Хотя на самом деле она не сомневалась в нём.
Она знала, что не сомневается.
Вероятно, это должно было приводить её в гораздо большее замешательство, чем было на самом деле.
Однако некоторые сомнения, должно быть, сохранялись, потому что как только Марион увидела дорожные знаки, отмечавшие дорогу к окраине Вашингтона, округ Колумбия, остатки звенящего напряжения в её голове ослабли. Наблюдая за убывающим отсчётом километров до места назначения по мере приближения к столице страны, Марион поняла, что смотрит на Тюра всё чаще, задумывается о нём, изучает его профиль, пока он ведёт машину.
Они ехали уже несколько часов.
Солнце только что скрылось за горизонтом справа от неё.
Её сбивало с толку, как быстро темнеет небо. Это ещё одна вещь, которую она избегала, пока жила жизнью экспата. В тех местах, где она находилась последние восемь месяцев или около того, она никогда не сталкивалась с темнотой раньше пяти тридцати или шести вечера.
Ты и правда очень тихий человек, сказала Марион, когда они въезжали в черту города. Или я должна принять это на свой счёт?
Тюр взглянул на неё. Его тёмные глаза раскрылись шире, как будто она напугала его.
Нет, сразу же ответил он. Ты не должна. Принимать это на свой счёт.
Она слегка улыбнулась.
Ладно.
Ты же не принимаешь это на свой счёт? спросил он.
Скрестив руки и прижав толстый свитер к груди, она на несколько секунд всерьёз задумалась над этим вопросом, а затем покачала головой.
Не совсем, ответила она. То есть, нет. Я не принимаю это на свой счёт. Я знаю, что для тебя это что-то вроде работы. Я до сих пор понятия не имею, на кого ты работаешь, но по твоему поведению вполне очевидно, что для тебя это работа. Так что почему я должна принимать это близко к сердцу? В конце концов, всё сводится вообще не ко мне.
Тюр посмотрел на неё.
Затем отвернулся и нахмурился, снова глядя на дорогу.
Это не только работа, произнёс он.
Марион перевела на него взгляд, всё ещё смеясь.
Что ты имеешь в виду? Что не только работа?
Тюр пожал плечами, выражение его лица оставалось спокойным.
Возможно, впервые, не считая того момента, когда она дотронулась до него рукой, Марион была уверена, что увидела что-то под этим спокойствием. Она не могла сказать, что именно, но там что-то промелькнулокак будто он не скрывал это, а скорее не знал, как выразить.
Ты мне нравишься, просто сказал Тюр.
Она моргнула.
Я тебе нравлюсь?
Да, сказал Тюр как ни в чём не бывало. Поэтому это не только работа. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, он посмотрел на неё. Прежде чем я поехал в Сен-Бартелеми, для меня ты была в основном объектом. Способом воздействия. Чем-то, что я хотел бы уберечь от плохих игроков. Я видел тебя, как вектор риска.
Она поджала губы.
Вектор риска. Вау.
В каком-то смысле. Да. Я видел тебя в таком свете.
Сделав паузу, Тюр добавил:
Теперь я злюсь при мысли, что кто-то попытается причинить тебе боль. Именно тебе. Лично тебе. Не как объекту. Не как вектору риска Марион.
Марион почувствовала, как её щёки покраснели.
Она поняла, что дело снова не в его словах, а в том, что она чувствовала за ними. Она ощущала некую открытость, даже своего рода уязвимость. Как ни странно, Тюр казался как будто неуверенным, словно не знал, что ему делать со своей открытостью.
Он прочистил горло и пожал плечами, убрав одну руку с руля МакЛарена.
Возможно, мы могли бы сделать что-нибудь, сказал он, описав неопределённый изящный жест в воздухе. После этого. Как только всё разрешится.
Сделать что-нибудь? Марион озадаченно посмотрела на него. Когда он не продолжил, она выгнула бровь и снова скрестила руки. Что, например?
Покушать? он оглянулся и скользнул взглядом по её телу. Поплавать. Возможно, лошади? Мне нравятся лошади. Мы могли бы покататься на лошадях. Если ты не против.
Она почувствовала, как жар заливает её щёки во второй раз, но улыбнулась.
