Его величество очень великодушен, сказала Мари-Жозеф.
Лоррен передвинул руку повыше, с лодыжки на икру.
Месье пристально смотрел на Лоррена. Ни глубокие тени, играющие в свете свечей, ни пудра и алмазные мушки на его лице не могли скрыть грусти. «Неужели между друзьями произошла размолвка?» подумала Мари-Жозеф.
Галера пристала к искусственному острову, качающемуся на волнах при слиянии двух рукавов Большого канала. Свита английского короля разразилась радостными криками.
Сегодня вы так прекрасны, произнес Лоррен.
Благодарю вас, сударь, откликнулась Мари-Жозеф. Этим я всецело обязана вам.
Она погладила павлинье перо, украшавшее ее кудри.
У Оделетт не было времени меня причесывать. Ее вызвала к себе мадемуазель, а после этого ее услуги потребовались и Марии Моденской. Я так рада ее успеху! Но если бы не ваш павлин, мой убор
Счастливец этот павлин.
Он на мгновение закрыл глаза; его длинные ресницы тенью упали на щеки.
Гондольер, недурной тенор, взял высокую ноту и держал ее, пока нос гондолы не врезался в прибрежный песок. Мари-Жозеф зааплодировала; он поклонился. Лоррен бросил ему золотой. Пассажиры высадились на массивный дощатый настил и двинулись к центру острова. Лоррен подал руку Мари-Жозеф и помог ей выйти. Рядом, на галере, судорожно хватали ртом воздух гребцы, почти обнаженные, если не считать набедренных повязок и цепей. Тела их блестели от пота и крови. Лоррен поскорее провел Мари-Жозеф мимо них, чтобы ее слух не оскорбляли стоны, то и дело раздававшиеся, когда соленый пот попадал на воспаленные рубцы.
Перед гостями его величества предстало сказочное, завораживающее видение лес тонких золотых арок и высоких шпилей. Тысячи свечей, словно бутоны, распускающиеся на хрустальных веточках, заливали всеми цветами радуги причудливые клумбы в форме снежных сугробов или венков. В благоуханном воздухе разносилась мелодия камерного оркестра. Остров был чудесен, а еще вчера он не существовал.
Вы просто обязаны выпить вина, настоял Лоррен.
У кромки острова скользили по воде феи и сильфиды с бокалами вина на подносах и с корзиночками сластей. Опоры острова, лежавшие непосредственно под гладью канала, служили мостками слугам в причудливых костюмах. Лоррен поднес Мари-Жозеф бокал вина:
И какой же это? Третий? Четвертый?
О сударь, я потеряла счет!
Они прошли через беседку, увитую зеленью. Их ноги утопали во мху, точно в мягком ковре. Лотта сорвала ягоду клубники с виноградной лозы, обвивающей решетку беседки, и откусила половину. Приоткрыв запятнанный сияющим алым соком ротик, она дала вторую половинку Мари-Жозеф, и та, вонзив в ягоду зубы, ощутила ее сладость. Лотта провела кончиком пальца по губам фрейлины.
Ты почти не пользуешься пудрой и румянами, сказала она. Вот, теперь у тебя не такие бледные губы.
Она сорвала еще одну ягоду и дала ее матери. Мадам обняла дочь и проглотила клубничину. Лозы, вьюны и плющ в беседке были унизаны фруктами и сластями, висевшими на золотых нитях.
Пойдемте, дорогой мой.
Месье взял Лоррена под руку с другой стороны. Лоррен наклонился и мимолетно поцеловал месье в губы.
По слухам, наши друзья затевают игру в каком-то тайном павильоне.
Месье говорил тоном, который исключал любое участие Мари-Жозеф; его взор с беспокойством задержался на ее лице, а потом вернулся к Лоррену.
Вы должны позволить мне отыграться после всего, что сотворили со мной вчера ночью.
Играть в азартные игры с вами, месье, будет для меня истинным наслаждением, с поклоном сказал Лоррен, отбросив все кокетство и тотчас сделавшись суховатым и церемонным.
Месье, его семейство и Мари-Жозеф, возглавляемые Лорреном, отправились приветствовать его величество. Король приблизился к ним, улыбаясь, сопровождаемый мадам де Ментенон, месье дю Мэном, мадам де Шартр и ее подругой мадемуазель дАрманьяк. На голове у мадам де Шартр красовался высочайший фонтанж, однако мадемуазель дАрманьяк, бросая вызов моде, зашла еще дальше, чем Мари-Жозеф: в ее прическе было закреплено подобие веера из павлиньих перьев.
