Ловицкая смирилась. Она легла на левый бок, покорно вытянулась и задрала ногу, открывая себя всюцеликом и полностью.
Я барсук, продолжал Барсуков, стягивая её ноги верёвкой. Я понимаю, что такое боль. И умею не причинять вреда. На тебе не останется никаких следов. Посмотри, он показал носом на дверь, над которой висел хлыст с чёрной рукоятью и короткий стек. Мы начнём со стека, нижняя.
Через минуту из-за двери личных апартаментов полковника Барсукова вылетел первый крик, смешанный с гневным рычаньем. Услужающая ласочка укусила полковника в предплечье.
Видение Пьеро. Только победа!
В возрасте ста тридцатиста сорока лет у немодифицированных Homo Sapiens Sapiens часто наблюдается так называемый синдром Шлёмиля-Небеха, или постсенильная дезадаптация. Больной сохраняет относительно ясный рассудок, но адекватно воспринимает только те реалии, с которыми он был знаком в молодости. Распространённость синдрома в десятые годы двадцать второго века породила целую ретроиндустриюпроизводство средств передвижения, имитирующих старинные электрокары, магазины с прилавками, больницы с традиционным интерьером, где делали настоящие внутримышечные уколы и т. п.
Насилие наиболее эффективно, когда оно вызывает жёсткие, но непоследовательные ответные меры режима, которые производят эффект отчуждения среди тех, кто мог бы в противном случае поддержать сам режим.
Реализация тентуры::15:: +44: 00807, проксимальная ветвь. Октябрьские события, четвёртый день противостояния.
Директория, Старо-Новая площадь, д.3.
Реальность:4 декабря 312 года о. Х. Ещё не вечер.
Директория, павильон «Прибрежный».
Current mood: epic/история вершится на наших глазах!
Сurrent music для правого уха: М. ДунаевскийВетер перемен
Сurrent music для левого уха: В. ЦойПеремен, мы ждём перемен
Стоять на покатом карнизе очень неудобно, страшно, даже жуткоесли только тебя не поддерживает какая-нибудь незримая сила.
Пьеро она не поддерживала. Вознеся его сюда с неизвестной целью, она оставила егоголого, смешного, дрожащегона уровне второго этажа. Впрочем, цоколь был такой высоты, что мог дать фору паре этажей обычного бюджетного дома.
Внизу бугрилось море голов и плеч. Иногда наверх выпрыгивала рука, рог или копыто. Надсадно ревел какой-то овцебык в блестящей коляске, заваливающейся набок под напором ширнармассы.
Ширнармасса была везде, сколько хватало глаз. Впрочем, глаз хватало не так чтобы очень. Спереди взгляд упирался в помпезный дворец, при взгляде на который в памяти отзвякивали слова «парадная резиденция». Справа и слева площадь обнимала колоннада, сквозь которую просвечивало остро-синее летнее небо. В центре площади, омываемая волнами народа, неразборчиво сияла какая-то бронзовая херня высотою метров десять. С такого расстояния о ней можно было сказать лишь одно: в ней было мало пленительного.
Пьеро вцепился дрожащими пальцами в какой-то выступ стены.
Не в какой-то, раздался рядом странно знакомый голос. Ну что за невежество? Это рустированная пилястра с капителью. По мотивам ионического ордера. Весьма удачное обрамление оконного проёма.
Пьеро покрутил головой, но источника голоса не увидел.
Зря крутишь головой, сказал неизвестный. Я внутри, за окном, и меня не видно.
Тут до Пьеро дошло, что голос раздаётся из открытого окна слева. Он попытался подвинуться поближе.
А вот этого не надо, сообщил всё тот же голос. Мне тогда придётся тебя кинуть. В смыслевниз. Не то чтобы это какая-то трагедия, особенно в нашем случае. Тебя тут всё равно нет. Но такие эпизоды портят отношения. А я ими дорожу. В своё время ты оказал мне услугу, я это помню. Так что лучше стой где стоишь.
Аргумент на Пьеро подействовал. Он постарался покрепче упереться в карниз. К счастью, грязные и потные ступни хорошо липли к мрамору.
Зачем меня кидать? поэт решил вступить в коммуникацию.
Демаскировка, с неудовольствием сказал голос. Кто-нибудь тебя увидит и захочет проверить, кто здесь ещё. А может, не будет проверять, а просто гранату бросит. Во избежание.
Чего вдруг сразу гранату? не понял Пьеро.