Ты приглашаешь меня встретиться? спросила она, наполовину развеселившись, наполовину недоумевая. Пойти на свидание?
Воцарилась тишина.
Затем Тюр посмотрел на неё серьёзным взглядом.
Да, ответил он.
Марион посмотрела на него в ответ, снова затерявшись в этих тёмных глазах из вулканического камня, в суровой красоте его лица, в странной прозрачности его выражения.
Она открыла рот, собираясь ответить ему
И тут с водительской стороны в них врезалась машина.
***
Марион видела, как это произошло.
Она видела серебряную решетку радиатора, надвигающуюся тень, приближающиеся с ужасающей скоростью фары, но всё происходило слишком быстро, и она не успела издать ни звука. Тёмный силуэт с галогенными лампами возник из ниоткуда, ускоряясь по мере приближения.
У неё не было времени приготовиться.
У неё даже не было времени до конца открыть рот.
Она увидела внезапное появление хромированной решетки, вспышку света, надвигающуюся тень
Затем последовал удар.
От столкновения её отбросило назад.
Её откинуло на спинку сиденья и швырнуло боком в дверь машины. Её руки взметнулись и резко ударились о первую попавшуюся поверхность, когда в МакЛарен врезались.
Переднюю часть машины от удара занесло вправо, заставив автомобиль раскрутиться.
Она думала о Тюре, сидевшем с той стороны машины, куда пришёлся удар, но в те первые несколько секунд машина крутилась так быстро, что Марион не видела ничего, кроме пятен света и тьмы. Крик застрял у неё где-то в лёгких и горле, пока стекло разлеталось по салону машины, царапая её лицо, шею и плечи.
Автомобиль снова врезался во что-то с противоположной стороны.
В этот раз он перевернулся.
Марион закричала.
Он перевернулся один раз, два ещё пол-оборота.
Когда всё закончилось, ей потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться.
Марион хватала ртом воздух.
Она смотрела вниз в темноту, видя отблески битого стекла и тротуара ниже того места, где она свисала. У неё пульсировала голова. Она понятия не имела, на какую часть машины вообще смотрит.
Затем внутри машины произошло быстрое движение.
Что-то прыгнуло на неё нет, налетело.
Казалось, он выпрыгнул из самой тёмной части машины, где она видела осколки битого стекла, слабые очертания рамы машины.
В машину снова врезались, переворачивая её.
Она ахнула, мгновенно ощутив боль.
Давление в лёгких и вокруг рёбер резко усилилось.
Затем что-то подхватило её, и боль снова уменьшилась.
Она ни черта не видела.
Стекло больше не летело в неё со всех сторон, но Марион слышала, как ломается ещё больше частей машины. Она слышала треск и скрип металла. Теперь звуки сделались приглушёнными, а машина продолжала вращаться, словно всё происходило вдалеке. Она до сих пор наполовину висела в кожаном сиденье МакЛарена, окутанная темнотой пока не подняла взгляд и не увидела пару чёрных, слегка светящихся глаз, смотрящих на неё.
Ей потребовалось ещё несколько секунд, чтобы разглядеть его остальную часть.
Затем внезапно расплывчатые очертания, контуры и тени соединились. Она увидела Тюра, его угловатое лицо нависало всего в нескольких сантиметрах от неё.
Его тёмные, странно светящиеся глаза смотрели на неё.
Его близость не тревожила её.
Скорее, это пробудило то, что Марион подавляла с тех пор, как впервые увидела егос тех пор, как впервые заметила его сидящим в том баре на Сен-Бартелеми.
В её животе и груди возникло навязчивое чувство желания, тяги, из-за чего ей стало трудно дышать, пока он смотрел на неё. Она боролась с острым желанием обнять его обеими руками. Каким-то необъяснимым и безумным образом она помнила, как он пригласил её на свидание прямо перед тем, как в машину врезались.
Он хотел покататься с ней на лошадях.
Он пригласил её на свидание.
Она очень, очень хотела пойти на это свидание.
Чёрт, да она много чего хотела сделать вместе с ним и конкретно с ним самим.
Она изучала его лицо, размышляя обо всём этом в тишине.
Она изучала его лицо и гадала, не умерла ли она.
Потом она поняла, что у него обнажена грудь.
