Дауцен недоговаривала. Словно у нее над головой включилась лампочка, высветившая одно единственное слово: обман. Невротик не психопат. Из-за головных болей в психбольницы не закрывают. Закрывают тогда, когда проблемы с психикойили хотят отмазать ребенка от тюремного срока.
Спасибо, Дауцен, сказал доктор Бергман. Молодец, что поделилась с нами. Рейнард, не хочешь последовать примеру Дауцен?
Анья посмотрела на Рейнарда Либлика: как и на прошлом сеансе, он сидел напротив нее. Развалившись на стуле, сложив на груди руки, он демонстрировал полнейший безразличие к происходящему. Взгляд Аньи опустился ниже: в который раз за последний час она посмотрела на мужскую щиколотку. И в который раз увидела тонкий металлический обруч, который выглядывал из-под задранной штанины.
Если только вы, доктор, поделитесь своей, ответил Рейнард Либлик, даже не шелохнувшись.
Образовалась пауза.
Своей? переспросил доктор Бергман.
Своей. Об истории, связанной с вашим пациентом, Маркусом Йохансоном.
Доктор Бергман молчал. Он побледнел, закаменел лицом, однако взгляда с Либлика не спускал.
Ясно, сказал доктор Бергман, внезапно расслабляясь. Значит, будем ждать еще полгода.
Он сосредоточился на других пациентах, а Анья сосредоточилась на его словах. Дауцен рассказала свою историю только сегодня. У девушки открытый характер, затягивать с рассказом она не стала бы. Значит, Дауцен здесь недавно. Тогда как Рейнард Либлик посещает терапию уже полгода. Значит ли это, что нынешняя группа в его жизни не первая?
Анья сделала себе очередную пометку в планшете, затем внесла информацию в личные бумаги пациентов, которые вела по настоянию доктора Бергмана.
красная капля упала на бежевые брюки. Затем еще одна и еще.
Анья выпрямилась. Должно быть, авторучка покапывает. Только чернила в авторучке синие, тогда как на ткани расползались капли красные.
Не понимая, что происходит, она поднесла пальцы к носуиз носа сочилась кровь. У нее из носа шла кровь!
Такого с ней никогда не бывало, даже в детстве не мучилась подобной проблемой.
Пораженная, взглянула на испачканные пальцы. Точно: кровь. Посмотрела на доктора Бергмана, зачем-то взглянула на психопата: Рейнард Либлик исподлобья наблюдал за ней. А кровь все шла, шла и шла, замарав и перед кремовой блузки.
Извините. Анья вскочила и, оставив бумаги с планшетом, побежала к выходу.
Через три минуты и сорок четыре секунды она грохнется в обморок
Анья выскочила из аудитории и, как могла, откинув голову назад, добралась до ближайшего туалета. Подбежала к раковине и включила воду. Нарвала бумаги для сушки рук и, смяв ее, прижала к носу. Из зеркала на Анью смотрела растерянная, испуганная девушка с красным от крови лицом и заляпанной кровью блузкой.
Чувствуя тошноту, Анья вымыла руки: сначала одну, потом вторую. Попыталась протереть лицо, но в этот момент, пропуская воздух, отворилась дверь туалета. Анья обернулась: перед ней стоял встревоженный доктор Бергман. А затем закружилась голова, и Анья провалилась в обморок.
С трудом разлепила веки: в глазах двоилось, ясно видеть мешала пелена. Анья лежала на кушетке, в одежде, укрытая тонким покрывалом, и кое-как различала предметы: кажется, шкаф в углу, да и стены. И еще человек, сидящий на стуле рядом с кушеткой.
Я на тебя страшно зол, произнесли недовольным голосом, и голос показался знакомым. Я же тебя предупреждал, говорил, что пора валить. Вот чего ты добилась? В глазах немного прояснялось: как и подумала, перед неймужчина. В возмущении отвернув лицо, сложив ногу на ногу, он сидел сейчас перед ней.
Это был Рейнард Либлик. И Рейнард Либлик «хрустнул» яблоко.
Нужно было слушаться меня, жуя, он посмотрел на нее. Чего ты так смотришь? Теперь не раз еще сюда попадешь. Даже пропишешься тут. И у меня из-за тебя проблемы. Вот что мне теперь делать? Он снова откусил яблоко, кажется, зеленое, которое мгновенно уменьшилось вдвое. Нам будет сложно ужиться вместе, глядя в сторону, проговорил мужчина, и мужчина покачивал головой. Ну, спи, встрепенулся Либлик, наклонился к ней и коснулся ее виска.
