Зато почти. Я все продумаю. Посуди сам: что будет делать Джон, когда вдруг получит сообщение о том, что где-то в мире существует его вторая половина?
Жопу порвет для того, чтобы порвать жопу тому, кто подложил записку.
Да не найдет он зацепок! Зато не сможет избавиться от мысли, что хочет на нее посмотреть, я тебе гарантирую.
И что?
Да то! Что ему станет не до отряда, не до тебя, не до вас вообще. Думаю, до приезда Дрейка он вообще думать забудет о половине своих обязанностей.
Ты забываешь, что он представитель Комиссии плевать ему на эмоции.
На эмоции других да, но не на свои собственные. Не верю, что он сможет с ними справиться. Никто не хочет быть один. Никто и никогда. Он пойдет туда узнать, что это за женщина.
В том случае, если она найдется.
Да, если найдется. А если будка не выдаст результатов, то нам вообще не о чем волноваться, так?
Эльконто долго молчал. Я видела, с одной стороны ему не хотелось подставлять меня в этой авантюре оно и понятно мы все-таки друзья, а то и больше, чем друзья. Будь у меня на Уровнях брат, он был бы Дэйном. С другой стороны, весь отряд изрядно устал от пустых, но крайне жестких придирок и тестов Сиблинга, и попытайся мы его отвлечь, тем самым помогли бы не только себе, но и коллегам, а это приятно.
Риск все же существовал, и потому молчание моего собеседника длилось, длилось и длилось. Но я его не торопила пусть примет решением сам. Дэйн парень авантюрный и рисковый, и если уж кто-то и поможет мне, потому как сам же первым изноет от любопытства, то это будет именно он снайпер.
А пока тишина продолжалась, я рассматривала залитый оранжевым светом задний двор идеально ровный газон, аккуратно подстриженные, похожие на шиповник, кусты, подметенные дорожки этот дом любили. Здесь жили, наслаждались, делились друг с другом радостью место излучало тепло.
Наверное, еще совсем чуть-чуть, и вернется Ани мне позарез требовался ответ.
Дэйн, так ты его достанешь или нет?
Тишина.
Дэйн?
Скрип ножек шезлонга под грузным телом.
Дэ-э-э-эй
Кряхтение.
Так мне самой?
И раздраженный голос:
Слушай, Дрейк всегда реагирует на твое вот это протяжное «Дре-е-е-ейк»?
Чаще всего.
«Но не всегда адекватно», я мысленно улыбнулась.
Блин! снайпер подался вперед и нервно причесал ежик светлых волос пятерней. Бл буду, мы сильно вляпаемся, если эта будка выдаст результат.
Может, и не выдаст?
Но если выдаст, мы в заднице.
Не мы, а Джон.
Мы. Ты. Он. Кто-то в заднице окажется точно.
Я покачала головой и усмехнулась.
Не мы, Дэйн. Это будем не мы. Но вот время проведем с пользой и удовольствием.
Он согласился я видела это по азартно блестящим глазам и скривившемуся от того, что именно он собирался мне ответить, рту Эльконто согласился.
* * *
Вечерний сад ласкали сумерки.
Тонул в синеве забор и сочная пока еще зелень, с каждой минутой меняло оттенки живописное, расчерченное кистью невидимого художника фиолетовое небо. На крохотном столике дымился горячий какао в отсутствии Дрейка я любила встречать и провожать это время суток, сидя на балконе второго этажа с пледом на коленях. Плед мне нужен был не для тепла на нем обожали по очереди лежать Смешарики.
Да-да, редкий момент, когда они позволяли себя касаться, гладить, когда тихонько нежились под человеческими пальцами. Сейчас на расчерченном квадратами покрывале их находилось трое остальные отдыхали на специально постеленном Клэр коврике у моих ног; все вместе мы наблюдали закат.
Каждый раз, сидя здесь, я вспоминала одно и то же каково это, быть без них. Жить в тихих комнатах, бродить по лестницам, ни об кого не спотыкаясь, не слышать по утрам пищалку-перебранку от телевизора.