Её глаза начали приспосабливаться к темноте, к отсутствию света на приборной панели, к отсутствию огней, видимых снаружи машины. Она поняла, что смотрит вниз на мускулистую грудь, на тёмные линии и тени, и мечтает получше разглядеть его.
Ты прекрасен, сказала ему Марион.
Опять же, не самый логичный момент, чтобы говорить такие вещи.
Она увидела, как взгляд Тюра дрогнул, а потом его глаза сузились.
Этот мерцающий красный свет, который жил в его тёмных радужках, стал ярче, превратившись в пламя пустыни. Он не сводил глаз с её лица, но она почувствовала, как что-то в их выражении изменилось.
Она очень, очень сильно хотела, чтобы прямо сейчас никто не пытался их убить.
Вращения автомобиля стали замедляться.
Марион чувствовала лёгкую тошноту, но почти не замечала этого, глядя вверх на угловатое лицо, на расплывчатые очертания широкой мускулистой груди, в странно светящиеся глаза. Она поняла, что держалась за что-то, хватаясь за это для равновесия, но даже не посмотрела, что это такое. За что бы она ни держалась, оно было мягким и толстым и обернулось вокруг неё, как плотное одеяло из огромных перьев.
Она постепенно осознала, что за что бы она ни держалась, это удерживало её. Это одеяло плотно обернулось вокруг неё, прижимая к угловатому лицу, тёмным сияющим глазам, мускулистым рукам и потрясающе совершенной груди.
Марион не могла осмыслить ничего из этого, пока вращение машины наконец не замедлилось.
Автомобиль полностью прекратил крутиться, врезавшись о большую неровность на дороге, затем проскользил ещё несколько метров, подпрыгнул на металлической боковой двери водителя, прежде чем, наконец, полностью остановился.
На несколько секунд стало всё странно тихо.
Они тяжело дышали в темноте, и их дыхание разносилось эхом.
Где-то вдали Марион услышала сирену.
Ближе слышались крики, сигналы гудков, крики, что-то похожее на выстрелы
Но в их маленьком коконе из металла и тьмы было почти тихо.
Марион ловила ртом воздух, пытаясь заставить мозги работать, пытаясь думать сквозь адреналин и, должно быть, шок. Она могла поклясться, что слышала своё собственное сердцебиение.
Она могла поклясться, что слышит его сердцебиение.
Затем тень, нависающая над ней, заговорила.
При это его руки потянулись к ней. Он обнял её за спину и талию, осторожно притянув к своей тёплой мускулистой груди.
Нам нужно уходить, произнёс он.
Знакомый голос поразил её, заставив дышать тяжелее.
Даже сейчас, когда они оба чуть не умерли и были покрыты битым стеклом, в совершенно разгромленной машине, ему удавалось говорить абсолютно невозмутимо. Мужчина, который парил и нависал над ней, убрал волосы с её лица, лаская её щёку и подбородок, казалось, согревая её своими большими руками или, может быть, успокаивая её, как успокаивают паникующее животное.
От его прикосновения Марион почувствовала, как жар ударил по её животу.
Подняв глаза, она почувствовала ещё одну волну жара от одной лишь яркости этих горящих, тёмно-красных, похожих на угольки глаз. Его низкий голос что-то делал с ней, даже если не считать спокойствия и абсолютной уверенности, которую она слышала в нём.
Собственные сбивающие с толку реакции взволновали её, но присутствие Тюра успокаивало её.
Когда он заговорил в следующий раз, что-то в глубине, в этой спокойной, непоколебимой уверенности также странным образом заставило её почувствовать себя в безопасности.
Мы должны уходить, Марион, повторил он. Они идут. Прямо сейчас.
Вместо паники она лишь кивнула.
Её пальцы обхватили ладонь на её лице, и она снова кивнула.
Глава 14Наименее странная вещь
Марион осязаемо почувствовала, как рядом с ней напряглись мускулы.
Пронесся резкий порыв ветра, взъерошивший её волосы
затем кусок машины отлетел в сторону.
Он отлетел вверх и назад, почти бесшумно убравшись из их непосредственной физической близости. Марион поймала себя на том, что оборачивается через плечо, наполовину с тревогой, наполовину с изумлением, когда тот же самый кусок машины исчез где-то в темноте.
Там, где он находился раньше, она теперь видела только ночное небо.