Как минимум по трём причинам. Во-первых. Как я тебе уже говорил, ты похож на мудака. Это само по себе настораживает. Во-вторых. Мудак, лезущий в окно правительственного здания в момент массовых волнений, настораживает вдвойне. И наконец. Сейчас там внизу все на нервах. В том числе и те, у кого может найтись граната. А то и похуже чего. Достаточно?
Рыбон, рыбон, рыбон, рыбон! раздалось в толпе. Кто-то подхватил крик, он стал шириться, но ритм потерялся и крик утонул в общем гуле.
Группа скандирования пробуется, откомментировал невидимый собеседник. Не сыграны ребята. И речёвка так себе.
Над толпою взвился на длинной удочке флагсиний с оранжевым.
Только победа! раздалось в ширнармассе. Только победа!
Размер стихаадоний, автоматически отметил Пьеро. Пятисложник, дактиль и хорей.
А я считаюхорей и амфибрахий, не согласился голос из окна.
Пендельшванц, выходи! Выходи подлыйтрус! зазвучало на другом фланге.
Какой несвежий креатив, откомментировал голос. Ч-чёрт, где же тут прицел-то из окна донеслось тихое металлическое лязганье.
Только победа!!! не в лад заорал овцебык на коляске. Теснящая его толпа дёрнулась, и коляска, наконец, перевернулась.
Поднапри-и-и! заорали справа. Здоровенный педобир рухнул на коляску всей тушею. Раздался дикий вопль давимого овцебыка. Чёрная волна существ колыхнулась.
Убиииииили! заверещала какая-то утка. Убииииили!
Скобейда бля! овцебык внезапно восстал, грозно потрясая рогами. Сесть помогите!
Помогите мущииине! снова включилась утка. Мущииииины!
Организация на троечку, резюмировал голос. Совсем работать разучились.
Кто-кто разучились? не понял Пьеро.
Кто-то снизу кинул камень. Тот свистнул над головой маленького шахида и разбил окно сверху. Посыпались осколки стекла. Один, крупный, пролетел у Пьеро перед лицом и больно обжёг самый кончик носа, стесав с него кожу.
Поэт рефлекторно присели чуть было не заорал в голос: усталую левую икру свело судорогой. Это было неожиданнои очень больно. Он едва удержался на карнизе.
А ты не дёргайся, посоветовал голос. Тебя ж тут нет.
Если меня нет, почему ты меня к себе не пускаешь? не понял Пьеро.
Тебя тут нет на самом деле. А в реальности ты есть. Ну, в этой реальности, объяснил голос. Поэтому видеть тебя не видят, а вот заметить могут. Или того хужезапомнить. В общем, у тебя ситуация как у меня, только наоборот. Так понятно?
Свобода! Свобода! закричали внизу. В небо неожиданно выстрелил столбик чёрного дыма, потом второй. Они казались жалкими на фоне огромной толпы.
Не, не зажгут, прокомментировал голос. Накала не чувствуется. Так весь пар в свисток уйдёт. И хрен с ним, не моя это забота.
А чья? заинтересовался Пьеро.
Чья-чья Этих самых. Которые всегда при делах. Кстати, имей в видуменя тут тоже нет. Во всяком случае, сейчас. Буду, наверное, когда-нибудь. Но сейчас я сплю. Я имею в видуна самом деле сплю.
А я что? удивился маленький шахид, пытаясь почесать голую спину и не свалиться.
А ты спишь со мной, умозаключил невидимый собеседник. В хорошем смысле, конечно. Кстати, насчёт плохого смысла. Насколько я отсюда могу разобрать вашу реальность, вотпрямща к тебе какой-то пёсик пристраивается. Или ему можно?
Пёсик? Напси? Яйца оторву! буквально зарычал Пьеро.
То ли его услышали, то ли так совпало, но в стену снова полетели камни. Один ударил в стену прямо над ухом гневного поэта. Тот решил больше не ждать нехорошего, а спасатьсяесли не в этом окне, так в соседнем.
Перебравшись через пиляструтам карниз истончался так, что Пьеро едва втискивал ступнюон увидел высокое окно-бифориум с разделёнными проёмами. Левый был разбит, в открытое пространство пузырём выдувалась зелёная занавеска. Пьеро схватился за неё и осторожно дёрнул. Что-то скрипнуло, но ткань выдержала. Тогда он ухватился за неё и закинул себя внутрь, стараясь не пораниться о торчащие из рамы осколки.
