В её взгляде промелькнула ненависть, или это ему лишь показалось. Она закрыла лицо руками и зарыдала, звучно всхлипывая и размазывая слёзы по щекам.
- Это всё, что я могу для тебя сделать,он старался не смотреть на неё, но не мог отвести взгляда, хотя и не видел её глаз. Он ужасно боялся, что она вдруг посмотрит на него в упор, но в то же время очень желал этого, хоть и не мог в этом себе признаться. Принц стоял и ждал, пока пленница взглянет на него, словно это она заставляла его ждать, пока рыдания стихнут. Наконец, она откинула спутанные волосы с лица, и устремила взгляд опухших и покрасневших от слёз глаз на него.
- Кого ты пытаешься обмануть?спросила она, и по мере того, как она говорила, голос переставал срываться и дрожать, становясь уверенным и сердитым: - Ты хочешь, чтобы я думала, будто ты принёс это зелье ради меня? Чтобы облегчить мои муки?она горько усмехнулась.Ты просто боишься увидеть, как огонь будет пожирать мою плоть, и как я буду смотреть на тебя до последней секунды своей жизни, и как корчась от боли, я буду кричать тебе проклятия, от которых твоя жизнь превратится в ад. Поверь, я сумею это сделать! Сумею сделать так, что ты будешь мечтать о смерти, но она не будет приходить к тебе! И, даже если я не сделаю этого, за меня постарается твоя совесть. Я вижу, что ты не жесток, и поверь, завтрашнее утро станет твоим кошмаром!
Лефириуса передёрнуло от её слов, таких правдивых, что сам себе он не мог сформулировать и обрисовать ситуацию так, как это сделала она. Он поспешно покинул помещение, и перед глазами его ещё долго стояло её искажённое злобой заплаканное лицо.
Он поспешно покинул помещение, ощущая себя трусом и одновременно ненавидя свою пленницу.
Стоило ему уйти, и девушка снова уткнулась носом в колени. Потом искоса глянула на лежащую на полу фляжку и почувствовала нарастающую ненависть к принцу, такому безжалостному к другим и такому слабому. Да, он был ещё молод, но это ничуть не оправдывало его, и девушке принц казался палачом и извергом.
Ни он, ни она не сомкнули глаз в ту ночь. Онаиз-за холода в камере и горьких слёз, а так же из-за того, что она постоянно думала о бессмысленности её смерти. Сколько на свете сил зла, а глупый самонадеянный принц решил казнить всех без разбору. Ей бы очень хотелось поставить его на место, показать, насколько он ошибается. Но она ловила себя на мысли, что в их взаимоотношениях он всё же не ошибалсятеперь она была для него врагом. Увы, только до рассвета и не очень сильным врагом, но ненавидела она его уже всей душой, насколько только могла. Злость не была свойственна её натуре, но сейчас все отрицательные черты её характера (а они были, как бы глубоко она ни пыталась их запрятать) сфокусировались на принце.
Лефириус тоже не спализ-за того, что и вправду сильно засомневался в правильности решения казнить без суда и следствия. Однако он тут же подумал, что уж больно опасны владеющие магией существаза время разбирательств так околдуют и одурманят, что ещё и под их власть попадёшь на всю оставшуюся жизнь. Лефир не очень разбирался в магии, а потому боялся её во много раз больше, чем если бы имел более реалистичные представления о ней. Так же он не мог забыть взгляд девушки, такой умоляющий и искренний, что сумел бы пробудить жалость у любого, но принц боролся с этим наваждением, как только мог и пытался припомнить другой её взгляд, суровый, холодный и ненавидящий, каким она одарила его напоследок.
Это происходило почти пять лет назад, и принц не мог знать, что эта бессонная ночь была для него последней спокойной ночью, без кошмарного сновидения и без ожидания его повтора. Если бы эти знания тогда были ему доступны, он бы всеми средствами постарался уснуть и точно не стал бы растрачивать эту ночь на бессонницу, тягостные мысли и сомнения.
2
За пределам Северного Догорма, настоящее время.