Ей потребовалась ещё секунда, чтобы понять, что это была дверца машины.
Та самая дверца машины только что отлетела на такой скорости, что её очертания размылись, и она скрылась в темноте. Вытесненный воздух хлынул, чтобы заполнить пустоту, оставленную дверью.
Марион вздрогнула и от ветра, и от порыва снежного вечернего воздуха.
Руки снова обвились вокруг неё.
Она не заметила тех нескольких секунд, на которые они покинули её, но теперь ощущала их тепло, комфорт и безумное отвлечение. Тюр обнял её сильнее, притягивая к себе.
Ремень безопасности, сказал он.
Его низкий голос оставался спокойным, как у монаха.
Было бы легче, если бы ты его отстегнула, добавил он. Я не вижу, где он закреплён.
Марион озадаченно посмотрела на свои колени и плечо. Она нашла фиксатор и щёлкнула им, и к счастью, он сработал, убираясь от неё.
Она не до конца понимала угол, под которым она и машина находились в пространстве. Она забыла о давлении на грудь и рёбра, когда машина перестала крутиться на обледенелой дороге. Однако, когда ремень отстегнулся, реальность вернулась.
Как и гравитация.
Марион повалилась прямо в направлении дверцы со стороны водителя, которая была впечатана в дорогу.
Она могла упасть на груду стекол, где раньше находилось окно водителя, но её укрытый тенями защитник был рядом.
Он поймал её в воздухе.
Как только она освободилась от расстёгнутого ремня и начала падать, его руки обхватили её.
После этого он обнял её и вытащил с сиденья.
Мне придётся понести тебя, тихо пробормотал он. Ты не возражаешь? Мне удалось погасить уличные фонари, так что это должно прикрыть нас.
Марион покачала головой, но почти не слышала его слов.
Он выбрался с ней из окна машины, и внезапно она полностью осознала всё, что её окружало, и глаза шире распахнулись от шока.
Когда Тюр встал с пассажирской стороны оранжевого электромобиля в морозном ночном воздухе, в окружении снега где-то в Вашингтоне, округ Колумбия, она огляделась по сторонам, замечая сцену, которая тут развернулась, и не сомневалась, что всё это ей снится.
Или же, возможно, она действительно умерла.
Насчёт уличных фонарей он оказался прав. Они все не горели. Каждый фонарь на четырехполосной дороге возле торгового центра загадочным образом погас.
Это не означало, что их никто не видел.
Когда державший её мужчина показался над машиной, раздались крики и изумлённые вопли.
Марион тоже уставилась на него.
Он стоял там, пока его чёрные волосы взъерошивал ветер, а угольно-чёрные глаза светились тем странным, потусторонним светом. Он посмотрел на машины, скопившиеся на перекрёстке с момента их столкновения, затем перевёл взгляд на людей, которые указывали пальцами и таращились из окон ресторанов и зданий на стороне улицы, ближайшей к торговому центру.
Марион заметила и другие вещи, подробности, которые она осознает позже.
Например, тот факт, что МакЛарен врезался в бордюр, что, вероятно, остановило его вращение и занос. Что горы снега покрывали улицы с обеих сторон. Что падал снег, и даже сейчас хлопья цеплялись за её волосы, таяли на щеках и носу, застревали на ресницах. Снег падал и в ту дыру в машине, где раньше была дверца МакЛарена.
Она также увидела рождественские украшения на всех зданиях, внутри ресторанов и баров, на деревьях вдоль улицы. Она видела красные банты, снеговиков и рождественские послания, написанные баллончиком искусственного снега на стеклянных витринах магазинов.
Однако всё это она поймёт позже.
В эти бесконечные, казалось бы, несколько секунд Марион видела только людей, которые смотрели на них с шоком на лицах и показывали пальцами.
Затем, повернувшись, чтобы посмотреть на мужчину, держащего её на руках, она могла видеть только его.
Эти слабо светящиеся глаза были наименее странной вещью в нём.
Гораздо более интересными, по крайней мере для Марион, были огромные крылья, раскинувшиеся по обе стороны от него, состоящие из перьев глубокого чёрного цвета, пронизанные алыми жилками, как будто они были сделаны из огня, крови и вулканического камня.
Глядя на эти массивные крылья, глядя на улицу вокруг, глядя на кричащих и восклицающих людей, которые указывали на них, Марион едва успевала осознавать всё происходящее. Она с трепетом наблюдала, как крылья вытянулись в полную длину. Она видела, что Тюр слегка нахмурился, а его угловатое лицо оставалось таким же красивым, как у статуи, пока он оглядывал всех зевак.
Потом она услышала ещё кое-что.
Выстрелы.
Это тоже продлилось недолго.
Она снова почувствовала, как мышцы тянутся, напрягаются, сокращаются, расслабляются
а потом сердце Марион ухнуло в пятки.
Самые крутые американские горки, на которых она когда-либо каталась, казались ничем на фоне этого.
Прыжки с тарзанки в Патагонии казались ничем.
Все прыжки с парашютом в Новой Зеландии, в Таиланде, в Испании, в Австрии были ничем.
Она открыла рот, может быть, чтобы заорать, может, чтобы просто вскрикнуть от удивления, но ветер был таким сильным, что она не могла ничего сделать, кроме как прижаться лицом к обнажённой груди между руками, которые держали её. Ничто, кроме ветра, не нарушало тишину, пронизанную удаляющимися криками и сиренами.
И выстрелами.
Она всё ещё слышала выстрелы но и они становились тише.
Марион должна была пребывать в ужасе.
По правде говоря, это было довольно страшно.
Но она прижалась к этой тёплой груди и, как ни странно, чувствовала себя в безопасности.
Возможно, она не чувствовала такой защищённости с тех пор, как умерли её мать и сестра.
Возможно, она никогда в жизни не чувствовала такой защищённости.
Глава 15Я же говорил тебе
Марион, наверно, потеряла сознание.
Она не помнила, как они приземлились.
Она ничего не помнила о том, как они зашли внутрь, или как он снял им номер, или ключи, или что-либо о том, где он оставил её, пока занимался всеми этими вещамитеми приземлёнными, относительно-обыденными вещами.
Она только знала, что она летела
А потом её осторожно положили на что-то мягкое.
Марион заморгала от потолочного освещения, вздрогнув, когда мужчина опустил её на матрас и выпрямился.
У него больше не было гигантских чёрно-алых крыльев по обе стороны от мускулистого торса, но она всё равно уставилась на него, отмечая линии мускулов, составляющих его грудь и живот, тёмно-оливковый цвет его кожи, странно светящиеся, бледно-голубые и бледно-зелёные татуировки, которые покрывали его грудь и образовывали линии эзотерических письмен на его рёбрах.
Татуировки, которые, казалось, состояли из символов того же языка, заканчивались чуть выше того места, где виднелись его бедренные кости над костюмными брюками, которые всё ещё оставались на нём.
Ей стало интересно, что означали эти татуировки.
Всё ещё глядя на Тюра, Марион приподнялась, опираясь локтями на одеяло гостиничной кровати.
Её джинсы прилипли к коже и натянулись. Как и толстый свитер, который был на ней, и носки в новеньких походных ботинках.
Она остро осознала, какой мокрой, холодной и ну, грязной она была.
Что касается Тюра, то он отступил от кровати, но не отводил от неё взгляда.
Судя по тому, как он немного поджал губы и наклонил голову, глядя на неё, Тюр каким-то образом оценивал её состояние, хотя она не совсем понимала, как именно. Пытался ли он решить, была ли она ранена, или старался определить её психическое состояние или что-то ещёона, честно говоря, не знала.
В конце концов, она отвела от него взгляд и посмотрела вниз на себя, пытаясь увидеть то, что видел он.
До неё снова дошло, что он была промокшей.
И она замёрзла.
Скорее всего, она сейчас насквозь промочит покрывало, если не встанет с него.
Ещё один беглый взгляд на комнату сообщил ей, что она лежала на единственной кровати в номере отеля. Даже если постель и была королевских размеров, то вряд ли на ней сможет спать хоть кто-нибудь, если она умудрится промочить её прямо в центре матраса.
С этой мыслью Марион соскользнула с покрывала.
Поднявшись и взявшись за край толстой ткани, она стянула её с кровати прежде, чем влажная часть успела намочить одеяла.
Тем временем Тюр с явной тревогой подошёл к ней, протянув руки.
Не говоря ни слова, он остановился, когда увидел, что она устойчиво стоит на ногах.
Он остался стоять неподалеку от неё, словно опасаясь, что она может потерять равновесие или, возможно, упасть прямо перед ним, потому что колени подкосятся. Судя по выражению его лица, он искренне волновался, что ноги могут не удержать её.
Марион не обижалась на это.
Честно говоря, падение лицом на ковёр казалось вполне реальным риском.
Сдёрнув золотисто-красное покрывало с кровати, она простояла ещё несколько секунд, пытаясь решить, что делать дальше.
Она посмотрела на себя, на промокший вязаный свитер, который дала ей милая женщина из магазина одежды, на походные ботинки, тоже промокшие и теперь покрытые льдом и снегом, на промокшие носки и промокшие джинсы.
Мало того, что всё было насквозь мокрым, так джинсы и свитер ещё и покрылись рваными дырами и кровью. Даже на новых носках и ботинках были пятна крови.
Она чувствовала жжение на лице.
Марион коснулась нескольких мест, которые пульсировали от боли, и поморщилась.
Скорее всего, порезы от стекла.
До неё дошло, что в их автомобиль врезалось две разные машины, а потом кто-то открыл по ним огонь.
Ей наверняка потребуется пинцет и бутылка дезинфицирующего средства или алкоголя, чтобы справиться с этим. Учитывая всё случившееся, под её кожей находилось как минимум несколько осколков стекла и даже, возможно, куски металла и пластика от раздолбанной машины.
Вздохнув, Марион подняла глаза на Тюра.
Думаю, мне нужен душ, сказала она.
Он наблюдал за ней ещё мгновение, осторожно всматриваясь в её лицо.
Затем он кивнул, отступая с её пути.
Когда он подвинулся, Марион увидела дверь в ванную позади того места, где он стоял.
Она отошла от кровати и покачнулась, а её черноволосый высокий друг с сине-зелёными татуировками ринулся к ней.
На этот раз Тюр схватил её за руку, поддерживая, пока она пыталась восстановить равновесие.
Спасибо.
Она взглянула на него, чувствуя, как её щеки покраснели, на сей раз от его близости.
Его голос звучал хрипло, пока он вёл её к двери в ванну.
Я придумаю что-нибудь с одеждой, сказал Тюр.
В этот раз Марион посмотрела на него внимательнее, и не только на его лицо. Она поняла, что его руки тоже были покрыты татуировками таких же бледных, светящихся сине-зелёных символов. И к тому же он пострадал намного сильнее, чем она. Кровь стекала по одному из бицепсов из глубокого пореза мышцы. Его руки были изрезаны, как и шея сбоку, и рёбра с одной стороны. Она видела синяки на смуглой коже и заметила ещё несколько опухших участков.
Ей пришлось заставить себя не прикасаться к его ранам.
Ты в порядке? наконец спросила она, заставляя себя смотреть ему в глаза.
Тюр моргнул, выглядел так, словно её вопрос смутил его.
Это выражение тут же исчезло.
Я в порядке, вежливо ответил он. Я был вынужден найти пальто, чтобы зарегистрировать нас. Я оставил тебя на крыше. В снегу. Поэтому ты такая промокшая.
Его голос был обеспокоенным, но скорее взволнованным, чем извиняющимся.
Прошу прощения, Марион, произнёс он.
Она покачала головой, приподняв бровь и глядя на него.
За что? За то, что спас мне жизнь?
За то, что оставил тебя на крыше дольше, чем мне этого хотелось бы, сказал Тюр. Я не хотел, чтобы кто-то из тех, кто ищет нас, увидел твоё лицо. Я не хотел, чтобы кто-либо из членов Синдиката выцепил нас при случайном сканировании. Я также подумал, что было бы лучше, если бы на стойке регистрации думали, что я нахожусь один в этом номере. Я изо всех сил старался замаскировать свою внешность, пока был в вестибюле.
Марион нахмурилась после этих слов, всё ещё хромая рядом с ним к двери ванной.
Они зашли внутрь.
Одной рукой она схватилась за стену, и он отпустил её, наклонившись, чтобы включить три светильника, в том числе и освещение над зеркалом, обогреватель и верхний свет с вентилятором.
Она немного дернулась, когда загорелся каждый из них, приспосабливаясь к изменению освещения.
Затем она осмотрела пространство перед собой.
На некоторое время Марион забыла, что Тюр сказал про изменение своей внешности.
На эти несколько секунд она сосредоточилась только на самой ванной, ошеломлённая её размерами.
Приняв всё это во внимание, она осознала, что должна принять решение. Её взгляд переместился со встроенной ванной на приподнятую платформу и закрытую стеклянную душевую кабину, у которой имелись душевые насадки с двух сторон и сверху.
Посмотрев на два основных способа согреться и помыться, она решила, что сама ванна и принятие ванны были слишком сложными в данный момент.
Отойдя от стены, Марион осторожно подошла к душевой.
Тюр не мешал ей, только наблюдал, как она самостоятельно пересекает пространство.
Добравшись до стеклянной кабинки со встроенными плиточными полками, она открыла дверь душа, оперлась на металлический каркас, повернула серебряную ручку, чтобы включить воду, и выкрутила её до упора, чтобы сделать горячее.
И только в этот момент она вспомнила, что сказал Тюр.
Он сказал, что изменил себя.
Физически.
Чтобы камеры наблюдения не засекли его.
Как ты это сделал? небрежно спросила Марион.
Всё ещё опираясь на металлическую раму душевой, она повернулась и посмотрела на него через плечо.
Замаскировал свою внешность, пояснила она. Как ты это сделал?
Она почему-то знала, что он имел в виду точно не нарисованный нос и усы, как у Маркса Граучо. Он имел в виду что-то другое, что-то сверхъестественное.
Ей было интересно, скажет ли он ей правду.
Тюр, должно быть, увидел в выражении её лица какой-то намёк на обе вещи.
Я говорил тебе правду обо мне, произнес он. Вплоть до этого самого момента. Во всех отношениях, его голос стал резче. Клянусь асгардской пинтой пива, я сказал тебе больше правды, чем я говорю большинству смертных. Слишком много, чтобы ты сейчас думала, будто я лгу тебе.
Оглянувшись на него, Марион кивнула.
Ладно, сказала она. Тогда скажи мне правду об этом. Как ты прошёл мимо камер?
Я сказал тебе. Я изменил свою внешность.
Ты заставил их видеть что-то, чего на самом деле не было? уточнила она, нахмурившись. Как это работает? Ты как-то залез в их сознание? Как это могло обмануть камеру?
Я не могу завораживать людей, сказал Тюр, хмурясь в ответ. Гламур, иллюзии, обман это дары моего брата Локи. Но я могу делать другие вещи. Я могу сделать себя другим. Неприметным, если я этого захочу. Я могу изменить цвет глаз, очертания лица, внешний вид в целом. Даже мои размеры.
И как это отличается от того, что делает твой брат Локи? спросила Марион.
То, что я делаюэто не гламур, ответил Тюр. Это реальное физическое изменение. Таким образом, камеры снимают то же изображение, которое видят люди. В сознании людей нет никакого обмана. Они просто видят меня таким, какой я есть. Но я сам изменяюсь.
Воцарилась тишина.
Затем Марион нахмурилась и отвела взгляд в сторону.
Голос Тюра прозвучал твёрже.
Я не делаю это для того, чтобы просто обманывать людей, добавил он. Мой братБог Трикстер Но я не такой. Наши дары соответствуют нашей работе в этом мире. Моя способность менять форму имеет определённое назначение, как и гламур Локи служит конкретным целям. Я пользуюсь способностью изменять свою внешность не для того, чтобы обманывать людей в буквальном смысле. А для того, чтобы я мог свободно действовать в этом мире чтобы я мог выполнять свою работу, не будучи замеченным или опознанным.
Опознанным? Марион нахмурила брови. Я не думаю, что большинство людей может узнать тебя, Тюр.
Он один раз качнул головой.
Не узнать лично меня. Это не то, что я имел в виду.
Выдохнув, он положил руки на бёдра.
Наблюдая за ним, она остро осознала, что на нём нет рубашки.
Я знаю, что я малоизвестный в твоём мире бог, сказал он, снова выдыхая. Я не жду, что меня тут кто-нибудь узнает. Это тоже часть моей работы.