Мари-Жозеф гадала, куда запропастился граф Люсьен. Всякий раз, видя его величество, она ожидала увидеть и графа Люсьена.
Добрый вечер, братец, произнес Людовик.
Добрый вечер, сударь.
Месье и король улыбнулись друг другу, хотя, как всегда, неукоснительно придерживались самого церемонного этикета.
Мадемуазель де ла Круа!
Король с нежностью помог встать Мари-Жозеф, присевшей в глубоком реверансе.
Вы совершенная копия вашей покойной матушки! Ах, душенька, как же я рад, что теперь вы в безопасности, во Франции.
Благодарю вас, ваше величество.
Она улыбнулась ему в ответ. Он лишился верхних зубов, но не утратил обаяния юности, а с годами обрел и утонченность. Он потрепал Мари-Жозеф по щеке.
Ваш плавучий остров восхитителен, сказал месье.
Милая безделка, не правда ли? Братец, мне нужен ваш совет. Кто среди приглашенных на мой праздник самый страстный мужчина?
Месье помедлил, но едва заметно покосился на Лоррена.
Кретьен отказался участвовать в состязании, объявил король.
Почему же, ваше величество? Вероятно, потому, что не хотел выходить в море? Лоррен сделал вид, будто обводит руками очертания острова.
Его величество усмехнулся:
Нет-нет, скорее, потому, что в ином случае состязание было бы нечестным. Месье дю Мэн страстен не так ли, мой мальчик? Король похлопал внебрачного сына по плечу. Но ему стоит приберечь страсть для своей супруги.
Не могу не предложить отца де ла Круа! вмешалась мадам Люцифер.
Нет, его надобно исключить по целому ряду причин. Кроме того, он дал обет посвятить всю страсть, на которую способен, Господу.
Наконец в беседу вмешался месье:
Выбор за вами, сударь, ведь ваше решение непогрешимо.
Я знаю, кого бы вы выбрали, если бы вас не удерживала ваша природная стыдливость. Людовик говорил без всякой иронии. Я чрезвычайно ценю ваш совет. А теперь пойдемте со мною, я должен уступить Якову свою власть над океаном.
Проходя мимо Мари-Жозеф, мадам де Ментенон воззрилась на нее с таким негодованием и ненавистью, что это невольно смутило, поразило и оскорбило девушку, ведь прежде мадам де Ментенон обращалась с нею неизменно благожелательно и тепло.
Его величество возглавил шествие к открытой площадке в центре острова. Вокруг столпились королевские гости в нарядах, блеском затмевающих горящие свечи. Заиграл камерный оркестр, а круг сияющего паркета так и приглашал потанцевать. Папа Иннокентий и его кардиналы, в белоснежных и пурпурных мантиях, соперничали с придворными в драгоценностях и золотом кружеве. Ив был весь в черном, однако привлекал взоры. В свите королевы Марии Мари-Жозеф заметила Оделетт; та держала на бархатной подушечке ее платок.
Людовик и Яков встретились посреди импровизированного танцевального зала. Людовик возложил на голову Якова диадему и вручил ему трезубец Посейдона. Древко оружия атрибута морского бога обвивала восхитительная жемчужная нить длиной не менее шести локтей.
Вы нанесли мне поражение! объявил его величество. Да еще на моей собственной галере! Он рассмеялся. В следующий раз я повелю надуть мои паруса ветрам небесным, чтобы уравнять наши шансы.
Яков тоже рассмеялся и преподнес жемчуга Марии Моденской. Ее фонтанж был так высок, что Яков не смог перекинуть через него и надеть ей на шею жемчужную нить. Вместо этого он раскинул снизку жемчуга по ее груди и обнаженным бледным плечам.
Его величество занял место перед оркестром. Маленькая нереида в платьице из золотых чешуек поспешно подложила под его больную ногу подушку. Король пригласил августейших гостей сесть рядом, а остальные придворные стеснились за их спиной.
Мари-Жозеф не могла сосредоточиться на пьесе и ее балетных интерлюдиях, поскольку сюжет был заимствован из старинной истории Фронды и гражданской войны. Она перестала вслушиваться в музыку. Ей казалась, что издалека до нее доносится пение русалки.
Прямо перед нею мадам уронила голову, тотчас встрепенувшись, пробудилась и опять поникла. Ее подбородок опустился на пышную грудь. Пройдет еще мгновение, и она захрапит. Мари-Жозеф осторожно положила ладонь на плечо мадам. Герцогиня Орлеанская коротко всхрапнула, вздрогнула, мгновенно проснулась и выпрямилась на стуле. Мари-Жозеф ласково улыбнулась и снова попыталась сосредоточиться на театральном действе. Танцор, исполнявший роль юного короля, одержал победу, хотя его дядя Гастон и возмутил против него значительную часть французских аристократов. Государственный переворот провалился.