«Камера» отключилась.
Глава 5
Помощь
Малиновый свет врезался в сетчатку: темный, пустынный коридор, и он горел неоновым огнем. Анья шла, подмечала детали, при этом не спускала настороженный взгляд, поскольку ощущала неясную тревогу. И сырость. Посмотрела под ногишла по воде, и вода достигала щиколоток.
Еще до того, как вскинула голову, Анья поняла, что картина изменилась: Анью окутал туман, который зарождался далеко впереди, но вот настиг и ее. Анья ощутила себя в парилке: мокрой, удушающей, горячей, а затем ударила вода: справа, слеваотовсюду, словно по всем фронтам треснули трубы. И продолжали трескаться по коридору дальше.
Вода ударила в лицо, Анья едва удержалась на ногах. Но тут ее с силой схватили за плечо и, развернув, швырнули на пол. Анья лицом нырнула в воду
Открыла глаза. В окно улыбалось солнце, заливая комнату утренним светом.
Анья села. Чувствовала себя хорошо: ничего не болело, самочувствие в норме. В клинике Анью обследовали: взяли необходимые анализы и нарушений не обнаружили. Сказали, здоровье у нее отменное. Скорее всего, причина недомогания: кровоизлияния из носа и потери сознания, кроется в переутомлении: новое, специфическое окружение, тяжелая атмосфера, дополнительный объем работы. Желая ее скорейшего восстановления, доктор Бергман освободил Анью от субботних трудов, воспринимавшихся персоналом повинностью, и велел на выходных хорошенько отдохнуть. А заодно подумать, готова ли продолжать стажировку в клинике. Возможно, дополнительные нагрузки ей пока ни к чему?
Оглядев махровые стены в обрамлении миниатюрных семейных фотографий, а также полок для всяких безделушек, Анья запустила ноги в тапочки, в любимые ею мохнатые, и хотела встать, когда взгляд остановился на Угольке: новом друге, сидевшем на полу и смотревшем на нее.
Ну, чего ты так смотришь? заговорила Анья. Со мной уже все хорошо, и тут замолчала. Поняла, что практически процитировала того, кого цитировать совсем не следовало.
О Рейнарде Либлике Анья думать не хотела. Да и в разговоре с доктором Бергманом о странном типе, который явился к ней в палату, решила промолчать. Она сама не знала, в действительности ли видела его, то ли он ей во сне привиделся. Потому Анья выкинула его из головы: вдвойне «страшно впечатлительной» выглядеть не хотелось.
Анья поднялась. Оглядела неприбранные уголки
Комната была небольшой, но такой уютной. В параллель кровати расположился письменный гарнитур. На другом конце, у входа, разместился коренастый платяной шкаф. Вся мебель белая, потертая, в стиле английской классики. Ее дополняли ажурные занавески на открывающем город окне.
Комнату Анья обставляла с удовольствием.
Воскресное утро Анья решила посвятить студенческим делам: нужно было написать реферат на тему преодоления личностно-профессионального кризиса и проштудировать два методических пособия. На столе давно возвышались материалы, дожидавшиеся ее внимания.
Анья покормила голодных домочадцев, которые ей на радость между собой поладили. Коты сегодня крутились вокруг нее чаще. Может, действительно, чувствовали переутомление Аньи и желали ей помочь?
Уделила внимание и Хромоножке, которому стало намного лучше: дворняжка встретила Анью с радостной улыбкой. Потрепав собаку за загривок, Анья сделала себе молочный чай, поскольку к кофе относилась равнодушно, и принялась напрягать интеллект.
В поисках необходимой информации для реферата Анья потратила уйму времени. Анья искала сведения в интернете, пролистывала книги, поглядывала в справочники. В какой-то момент Анья не стерпела и все же ввела в поисковой графе браузера «Рейнард Либлик». Однако поисковик ничего не выдал. По отдельности и имя, и фамилия всплывали, вот только безотносительно к личности знакомого ей социопата.
Раздосадованная Анья вздохнула и продолжила заниматься дальше.
Анья провела за ноутом большую часть дня, перекусывая на ходу сухомяткой: бутербродами и печенюшками, а ближе к вечеру решила наведаться к бабушке с дедушкой: пускай хоть они ее нормально накормят. Предварительно позвонив и предупредив о своем визите, Анья переоделась из домашней одежды в парадную, накинула плащик и вышла из дома.