Тёмный густой еловый лес, в который, казалось, не могли попасть лучи даже всепроникающего полуденного солнца, простирался на несколько десятков километров, и не было в нём никаких поселений или отдельных жилищ, кроме одного. Угрюмого вида замок устремлял в мрачное весеннее грозовое небо свои готические островерхие башни, в одной из которых и проснулся принц, придавленный сапогом чародея. Он находился здесь уже довольно долго, но, сколько точно, сам он ответить бы не смог, так как давно потерял счёт времени. Наглухо закрытые ставни не давали шансов дневному свету просочиться в его башню через стрельчатые окна, пение птиц было не слышно из-за толстых каменных стен, изнутри обшитых деревом, а так же из-за того, что с недавнего времени птицы избегали этого места. Не имея возможности отличать день от ночи, чтобы хоть как-то ориентироваться во времени, Лефириус пытался считать, сколько раз к нему поднимался хозяин замка. Вскоре он оставил эту затею, так как время и вовсе перестало его волновать. Чародей поднимался в башню, ставил факел в специальный держатель на стене и принимался допрашивать пленника. Сперва принц был крепко связан и чародей просто задавал ему вопросы, на которые не получал ответа, и покидал башню. Потом он начал применять силу и прекратил приносить хлеб и воду. Несмотря на то, что чародей был тощим, сутулым и не производил впечатления сильного человека, его удары были хорошо поставленными, и он отлично знал все болевые точки, а также умело применял магию для усиления ударов. Если бы его пленный изредка не вскрикивал от особенно продуманных ударов, чародей бы счёл, что принц лишён дара речи до такой степени, что не может издавать звуковон не произнёс ни слова с того момента, как его доставили в замок.
Весенние дожди шли часто, и с одного угла мрачного пустынного помещения постоянно из-за них капала вода. Пленник подбирался к ней и жадно пил капли. Они пахли гнилыми досками и сыростью, но всё-таки это была вода. Сегодня ему долго не удавалось заснуть, и лучше бы так и не удалось, так как, как известно, ему снова привиделся кошмар.
Принц смотрел на обладателя тяжёлого сапога с ненавистью и болью. Чародей нахмурился, приглядываясь: Лефириус прежде ни разу не позволял боли отразиться во взгляде, а значит, что-то изменилось. Он довольно улыбнулся, полагая, что это он является тому причиной, хотя природная проницательность позволила ему быстро догадаться, что дело во сне.
Фогун, а именно так звали чародея, хозяина угрюмого замка и обладателя тяжёлого сапога, придавил принца к полу ещё сильней, но не позволил костям сломаться, и убрал ногу, наблюдая, как пленник пытается отдышаться.
- Смотрю, твои сны не очень помогают отвлечься от проблем реальности,злорадно оскалив зубы, заметил чародей.
Принц ничего не ответил и даже не взглянул на него. Это не понравилось чародею, который только начал надеяться на то, что сегодняшнее его посещение этой башни увенчается, наконец, успехом и принц расскажет ему всё, что от него требуется. Рассердившись, Фогун схватил пленника за отворот рубашки, отчего та жалобно затрещала, расходясь дырами под сильными пальцами чародея. Он оттащил Лефириуса к стене, усаживая спиной к ней. Чародей впервые брал кого-то в плен, впервые выпытывал сведения, а потому ему было привычнее и приятнее вести разговор с человеком, находящимся хотя бы в полувертикальном положении, а не лежащим у его ног.
- Посмотри на меня и ответь, наконец, где спрятан этот проклятый Осколок Кристалла Жизни?приказал чародей, но Лефир продолжал молчать, уронив голову на грудь.
- Ты ответишь мне!прошипел чародей, наклоняясь к нему и пытаясь заглянуть в лицо.Ответишь! Не сегодня, так завтра. Но мне жаль тратить на это столько времени...Фогун начинал злиться. Он злился каждый раз, не получая ответа на первый вопрос, но в этот раз его злило не только молчание, но и невнимание к нему со стороны принца.
Лефириус имел не очень длинные волосы, но чародею хватило их длины, чтобы, запустив в них свои тонкие костлявые пальцы, сжать в кулак и дёрнуть вверх, заставляя принца всё-таки смотреть на него. От этого резкого движения слёзы сами брызнули из глаз пленника, и он скрипнул зубами, правда, скорее, от досады, чем от боли. Но и это хоть немного порадовало Фогуна, и он задал второй вопрос:
- Где карта?
Принц молча смотрел на освещаемое пламенем факела лицо своего похитителя, и по его туманному взгляду было невозможно понять эмоций, однако чародей смекнул, что и сегодня ему не получить ответов. Фогун отпустил волосы пленника и наотмашь ударил его по лицу. Принц повалился на пол и его рот стал медленно наполняться кровью. Он поморщился от боли и металлического вкуса, которым обладает текущая в венах субстанция, после чего с презрением сплюнул её на пол. В багровой лужице жемчужиной белел выбитый зуб. Чародей напоследок разочарованно несильно пнул принца в живот, и ушёл, погружая помещение в привычную темноту.
***
4,5 года назад, город Оуил
Утро казни было по-осеннему прозрачным и солнечным. Девушка ни минуты не спала, наблюдая через узенькое окошко за небом, за тем, как оно постепенно меняло свой цвет, принося в мир новый день. И всё бы ничего, но это был день её смерти. Иногда она бросала взгляд на флягу, и думала о том, что какое-то глупое упрямство не даёт ей облегчить этот день и себе, и принцу. Но всё же она не притронулась к предложенному зелью и даже не позволила себе допускать предательских мыслей о реальной возможности употребления содержимого фляги. Девушке всё ещё не верилось, что действительно состоится казнь и принцу хватит сил довести начатое до конца, не дрогнув и не решив изменить своё решение или же отсрочить приведение приговора в исполнение.