Мари-Жозеф жалела, что ей не довелось увидеть, как танцует его величество. В молодые годы он блистал на сцене, представляя Аполлона, Орфея и Марса, и эти роли послужили к его вящей славе, однако уже несколько десятилетий он не принимал участия в балетах.
Спектакль завершился. Гости выразили свое восхищение, а его величество благосклонно принял их благодарность.
К мадам приблизился верховный церемониймейстер, заплативший немалую взятку, чтобы на три месяца занять этот пост. Он поклонился ей и обратился к Мари-Жозеф:
Король желает вас видеть, мадемуазель де ла Круа.
Мари-Жозеф, весьма удивившись, наскоро присела в реверансе перед мадам, выскользнула из толпы придворных и поспешила вслед за маркизом.
Его величество сидел в кресле и слушал музыку, вытянув одну изящную ногу и положив другую на подушку. Мари-Жозеф почти распростерлась на полу в глубоком реверансе, зашуршав шелком и кружевами. Ей казалось, что ее наряд и слишком простая прическа нарушают правила этикета.
Его величество наклонился, приподнял ее подбородок и заглянул в лицо прекрасными темно-голубыми глазами.
Вылитая, как всегда, повторил он, вылитая мать. Она тоже неизменно причесывалась просто и не строила из волос башни и замки для мышей!
Его величество встал, подняв Мари-Жозеф:
Давайте потанцуем.
Король провел Мари-Жозеф на середину зала, и вот они уже выполняли сложные фигуры под размеренную музыку. На глазах у всего двора Мари-Жозеф танцевала с королем.
От волнения у нее перехватило дыхание. Щеки ее залил пунцовый румянец, взгляд затуманился. Прикосновения его величества, его благожелательный взор, его милость от всего этого она готова была лишиться чувств.
Вы танцуете столь же изысканно, сколь играете, мадемуазель де ла Круа, произнес Людовик. Как и ваша матушка.
Она была прекрасна и очень талантлива, сказала Мари-Жозеф. Я не смею с ней сравниться.
Мы все хорошо ее помним, откликнулся Людовик.
Для Мари-Жозеф родители существовали в ореоле золотистого тропического света, мать мудрая и добрая, отец рассеянный и снисходительный, пока не умерли друг за другом в одну неделю, о которой Мари-Жозеф до сих пор вспоминала с ужасом.
Мои старые друзья и заклятые враги, мои протеже и советники уходят, заметил Людовик. Королева Кристина, Ле Брен, Ле Во, злобный старик Лувуа, Мольер и Люлли, великая мадемуазель Вообразите, иногда я скучаю даже по старине Мазарини, самодуру, вздохнул король. И мне очень недостает месье и мадам де ла Круа.
Я тоже тоскую по ним, сир. Ужасно. Моя мать так страдала во время болезни, во власти одного лишь Господа было спасти ее. Она умерла быстро.
Господь поддался искушению и забрал ее к себе. Но Он не обрекает на муки своих ангелов.
«Но она действительно мучилась, подумала Мари-Жозеф. Ее поутихший было гнев на Бога и докторов разгорелся с новой силой, точно костер, в котором разворошили угли. Она ужасно мучилась, и я преисполнилась такой ненависти к Богу, что не в силах была понять, почему Он не обрушит на меня молнию, не поразит и не ввергнет в ад».
Выполняя танцевальный поворот, она украдкой смахнула слезу, надеясь, что его величество не увидит. Он не мог этого не заметить, но рыцарственно предпочел обойти молчанием.
Полагаю, они не умерли бы, если бы
Если бы я не отправил их на Мартинику?
Ах нет, помилуйте, ваше величество! Я говорила о докторах, о хирургах Назначение стало великой честью для нашей семьи.
Мари-Жозеф изо всех сил отгоняла неблагодарную мысль: «Если вы столь дорожили ими, сир, то почему же не вернули их во Францию?»
Ваш отец был человеком чести, равных которому не сыскать, добавил его величество. Только Анри де ла Круа мог окончательно разориться, занимая пост губернатора колонии.
Отец какое-то время боролся со смертью, прошептала она. Мне показалось, что он выживет. Но потом они пустили ему кровь
Король устремил непроницаемый взор на ее ключицу.