Когда он был уже внутри, крепление занавески с треском оторвалось и он полетел вниз кувырком. Через секунду ему по ногам ударила штанга, на которой держалась занавесь. Ударила больно; Пьеро зашипел, как кошка.
Откуда-то из бесконечной дали послышался голос Арлекина:
Да чего с ним сделается? Проспится.
Другой голос, женский, смутно знакомый, спросил с беспокойством:
Й-извините, но он, кажется, не дышит? И губы синие? Пульс над проверить
Дышит он, дышит этот голос тоже был смутно-знакомый, но он удалялся, тонул за гранью, в бездне безвозвратной. Вся реальность была здесь: выцветшие набивные обои с голубками и улиточками, лампочка на шнуре, продавленная тахта, застеленная ватным одеялом. В углу темнели штабеля книг, наваленных друг на друга. Поэт подошёл поближе, и ему в лицо блеснула надпись с корешка«Русско-кредитный словарь».
В эту секундубудто включилось что-тоПьеро накрыли запахи. С улицы несло навозом, жарой и пылью, в комнате пахло сыростью, мокрой бумагой и гнильём, из коридора тащило чем-то вроде масляной краски. Откуда-то из неведомых далей пахло чем-то томительно-сладким и в то же время неприятно-химическим.
Это керосином пахнет, раздалось в голове.
А чтоим пахнет? полюбопытствовал Пьеро, открывая дверь в коридор.
Делишки наши скорбные, сообщил неизвестный и замолчал.
Сначала Пьеро показалось, что в коридоре темно. Однако через пару мгновений он понял, что коридор освещён каким-то мертвенным белёсым светом, до того гадким, что оскорблённые глаза просто отказывались его воспринимать.
Он огляделся. Коридор был неожиданно длинным, уходящим куда-то очень, очень далеко, в дурнуюбез всяких сомненийбесконечность. Стены были выкрашены зелёной краской депрессивно-суицидального оттенка. Пол покрыт чем-то вытертым, с пузырями и вмятинами. Некрашеный плинтус, местами отходящий от стены, уходил в те же невнятные нети.
Осторожно ступая по полуноги зачпокали о покрытие, звук был не столько противным, сколько зловещим, Пьеро прошёл метров десять. Коридор всё не кончался. Не было даже ощущения движения: казалось, что он стоит на месте, а картинка, подёргиваясь, движется на него.
У Пьеро появилось чувство, будто он нырнул в затхлую глубину. Потянуло жутью, мороком.
Что-то тихо скрипнуло у него за спиной. Пьеро оглянулсяи увидал такой же бесконечный тёмный зев, что и спереди.
Поэт решился действовать. Подойдя к ближайшей дверина ней была табличка с надписью «Verbandraum», он с силой рванул ручку на себя.
Дверь распахнулась. В лицо ударил настоящий дневной свет. Пьеро зажмурилсяглазам стало так больно, будто он бродил в том коридоре несколько суток.
Раз уж пришёлв кресло сядь. И не мешайся, пожалуйста, источником ворчания был вытянутый тёмный силуэт у окна.
Пьеро кое-как проморгался, покрутил головой в поисках кресла, но ничего такого не видел. Комната была внутри голой, будто здесь поработали судебные приставы или очень добросовестные мародёры. Даже обои отсутствовали. Пустоту нарушали всего два предмета: мусорный бачок с чёрной педалькой на боку и картина на стене: беременная хомосапая самка в белом, лежащая под деревом, с мечом в правой руке и трезубцем в левой. Прямо над выпуклым животом с ветки свисало огромное, размером с живот, яйцо. Картина чем-то напоминала фразу в приказном тоне на чужом языке. В ней присутствовал какой-то смысл, простой и конкретный, вот только подступиться к нему было неоткуда.
Представь себе это в динамике, посоветовал силуэт. В простейшем случае получится иллюстрация к афоризму Дантона. Конечно, предметы надо уменьшить и переосмыслить. Например, как нож и вилку. Сечёшь аллегорию?
Не-а, признался Пьеро, присаживаясь. Кресло сыто скрипнуло, и тут он с запозданием понял, что его вот только что не было, да и взяться ему неоткуда было.
Ну как это неоткуда, недовольно пробурчал всё тот же: видимо, пьеровьи мысли были ему то ли видны, то ли очевидны по факту. Оно здесь было. Когда-то. Формально его сейчас нет, но мы-то на неформальной стороне.