В назначенный час вместе со стражниками к камере пришёл и сам принц. Он был безукоризненно одет, и, пожалуй, даже красив в сидящем по фигуре лиловом камзоле, украшенном серебристой вышивкой и какими-то непонятными символами. Ведьма оглядела его с ног до головы: соизволил-таки прийти сюда. Этого девушка не ожидала, полагая, что он занял какое-нибудь почётное место и сейчас рассказывает народу своего государства о своих заслугах. А он пришёл, и вскоре стало ясно, для чего он явился. Пока стражники запирали дверь за девушкой, выдворенной в коридор, Лефириус еле слышно спросил:
- Ты выпила хоть глоток?серо-голубые глаза принца с надеждой смотрели в опухшие от слёз злые зелёные глаза ведьмы.
- Выпей сам, это поможет тебе не видеть и не слышать того, чего ты так боишься,она говорила громко, не стесняясь стражников и желая поставить принца в неловкое положение.
Однако из фразы, брошенной одним из стражников, было понятно, что принцу не придётся ни с кем объясняться:
- Она ведьма, не слушайте её, Ваше Величество.
Принц широко улыбнулся ему в ответ и пошёл вперёд по освещённому факелами коридору. Он шёл с гордо выпрямленной спиной и с заполненной невесёлыми мыслями головой.
Яркое осеннее солнце освещало городскую площадь, на которой собралось уже много народу, и то из одного закоулка, то из другого торопливо прибывали запоздалые люди. Девушка на какое-то время перестала думать о своей незавидной участи и принялась вглядываться в лица присутствующих. Ей было заметно, что они боялись её, боялись встретиться с ней взглядом, и от этого она вдруг подумала, что в их глазах принц действительно был героем: он освобождал их от страха перед магией, и никто никогда не смог бы упрекнуть его в необдуманном решении. Никто, кроме него самого. Девушка попыталась найти глазами Лефира, но он куда-то пропал, и его нигде не было видно. Ей бы хотелось узнать, чувствует ли он сейчас себя тем, кого видят в нём собравшиеся люди, посмотреть, горят ли гордостью его серо-голубые глаза. Тем временем её подвели к незажжённому костру, сложенному из веток, щедро заваленных сухой соломой. Посреди него высился вбитый в землю столб из старого ствола дерева с обрывками вялой коры. Стояла полнейшая тишина, и никто, даже пленница, не решались нарушить её. Все собравшиеся замерли и с каким-то оцепенением наблюдали за ведьмой, которая, пожалуй, и правда смотрелась устрашающе: её взгляд горел ненавистью, спутанные волосы обрамляли заплаканное лицо, а грязная изорванная одежда добавляла её образу неопрятности и делала его ещё более отталкивающим. Стражники придерживали пленницу за плечи, но руки их были защищены перчатками, и девушка могла даже не оглядываться на лица тех, кто вёл её, чтобы увидеть, что они страшатся её. Девушка не стала усугублять ситуацию и позволила привязать свои руки и ноги к столбу, решив не опускаться до попытки заставить присутствующих сжалиться и позволить ей уйти.
Она вдруг остро пожалела, что не выпила предложенное зелье: страх скорой и неизбежной, при том такой незаслуженной и мучительной смерти полностью охватил её душу. Ведьма попробовала пошевелиться, но её руки и ноги уже были прочно привязаны к столбу, и она могла лишь мотать головой или кричать. Но она предпочла ничего не делать, хотя это было чрезвычайно трудно в создавшейся ситуации и стоило немалых усилий воли. Зато она, наконец, нашла глазами принца, стоящего вместе с отцом и фрейлинами в первых рядах, и принялась прожигать его ненавидящим взглядом. Он заметил этот взгляд сразу, поскольку неотрывно глядел на пленницу с самого начала, и теперь не знал, куда деться от столь выразительного взора. Принц нервно сглотнул, отвёл взгляд и посмотрел под ноги, на выложенную крупными булыжниками мостовую.
- Вы избавили нас от ведьмы, это поступок, достойный принца Северного Догорма,заметила одна из сопровождавших его дам.Вам совершенно незачем прибедняться и прятать взглядвы герой сегодняшнего дня и по праву в центре внимания.
Лефириус вымученно улыбнулся ей в ответ, проклиная тот день, когда в его голову пришла идея о создании этого треклятого указа. Теперь же он был вынужден снова смотреть на девушку, обвиняемую в колдовстве и думать о том, как же она была права, говоря, что это мероприятие будет для него нелёгким.
