Выслушав рассказ Фикса, я спросил Наполеона:
Теорема Фермаи есть гордиев узел?
В переносном смысле, конечно, обрадовался моей догадливости вор и важно добавил: «Разрубить гордиев узел» означает применить неклассическую, неординарную и, одновременно, высокоэффективную форму решения задачи. Нет, ну они понавязали здесь! Жаль, что я Наполеон, а не Александр, а то бы тоже разрубил этот морской Гордиев узел!
Не надо там ничего рубить, вы мне руки отрубите!
Я пошутил.
Так я и не понял, кто такой этот бывший морской пехотинец Иванов Иван ИвановичНаполеон или вор. Или просто душевнобольной.
Теперь я что-то начинал понимать. Я попал в психиатрическую лечебницу. Меня посчитали душевнобольным, и теперь всё зависит только от решения главврача.
Вот люди, а? У них мозг, целых два полушария, а они мало того что не пользуются им в полную силу, так ещё и доводят до такого состояния! Это ж какая безответственность? Нет, не понимаю я их, ни на грамм не понимаю.
Наступил вечер, и я лёг спать. Я понял, что Фикса искать здесь не стоит, что это была ошибка. Надо поискать в библиотеке, но сначала нужно отсюда выбраться.
Я не мог уснуть и, поднявшись, сел у подоконника и начал читать газету, лежавшую там. Светила полная луна и не было необходимости включать свет.
Меня заинтересовала статья под заголовком «Скажем наше комсомольское «нет» буржуазной уфологии». Она обескуражила меня. Люди не верят в меня. Они считают, что яплод воображения неких «уфологов». А ведь то же самое можно сказать и о моём соседе Наполеоне.
Тут я задумался о собственном здоровье. А что если я сам себе кажусь, и меня на самом деле нет? Какие-то уфологи тоже думают, что я есть. Но они заблуждаются. На самом деле меня нетя лишь плод их воображения! Я оказался в отчаянном положении.
Но утром всё решилось очень благополучно. Оказалось, что вечером ко мне в гости зашёл Олег, и соседка со злорадством рассказала ему, что «этого чокнутого инопланетянина» увезли санитары. Олег приехал в больницу, объяснил главврачу, что это недоразумение и, забрав меня, отвёз домой. По дороге я попросил ему показать библиотеку, и он охотно это сделал. Оставив меня перед входом в центральную городскую библиотеку, он уехал на работу, взяв с меня слово, что я не буду больше чудачить. Что именно он имел в виду, я не понял, но на всякий случай слово дал. Словоэто такая вещь, оно хоть и не воробей, но его всегда можно забрать обратно.
Библиотека поразила меня своим богатством. Люди приходят сюда за знаниями, но книги от них надёжно спрятаны в огромных хранилищах.
От кого в библиотеке прячут знания, я так и не понял. Книги хоть медленно, но всё же выдают, только сначала надо постоять в очереди. Я подумал, что очередьэто обычная проверка умственных способностей человека. Но такой проверки здесь не делают. Дают посетителю любую книгу, какую он попросит, не спрашивая, сможет он её понять или нет.
В библиотеке я не нашёл ни одной книги писателя по фамилии Фикс. Это меня удивило, и я спросил у библиотекарши про Фикса. Девушка подумала, что я шучу. Молча покрутила пальцем у виска и ничего не ответила.
Из её жеста я понял: про Фикса знает каждый грамотный человек, и поэтому нет нужды хранить его книги.
6. «Простое» число два
После знакомства с библиотекой в моей голове стала вырисовываться одна новая идея. Для её рождения нужен был толчок. И тут мне очень кстати помогла старуха, хозяйка второй части нашей квартиры. До этого она гостила у родственников, а в тот вечер неожиданно вернулась домой.
Была она не очень старой. Это была даже не старуха, а пожилая, хорошо сохранившаяся женщина. В возрасте людей я не разбирался и мог напутать, но мне казалось, что ей не больше пятидесятии лет и потому, называя её старухой, я несколько преувеличивал.
Я был на кухне, когда вошла эта женщина.
Она подогрела на плите две куриные ножки (о том, что это куриные ножки я узнал позднее, а тогда даже и представления не имел, что это такое) и съела их с завидным аппетитом. Косточки старуха обглодала и высосала. Зубы у неё были крепкие, на зависть молодым.
Зови меня как хочешь: тётей Машей или Марией Петровной, ласково назвалась соседка.
Тётя Машарадость наша! весело подхватил я и тут же спросил у неё: А кто ещё живёт в квартире?
Моя дочка Нина, та мужик её Генка, ответила хозяйка. Детей у нас нету, делить нам нечего. Живём мирно, как все люди. У дочка', она сказала «дочка» с ударением на «а», своя семья. Я в её жизнь не вмешиваюсь.
Где вы работаете? спросил я соседку.
Я на пенсии, улыбнулась тётя Маша.
Пенсияэто не очень тяжёлая работа? спросил я снова.
Старуха недоумённо пожала плечами. Я понялей легко, и сказал:
Работать всегда надо. Даже пенсионером. Как можно жить без работы? Ведь труд из обезьяны сделал человека!
Ну да! сказала тётя Маша. А человека снова превратил в обезьяну. От работы кони дохнут. Работа не волк, в лес не убежит.
Правильно, не убежит, согласился я. Работа ведь это не существо о двух или четырёх ногах, она бегать не умеет.
Кто такие кони и волки я не знал, но на всякий случай заметил, что кони дохнут не от работы, а от болезней.
Так ведь все болезни от работы! воскликнула тётя Маша.
Я бы сказал несколько иначе, ответил я. Все работы от болезней лечат.
Старуха была не из любопытных. Она никак не отреагировала на появление в квартире нового человека. Для неё я был пустым местом.
Ну и что с того, что прилетел с другой планеты? В Минусинском районе, где старуха гостила у второй дочери, бывший мент Виссарион выдаёт себя за «нового Бога». Почему сосед по квартире не может назвать себя инопланетянином?
А тем более, если у вас справка имеется, то вы можете выдавать себя хоть за Наполеона, заметила тётя Маша. У вас ведь справочка есть? Вас ведь уже выпустили?
Нет, ответил я. Справочку мне не дали. Меня под честное слово выпустили.
Она замолчала.
Одна живёте? спросил я Марию Петровну.
А кого ж мне ещё надо? пропела старческим голосом тётя Маша. Дочка рядом, вот и ладно.
Надо бы вам супруга найти, пошутил я. Женщина вы видная
В мои-то годы? улыбнулась соседка.
Какие ваши годы? удивился я. На вид вам не дашь и пятидесяти
Да мне седьмой десяток уже пошёл, призналась старуха.
Она неслышно провела меня по всей квартире и показала ту невидимую черту, по которой всё жилище условно было разделено на две части.
Это твой выключатель, а этот наш, говорила соседка, показывая на кнопки, расставленные по всей квартире.
Все электроприборы в коридоре, в ванной и на кухне были сдублированы. Только в туалете стоял один выключатель, и висела одна лампочка.
Мы платим за туалет, сказала тётя Маша.
Это несправедливо, заметил я. Здесь надо повесить вторую лампочку, чтобы, как и в других местах, во всём была бы симметрия
Ладно, уж, заплатим за тебя, ласково отозвалась тётя Маша, не обеднеем.
Такая щедрость со стороны соседей, которые в квартире поделили каждый сантиметр, показалась мне подозрительной. При помощи индукции я легко определил, что лампочка в туалете «мотает» на мой счётчик, но промолчал. И подумалесли бы я был землянином, то обязательно сделал бы так, чтобы все лампочки были подключены на их счётчик, а не на мой.
Но я не землянин. Я не понимаю, зачем это делать. Для чего? Ну, заплатишь ты на рубль меньше, и что с того? Станешь богаче? Нет. Богаче ты станешь только в том случае, если государство станет платить тебе за использованную тобой энергию, как это делается у нас, на Омега-Центавре. Мы потребляем энергию, а нас за это и награждают
В эту минуту в моей голове мелькнула такая мысль: «В нашей квартире два хозяина, и в каждой комнате общего пользованиякоридоре, ванной и кухневисит по две лампочки. Всё делится на два. Но в туалете висит одна лампочка. Число дваэто чётное число. Но в случае с туалетом оно на два не делится. Значит, этопростое число. Так решили мои соседи».
Я стал размышлять над природой числа «два». Во всех учебниках по алгебре сказано, что это простое число, то есть такое, которое делится только на самое себя и на единицу, как, например, простые числа три, пять, семь, одиннадцать. Но, в то же время число «два» является чётным, чем и отличается от всех простых чисел, которые можно представить в виде суммы чётного и нечётного чисел. Двойку же и любое другое чётное число представить в таком виде нельзя. Следовательно, двойка не может стоять в одном ряду с простыми числами. А если это так, то теорема Ферма верна для всех «простых» степеней и случай «Х2 = У2Z2» совсем не является исключением, а подчиняется общему правилу. Следовательно, теорему Ферма и доказывать не надо
Всю ночь я не мог уснуть от радости. «Как просто объяснить теорему Ферма», подумал я под утро.
Но радость моя оказалась преждевременной. День не заладился с самого утра. Сначала нас залили соседи сверху. Сидя в затопленной общей кухне, я понял, откуда у землян пошёл миф о всемирном потопеих залили соседи сверху. Вода сделала своё делокраска на стенах стала колупаться и обсыпаться, полы вздулись и стали похожими на болотисто-холмистую местность. Кроме того, полностью сгорела электропроводка.
Тётя Маша почему-то этому обрадовалась куда больше, чем огорчилась, глядя на испорченные стены и полы. Я не понимал её восторгов.
Ура! шёпотом сказала она. Наконец-то нам заменят проводку, ведь уже пять лет как обещали.
Я не понимал, чему тут радоваться, но на всякий случай промолчал. Неужели обязательно ждать, когда проводка сгорит дотла, чтобы её заменить?
Но на этом неприятности не закончились. Оставив тётю Машу разбираться с подмоченной репутацией и сгоревшими проводами, побежал в институт, ещё раз сообщить Егорычеву, что я таки решил проблему. Он встретил моё новое толкование теоремы Ферма довольно холодно.
Он меня прекрасно понял и сказал:
Действительно, число «два» не совсем «простое» число. Но, тем не менее, оно делится только на самое себя и на единицу и, следовательно, является «простым». Это ведь и дураку ясно.
Я подумал, что Дуракэто математик с очень большим авторитетом, и спросил:
Вы не подскажете, где мне найти этого Дурака?
Егорычев рассмеялся и ответил:
Твои выводы правильные, только они не имеют отношения к теореме Ферма. Надо привести доказательство не в виде образного сравнения, а написать его при помощи формул
А где Дурака найти? повторил я свой вопрос.
В зеркале, усмехнулся Егорычев.
Я посмотрел в зеркало, висящее на стене, и увидел не дурака, а самого себя. И тогда я понял, что дуракэто нарицательное имя для всех, кто доказывает теоремы без помощи формул.
Формулавсему голова! сказал Егорычев, выпроваживая меня из кабинета.
Вторая неудача не обескуражила меня. Я воспользовался советом Егорычева и стал писать формулы, переделав теорему Ферма на свой лад. Разность между двумя числами в степени n (из которых одно меньше другого на единицу) не может быть целым числом в той же степени n, если показатель простой степени больше единицы.
Я прекрасно понимал, что моя формулаэто не совсем теорема Ферма, это был её частный случай. На этом примере я собирался изучить анатомию этой теоремы, а уж потом снова вернуться к её общему виду, так, как записано в книгах.
Теперь я на верном пути. Вот ведь как странно выходит, главное, не доказать теорему внутри себя, а доказать её так, чтобы и другие поняли, а для этого нужны только формулы.
Я сидел в своей комнате и красивыми рядами формул исписывал листок за листком. В моём правом полушарии прочно сверлила мысль: сам того ещё не понимая до конца, я искал свой «Гордиев узел теоремы Ферма» простой ключ к решению всей задачи.
7. Квартирная археология или закон «пальца»
Раздались три коротких звонка.
Я открыл наружную дверь и увидел Олега Кулика. С тех пор, как он оставил меня у входа в городскую библиотеку, прошла целая неделя.
В чём дело? Два раза прихожу сюда, а меня не пускают, спросил Олег сердито. Твоя соседка один раз открыла дверь, но как узнала, что я к тебе, захлопнула перед самым носом. Прихожу во второй раз, жму на звонок, никто больше не подходит к двери и не отвечает на мои звонки.
Звонок не работал, ответил я, пропуская гостя к себе в комнату. Соседи сверху затопили нашу кухню. Сгорела вся проводка. У нас сначала был потоп, потом два дня делали ремонт
Понятно! недовольно проворчал Олег, принюхиваясь. Горелым и краской до сих пор воняет. Как твои успехи?
Вчера я ездил к дяде Васе, и он опять свёл меня с доцентом Егорычевым, ответил я.
