Во дворце Мари-Жозеф часто беспомощно застывала перед картинами, утонченное мастерство и прелесть которых представлялись ей как художнице недосягаемыми. Она восторгалась живописью Тициана и Веронезе, словно чудом. И сегодня с трудом заставляла себя не задерживаться перед их картинами.
В покоях Лотты лакей возвестил о ее приходе.
Мадемуазель Мари-Жозеф де ла Круа.
Он распахнул одну створку двойной двери:
Прошу вас.
Лотта вырвалась ей навстречу из целого облака разноцветного шелка, атласа и бархата и стайки фрейлин, блиставших лучшими нарядами и изысканными драгоценностями.
Мадемуазель де ла Круа! воскликнула она, обняв Мари-Жозеф, потом отступила на шаг и оглядела ее с головы до ног.
Годится, вымолвила она делано строгим тоном, подражая мадам.
Благодарю вас, мадемуазель.
Мари-Жозеф присела в реверансе перед мадемуазель и другими дамами, несравнимо превосходившими ее знатностью, богатством и положением.
Сегодня было так интересно! Лотта слегка взбила юбку Мари-Жозеф, чтобы изящнее смотрелись оборки. Но, бедняжка Мари-Жозеф, вы не вымазались рыбьей требухой?
Нет, мадемуазель, только чуть-чуть запачкала пальцы углем.
Это ваша знаменитая Оделетт? спросила мадемуазель дАрманьяк, прославленная красавица сезона. Кожа у нее была бледная, словно фарфоровая, а кудри светло-русые, цветом напоминающие золотистое молодое вино.
Дамы столпились вокруг Оделетт, не в силах оторвать взор от ее рукоделия. Лотта завладела новым фонтанжем. Его замысловатая, в оборках, башня вздымалась над ее головой чуть ли не на полсажени, а ленты пышным каскадом низвергались на спину. Мадемуазель дАрманьяк принесла еще серебряных лент, в тон нижней юбке Лотты, и Оделетт вплела их в каркас фонтанжа.
Чудесно! воскликнула Лотта. Какая ты искусница!
Она обняла Мари-Жозеф, подарила Оделетт золотой луидор и выплыла из своих покоев, сопровождаемая целой толпой фрейлин, среди которых Мари-Жозеф совсем затерялась.
В апартаментах мадам перед ними распахнули обе половинки высоких резных дверей. Этого требовало высокое положение мадемуазель. В передней перед ней присели в реверансе фрейлины мадам. Лотта с улыбкой им кивнула. Но, не успев дойти до личных покоев матери, она вдруг обернулась:
А где мадемуазель де ла Круа? Мне нужна мадемуазель де ла Круа!
Мари-Жозеф сделала книксен. Лотта клюнула ее в щеку, подхватила под руку и прошептала на ушко:
Вы готовы предстать перед моей мамой?
Я безгранично ценю вашу матушку, искренне сказала Мари-Жозеф.
А она любит вас. Но иногда она бывает такой скучной и надутой!
Спальню мадам освещала одна-единственная свеча. Мадам что-то писала за столом, закутавшись в широкий шлафрок. Огонь в камине потух. В покое было сумрачно и холодно. Мари-Жозеф сделала глубокий реверанс.
Мадам оторвалась от письма и отложила перо.
Лизелотта, душенька моя, произнесла она, подойди-ка поближе, дай на тебя поглядеть.
В семье мадам и мадемуазель принято было величать одним и тем же ласкательным именем.
Встревоженные реверансом Мари-Жозеф, из-под полы шлафрока мадам выскочили две собачки. Истерически затявкав, они принялись шумно носиться по комнате, стуча лапками и царапая коготками паркет. В любом углу посетителя охватывал застоявшийся запах их испражнений. Собачки, словно ожившие кучки ветоши, запрыгали вокруг Мари-Жозеф, теребя ее нижнюю юбку.
Не дожидаясь, когда мадам позволит ей встать, она невольно отпрянула, чтобы не получить лапкой в лицо, и украдкой легонько пнула Георгинчика Старшего. Престарелый песик тявкнул чуть громче, попытался было, клацнув зубами, схватить ее за юбку, утратил к ней всякий интерес и заковылял прочь, обнюхивая пол и пыхтя. Вторая болонка, по кличке Георгинчик Младший, подобострастно последовала за ним. Даже по сравнению с Георгинчиком Старшим он был песиком невеликого ума.
Мадам встала, обняла Лотту, нежно потрепала ее по щеке и чуть отошла, чтобы как следует ее разглядеть.