Встретили Анью радостно, впрочем, как всегда: по-другому бабуля не умела. И тут же завалили вопросами. Ожидаемыми вопросами о работе: как дела в клинике, не тяжело ли приходится, как справляешься. Не желаешь ли уйти?..
Об это спросила бабушка, разрезая второй кусок пирога с яблочным повидлом и подавая его Анье. Словно знала, что произошло. Сама она после обморока наверняка захотела бы уйти. Да она и не пошла бы на такую работу в силу непригодной для подобных дел утонченной натуры. Она от капли крови шарахалась. Видимо, поэтому всю свою жизнь госпожа Михельсон посвятила «общению» с цветами.
Ответ остался неизменным, Анья была непоколебима. Несмотря на то, что доктор Бергман также поднимал данный вопрос, советуя подумать о передышке, уходить из клиники Анья не собиралась. Это же такой бесценный опыт! Ей было интересно изучать людей, наблюдать за непохожими судьбами. Подумаешь, кровь из носа пошла, специалисты клиники ее осмотрели, просканировали от и до. И подытожили: Анья здорова. Тогда как на слова неадекватных социопатов Анья предпочла не обращать внимания.
На следующее утро Анья шла по мостовой. Мимо симпатичных сувенирных магазинчиков, ярких строений и старинных зданий. Намечалась одна единственная пара, после которой, забежав домой, Анья собиралась поехать в клинику.
Она не сразу заметила, как пожилые люди оборачиваются ей вслед. Такое же странное поведение она приметила вчера по дороге к родным, только не придала тому значение. Да и сегодня следовало ли? Может, им плащик Аньи понравился красивого цвета шампанского? Тем более оборачивались не все старички.
По окончанию пары Анья направилась к остановке. Вдыхая ароматы душистой выпечки, которые вырывались из уютных кофеен, запахи корицы, миндаля и какао, Анья пересекала оживленную улицу. И в этот момент увидела его, мужчину. Молодой брюнет шел ей навстречу и в упор, с надеждой в глазах смотрел на нее.
«Ооох, нет-нет-нет». Анья отвела глаза. «Только не к ней, не к ней, пожалуйста, она спешит».
Анья знала этот взгляд: на нее так смотрели часто. Очень часто. Непозволительно часто. На нее так смотрели тогда, когда желали о чем-то попросить: например, просили подсказать, как им добраться «туда-то», либо, где находится «то-то». Вокругдесятки людей, однако останавливали именно ее, словно у нее на лбу, сверкая хрусталем, висела табличка «Справочное бюро». Другие же обращались с просьбами: например, одногруппникипомочь с курсовыми либо с иными личными пожеланиями. Тогда как бедняки, встречаемые на улицах, просили денег.
В помощи Анья не отказывала, разве что, когда совсем уже в невмоготу. В таком невыгодном положении, когда придется искать поддержки, мог оказаться каждый, в том числе и она. Но, когда останавливают и спрашивают так часто, что начинаешь от такого уставать, при этом жертвуя самой необходимым временем. Это утомляло.
Почему она? У Анья что, на лице золотая пудра? Либо в глазах читался призыв?
Ожидания оправдались и теперь. Приблизившись, мужчина попросил подсказать, как добраться до ресторана «Ламбер». Анья подсказала: с чего бы ни подсказать, она как раз прошла мимо него. А затем побежала к остановке, больше не глядя ни на кого вокруг.
Стоя в ожидании автобуса, Анья приметила еще одну странность в лице бездомного кота, овивающегося вокруг ее ног,затем в лице второго. Они ластились именно к ней, тогда как поблизости находились трое горожан. Как и от своих домашних питомцев нынче утром, Анья получала от этих котиков повышенное внимание
Начиная задаваться вопросами, Анья добралась до клиники и, перед тем как пойти в архив, решила показаться доктору Бергману на глаза. Во-первых, следовало сказать, что «да», она остается. Пускай не считает ее пугливой. Во-вторых,вдруг он вновь возьмет ее на интересное задание?
Так и вышло. Взял. Они направились по белоснежным коридорам к ожидающей в приемной женщине, которая страдала симулятивным расстройством или иначе синдромом Мюнхгаузена.
