Рейген фыркает, кажется, обиделся. А мне плевать. Я просто хочу умереть
Да, если нужно, он делает голос бодрым, но я вижу, что он всё ещё обижается.
Ненавижу причинять боль людям. И людей я тоже ненавижу.
Нам не по пути, я останавливаюсь у ближайшей остановки и оборачиваюсь, замечая нужную маршрутку. Голосую. Моя.
Я не смотрю на парня. Машина тормозит и обливает низ моих джинс водой. Туфли промокают насквозь, но я всего лишь поджимаю губы и жду, пока дверь откроется. А потом оборачиваюсь к Уиллу и замираю. Он не улыбается. Он просто смотрит на меня, словно вдруг понял всю мою боль и одиночество, всё моя проклятие, понял с одного только взгляда.
У тебя талант, говорю я. Уилл вскидывает бровь. Я про рояль.
Дверь открывается, и я забираюсь в транспорт, оставляя Уилла Рейгена в одиночестве на остановке. Он смотрит на меня так, будто всё понимает.
Я оплачиваю проезд и сажусь на свободное место, стряхиваю с волос воду. Одиночество
Наверное, самое ужасное слово в мире.
Robert HaighUntitled
Я курю только крепкие Мальборо. Они заползают мне в лёгкие и сжигают их, оставляют прожжённую дыру в моей душе. Они такие же горькие, как и моя жизнь.
Стоя на балконе и держа свою очередную жертву между указательным и средним пальцами правой руки, я смотрю, как последние капли её души вылетают из моего рта и в немом крике растворяются во влажном воздухе. Редкие капли дождя попадают мне на лицо, сбиваемые с траектории ветром, я не обращаю на это внимания. Ветер забивается под футболку, и я вздрагиваю из-за мурашек. Всё-таки на улице не лето.
Облака заволокли небеса, солнца теперь не видно совсем. Нужно не забыть положить зонтик в сумку.
У меня столько времени, что я вечно забываю всякие мелочи. День. Ночь. Всё сливается, всё превращается в сплошные сутки.
Я ведь не сплю. Никогда.
И от этого моя жизнь кажется в два раза длиннее.
Я наблюдаю за людьми, которые копошатся внизу, словно муравьи, чей муравейник растормошили палкой. Их почти не виднозонтики скрывают всё. Большие, маленькие, чёрные, с рисунком, разноцветные, прозрачныевсе они говорят об их хозяевах.
Все они скоро заржавеют или порвутся, а потом окажутся на свалке.
Ничто не вечно.
Ничто. Кроме меня.
Пепел падает на мои пальцы, и я выбрасываю окурок вниз с балкона, наблюдая, как он стремительно летит вниз, чтобы оказаться в какой-нибудь луже. Или его подберёт ребёнок и докурит. Дети нынче не такие, как раньше
Сжимаю руками железные прутья, секунду медлю и бросаю последний взгляд вдаль. Ухожу.
Курить больше не хочется.
Я курю, надеясь, что меня убьёт рак лёгких. Может быть, так мне суждено умереть
В квартире темно, горит лишь открытый ноутбук. Здесь почти ничего нет, ничего, что бы напоминало мне о прошлом, причиняющем невыносимую боль. Только настоящее. Телевизор, компьютер, интернет. Ненужная кровать, кресло, стол. Рояль. В шкафу только книги, которые я купила за все годы, что жила тут. Никаких фотографий. Ничего.
За годы жизни я собрала кучу антиквариата, накопила столько денег, что хватит на несколько жизней вперёд. Всё это в доме, который находится в слепой зоне от спутников. Туда не добраться просто так, его невозможно найти, если не знаешь, где именно искать. Если не знаешь, ЧТО ты ищешь.
Я могла бы жить где-нибудь на необитаемом острове в одиночестве, не скрываясь, не позволяя людям задуматься: а почему эта девчонка не стареет? Но я так не могу. Пробовала. Не понравилось. Поэтому я часто переезжаю, часто меняю имена, часто заменяю одну жизнь другой, подстраиваю свою смерть, чтобы какое-нибудь ЦРУ или ФБР не задумалось на счёт меня. Правительство сейчас слишком любопытное, а гнить в какой-нибудь лаборатории у меня нет желания. Я не крыса.
Я просто человек.