Стороне чего? не понял маленький шахид.
Тентуры, чего же ещё-то О, началось! чему-то обрадовался собеседник.
Что началось? Пьеро снова не понял.
Бычьё двинули, сообщил голос. Кстати, ты меня узнал или всё-таки нет? Мы когда-то встречались на улице Вивиен. Я был в серой шляпе. Помнишь?
Не помню, честно признался поэт.
Я тебя вина вынес, слегка обиделся тот, что у окна. Чудесного шамбертена. А ты всё-таки того очичибабился.
Это нелепое слово произвело на Пьеро удивительное действие. Он вдруг увидел собеседникалежащего на медицинской койке чуть ниже уровня подоконника. Это был хомосапый в массивных чёрных очках, лиловом пиджаке с золотыми пуговицами и зелёных брюках в голубую полосочку. Волосы его были огненно-рыжими, завитые бакенбарды и небольшая бородёнка украшали лицо. С ним рядом лежало что-то длинное, поблёскивающее металлом. Почему-то сразу было ясно, что это оружие. Правда, такого оружия маленький шахид в реальной жизни не припоминал.
Видение продолжалось недолгосекунды полторы-две. Потом Пьеро обиделся.
Я-то, может, очичибабился, сказал он с неким вызовом. А вот ты чем занят? Самосовершенствованием?
Фигураснова стянувшаяся в силуэтнедовольно шевельнулась. Во всяком случае, Пьеро показалось, что шевельнулась она именно что недовольнои где-то даже саркастически, что-ли.
Какое уж там, сказала она, наконец. Скорее наоборот. Я тут политикой подзанялся. Точнее, это она мной занялась. Никогда бы не подумал, что до меня всё-таки доберутся. Чёртов татарин со своим чёртовым зельем!
Погоди, какой такой политикой? не поверил Пьеро. Ты, кажется, на койке валяешься.
Это в двух словах не объяснишь, со стороны силуэта донёсся вздох, не лишённый некоторой театральности.
А я не тороплюсь, сообщил шахид и закинул ногу за ногу с самым независимым видом.
Ты уверен? Ну, тогда слушай. Расклад такой. Мы, то есть силы добра, намерены низвергнуть авторитарного, некомпетентного, коррумпированного гиппопотама. То есть губернатора Пендельшванца.
За что? не понял Пьеро. О местном начальнике-бегемоте у него остались воспоминания крайне расплывчатые, но скорее позитивные.
За чтоэто второй вопрос. Первый вопроспочему. Он не вписывается в новые реалии, вот почему. За что? Он слишком старался в них вписаться, вот за что. И по ходу сделал много нехорошего. В том числе своим подданным. Слышишь, как они недовольны?
Звуки, доносящиеся с улицы, и в самом деле о довольстве и благополучии не свидетельствовали.
Ну, недовольны. Пусть разбираются. Ты-то здесь при чём? не понял Пьеро.
Погоди, не сепети Когда началось, бегемот всё сделал правильно, по науке. Создал кризисный центр, он у них работает уже вторую неделю. Главной поставил Лэсси Рерих, очень неглупую и неприятную тётю. У них есть спецназ, в основном быки и медведи. Такую толпу они рассекут и уделают часа за три. С агентурой поставлена работа. В случае чего демонстрантов расколбасят и направят на ложные цели. Или спровоцируют конфликты внутри, чтобы они между собой передрались. На Площади Согласия собираются работяги и бюджетники, которые за правительство. Их тоже можно использовать. И в силовых, и в пропагандистских целях. Пока всё ясно?
Есть в этом что-то бесконечно суетное, отметил Пьеро, любуясь тростью из резного рога, лежащей у него на коленях. До этого момента он её не замечал, но тут осознал, что она появилась вместе с кресломкак бы в нагрузку, что-ли.
Согласен. Суета всё это и томление духа, сказал лежащий. Мне это в целом чуждо, но вот частности О, кстати. Что у тебя там, в частности?
Это? Пьеро поднял трость, показавшуюся ему неожиданно удобной.
Оно самое Интересная вещь, задумчиво протянул лежащий. Чья-то. И если этот кто-то обследовался в этом кабинете Кстати, мог. Какой-нибудь престарелый немецкий генерал, например. Которому нужна была старая больничная обстановка, иначе он не понимал, что его лечат Хотя нет, такого всё-таки комиссовали бы. А жезл, похоже, рабочий, если я ничего не путаю.