Других сейчас нет. Нужно получить на складе.
Простите, но, по-моему, на васседьмой размер.
У меня осталась всего одна пара.
Она меня вполне устроит, улыбнулась я и, стянув «девятку» со своих рук, выкинула их в ведро.
Точки над «i» были расставлены. Уверена, что к началу второй операции, она носом землю перероет, но найдет заветный седьмой размер.
Доктора Патриксона вся бригада ждала десять минут. Еще пять минут он «мылся» на операцию. К тому времени, как мы начали, у меня уже разболелась рана на спине. К моему удивлению, доктор Патриксон в свои шестьдесят работал быстро и четко. Такой скорости даже я позавидовала. Закончив за сорок минут, мы «размылись» и вышли в протокольную.
Ельзи не описал беременность в осмотре? как-то неожиданно спросил пожилой травматолог.
Откуда вы знаете?
Эта Софи та еще штучка. И муж еебольшая местная шишка. В твою палату она попала только потому, что больше нигде не было мест. Ельзи понадеялся, что ты не станешь так тщательно ее осматривать и спустишь все на тормозах, ведь онапростая послушница. В этом и прокололся, собственно.
Причем здесь ее метафизический уровень?
Это хорошо, что ты не разделяешь нас и их, улыбнулся Патриксон.
Я сама послушница, хотя имею права не вдаваться перед вами в такие подробности.
Патриксон искоса взглянул на меня и промолчал.
Но даже если бы я была райотом, какая разница, кто мой пациент? Я не могу кого-то лечить намеренно плохо, а кого-то слишком хорошо. Я лечу так, как умею, и постоянно совершенствуюсь над собой.
Патриксон глубоко вздохнул.
Здесь было принято, что послушников лечат послушники, а хранителей и райотовхранители и райоты. Врачей-райотов в нашей больнице давно нет, поэтому все заботы легли на плечи хранителей. Сейчас и хранителей мало осталось, а лечить нужно всех. Поэтому правила изменили.
Это неправильно.
Алексис, у меня больше опыта в подобных вопросах. Поверь, система, которая существовала здесь, себя вполне оправдывала.
Вы пели гимны расизмувот что вы делали! возмутилась я.
Возможно, но это всех устраивало. Теперь у нас появилось много проблем, и тебе, моя дорогая, еще придется с ними столкнуться. Ты не знаешь Софи, а вот мы с ней знакомы. Когда-то она встречалась с Ельзи, а потом бросила его и выскочила замуж за райота. Ельзи не описал беременность, потому что она попросила его.
Постойте, вы его оправдываете?
Не оправдываю. Он должен был заранее предупредить тебя.
Предупредить? я едва ли не вскочила с места. У нас здесь что, детский сад? Мы не в игрушки играем! Запись осмотраэто документ, который имеет правовую ценность! Ельзи должен получить уже за то, что у него не хватило мозгов тихо переписать свой осмотр и замять это дело!
А ты бы позволила ему это сделать?! удивленно спросил Патриксон.
А зачем, спрашивается, я вообще стала об этом с ним говорить?!
Он сказал, что это был не разговор. Ты накинулась на него, как на мальчишку, и начала тыкать носом в медицинскую карту.
«Получите, распишитесь». Теперь во всем была виновата я. Прекрасное начало, постойте, продолжение
Объяснять вам, что и как было, я не собираюсь, ответила спокойным тоном. Ельзи неправ. И, если у него не хватило ума не обсуждать свой прокол с вами, тогда, простите, я умываю руки.
Девочка, ты можешь заиграться! повысил голос Патриксон.
Я прищурилась:
Что вы хотите этим сказать?
Ты пришла сюда только вчера и тут же распустила хвост! вкрадчиво произнес Патриксон. Если и дальше так пойдет, сомневаюсь, что ты сможешь прижиться в нашем коллективе.
Я никак не ответила на его выпад. Начни я спорить и отстаивать свою точку зрения, все было бы еще хуже. Я для нихчужая, и любая критика с моей стороны все рано будет восприниматься, как замечания выскочки, возомнившей себя кем-то. Мне было обидно услышать такие слова из уст этого врача. Еще вчера я полагала, что смогу влиться в их коллектив. Очевидно, я ошиблась.
Во время второй операции, на которой нам с Патриксоном помогал Ельзи, я молчала. Так же молча я покинула операционную и направилась в санпропускник переодеваться.
Войдя в отделение в десять минут третьего, я тут же направилась к сестринскому посту. Николетт встретила меня с теплой улыбкой на устах (за что ей огромное спасибо):
Доктор Оусен ожидает вас в кабинете доктора Ригарда.
Она давно пришла?
Да, минут двадцать назад.
Спасибо, Николетт.
Интересно, что заставило приму явиться так рано?
Ответ на свой вопрос я получила, как только вошла в кабинет Одьена. Оусен восседала в одном из кожаных кресел, стоящих здесь, и распивала ароматный кофе, улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба. Доктор Ригард, следует заметить, тоже не скучал: попивая все тот же ароматный кофе, он так же улыбался ей в ответ. УЛЫБАЛСЯ!!! Оказывается, этот хранитель-социопат не только умеет улыбаться, да еще и на флирт реагирует!!!
Здравствуйте, произнесла я. Простите за опоздание.
Ничего страшного, грациозно махнула рукой Оусен. Одьен напоил меня вкусным кофе.
«Одьен» Неслабо! И этообращение к руководителю отделения в присутствии его подчиненной!
Не думаю, что Ней нужна тебе во время осмотра, произнес Одьен, продолжая плотоядно улыбаться этой «кукле».
Ты прав, «кукла» повернулась ко мне и с ухмылкой произнесла: Когда закончу, загляну к вам в ординаторскую.
«Когда закончу». Она забыла пояснить, что именно закончит: клеить Ригарда или осматривать мою пациентку?
Вы можете идти, кивнул Ригард.
По неизвестной причине, именно в этот момент я почувствовала себя оплеванной. Ощущение собственной незначительности и стороннего безразличия к моей персоне стали особенно остро травить душу. Наверное, все дело в том, что, глядя на Кейдж Оусен в кабинете Одьена, я вдруг поняла, что эта женщина очень гармонично вписывается в окружающую обстановку. Будто само кресло, в котором она восседала, выпрямив свою спину, и маленькая чашечка кофе, которую она столь изящно держала в руках, были специально созданы для нее. В эту идеальную картину укромного места для двух красивых хранителей не вписывалась лишь одна я, стоящая на пороге кабинета Ригарда. Я настолько сильно почувствовала себя лишней, что невольно в моей голове возник вопрос: а не лишняя ли я вообще в этом мире?
Я двигалась по коридору, не в состоянии понять, куда именно иду, а главное, зачем я вообще куда-то иду. Захотелось вдохнуть свежего воздуха. Просто выйти на улицу и постоять там, глядя зеркалами опустошенной души на все еще живой мир. Почему меня так забрало? Что вообще со мной происходит?
Алексис!!!
Я обернулась и не понимающе взглянула на Айени Ригарда, с которым разминулась на лестнице.
Вы меня звали?
Да, вообще-то.
Что-то случилось?
Пожалуй, этот вопрос мне следует задать вам. Что-то случилось, Алексис?
Нет, ничего, покачала головой я, продолжая стоять на месте.
Ладно, Айени собирался было пойти дальше, как вновь обернулся: Могу я попросить вас об одолжении?
Конечно.
Не могли бы вы передать своему руководителю некоторые документы?
Хорошо, пожала плечами я.
Правда, они в моем кабинете. Вас не затруднит подняться вместе со мной?
В этот момент я очнулась. Стиль давно известен, но вот я все-таки умудрилась угодить в ловушку.
Не затруднит, ответила я и поплелась следом за Айени.
Отделение нейрохирургии располагалось на два этажа выше нашего. Я прошествовала мимо сестринского поста, где кроме сестер находились еще два врача, и, кивнув им в знак приветствия, вошла в кабинет Айени Ригарда, который любезно пропустил меня вперед.
Присаживайтесь.
Я плюхнулась в одно из кресел, обтянутых темной замшей, и сложила руки на груди.
Кофе будете?
Не знаю, стоит ли мне пить кофе в вашем кабинете, угрюмо заявила я.
А почему нет? Я, вроде бы, не кусаюсь, засмеялся Айени, и я невольно улыбнулась в ответ.
Тогда буду.
Спустя несколько минут у меня в руках была маленькая фарфоровая чашечка с кофе. Взглянув на нее, я задумалась над тем, как смотрюсь в этом кабинете. Маленькое, болезненно худое создание в зеленом хирургическом костюме, сгорбленное в огромном кресле, купить которое с одной зарплаты не смогло бы даже при очень большом желании. И снова в памяти всплыл образ Кейдж Оусен. Чего мне не доставало? Туфель на высоком каблуке? Дорогих колготок или выглаженного белоснежного халата? Нет, надень я все этоничего бы не изменилось. Я лишняя, потому что чувствую себя лишней.
Я подняла глаза и взглянула на Айени. Беспокойство С чего, вдруг? Наверное, слишком отстраненной выгляжу. Хотя, таких мужчин как Айени, это должно цеплять.
В этот момент я чуть было не рассмеялась, но одернув себя, просто улыбнулась столь очевидному предположению.
Кстати, где мое персональное «спасибо»? Айени присел в соседнее кресло.
Спасибо. Хотя, честно говоря, не думала, что вы обратите на этого пациента внимание.
Вы так рьяно пытались отстоять его интересы, что меня это воодушевило. Кстати, моего брата тоже.
Доктора Ригарда? не поняла я.
Угуулыбнулся Айени. Я вижу, вы удивлены? Это притворство или вы на самом деле не знаете, благодаря кому оперировал именно я?
Не знаю.
Ваш руководитель был весьма настойчив, когда убеждал меня в необходимости бесполезной экстренной операции.
Я улыбнулась.
Так вы об этом Напомню, доктор Ригард, что я присутствовала во время вашей с ним беседы.
Айени нахмурился:
Разве вы были в моем кабинете вчера?
Нет, пожала плечами я. Я вообще здесь впервые!
Так он не сказал вам, многозначительно улыбнулся Айени.
О чем не сказал?
Вчера ваш руководитель нанес мне визит и лично попросил оперировать этого прыгуна.
Я с трудом сделала глоток кофе.
Вы молчите, Алексис, потому что вам нечего мне сказать, или потому, что вы очень удивлены?
Второе, доктор Ригард, выдавила из себя.
Я дам вам один совет: не привязывайтесь к этому пациенту.
Причем здесь привязанность? спросила я. Мне просто его жаль, вот и все.
Айени улыбнулся:
Жалостьопасное чувство для врача. Мы должны лечить, а не жалеть.
Я не считаю, что одно мешает другому.
Это как посмотреть, покачал головой Айени. Однажды во время моего дежурства к нам поступил подросток, прыгнувший с моста. Ко мне в ноги бросилась его мать и умоляла меня сделать все, чтобы спасти ему жизнь. И я поддался на уговоры: настоял, чтобы реаниматологи качали его около часа, пока сердце не завелось. И что? Сохранились только витальные функции. Кора погибла, и юноша превратился в «живой труп». Спустя пять месяцев мать забрала его на выхаживание домой. Она вернулась ко мне через год: измученная и уставшая, она просила пристроить пацана в хоспис. Он умер там через два месяца, и тогда в глазах его матери я увидел не скорбь, а облегчение. С тех пор я дал себе слово останавливаться вовремя. Нельзя переплюнуть природу, Алексис. Всегда следует об этом помнить.
Не хочу думать об этом, я махнула рукой.
Я не зря рассказал вам эту историю. Вчера вы вскрыли грудную клетку женщине, которая, останься она в живых, потеряла бы «мозги».
Я прекрасно знала, на что иду. И сделала это не для женщины, а для мальчишки, который ее сбил.
Айени нахмурил брови. Кажется, услышать от меня такой ответ он не ожидал.
«Убийство» или «тяжкие телесные»задумчиво произнес он. Вы поражаете меня, Алексис.
Я сама себя, порой, поражаю.
У вас красивый цвет волос, невпопад изрек Айени. Синие оттенки присущи только представителям высшей расы. Когда-то быть похожей на райота дорогого стоило, а сейчас это уже немодно.
Я поставила кружку с недопитым кофе на стол и поднялась.
Спасибо за теплый прием, доктор Ригард. Думаю, вам пора найти документы для другого доктора Ригарда.
Вы и сами знаете, что никаких документов нет, развел руками Айени.
Но проверить стоило, улыбнулась я.
Зайдете ко мне завтра? Я заварю один из своих лучших зеленых чаев.
Обещать ничего не могу, увильнула от ответа я и повернулась, чтобы открыть дверь, как та самая дверь распахнулась перед моим носом сама.
На пороге стоял Одьен собственной персоной. И выражение его лица заставило меня пожалеть о том, что я вообще пришла сегодня на работу. Прищуром, подобным этому, меня одаривали лишь один раз в жизни, и было это во время допроса Моя кожа покрылась мурашками. Я даже поежилась от этого чувства беззащитности перед ним. Никогда прежде так не пасовала перед руководством. Но сейчас мне вновь стало страшно. Этот взгляд Одьена практически парализовал меня. В горле пересохло и захотелось просто убежать оттуда прочь.
Доктор Ней? обратился ко мне Одьен. Что вы здесь делаете?
Стою, ответила я, продолжая смотреть на него.
Вам лучше поспешить на этаж. Доктор Оусен наверняка уже завершила осмотр.
Конечно, ответила я и вылетела из кабинета Айени, даже не попрощавшись с ним.
***
Вы чем-то расстроены? поинтересовалась Николетт, глядя на меня из своего укрытия за стойкой поста.
Немного, ответила я и улыбнулась.
Поначалу всегда тяжело. Это пройдет.
Думаете?
Николетт вскинула брови и покачала головой. Может, пожилая медсестра понимала гораздо больше, чем казалось?
Доктор Ней?
Да, я обернулась к Оусен. Вы закончили?
Да, закончила, кивнула Кейдж.
Судя по выражению ее лица, хороших новостей после этого осмотра мне не стоило ждать.
И что скажете?
Сегодня выполним УЗИ малого таза, окончательно определимся со сроками и, скорее всего, начнем готовить ее к «чистке».
Может, стоит попытаться уговорить ее оставить ребенка?
Кейдж вопросительно изогнула бровь.
Вы поборник запрета абортов?
Нет. Софи не в первый раз лежит в больнице, и я подняла из архива ее медкарты. Три неразвивающихся беременности и выкидыш за последние два года.
Если бы Софи соблюдала рекомендации, которые мы ей давали, и не беременела в сроки, когда беременеть было нельзя, возможно, таких последствий не было бы.
Но сейчас она беременна. Возможно, это единственный шанс для Софи стать матерью. А она хочет сделать аборт, потому что на этом настаивает ее муж.
Кейдж долго на меня смотрела.
А вы сердобольная, наконец, произнесла она. Смотрите, чтобы ваша сердобольность не вылезла вам боком, Кейдж развернулась и ушла.
Что это было? Что вообще это было?
***
По данным УЗИ срок беременности Софи соответствовал одиннадцати неделям. Да, по закону она имела право прервать беременность по собственному желанию. Но понимала ли она, что этот шаг может стать фатальным в ее дальнейшей жизни? Сейчас она не хочет ребенка, потому что его не хочет муж. А что будет через год? Через два? Может, она найдет в себе силы бросить ублюдка, который ее избивает, и наладит жизнь с другим мужчиной?
Проводив взглядом коллег, спешащих по делам с работы, я предоставила им двадцать минут на переодевание и направилась в санпропускник.
Доктор Ней? окликнул меня знакомый голос в коридоре.
Да, доктор Ригард.
Я подождала, пока он приблизится ко мне, и только тогда повернулась в его сторону.
Как прошел день? словно ни в чем не бывало, спросил Одьен.
Я даже удивилась, потому как от его негодования, судя по всему, не осталось и следа.
Все хорошо, спасибо.
Вы перевязали свою рану?
И тут я вспомнила, что у меня есть рана на спине и что она, вообще-то, ноет весь день.
Потом перевяжу.
Пойдемте со мной, очень тихо произнес Одьен и прикоснулся к моей руке, сжимая ладонь пальцами.
У меня чуть ноги не подкосились. Он не прикасался ко мне, он сжимал мою руку так сильно, словно имел на это полное право, и потянул меня следом за собой так резко, будто не хотел принимать никаких возражений на этот счет. Это было неправильно! Неподобающе! Но именно в этом властном хвате его пальцев я ощутила столько заботы, что остальные причины выдернуть ладонь потеряли всякий смысл.
Он завел меня в перевязочную и закрыл за нами дверь на замок. Когда я поняла, что он пытается разжать пальцы в то время, как я продолжаю их сжимать, незаметно одергивать руку было уже поздно. Ощущая, как под его пытливым взглядом кровь приливает к щекам, я отпустила его ладонь и тихо извинилась.
Покажите мне повязку, спокойно произнес Одьен, приподнимая край моей рубашки.
Руки потянулись к спине и вновь задели его пальцы.
Наверное, вам лучше прилечь, предложил Одьен.
Да, конечно, ответила я и забралась на смотровой стол.
Штаны приспустите.
Я оголила нижнюю часть спины. Господи, он снова коснулся меня!!! Теплыми пальцами без перчаток зацепил резинку штанов и медленно потянул ее вниз. И, черт бы меня побрал, мне захотелось большего. Я почувствовала, как скручивает низ живота, как учащается дыхание, как пересыхает во рту и хочется наброситься на Одьена Ригарда не только в поисках удовлетворения похоти, но еще и ради того, чтобы поесть Метафизический голод и сексуальное возбуждение смешались в одно целое. «Все потому, что онхранитель. Все потому, что онхранитель», повторяла я про себя, словно молитву. Самоконтроль. Самообладание. Самоуправление. Боль