Выйти бы на крышу, да дождик ещё не закончился
Подхожу к роялю и сажусь на стул, осторожно открывая крышку. Провожу пальцами по клавишам. Рояль старый, я купила его в антикварной лавке несколько лет назад. Клавиши пожелтели, краска на нём потрескалась, глядишь, вот-вот развалится
Но этим он меня и привлекает: я вижу в нём себя. Такой же усталый, прошедший через время, готовый разрушиться, но пока ещё не заслуживший этот шанс.
И звуки у него особенные, не такие, как у новых инструментов. Ведь нотыэто наши слова. Мелодия, которую ты играешь, это отражение нашей души. В моей лишь боль. Люди любят боль, иначе им бы не нравилось то, как я играю. Или они мазохисты.
Я осторожно нажимаю на клавиши, создавая череду тихих звуков, прислушиваюсь, словно боясь, что это услышат, добавляю левую руку. Плавно касаюсь каждой полоски, позволяя им почувствовать мою нежность, усиливаю звуки с помощью педали.
Уже и не помню, играла ли я эту мелодию раньше или же придумала только что сама. Закрываю глаза. Пальцы сами двигаются, а я лишь успеваю только принимать в себя звуки, которые постепенно затухают и исчезают вовсе в тот момент, когда я перестаю играть.
Я жду какого-то чуда, но ничего не происходит.
Снова хочется курить, скорее уже по привычке, и я устало вздыхаю, поднимаясь. Мне кажется, что рояль смотрит на меня. А в его глазах-клавишах я вижу такое же одиночество, как и в моих.
Потеря
Этот инструмент знает, что означает это слово.
Ведь он тоже потерял кого-то, перед тем как попасть в антикварную лавку. Он единственный, кто понимает меня.
Пусть это и просто рояль.
The DaydreamI Miss You
Когда я на следующий день прихожу в академию, то понимаю, что снова забыла зонт. Это не вызывает у меня ничего, кроме лёгкой досады. В прочем, его наличие ничего не изменит в моей жизни, я ведь не смогу заболеть, не смогу даже подхватить простой насморк. Если бы я попала в руки учёным, то, наверное, они смогли бы изобрести какое-нибудь лекарство из моей крови. Или ещё хуже: смертельное оружие. Это было бы печально
Уроки игры на рояле у нас каждый день. Сегодня первая пара, поэтому я медленно иду к привычному для меня залу, чтобы поиграть что-нибудь, пока есть время. Потому что я ненавижу ждать
Мне всегда кажется, что я невидимка. Меня не замечают, меня избегают, меня иногда даже боятся, наверное. Даже когда я нахожусь в толпе, даже когда рядом Крис что-то бормочет мне под ухо, даже разговаривая с кем-то, я всегда чувствую удушающую петлю одиночества, которая плотно затянута на моей шее. Осталось только вздёрнуть
Плотная масса невидимой стены, воздвигнутая мной, не пропускает никого к моей душе. И я тону в ней, теряя себя. Молчаниененужный бонус к бессмертию. Иногда я даже забываю, каков мой голос на самом деле. Настоящий, не потерянный во времени.
Одиночество заразно.
Я подхожу к залу и замираю в паре метрах, потому что у дверей стоят парни, которые обычно наблюдают за моей игрой, и тихо переговариваются. Изнутри доносится музыка. The Daydream. I Miss You. И я узнаю эту боль с первой ноты, я уже знаю, кто там играет на моём месте.
Один из парней замечает меня и толкает в бок друга. Третий поворачивается ко мне сам. Они о чём-то переговариваются, поглядывая на меня, а потом подталкивают в мою сторону того, что посередине, что-то ему тихо говоря и улыбаясь.
Я слушаю мелодию и думаю, что это слишком невыносимо. За последние несколько лет ещё никто не смог настолько сильно причинить мне боль игрой на рояле.
Парень подходит ближе ко мнея чувствую его смущение, которое он пытается скрыть. Я уже знаю, что он скажет, и что я ему отвечу. Он милый, и у него красивые изумрудные глаза, тёмные веснушки, в которых я вижу звёздное небо, медные волосы. Я знаю, что он не из тех типичных парней, которые подкатывают к девчонкам, зная, что им не откажут. Это как раз тот тип, которому я искренне не хочу делать больно. Я смотрю на него с сожалением, потому что знаю всё, что сейчас будет.
Ненавижу причинять боль людям.
Он оборачивается, смотря на друзей, и те подбадривают его улыбками.
Привет, нерешительно бормочет парень.
Он немного выше меняя смотрю на него снизу вверх и думаю, что он красивый. Если бы я была бы нормальной, я бы дала ему шанс.
Привет.
Я он прокашливается. Кажется, он учится на первом курсе. Ты мне нравишься! выпаливает, словно от этого зависит его жизнь.
Я вижу его румянец, его нервно дрожащие пальцы, которые он прячет в карманах, чтобы я не видела его волнение, вижу, как искренно звучат его слова. Он, правда, красивый. Ему девятнадцать или восемнадцать, чёрная рубашка, узкие джинсы, кеды.
Я могла бы сказать ему, что он тоже мне нравится, могла бы согласиться на свидания и на отношения, могла бы всё это сделать, но Я ведь ненавижу делать людям больно. И ненавижу, когда делают больно мне. В какой-то момент мне придётся бросить его, или я умру, подстроив свою смерть, и ничего ему не скажу. Тогда он будет оплакивать меня, пока не забудет.
А ещё хуже, если я привяжусь к нему. Если впущу за свои стены.
Я же говорю, что ненавижу причинять боль людям
Как тебя зовут? улыбаюсь я.
Он замирает и смотрит, словно маленький ребёнок, совершенно забывая, что позади него стоят его друзья. Для него в этот миг существую только я.
Экси.
Красивое имя, Экси, я мило улыбаюсь, кокетливо опуская глаза и убирая руки за спину. Но, мне жаль. Мне нравятся девушки.
Он удивлённо хлопает ресницами, а потом смущается ещё больше.
О, я не знал
Я вздыхаю. Для меня со временем стало всё равно, парень это или девушка. Какая разница, если за плечами тысячи партнёров. Я давно уже не сплю с кем-то больше, чем один раз. Я просто боюсь привязаться к кому-то
Если хочешь, я могу как-нибудь для тебя поиграть, я легко улыбаюсь, поправляя рюкзак. Ты ведь часто сюда приходишь.
Экси печально улыбается.
Было бы здорово, улыбка становится шире. Извини, если что.
Ничего
Он отступает и возвращается к друзьям, а потом они вместе уходят. Я вижу, как опущены его плечи, как печально звучит его отдаляющийся голос. Улыбка медленно сползает с моего лица, и я думаю, что всё равно ненавижу такие моменты.
Он ещё играет. Я подхожу ближе и замираю в дверях. Уилл сидит за роялемего губы приоткрыты, глаза почти полностью закрыты, пальцы длинные, скользят так, словно гладят чью-то кожу, словно убирают волосы с лица. Его брови сходятся на переносице, появляются морщинки между глаз.
И я понимаю, что он прекрасен. Сейчас бы фотоаппарат, сделать снимок на память и вспоминать, как кто-то сливается с музыкой.
Я выдыхаю, понимая, что не дышала всё это время, и Уилл сбивается. Его палец соскальзывает с клавиши, и парень оборачивается. Какое-то время он смотрит на меня, а потом встаёт и подбирает сумку, что валяется у его ног.
Привет, Рейген как-то испуганно наблюдает за мной, словно я вот-вот сбегу.
Привет.
Я не двигаюсь.
Повторишь? он кивает на рояль.
Его голос с долькой придыхания, отчего по моей коже пробегает череда мурашек.
The Daydream. I Miss You, говорю я, и Уилл кивает. Запросто.
Он улыбается, продолжая наблюдать за мной, а я подхожу ближе и бросаю на пол рюкзак, садясь за инструмент. Миллион раз играла эту мелодию, знаю её наизусть.
Я поднимаю руки и нажимаю на клавиши, плавно, нежнее, чем до меня делал Рйген. Я играю Я играю впервые в чьём-то присутствии по собственному желанию, осознавая, что кто-то есть рядом. Обычно я никого вокруг не замечаю. И мне кажется, что я играю для Уилла. И тут же пугаюсь этой мысли
Я не могу играть для кого-то. Ведь я одна.
Robert HaighSons Of Light (Prelude)
Не останавливайся горячий шёпот обжигает правое ухо, когда я с прикрытыми глазами скольжу пальцами по клавишам, отчего я на мгновение теряюсь.