«Я сказала лишнее, подумала она. Он и так безмерно поглощен государственными делами, я не вправе волновать его величество своим гневом и болью».
Прошлое возвращается, произнес король, возвращается юность и слава. И вернет мне их ваш брат.
Надеюсь, что да, ваше величество.
Она моргнула, стараясь удержаться от слез, заставила себя улыбнуться и сосредоточилась на изысканном узоре танцевальных па. Ей сделалось не по себе при мысли о том, что произойдет, если его величество осознает, что Ив не в силах продлить его жизнь вечно.
Я должен найти вам достойного супруга.
Я не могу выйти замуж, ваше величество. У меня нет ни связей, ни приданого.
Но вам же наверняка хочется замуж!
О да! И замуж, и родить детей
И получить научные инструменты?
Он усмехнулся.
Если мой супруг позволит. Она покраснела, гадая, кто же выставил ее на посмешище перед королем. Но о такой гармонии я могу только мечтать.
А ваш отец никогда не говорил вам впрочем, полагаю, он не хотел говорить об этом, что, когда вы родились, я обещал наделить вас достойным приданым?
Стих финальный туш. Его величество изящно поклонился. Аплодисменты придворных оглушили Мари-Жозеф. Она призвала на помощь все свое самообладание, сделала глубокий реверанс, почти распростершись на полу, и поцеловала его руку. Он помог ей подняться и галантно проводил на ее место у стены, где уже стояли, перешептываясь, месье и Лоррен.
Следующий танец с мадемуазель де ла Круа будете танцевать вы, велел он шевалье де Лоррену и вложил ее руку в его.
Вне себя от восторга, Мари-Жозеф взбежала по лестнице к себе в каморку. Пламя свечи, которую она несла, подрагивало. Она прикрыла его ладонью, уберегая от сквозняка. Она надеялась, что Мария Моденская уже отпустила Оделетт; она надеялась, что папа Иннокентий уже отпустил Ива. Она надеялась, что оба они еще не спят.
Она жаждала поделиться с ними чудесными вестями, которые поведал ей король. Может быть, ей удастся рассказать Оделетт о своей долгой прогулке с Лорреном, о том, как они ходили по воде, на самом деле ступая по хитроумно скрытым мостам, как бродили по берегу Большого канала в лунном свете. Иву она решила пока об этом не рассказывать, хотя Лоррен лишь раз или два позволил себе вольности.
Внезапно в тишине раздались приглушенные голоса. Мари-Жозеф улыбнулась. «Оделетт и Ив вернулись, подумала она, и Ив ее чем-то рассердил. Словно мы и не уезжали с Мартиники. Словно мы живем втроем, как и прежде, и Оделетт журит Ива за то, что он снял рубаху, да так и бросил на пол».
Она распахнула дверь в комнатку.
Сначала она не могла разобрать в полутьме, что происходит. А потом не могла поверить своим глазам.
На ее постели извивался придворный, барахтаясь под одеялом; его шляпа валялась на ковре, рядом небрежно брошенный сюртук. Штаны у него были спущены до колен, а рубаха задрана, обнажая задницу. Один башмак его со стуком свалился на пол.
Ты же меня хочешь, стонал пришелец голосом знакомым, но сейчас искаженным от страсти, я же знаю, что ты меня хочешь!
Пожалуйста!..
Мари-Жозеф бросилась к постели и схватила молодого человека за плечо. Оделетт отчаянно пыталась оттолкнуть его, сбросить, оторвать, в воздухе мелькали ее прекрасные смуглые руки.
Уйдите! повелел Филипп, герцог Шартрский. Вы что, не видите, что мы заняты?
Оставьте ее! крикнула Мари-Жозеф. Как вы смеете?!
Она дернула его за рубаху, и кружево с треском разорвалось у нее в руке.
Мадемуазель де ла Круа!
Возбужденный, пораженный, Шартр соскочил с постели и суетливо попытался прикрыть наготу. Оделетт приподнялась: ее иссиня-черные волосы рассыпались по плечам, глаза в свете свечи от расширенных зрачков казались абсолютно черными, щеки разрумянились от борьбы.
Как вы смеете, сударь?! Как вы могли напасть на мою служанку!
Я думал Я принял Волосы у него растрепались и встопорщились, придавая ему безумный вид. Я принял ее за вас.
Она ошеломленно замолчала, и он улыбнулся, наслаждаясь ее замешательством. Оделетт заплакала.
Шартр отдал ей поклон:
Хотя, разумеется, я бы не отказался провести часик в вашем обществе.