Проблема Кристел заключалась в том, что она, мать-одиночка, совершала много нелицеприятных поступков, чтобы привлечь внимание бывшего мужа. Например, травила себя и своего ребенка.
Поначалу Кристел, как могла, пыталась попасть в больницу сама: ломала пальцы, падала, обжигала руки. Однако этого ей оказалось мало: когда личностный ресурс себя исчерпал, Кристел переключилась на дитя Такие пациенты составляли особую разновидность «симуляторов»: они вредили не только себе, но и окружающим, дабы получить необходимое внимание. Любовь, заботу, ласку. Мол, «посмотри, до чего ты довел, посмотри: наш ребенок в больнице». И бывший муж подключался, на чувствах вины оказывал помощь: подарки, деньги, поддержку
Внимание. Оно ценилось превыше всего. Кристел жалели, ей сочувствовали, окружали заботой все: муж, родные, друзья.
Пришла Кристел вместе с сестрой. В светлом кабинете, на мягких диванчиках, сестры сидели напротив них, огороженные журнальным столиком.
Ребенка у нее отобрали: столь частые страдания девочки, после очередного «визита» в больницу, вызвали подозрения медиков. А саму отправили на лечение. Симпатичная брюнетка с вьющимися волосами. Как могла пойти на такое?
На протяжении всего сеанса Анья чувствовала утомляющую тяжесть. Словно горы усталости обрушились на плечи, и она не могла их с себя согнать. Силы ее покидали. Каждый раз, как тревожная пациентка заглядывала Анье в глаза, Анья глаза отводила. Взгляд глубоких синих глаз не был просящим, не был потерянным, он казался требовательным. Только что она могла от Аньи требовать?
Невзирая на разумные доводы, Анью не покидало стойкое ощущение, что Кристел сосредоточилась именно на ней и будто пыталась поймать глазами. Захватить сознанием, подавить посредством разума и, подчинив своим желаниям, замотать в толстенный кокон. Только Анья ей не давалась: отводя от нее глаза, Анья ускользала в решающий момент.
По окончанию сеанса Анья переговорила с доктором Бергманом и вышла из приемной. Она намеревалась отправиться в архив, теперь он превратился в ее личную каморку, но тут остановилась: слух зацепился за кое-что интересное. Необычное. Те же удивительные звуки Анья слышала на подходе сюда.
Анья посмотрела в конец прохода: в сторону обратную той, в которую предстояло идти. А затем и сама прошла вперед по тонущему в свете коридору в направлении сплошных вертикальных окон.
Анья вышла к балюстраде.
Красивое ограждение из белого камня огораживало площадку второго этажа. С этой точки открывался вид на первый. Анья посмотрела вниз и увидела то, о чем и подумала.
Небольшое зальное пространство, со всех сторон украшенное растительностью: большие и маленькие кадки с высокими и не очень растениями расположились по всему периметру. Интересные витражные стекла, добавляя ярких мерцающих красок, поднимались на два этажа. Зал походил на оранжерею: уютную, зеленую, остекленную, в которой по центру, добавляя комфорта, лежал внушительный прямоугольный ковер. И на нем играли дети.
Вот чьи голоса Анья слышала, вот откуда шум. Внизу организовали детский уголок.
Пятеро ребят четырех-шести лет рассыпались, словно бисерины по полу. Кто-то играл, кто-то рисовал, кто-то крутился у спортивных горок, объединенных с магнитно-маркерными доскамиАнья приметила много игрушек. От развивающих головоломок до развлекающих конструкторов, от кубиков до игрушечных домиков.
Анья огляделась в поисках лестницы и отыскала целых две. Немного поодаль, справа и слева, вниз уходили дугообразные марши. Словно ручки кувшина из застывшей глины они огибали помещение с двух концов.
Сместившись влево, Анья стала спускаться.
Оказавшись на первом этаже, Анья по-новому увидела пространство: если по левую руку возвышались окна, то по правую, под балюстрадой, были припрятаны остекленные перегородки. Через них, с нижнего этажа, проглядывалась детская комната. Там же находились двери. Таким образом, попасть сюда можно было, как «сверху», так и «снизу».
На другом конце зала Анья приметила молодую шатенку-медсестру, по-видимому, дежурную. В клинике Анью визуально знали, если не все, то многие. Но она все равно кивнула девушке и показала именной бейдж, который с некоторых пор висел у нее на блузке. А затем, подумав, направилась к ней.