Это дети с посттравматическим стрессом, ответила медсестра на вопрос, что за ребята здесь собрались. У каждого свои причины переживаний: у кого-то домашнее насилие, унижения, страхи, постоянное нервное перенапряжение. Травмы разные, и мы работаем с ними.
Внимательно слушая девушку, Анья не отрывала глаз от мальчика. Она приметила его еще наверху, почему-то за него зацепился взгляд. Сейчас Анья смогла рассмотреть ребенка лучше. Темненький, лет шести, он сидел за игрушечным столом и вырезал фигуры из бумаги.
Анья, не торопясь, пошла к нему, а, подойдя, присела рядом.
Привет. Что ты делаешь? спросила, улыбнувшись, у ребенка.
Мальчик поднял сосредоточенный взгляд, но не ответил: вернулся к своему занятию.
Это Айво, сказала дежурная, подоспевшая следом. Продолжительное время он становился свидетелем драматичных семейных сцен. А недавно родители вовсе исчезли, он пробыл в одиночестве несколько дней. Семья неблагополучная, родителей ищут, а мальчика направили к нам.
Анья присмотрелась к тому, что он делал: из картона и цветной бумаги мальчик вырезал круги и овалы, а после складывал из них человечков.
Тебя попросили их вырезать?
Мальчик кивнул.
А знаешь, для чего?
Мальчик отрицательно качнул головой.
Чтобы тебе стало лучше, проинформировала ребенка Анья. Чем больше ты будешь говорить о том, что с тобой случилосьили рисовать, или лепить, тем скорее ты поправишься.
Айво молчал, однако в глазах зародился интерес. В больших, выразительных глазах, глубоких, словно синие воды. И будто нити закружились в зрачках
И будто Анья полетела с горы.
Анья помнила эти ощущения: полнейшего погружения в чужую трагедию. Она уходила в глухую реальность, покидая мир цветных картин
Анью охватила паника: она не желала испытывать этого снова, не желала познавать чужую боль. Принимать ее, пропускать через себя и не иметь возможности отпустить. Освободиться от нее, очиститься, поскольку боль оставалась с ней, срастаясь с клетками души и тела.
Она попыталась выпустить детскую руку, которую не понимала, когда схватила. Только собственная рука не слушалась: она сияла. Призрачным белым светом, согревая ею детскую ладонь: область слияния источала тепло и пульсировала в ритме сердца.
По телу прошлась удушающая волна, сковав канатами участки тела. И так тревожно стало, так страшно, боль и обида растравили душуглаза моментально наполнились влагой. Невыносимо. Хотелось кричать. Хотелось плакать, смеяться, истерить, чтобы хоть как-то избавиться от муки, которая внезапно на нее накатила.
Казалось, эмоции разорвут изнутри. Они опустошали, лишали сил
Лопнула лампочка: одна, вторая, третья. Сработала пожарная сигнализация: замигали датчики, заверещала сирена, из потолка полилась вода.
У нее внутри зарождался хаос, из недр души поднималось торнадо, сметая все на своем пути, и в первую очередь саму Анью.
Анья вырвала руку, отшатнулась, повалилась на пол
и, сотрясая клинику, раздался взрыв: взрыв выбитых разом стекол. Время на мгновение замерло, и Анья рассмотрела, как миллиарды осколков, словно стрелы целясь за километрына далекие безопасные километры, полетели в стороны.
Звон стекла мгновенно оглушил, ослепил, испугал, обездвижил. И запустил вторую волну: окна взрывались одно за другим. Снизу вверх и сверху вниз, витражи «стреляли», разбивались вдребезги в унисон противоположным им перегородкам.
Казалось, палили из тысяч ружей, рождая симфонию осколочного звона. Казалось, в клинике началась война.
Закричали дети.
Анья мигом повались на Айво, закрывая ребенка собой. И молилась, страстно желала, чтоб внезапно настигшая катастрофа сохранила детям жизнь
Она пролежала, дожидаясь покоя, дожидаясь, когда же утихнет буря, длительное время. И буря прошла.