Происходящее вокруг мало интересовало молодого человека: все его мысли были обращены к девушке, и он практически не воспринимал ничего, кроме её ненавидящего взгляда. Король, не обратив внимания не терзания принца, вызвался сказать слово, взойдя на импровизированную деревянную трибуну, и на время оставляя своего сына в толпе.
- Сегодняначало новой эры! С сегодняшнего дня все чародеи, колдуны, оборотни, вампиры, волшебники и маги убедятся в необходимости соблюдать законы Северного Догорма!его бархатный раскатистый голос разносился по всей площади, и болью отдавался в сердце принца: если бы он даже захотел (а он был близок к этому) остановить казнь, ему бы просто не позволили этого сделать, сославшись на то, что он попал под чары ведьмы, или и вовсе обвинили в предательстве. В любом случае, положительного результата для девушки бы это не принесло ровным счётом никакого.
Внезапно принц осознал, что вокруг него люди расступаются, и он стоит прямо напротив приготовленного костра. Он вопросительно обвёл взглядом всех вокруг, но люди смотрели на него с восхищением и благоговением, а понять, что происходит, никак не удавалось.
- Лефириус, мы все ждём,немного раздражённо произнёс король, и, встретившись взглядом с непонимающими глазами принца, понял, что тот всё прослушал. Король вздохнул и торжественно повторил, словно так и было задумано: - Тебе, как создателю необходимого нашему государству указа, предоставляется честь самолично поджечь очищающий костёр, - он строго посмотрел на принца и чуть склонил голову, выказывая своё восхищение им, чтобы все видели, что король горд за своего сына.
Лефир нервно сглотнул и облизнул пересохшие губы, оглушённый одобрительными криками и аплодисментами. В эту минуту ему казалось, что все знают, что он чувствует на самом деле, присутствуя на этой площади, и издеваются над ним, делая эту казнь ещё более невыносимой. Сотни пар глаз смотрели на него, и он просто был не в силах отступить. Минутный поиск выхода из ситуации привёл к неутешительному выводу, что поджечь костёр у ног пленницы ему в любом случае придётся. Можно было бы сказать какую-нибудь красивую речь, перекладывающую честь поднести огонь к соломе на кого-то другого, но этот вариант показался принцу проявлением малодушия. Он уверенно сделал несколько шагов к девушке, быстро преодолевая расстояние до костра, и встретился взглядом с зелёными глазами, выражающими отчаяние и страх. Лучше бы они по-прежнему выражали издёвку и презрение. Лучше бы продолжали смотреть с ненавистью или с вызовом. Почему-то принцу было жаль, что он упустил, не заметил тот момент, когда взгляд девушки столь разительно изменился. Внезапно он подумал, что она была единственной, кто увидел и понял, какими трудными для него были эти несколько шагов и каких усилий они ему стоили.
Лефир беспомощно оглянулся на толпу, затравлено вглядываясь в лица людей. Его взгляд зацепился за странно знакомую фигуру, пробирающуюся в сторону ворот. Покидающий площадь был тороплив, и одет не по погоде. В это тёплое солнечное утро, когда осеннее солнце ещё быстро могло нагреть воздух, этот человек был одет в тёмный плащ, и голова его скрывалась капюшоном. Принц вглядывался в спину удаляющегося человека и мысленно посылал ему просьбы и приказы обернуться, хотя бы в пол оборота, чтобы иметь хоть какой-то шанс узнать, кто это всё-таки был. Это показалось принцу очень важным, он не мог объяснить, почему, но он должен был вспомнить, кто этот человек. Но уходящий не обернулся и скрылся из виду, оставив Лефира в тревожных поисках в памяти образа скрывшегося человека. Не успел принц разобраться со странными тяготящими его душу чувствами, как внимание его было резко переключено на другого загадочного человека. Это произошло внезапно: Лефириус почувствовал на себе чей-то особенно пристальный взгляд, и стал выискивать в толпе его обладателя. Хватило пары секунд, чтобы он встретился со спокойными голубыми глазами молодого человека в капюшоне. На того, кто спешно покинул площадь, этот парень похож не был, и принц бы не заметил его, если б тот не глядел на него неотрывно и внимательно. Этот не собирался покидать площадь, и к тому же принц мог с уверенностью сказать, что видит его впервые. Человек свои одеянием напоминал того, чьё лицо Лефиру увидеть так и не удалось: плащ с капюшоном, тёмного цвета и из плотной ткани. Кроме того было в нём ещё что-то, выделяющее его из толпы и заставляющее считать его странным: человек не был ни напуган, как прочие горожане, ни взволнован, как вообще все присутствующие, и потому казался лишним на этой площади. Незнакомец спокойно и безразлично выдержал взгляд принца, продолжая изучать его лицо так, словно Лефир и не был ему интересен, просто больше смотреть было не на кого. Холодок пробежал по спине принца от этого взгляда, но из оцепенения его вывел голос стражника: