утра король был занят делами, которые на пять дней забросил, и заодно морально готовился к тому, что вновь придется посетить отбор и, будь он неладен, музыкальный вечер. Он даже переоделся ради этой цели.
Пока переодевался, к нему попросился с докладом главный ловчий.
Сир, шкура того волка, подготовлена. Я распорядился набить чучело, когти мы сделаем серебряные, а глаза
Родхар не дал ему договорить, резко развернулся.
Я хочу просто шкуру. На пол, под ноги.
Секундная заминка, потом Белмар изобразил улыбку и поклонился:
Да, сир. Будет исполнено.
А он снова повернулся к зеркалу, оправляя черный дублет. Камердинер подал драгоценный пояс, наборный из пластин серебра, инкрустированных необработанными самоцветами. К нему короткий кинжал и широкую цепь на шею.
Сир, заговорщически понизив тон, сказал Белмар. Осмелюсь доложить, наши девушки затеяли кое-что интересное.
Король хмыкнул. Новая смотрительница отбора, вдова генерала Пасквела, просила разрешения внести кое-что дополнительное в программу музыкального вечера. Честно говоря, ему было плевать на все эти потуги.
Кстати, матрес Пасквел испросила разрешения на еще одно новшество. Табурет. Его поставили в центре, и каждая из девушек усаживалась на него перед выступлением. Это чтобы все участницы отбора ощутили себя равными. Родхар позволил.
Слуга поднес на узком золоченом подносе перстень и меленькую стопочку крепкого красного вина со специями. Родхар выпил вино, надел перстень и обернулся к главному ловчему.
Что ж, посмотрим, что приготовили нам наши дамы.
А потом направился в гостиную.
* * *
Если бы он знал!
Он запретил бы предприимчивой генеральской вдове всякую самодеятельность. Девицы пели. Кто как может. А Родхар вынужден был их выслушивать.
Король уже второй час сидел на троне и все его усилия уходили на то, чтобы не кривиться и не зевать. Взгляд его скользил по залу, время от времени останавливаясь на красавице Истелинде. А у той вид был такой загадочный, что королю становилось ясно: Истелинда намерена блистать. Потому и выбрала себе жребий петь последней.
Действительно, когда подошла ее очередь, красавица уселась на табурет и попросила себе лютню.
Сир Ваше величество, проговорила она, томно вздохнув, при этом ее грудь колыхнулась в вырезе вишневого платья. Я спою песню, услышанную мной однажды на постоялом дворе. Ее пел бродячий бард. Не судите строго, это песня простого народа.
«Так вот ради чего все затевалось», подумал король, глядя на Истелинду.
И тут она запела:
Любви моей ты боялся зря, не так я страшно люблю
А его словно полоснуло тем обжигающим чувством, которое он давил в себе со вчерашнего дня. Голос у Истелинды был высокий и звонкий, и выводила она мелодию красиво. Но видел он сейчас перед собой совсем другое лицо. И слышал другой голос.
Все это вернулось, ударило в него воспоминанием. Родхар как будто видел со стороны себя и ее, девушку с серебристыми волосами.
«Я снимаю тебя с отбора»
«Я уеду сегодня же»
Мне было довольно видеть тебя, выпевала Истелинда. Встречать улыбку твою
И он снова слышал ее и себя.
«Ты останешься здесь»
«Нет»
«Ты будешь со мной!»
«Я выйду замуж за барона Малгита»
Король закрыл глаза, стиснул зубы и сжал кулаки. Как только Истелинда закончила петь, он тут же поднялся и вышел.
глава 21
Сначала, сгоряча, все кажется проще. Пусть работы непочатый край, все можно осилить. Да, можно. Но уже на третий день после того, как уехал дядя Меркель, стало ясно, что ничего он не вернет. И даже ничего ему за это не будет. Всегда может сказать, что взял на сохранение властью опекуна. И на его стороне закон.
Будь она совершеннолетняя, могла бы с ним судиться. В крайнем случае, можно было обратиться к королю. Но как только Мара доходила до этого в своих мыслях, сразу все рассуждения сворачивалось.
К королю она не станет обращаться никогда и ни за что.
Ей придется бороться своими силами.
В одном она могла быть уверена, Меркель не рискнет продать замок отца. Он слишком трусоват для этого. Потому что каким бы скромным род Хантц не был, он записан в главной книге родов королевства. Со всеми знаками и регалиями. А она наследница.
Одно дело тихо продать замок Малгиту в качестве ее приданого, как дядя и планировал. Возможно, замок входил в часть сделки изначально, а может быть, ее опекун решил содрать со старого барона побольше. Уже не важно. Сделка с Малгитом не состоится.
А выставить замок на продажу открыто дядя не посмеет. Это наследственное владение, акт продажи должен быть вписан в большую книгу родов королевства вместе. Меркель не имеет права на наследство до тех пор, пока она жива.
И вот в этом заключалась определенная опасность.
Мара была уверена, что опекун затаится и будет пакостить. Конечно, не своими руками. Но ведь она в доме одна, с ней только старый Хиберт. И они не смогут вечно сидеть за стенами замка, рано или поздно придется выйти, потому что захочется кушать. Ей невольно подумалось, как бы сплетня, что она стала жертвой разбойников, не оказалась правдой.
Неприятно, но Мара гнала от себя эти мысли.
За эти три дня она навела относительный порядок в замке, правда, у нее руки отваливались и разламывалась спина. Горечь, оттого что она смотрела на голые стены и вспоминала о том, что раньше здесь висел гобелен или стоял поставец с посудой, давила в себе безжалостно.
Жива будет, рано или поздно, сделает так, чтобы замок обрел первозданный вид. Сейчас трудно было задумываться о будущем, главное былодотянуть до совершеннолетия. Тогда она сможет распоряжаться своей судьбой без оглядки на Меркеля.
Плохо было то, что за прошедшие дни в замок не заглянул ни один арендатор. Означать это могло только одноее опекун и тут приложил свою руку.