Твой роброн стоит целое состояние, Карусель его величества всех нас разорит, но в этом платье ты прелестна, оно тебе очень к лицу.
Низкий вырез сильно обнажал великолепную грудь Лотты; сизый атлас, серебристые кружева и бриллианты подчеркивали голубизну ее глаз. Пышущая здоровьем, плотная, бодрая и добродушная, Лотта пошла в своих немецких предков с материнской стороны, тогда как ее красавец-брат со всеми его достоинствами и недугами был Бурбоном до мозга костей.
Мадам окинула Мари-Жозеф с головы до ног внимательным взглядом:
Полагаю, мадемуазель де ла Круа, это платье мне случалось видеть и прежде.
Оно так идет Мари-Жозеф, мама! вступилась за нее Лотта. А ее искусница Оделетт совершенно его преобразила!
Настолько, что ты сама могла бы его надеть.
Помилуйте, мама, надеть одно и то же платье второй раз, да еще пока при дворе гостят иностранные принцы!
А где же палантин, что я вам подарила?
Мари-Жозеф сделала вид, будто спохватилась и расстроилась:
О мадам, прошу прощения, увидев новое платье, я забыла обо всем на свете!
Как она ни была привязана к мадам, в ее намерения отнюдь не входило подражать ее старомодным причудам и скрывать декольте под палантином или шарфом.
Однако о моде вы не позабыли, печально покачала головой мадам, смирившись с неизбежным. Ну что ж, годится.
Мадам произнесла это точь-в-точь как Лотта, когда та ее передразнивала.
Лотта с трудом сдержала смешок. Мари-Жозеф скрыла улыбку, снова присев в реверансе.
Дочь моя, изрекла тучная герцогиня, я уж начала было волноваться, куда это вы пропали.
Лотта рассмеялась:
Ах, матушка, мне пришлось спасать Мари-Жозеф от чудовищной рыбы!
Мари-Жозеф приблизилась к мадам и, преклонив колени, поцеловала край ее платья.
Пожалуйста, простите меня, мадам. Я не нарочно. Я очень сожалею, что мадемуазель из-за меня опоздала.
Прощать вас второй раз на дню? улыбнулась герцогиня. Дитя мое, я же вам не духовник! Впрочем, не знаю, быть может, у вас и так слишком много обязанностей, чтобы вы еще прислуживали семье такой старухи, как я.
Она взяла Мари-Жозеф за руку и заставила ее встать.
Пожалуйста, не отбирайте у меня Мари-Жозеф, матушка! взмолилась Лотта. Иначе я нанесу оскорбление месье де Кретьену. А потом, у меня на службе ее ждет большое будущее!
А на службе у его величества большое будущее ждет ее брата, и брат не может обойтись без ее помощи. Отец де ла Круа для его величества важнее нас.
Мадам торжественным жестом обвела всю комнату с ее поблекшими шпалерами и свечными огарками:
Я не завидую его успеху.
Ах, мадам, если бы вы увидели наши комнаты! жалобно протянула Мари-Жозеф, хотя и не могла вообразить, как мадам будет взбираться по лестнице на чердак, и от души надеялась, что она не попытается это сделать. Вся моя каморка уместилась бы под пологом вашей постели, и комната моего брата не больше.
Ах, душенька, долго это не продлится. Я чту вашего брата, ведь он добился необычайного успеха, вздохнула она. Мне только жаль, что я не могу обеспечить собственных детей, как пристало в их положении, и заплатить долги.
Мама, вы, как обычно, преувеличиваете, упрекнула ее Лотта. Мы же богаты, наша дорогая великая мадемуазель завещала нам все свое состояние.
Наша дорогая великая мадемуазель! Впрочем, о мертвых хорошо или ничего. Великая мадемуазель оставила все свое состояние вашему брату. Месье богат. Но я с трудом содержу своих слуг и не могу одеваться, как приличествует супруге месье, потому что в силах позволить себе только одно новое платье раз в два сезона.
Матушка, но у вас же есть совершенно новое парадное платье! Нам надо поторопиться, почему фрейлины вас еще не одели?
Они так суетились, что мне пришлось их отослать. Я засела за письма и стала поджидать вас.
Теперь задачу облачить мадам в парадный роброн взяла на себя Лотта, она отправила Оделетт за корсетом и чулками мадам, а Мари-Жозеф велела заняться нижней юбкой. Вместе они одевали принцессу Пфальцскую и заодно обсуждали русалок.