Анья с осторожностью подняла голову: с нее попадали обломки стекла.
Действительно: тишина, покой, вперемешку с последствиями осколочного танца. А еще призрачный шлейф, который тянулся волной от Аньи: белесый, совсем эфемерный, он овивал собой детей. Детей, свернувшихся калачиками.
Анья моргнуть не успела, как шлейф растворился в воздухе. Будто дым, которого не было.
Анья закрыла рот. Ей нужны были ответы. Ей нужен был Рейнард Либлик.
Глава 6
Сияние
Прибыла полиция, подъехали машины «скорой». В детском зале и поблизости столпилась уйма людей. В том числе медики клиники, которые выводили детей из пострадавшего помещения и оказывали первую помощь, преимущественно психологическую.
Невероятно! удивлялся мужчина, один из титулованных докторов клиники в метрах от Аньи. На детяхни единой царапины! Как такое может быть?!
Действительно, как такое может быть? Осколки летели, словно брызги фонтана. Почему никто не пострадал?
Анья, вы точно в порядке? в который раз спросил доктор Бергман, возвращая рассеянное внимание на себя.
Анья кивнула. Как и на детях, на Аньени капельки крови. Дежурная медсестра, как выяснилось, по имени Лизетт, также оказалась в норме, разве что небольшие порезы на плече, разорвавшие медицинский халат.
Пытаясь разобраться в ситуации, Анья раз за разом возвращалась мыслями к ужасной трагедии, однако все равно ничего не понимала. Неужели катастрофа произошла по ее вине? Все эти выбитые лампочки, электрические замыкания, по словам доктора Бергмана, оставившие клинику на время без света, порывы ветра, ворвавшиеся из разбитых окон, стали следствием того, что у Аньи засияла рука? А засияла она потому, что Анья пожалела одинокого Айво?
В голове не укладывалось.
Может, ей действительно следовало покинуть клинику? Может, неспроста происходили несчастья? Возможно, так ей давали знаки, намекая, что Анье здесь не место, а почему «не место» уже не важно. Тогда как Анья никого не слушает и продолжает поступать по-своему.
Теперь на все, что с ней происходит, Анья посмотрела с другого ракурса. Если раньше, задерживаясь в клинике, Анья наносила вред себе, в частности своему здоровью, и вроде как поэтому ей следовало уйти, то теперь выяснилось иное: это она вредила клинике, а главное, людям, что здесь находились.
Как же так? Как же так?! Неужели причиной дичайшего страха детей явилась она сама? Она едва не погубила малышей?
Что же с ней творилось? Что творилось с пространством, в котором Анья оказывалась? Почему в присутствии Аньи люди начинали меняться, как в хорошую, так и в плохую сторону? И почему она ударялась в панику рядом с больными, немощными людьми?
Ей необходимо знать. Анье нужны ответы. Только где их могла получить? Ответы на свои странные вопросы?
Ответы на странные вопросы она могла получить лишь у странного человека, который с момента ее появления в клинике твердил ей странные вещи. В которые Анья верить не желала. Потому чтопотому что они были странными!
Однако теперь да, ей нужен Рейнард Либлик.
Только добраться до него не получалось: Анью постоянно останавливали. Коллеги, врачи скорой помощи, они наперебой о чем-то твердили, спрашивали, желали помочь.
В сотый раз, проверяя состояние, в глаза посветили фонариком. Нет, в шоке она не была и прекрасно соображала. Потому бабушке с дедушкой решила не звонить: зачем волновать? С Аньей все хорошо, и это главное. Позже, как бы «между прочим», расскажет смягченную версию.
Анья пробыла в эпицентре хаоса до позднего вечера. На протяжении этих часов Анья порывалась покинуть столпотворение и,нет, не пойтипобежать к Рейнарду Либлику. Однако не хотела привлекать внимание. Как объяснить, для чего она идет в изолятор? К особо опасным преступникам? Что ей там делать? Если скажет, что у нее светилась рука, и нужно спросить об этом убийцу, Анью саму упекут в психушку. Потому пришлось терпеть и дожидаться следующего дня.
Доктор Бергман по доброй традиции велел ей денек отдохнуть и на работу не выходить. «Вам нужно прийти в себя», сказал на прощание врач. Все же с начальником ей повезло. Однако теперь Анья при всем желании его не послушалась бы. Она пришла. И прямиком направилась в изолятор.
Автоматизированная дверь отъехала в сторонуАнья переступила стальной порог, уже примечая в стороне охрану.
Я ненадолго, оповестила мужчину. Мне нужно поговорить с пациентом Либликом.
Коренастый мужчина в полицейской кепке и темно-синей полицейской униформе, помедлив, кивнул. Выглядел слегка озадаченным. Не понимал, о чем им говорить в изоляторе? Вот и Анья не понимала: тема разговора казалась безумной
Пока мужчина переваривал информацию, Анья быстро прошла вперед: еще передумает или разрешения специального потребует. Она пока не знала местных порядков, однако возможно было все. Потому, приметив нужную камеру, Анья целенаправленно двинулась к ней. Мимо одного бокса, второго, пятогов окна камер старалась не смотреть: зачем лишний раз расстраиваться? Ей и без того как-то не по себе.
На подходе к нужному боксу Анья замедлила шаги. Только сейчас она поняла, в каком рисковом положении оказалась: идти за помощью к преступнику. И не просто к преступникук неуравновешенному убийце, от которого ожидать можно было всякого. И явно не помощи.
Она остановилась напротив камеры. Подняла ненароком взгляд: СС37. Номер бокса крупным шрифтом был указан над косяком двери.
Рейнард Либлик сидел на полу: голом, холодном, бетонированном, напротив небольшого зарешеченного окна. Спина прямая, шея крепкая, в темноте тонул короткостриженый затылок.
Почему он так сидит? Почему сидит постоянно? Может, медитирует? Читает молитвы? Желает искупить немалые грехи?
Анья тянула время. Она никак не могла заговорить. Душа противилась тому, упрямилась. Только сколько Анья так простоит? А если кто-то появится? Например, доктор Бергман? Как объяснит свой визит в изолятор?
Мне нужно с вами поговорить, собравшись с мыслями, подала голос Анья. Казалось, Либлик знает о ее присутствии, но вида не показывает: пришлось «оповестить».
Секунда, две, четыре С задержкой, но Либлик среагировал: повернул голову и продемонстрировал профиль.
О чем? спросили кратко.
Обо мне, ответила Анья.
Либлик обернулся, посмотрел на Анью. С минуту молчал, заставляя давиться возросшим напряжением
Хорошо. Пожал плечами. Проходи ко мне.
«Проходи ко мне»?
Было расслабившаяся Анья напряглась.
Ччего?
Разговор состоится в камере. Или не состоится. Либлик встал, оттряхнул штаны.
Тело Аньи замотали скотчем и скинули с высокого обрыва. Ей было сложно что-то сказать. Она не знала, как поступить. Войти к нему?
Вы сумасшедший?
Это риторический вопрос?
Почему вам не говорится через дверь?
Люблю живое общение.
У нас живое общение!
Проходи в камеру.
Я шагу к вам не сделаю!
Либлик не впечатлился: «Как хочешь», читалось на лице.
Мне не откроют! выдала беспомощно. Затем осознала, что привлекает внимание, и тише повторила: Мне не откроют.
Если постараешься, то откроют.
Я сама к вам не зайду! посчитала нужным повторить Анья.
Тогда останешься без ответов. Ты же за ними пришла?
Анья потрясенно выдохнула. У нее закончились аргументы. Их и не было.
Если Анья переступит порог, точто случится? В логове социопата? Он ее придушит? Забьет подушкой?
Перед глазами материализовались весы: красивые, большие, золотые. На одной увесистой чаше Анья представила собственную жизнь, в виде горки чего-то блестящего, на другойответы, не получив которых Анья грешит проститься с той же жизнью. Только теперь не только со своей, но и с жизнями окружающих людей.