И что доцент? спросил Кулик, снимая ботинки.
А! Я махнул рукой. Одно расстройство только!
Опять теорема Ферма не катит? сочувственно спросил Олег.
Она самая, долгоиграющая! ответил я.
Олег надел мои тапочки и прошёл ко мне в комнату. Небрежно спросил:
И что в этот раз говорит наша профессура?
Сегодня доцент Егорычев во второй раз отклонил моё доказательство теоремы Ферма. Я, как ему показалось, нашёл решение только для частного случая, когда из двух чисел Х и (Х-1) первое больше второго на единицу, но ведь разность между ними может быть какой угодно
Ну, ничего страшного в этом нет, сказал Олег, участливо. Наши люди три с половиной века не могут доказать эту теорему. А ты это сделал практически за два дня. Жаль, конечно, что доказал её всего для двух цифр.
Гость бегло осмотрел мою квартиру. Зачем-то отколупнул кусочек извести, невесть каким образом оказавшийся на обоях. Попробовал пол на прочностьподпрыгнул несколько раз. Потом осмотрел стены более внимательно. Постучал пальцем по обоям.
Ого, какой толстенный слой, отметил удивлённо. По таким обоям можно историю изучать.
Это как? спросил я.
Олег улыбнулся, и стал рассказывать:
Недавно мы с приятелем делали ремонт в одной квартире. Сначала надо было снять старые обои. Мы работали, как археологиснимали слой за слоем. Под слоем обоев всегда клеят газеты. А там была вся подписка на «Литературную газету». Сразу стало ясномногие годы здесь жил один человек. И не забулдыга какой-то. Литературу любил.
Ох, и долго же мы работали. Каждый слой перечитывали, интересно было. Первый слой был за восьмидесятый год. И заголовки такие характерные: «Человек трудагерой нашего времени», «Единство пути, многообразие поиска», «Прежде всего надо любить свою Советскую Родину». А кроме «Литературки» ещё и какая-то газета с математическим уклоном. Да ещё шахматная какая-то. Увлекающийся человек был хозяин квартиры. А математическая газетка на полях исписана всякими формулами, ну, прям как ты, математик там жил.
Роем дальше. Сняли второй слой, а под ним опять газеты. И опять «Литературка». Семидесятый год. А интересы-то у людей как изменились! То больше о трудовых буднях тревожились, а тут глянь, заголовки какие: «Решительно требуем прекратить американскую агрессию!», «Мы разделяем твоё горе, Камбоджа!», «Смятение и гнев Америки». И снова газета для математиков с исписанными полями, и снова шахматные этюды, тоже, кстати, на полях всё карандашом исписано.
Следующий слой, аккурат десять лет назад отмотали, как на машине времени. Шестидесятый год. «Леонид Ильич Брежнев. Биография», «В решениях сессииволя народа», «К чему позорить звёздный флаг?» И опять математика и шахматы, и снова всё исписано да изрисовано формулами и шахматными ходами.
А почему «Литературная газета» разделяет горе Камбоджи? спросил я. Камбоджаэто писатель?
Олег рассмеялся:
Нет. Это страна такая. Здесь политика замешана.
Странно, сказал я. А американская агрессия на кого была, на литературу?
Нет, здесь тоже политика. Агрессия американцев была направлена на Камбоджу.
Очень странно, заметил я. А Брежнев был поэт?
Олег сложился пополам от хохота.
Нет, сквозь смех выдавил он. Это советский генсек, политик.
Не понимаю. А причём здесь литература?
Олег перестал смеяться и серьёзно сказал:
Да, брат, это идеология. Ей было подвластно всё: и литература, и спорт, и в первую очередьполитика!
Назвали бы «Политическая газета».
Да у нас есть и политические газеты, ответил Олег. В них пишут про писателя Солженицына и прочих диссидентов.
Его ответ меня обескуражил.
Странные вы, земляне, сказал я. Всё у вас вверх ногами.
Я бы сказал: через задницу, усмехнулся Олег.
А это как?
Иногда, слушая его ответы, я чувствовал себя умственно отсталым. Все его слова понимаю, а смысла в них не вижу.
Ну это непереводимая игра слов!
А почему у вас ремонты квартир проводят раз в десять лет?
Олег с некоторым удивлением посмотрел на меня:
Не обязательно. Кто-то и раз в год делает, если средства позволяют.