Я написала рауграфине Софии, поделилась мадам, сообщила ей о триумфе вашего брата, мадемуазель де ла Круа, и о том, что мне довелось присутствовать на вскрытии, когда он разделывал эту рыбу.
Эти создания на самом деле не рыбы, мадам. Они более напоминают китов или морских коров. Он препарирует русалку, чтобы увидеть, что у нее внутри, чтобы явить миру чудо работу ее органов
Вскрытие, разделывание все едино, пожала плечами мадам.
Единственный, кто в нашей семье интересуется алхимией, это Шартр, с наигранной дрожью в голосе произнесла Лотта. Я ничего в этом не смыслю, но если бы смыслила, то разом лишилась бы сна, покоя и аппетита
Уж это-то тебе не грозит, возразила мадам, скажи уж лучше, не смогла бы помочиться, или облегчиться, или пустить ветры.
Мама! Лотта рассмеялась так, словно зазвенели серебряные колокольчики. А сейчас вам придется задержать дыхание, чтобы мы могли зашнуровать ваш корсет.
Георгинчик Старший, до сих пор бродивший по комнате, уткнулся мордочкой в ноги герцогини и плюхнулся на пол. Мари-Жозеф и Оделетт помогли мадам надеть нижнюю юбку. Она обрушилась сверху на Георгинчика Старшего, скрыв его под полами. Георгинчик Младший, потеряв приятеля из виду, принялся как сумасшедший носиться по комнате с громким тявканьем.
Не обращая на него внимания, мадам нагнулась и, отведя кружева и оборки, потрепала Георгинчика Старшего по длинным шелковистым ушам.
Он совсем одряхлел. Если он умрет, я все глаза выплачу А что будет с Георгинчиком Младшим, я даже боюсь вообразить.
Мама, не говорите глупостей, он так же бодр и здоров, как вы.
Тогда мы оба удалимся в монастырь, там мы уж точно не будем никому мешать, и вскоре все о нас забудут. Ведь примут же в монастырь комнатную собачку? Не лишат же меня немногих оставшихся радостей?
«Они лишат вас всего, что только можно, дорогая мадам», подумала Мари-Жозеф, но не посмела произнести вслух столь кощунственную мысль.
Мадам, боюсь, что монастырь не придется вам по нраву.
Они с Оделетт подняли тяжелое сооружение, которое представляло собой парадное платье, и водрузили на нее.
Мама, если вы удалитесь в монастырь, вам запретят охотиться. Может быть, вам не позволят даже вести переписку. И что же тогда будет делать рауграфиня София?
В монастыре мне и писать будет не о чем. Придется постричься в монахини и дать обет молчания.
Вы никогда больше не увидите короля
Я и так Голос у мадам пресекся. Я и так редко его вижу.
А потом, ты должна найти мне принца, ты же обещала!
Лотта выпалила это с такой горячностью, что мадам невольно улыбнулась, вот только чуть грустно. Она протянула дочери руки; они с Лоттой снова обнялись.
Должна, не стану спорить, согласилась мадам. Ведь свой долг перед вашим братом не выполнили ни я, ни его отец, ни его дядя-король, мы женили его неудачно, и теперь наше семейство породнилось с каким-то мерзким отродьем, мышиным пометом! Если бы только у Шартра было поменьше безумных мыслей и рискованных затей
Мадам тяжело вздохнула.
Мама, вы забываете
Что отец де ла Круа придерживается таких же взглядов, что и Шартр? Нет, не забыла, Лизелотта. Но, в отличие от Шартра, он может позволить себе проводить безумные опыты и рассуждать о натурфилософии.
Мадам опустилась на стул. Георгинчик Старший, цепляясь за ее платье, запрыгнул ей на колени; шумно дыша и пыхтя, противный песик тяжело плюхнулся на ее бархатную юбку и стал коготками царапать кружево корсажа. Мадам нежно его потрепала.
Нельзя равнять простого иезуита и августейшего внука. Что его величество может милостиво позволить одному, непростительно другому.
Мадам, но ваш сын так увлечен наукой, вступилась за Шартра Мари-Жозеф. Если запретить ему заниматься исследованиями, он будет бесконечно несчастен.
А если разрешить, это может стоить ему жизни! Для вашего брата подозрения тоже могут кончиться опалой. Да и вы лучше берегитесь.
О каких подозрениях вы говорите, мадам? изумилась Мари-Жозеф. Неужели Ива можно подозревать в каком-то низком поступке? Неужели можно подозревать в чем-то бесчестном Шартра? Мадам, он и добр, и умен, и исполнен всяческих достоинств.
