Ветер в объятиях ВодыДи Темида
Зов крови
Алисейд
Провожу рукой по шее лошади, чувствуя, что загнал её в конец. Но остановиться возможности нет: ссадины на руках и пара кровоточащих царапин на плече напоминают о том, чем закончился последний привал на дороге. Да и крепостные стены Дамаска легким миражом в выжигающих лучах солнца уже маячат впереди. До дарты[1] нужно добраться с закатом
Я давно перестал считать убитых своим клинком не только на дороге, но и на всевозможных заданиях, куда меня направляли. Жертвы больше не являются мне в редких снах, окровавленными фигурами вставая перед сомкнутыми глазами.
Но вот что действительно не пропало с годами, расширяясь всё больше и грозясь поглотить то, что осталось от моей души,это зияющая бездна тьмы, просящая крови каждый раз. Каждое мертвое тело, падающее к ногам, питало неведомой энергией шейтанов[2], обитающих внутри, и со временем я понял, что уже ничего не смогу с этим сделать.
Пришпорив коня, уверенно направляю его в сторону приближающихся ворот, попутно цепко озирая местность вокруг. Редкие прогуливающиеся горожане, небольшая группа ученых мужей в белых одеяниях, извечная стража
Остановив уставшее животное неподалеку, рядом с внешними дорожными торговыми постройками у неприступной стены города, ловко прыгаю из седла. Сощурившись, внимательно просматриваю местность, чтобы выбрать способ проникновения в город. И отмечаю про себя несколько важных деталей, кроме вражеских воинов: несколько торчащих в камне крепости балок с одной стороны, полуразвалившиеся короба и бочки, ведущие к выступамс другой. Отлично, это поможет. И приближающийся неизменный вариант с учеными, который стандартно позволяет войти в Дамаск незамеченным.
Решив сымпровизировать в этот раз, сочетав два способа вместе, я бесшумно подбегаю к лежащим бочкам. Одним движением вскакиваю на них и терпеливо дожидаюсь подхода группы в белых мантиях. Когда стража отвлекается на короткий разговор между собой, я висну на выступе и неслышно, мягко опускаюсь на землю, вплотную за последним задумавшимся учёным. Сложив руки в молитвенном жесте, склоняю голову и прячу самодовольную улыбку, когда мы проходим мимо ничего не заметивших стражников.
Оказавшись внутри города, на приличном расстоянии от блок-постов, я так же тенью отхожу от учёных и сливаюсь с разношёрстной толпой. В ноздри ударяет запах благовоний и специй, немытых тел и грязных улиц.
Знаменитый, величественный Дамаск
***
Знакомое чувство азарта и опьяняющее пламя разливаются по венам, стоит оставить обычный пеший ход и взметнуться на крыши. Чтобы добраться до дарты братства, мне нужно преодолеть достаточное расстояние, но меня это не волнует, а лишь раззадоривает. Как и знойные лучи, щедро покрывающие с небес раскинувшийся город. Фасиам[3], обитель хассашинов[4], из которой я прибыл, часто пребывает в тумане и пасмурности, так что возможность погреть кости выпадает крайне редко.
Схватившись за край крыши резного балкона, я перераспределяю часть веса так, чтобы без лишних усилий подтянуться и оказаться на поверхности. И тут же замечаю воина, стоящего ко мне спиной в паре метров на соседнем здании.
Воздух вокруг словно наполняется запахом опасности и ожиданиябыстро оценив ситуацию, преодолеваю в два прыжка расстояние между нами.
Шейтаны беснуются, жаждут новых багряных рек
Сделав глубокий вдох и наполнив лёгкие, я хладнокровно пронзаю его артерию скрытым клинком, попутно поддерживая руками испускающее дух тело.
Чистая работа, ни капли на одежде.
Аккуратно уложив мертвеца на крышу, бегу к другому краю.
Фаланги пальцев болят от постоянных захватов и горячих камней, но я уже настолько привык к этому, что сделал эти неприятные ощущения частью себя.
Ещё один прыжок. Сгруппироваться. Приземлиться. Перейти на бег.
Тени становятся длиннее, когда я в позе «лягушки» мягко приземляюсь на деревянную сетку входа[5] в дарту. Мышцы отдают приятной усталостью после очередных трюков на крышах.
Войдя в полутёмное помещение со стеллажами и стойкой, за которой сосредоточено что-то пишет на пергаменте Гасан, я мгновение позволяю себе насладиться окутавшей прохладой, которая так нужна после жары, и затем обращаюсь к нему:
Мира тебе, Гасан.
Распорядитель дарты отвлекается от своих записей, но не выглядит при этом удивлённым, словно давно ждал меня.
О, Алисейд Рад видеть тебя! Невредимым.
В его словах сквозит плохо скрываемая ирония и лёгкое высокомерие, которые безмерно раздражают, но без Гасана я не смогу выполнить предназначенное. Так что мне остаётся стиснуть зубы, чтобы не сказать лишнего, и добавить в свою вежливость больше демонстративного холода.
Знаешь, зачем я здесь?..
Догадываюсь. Аль-Алим послал тебя?с небрежной интонацией спрашивает распорядитель дарты хассашинов и отворачивается к глиняным горшкам на полке.
Да. Мне нужна информация о Тамире. Нашего наставника не совсем устраивает его деятельность,уклончиво озвучиваю свою цель и пристально вглядываюсь в лицо Гасана, скрытое полумраком помещения.
Что ж,сосуд поставлен на стол, и Гасан встречается со мной взглядом.Залог качественного выполнения любого заданияэто подготовка, Алисейд. Советую посетить несколько мест, в которых ты сможешь раздобыть интересующую тебя информацию.
Пропустив мимо ушей его нравоучения, адресованные словно новичку, я молча ожидаю продолжения, постукивая пальцами по поверхности стойки.
Выдержав паузу, Гасан всё так же с ленцой молвит:
Для начала отправляйся к базару, что на юг от дарты. Насколько мне известно, там можно найти одного из наших вестников[6]. А дальше Он подскажет, что делать.
Разум уже составляет план по добыче деталей, поэтому я даже не обращаю внимания на тот акцент, который мой собеседник сделал на личности вестника. А зря
Может быть, уже тогда это смогло бы как-то предупредить и уберечь меня. И моё сердце
Я лишь коротко киваю Гасану и собираюсь к выходу, когда в спину мне чуть тише доносится:
И да, кстати. Вестник будет, скорее всего, не в белой одежде, а в темной.
На мгновение поворачиваю голову к распорядителю дарты, заинтригованный его словами,кто-то из хассашинов не в цвете братства?..[7]но ничем не выдаю своей заинтересованности. В любом случае, скоро всё увижу своими глазами и, возможно, смогу удовлетворить любопытство.
Я понял, Гасан. Если это всё, я пойду.
Конечно,ехидная улыбка подкрепляет его слащавый ответ в тот момент, когда я спешу убраться из дарты.
[1] Дартас древнеассирийского означает "двор". В контексте повествования - это некое тайное место братства, которое есть в каждом городе, где бывают наёмники. Там они получают детали о миссии, могут отдохнуть или спрятаться от городской стражи во время погони. У каждой дарты есть свой распорядитель, так же член братства.
[2] Шейтанпо этимологии схоже со словом шайтан. Означает "демон", "дьявол", "чёрт" в разном контексте повествования.
[3] Вымышленный город в отличие от Дамаска. Представляет собой поселение, спрятанное в горах, где обитают хассашины
[4] Иная этимология слова "ассасин". Означает наемный убийца.
[5] Входы в дарты находятся на крышах, т.к. хассашины часто передвигаются по ним.
[6] В каждом городе есть вестники, иначе говоряинформаторы, которые помогают наемнику собрать необходимую информацию о цели миссии.
[7] Все члены братства носят белую мантию. Кроме Аль-Алима, главыон всегда в черном.
Туман в изумруде
Отказавшись от предложения Гасана передохнуть в дворике дарты и отложить поиск вестника до завтра, я позволяю себе лишь съесть пару фруктов из вазы рядом с раскинутыми подушками и поднимаюсь наверх. К крышам.
Времямой самый ценный и невосполнимый ресурс, поэтому, если успею выяснить всё сегодня до наступления ночи, завтра я уже смогу направиться на задание.
Преодолев две крыши, замечаю высокую балку с висящим карабином для грузов. Приглядываюсь лучше, чтобы убедиться в отсутствии лучников вокруг, а затем с разбегу хватаюсь за трос. Под моей тяжестью карабин описывает дугу, и я приземляюсь ещё через два здания. Правда, в этот раз не без ушиба колена и голени. Тяжело дыша, жду, пока боль немного притупится, понимая, что ничего серьезного нет, и дальше перехожу на бег.
Камень крыш медленно остывает после знойного дня, а солнце лениво опускается все ниже за линию горизонта, озаряя Дамаск кроваво-красными лучами. Через десяток минут я оказываюсь неподалеку от того самого базара, о котором упоминал распорядитель дарты.
Торговцы устало сворачивают и закрывают лавки после тяжёлого дня, переносят коробы с ценным товаром в свои укрытия и пересчитывают золотые, медные и серебряные монеты, надеясь на выручку чуть большую, чем обычно.
Я видел, в каком угнетении и нищете живёт простой народ в разных городах страны, но Дамаск всегда почему-то отличается от них. Словно несмотря на любые трудности, сияет золотом и окутан таинственностью, стирающей налёт бедности с улиц.
Осмотревшись, решаю переместиться с высоты на стены зданий. Вестник должен быть где-то здесь, в закоулках у засыпающего базара, да ещё и в тёмной одежде, что несколько осложняет поиск: в городе знаменитой стали каждый второй житель носит черные оттенки.
Схватившись за деревянную балку на стене, я раскачиваюсь и прыгаю к следующей. Дальше цепляюсь за выступ окна и повторяю свой маневр. Ладони, обмотанные полосками защитной кожи, ноют, требуя отдыха, но так же, как я неумолим к врагам, я неумолим к самому себе.
Подтянувшись на последней деревянной конструкции, встаю на корточки и озираю неприметную улочку под собой. Несколько прохожих обсуждают Салах ад-Дина[1] и его правление; редкая стража осматривается напоследок, прежде чем отдать пост свежим силам; нищий просит подаяние, покачиваясь из стороны в сторону.
И вот я вижу человека, неспешной походкой направляющегося к концу проулка; на нём пояс алого цвета, повязанный поверх почти черной мантии, на котором висят несколько мешочков и кажется, метательные ножи. Голова и лицо покрыты тканью, и оставлена лишь прорезь для глаз.
Вестник.
Я усмехаюсь себе под нос, удивляясь собственной везучести, и решаю так же по стене, не спускаясь на землю, проследить и добраться до него. Что-то в походке члена братства меня настораживает, но я никак не могу уловить сути в надвигающихся сумерках.
Когда он заходит в маленький двор, оказавшийся своеобразным тупиком, я остаюсь на балке, чтобы понаблюдать. Вестник присаживается на скамью и достает из-за пазухи кулёк. Похоже, с финиками. Чуть оттянув ткань от лица, начинает медленно их поедать. Понимая, что, скорее всего, помешаю ужину, я всё равно, не дождавшись окончания, мягко спрыгиваю прямо перед ним.
Кулёк летит на землю с остатками плодов, а моментально подобравшийся вестник, поправив одежду, в один шаг оказывается напротив меня, успевая достать метательный нож.
Сталь неприятно холодит мою шею, и только в этот момент осознаю, насколько собрат ловок и проворенсвой-то скрытный клинок я так и не успел выбросить из рукава в его сторону. Хотя, зачем Сам виноват с этим эффектом неожиданности.
Вцепившись взглядом в единственный открытый участок лица вестника, я на миг задерживаю дыхание, забывая о ноже у горла, который, кстати, медленно опускается вниз, и о своей настоящей цели посещения.
В меня, не мигая, пронзительно всматриваются темно-зелёные глаза в обрамлении коротких, но пушистых ресниц. Вокруг зрачковсерый оттенок, из-за которого этот выразительный взор похож на два лесных озера с изумрудной водой, охваченных туманом. Брови изогнуты, неаккуратной формы, подчёркивают кошачий разрез глаз. Я успеваю рассмотреть всё в деталях, пока последний закатный луч касается лица напротив.
Женского лица
В этом я окончательно убеждаюсь, когда вестник пытается исказить голос в сторону мужского и чуть хрипло шепчет:
От верной смерти вас уберегло лишь одеяние хассашина.
Ветер, мой верный спутник и стихия, доносит до меня тонкий аромат, исходящий от её тела,шафран и цветок ванили. Я усмехаюсь, замечая, как незнакомка в образе вестника осторожно убирает свой нож обратно, и отвечаю:
От верной смерти меня бережет только мой клинок и я сам,мне льстит то, как она смело всё ещё смотрит прямо в глаза, пытаясь что-то найти, но я всё же соблюдаю приличия и отхожу на пару шагов, чтобы рассеять воцарившееся между нами напряжение.Мир твоему дому
Не добавляю никакое обращение к запоздалому приветствию, потому что в принципе сталкиваюсь с подобным впервые: братство на то и братство, что в него никогда не входили женщины.
Почему же сейчас это правило было нарушеноя могу лишь догадываться, хотя для меня, человека, периодически отступающего от устава, этот факт не был настолько невероятным, как был бы для любого другого на моём месте.
И вам мира и покоя,вестница не спеша присаживается обратно на скамью, с сожалением оглядывая рассыпанные финики, но затем снова возвращает мне своё внимание и переходит на более лояльное, принятое между наемниками, общение:Я не знаю твоего имени, хассашин. Для чего ты пожаловал в столь поздний час?
Это удивляет меня по-настоящему, потому что вплоть до сего момента в каждом городе каждый вестник братства знал обо мне. Известность и деяния шли впереди меня самого.
Опираюсь боком на ближайшую стену, скрещивая руки на груди, и внимательно осматриваю свою собеседницу, которая под несколькими слоями одежды так неумело пытается изображать мужчину.
Неужели на это кто-то ведётся?..
Как и я не знаю твоего,резонно вставляю я, замечая скрытый подтекст в собственных словах.
В эту минуту остро ощущаю, как первостепенность миссии отходит в тень, на второй план, а по вискам бьёт потребность узнать о таинственной вестнице всё: её прошлое, текущую деятельность, успехи, навыки и мечты. И лишь воспитание не позволяет забросать особу вопросами.
Кажется, она больше не хмурит брови и не жалеет о потерянных из-за моего внезапного появления фруктах. И кажется, поняла, что выдала свою принадлежность к женскому полу с головой, позволяя так пристально оглядывать себя, так что моя вестница более не пытается ломать голосовые связки и отвечает собственным голосом. Маняще мелодичным, спокойным и серьёзным:
Сурайя. Меня зовут Сурайя, если это так важно,бросив на меня очередной твердый взгляд, со вздохом добавляет:Знаю, знаю. Тебя удивляет, что в братстве есть девушка. Если это преграда для выполнения миссии, с которой ты, очевидно, пришел так поздно, можешь обратиться к другому вестнику.
Не удивляет, а скорее впечатляет,медленно говорю я, направив свой взор в сторону полутьмы, где начинается проулок. В городе небезопасно ночью, и не хотелось бы, чтобы наш разговор подслушали.Я Алисейд, прибыл с поручением из Фасиама. И единственной преградой для выполнения миссии, в которой ты должна помочь, является твоя способность осуществлять скоропалительные неверные выводы на свой счёт.
Сурайя тихо усмехается в ткань, покрывающую её лицо:
Я никогда не слышала о тебе,пожимает плечами.
Вот это действительно странно.
Почему же Хороший вестник добывает крупицы деталей извне, а не интересуется тем, что происходит внутри,с гордостью сообщает новая знакомая и тоже складывает руки на мой манер.
А отличный вестник осведомлен и о том, и о другом,с иронией парирую я, жалея о том, что темнота начинает скрывать ее фигуру.
Черная одежда, наверняка, отлично маскирует Сурайю ночью, только вот почему всё-таки не белая, как у всех?..
Ну раз до отличного вестника мне ещё далеко, поведай о себе, Алисейд. В частности, о том, что именно привело тебя в Дамаск и как я могу помочь,миролюбиво разводит она руками и поднимается с места.
Понимаю этот жест так, что делать нам больше здесь нечего и стоит пройтись: уединение и ужин вестницы и так нарушены, а тихий разговор при ходьбе позволит быстрее засечь слежку, если она есть.
Аль-Алим поручил разыскать Тамира. У меня есть для него послание,Сурайя прекрасно понимает, что я имею в виду под последним словом, но ни о чем не расспрашивает.
Интересно, убивала ли она когда-либо сама или же носит метательное оружие с целью самообороны? Какие задания, кроме безобидной добычи информации, ещё выполняет?
Мы идём по уже опустевшим безлюдным улицам Дамаска рядом, но на почтительном расстоянии: в этом мире мужчина не может спокойно разгуливать с женщиной в такое время суток вдвоем, хотя, надо признать, я всё время забываю, что для менее внимательных, коими является большинство, Сурайябольше молодой юноша в таком одеянии, нежели девушка. Воображение рисует возможные варианты её внешности, пока мы медленно продвигаемся вперед, а её голос намекает на возраст не больше двадцати пяти.