Мой супруг тоже добр, и умен, и исполнен всяческих достоинств, возразила мадам, хотя есть у него и недостатки и грехов за ним водится немало. Но его доброта и ум никому не помешали распускать сплетни, что он-де отравил Генриетту Английскую и что его надлежит сжечь на костре.
Вздор, мама. Всем, кто знал первую мадам, известно, что она умерла от истощения. Она зачахла от несчастной любви к
Ах, замолчи, откуда тебе знать, в ту пору твой отец только задумывался о втором браке
А вы пребывали в Пфальце с тетушкой Софией!
Мадам низко опустила голову, прижавшись лбом к шелковой золотистой шерсти Георгинчика Старшего. Георгинчик Младший, шумно дыша, не отрывая носа от пола, сновал у ее ног, безуспешно разыскивая своего товарища.
Мадам снова вздохнула:
Как жаль, что я там не осталась!
Она целую минуту не отрываясь глядела на Лотту. Постепенно она задышала размереннее и совсем успокоилась, удержавшись от слез. Мари-Жозеф стало нестерпимо жаль мадам, которая так скучала по дому.
Я найду тебе принца, Лизелотта, пообещала мадам. Мой долг найти его, а твой выйти за него. Надеюсь, в день свадьбы ты не будешь меня ненавидеть. Надеюсь, ты будешь счастливее меня.
Мама, не тревожьтесь по поводу дня моего бракосочетания. Клянусь вам, вы будете мною гордиться. Но постойте, как же нам вас причесать?
Дай мне ленту, я сейчас подвяжу волосы, решила мадам, критическим взглядом окидывая Лоттин фонтанж. У тебя их столько, что можешь одну мне пожертвовать. А на меня никто и не посмотрит, что за беда, если я не сделаю пышной прически.
Мари-Жозеф, пожалуйста, помогите маме.
Я могу лишь призвать на помощь Оделетт, мадемуазель.
Она вывела Оделетт вперед и держала коробочки со шпильками и лентами, пока Оделетт колдовала над волосами мадам. Лотта присоединилась к ним, с восторгом взяв на себя роль помощницы камеристки.
Мама, улыбнитесь, прошу! взмолилась Лотта. Вы выглядите великолепно. Не прикажете ли подать шоколада с пирожными, ведь нам предстоит поститься до самого вечера?
Мне нельзя улыбаться, потому что зубы у меня безобразные, и нельзя есть пирожные, потому что я и так толстая, возразила мадам. Но чтобы угодить вам, я сделаю и то и другое.
Оделетт как раз заканчивала убирать волосы мадам, когда, в сверкающих бриллиантах и блестящих шелковистых париках, словно три павлина, в покои мадам с шумом вторглись месье, Лоррен и Шартр. Откуда ни возьмись явились слуги с блюдами пирожных, фруктов и вином.
Мадам механически, будто заведенная кукла, тотчас встала со стула и сделала супругу реверанс. Месье ответил на ее приветствие по всем правилам этикета.
Я привел вам своего парикмахера, мадам.
Месье пригладил локон пышного черного парика и отпил глоток вина из серебряного кубка.
Позвольте ему
Меня и так уж измучили, возразила мадам, махнув парикмахеру, чтобы он их оставил.
Лоррен и Шартр, потягивая вино, с удовольствием и явным злорадством наблюдали эту сцену. Разочарованный парикмахер с поклонами удалился.
У вас новый парикмахер? спросил месье. Волосы убраны изящно, я бы сказал, очень изящно. Вот если бы еще добавить пару оборок
Нет, благодарю вас, месье. Я слишком стара, чтобы носить фонтанж. Уж лучше я буду убирать волосы просто. Такую простоту предпочитает ныне и ваш брат-король.
Месье и Лоррен переглянулись; даже Мари-Жозеф знала, что в юности король вел себя куда свободнее и обожал красавиц, следовавших всем капризам моды.
Кто вас причесал? спросил месье у дочери. Просто очаровательно!
Мадемуазель де ла Круа, папа, ответила Лотта. Мне так посчастливилось, что она моя фрейлина, а ведь подумать только, она могла навеки похоронить себя в Сен-Сире!
Это всецело заслуга Оделетт! запротестовала Мари-Жозеф.
Оделетт робко присела в реверансе. Месье поискал по карманам и, не найдя ничего, кроме крошек, отколол со своего жилета брошь с бриллиантом и протянул ее Оделетт.
А где же отец де ла Круа? осведомилась мадам. Он обещал ненадолго отвлечься от своих исследований и поведать нам о путешествии.