Это случилось два месяца назад они исчезли. Завершили, наконец, начатый ранее процесс превращения принесенного с Архана шара в Портал и ушли в свою «Фуриандию». Не попрощавшись, никого не предупредив, все сразу просто взяли и растворились.
Переживала ли я? Конечно. Но мои переживания терялись на фоне того, что испытывала в те дни Клэр она погасла. Сделалась тихой, молчаливой, непривычно угрюмой. Перестала улыбаться, ее еда потеряла вкус. Но каждый раз она, я знала это совершенно точно, вставала спозаранку, шла на рынок, покупала ягоды, ставила их в холодильник. Они пропадали, а она покупала их снова, они пропадали, она покупала снова бесконечный и бесцельный тусклый круг.
Мы не знали, вернутся ли они. Хотели верить, что да, но так же надеялись, что на своей истинной родине, находясь среди сородичей, наши пушистые друзья обрели счастье. Наши Фурии, наши странные не люди и не животные любимые питомцы
Помнится, этот дом в те дни потерял что-то живое, что-то очень ценное часть того, каким он был. Я все еще любила его всегда любила, но в пустых коридорах чувствовала себя тоскливо. Как будто кто-то умер. В подвал не спускалась вообще, Клэр старалась лишний раз не тревожить, перестала ожидать от нее завтраков, старалась уходить пораньше и оставаться вдали подольше.
Шли дни. Однообразно тянулись недели.
А однажды утром, еще толком не проснувшись, в тот день я ночевала здесь же услышала грохот босых пяток по полу и удивительный почти нечеловеческий радостный визг. Спросонья вывалилась в коридор и увидела престраннейшую картину на кухню из собственной спальни неслась Клэр. Полуголая в одной лишь сорочке, непричесанная, с лихорадочно блестящими глазами, с расческой в одной руке и тюбиком крема в другой А с кухни привычно кричали: «Лэр! Лэ-э-э-р! Ушать!»
Они вернулись.
Так же неожиданно, как и пропали. В том же составе и количестве, радостные и довольные, побывавшие на родной планете Фурии.
Радовались ли мы? Опять же, как и в случае с печалью, на фоне бешеного фейерверка эмоций экономки моя радость казалась детской и незрелой подруга же спозаранку откормила «потеряшек» так плотно, что те превратились в настоящие Сме-шары пузатые, толстые, почти неспособные с пережору дышать. А она Клэр (я уже и забыла это зрелище) светилась от счастья.
Позже я пыталась осторожно расспрашивать пушистиков, каким было их путешествие хорошо ли прошло, понравилось ли, почему вернулись? но в ответ услышала немногое: путешествие понравилось. Хорошо ли было? Хорошо. Почему вернулись? Затосковали. Да, вот так банально. В родном мире их не поняли, уговаривали остаться, но повлиять на окончательное решение не смогли Смешарики пожелали вернуться.
Насовсем?
Угу, ответили мне чинно.
И на душе стало спокойно жизнь вернулась в привычное русло: чавканье у холодильника по утрам, шалости, игры перед телевизором. Превращения, грозящая шваброй Клэр, редкие погромы в комнатах
С тех пор внешне изменилось немногое, но многое изменилось внутри. Внутри нас мы их ценили. Как никогда. Они были странными плохо говорящими, со своей логикой, иногда вредные до невозможности, но они были «нашими». Нашими Смешариками.
И изредка, вот как сегодня, позволяли гладить себя, лежа на мягком пледе, греясь на коленях. Вот так странно.
Хороший день. Насыщенный, но хороший.
Наблюдая за тем, как прячутся в объятьях подступающей ночи последние искорки закатного света, я размышляла о своей спине, о том, будет ли она еще болеть. Интересно, сколько понадобится времени на то, чтобы вылечить ее окончательно? Получилось ли у меня помочь ей этим утром пусть не совсем, но чуть-чуть? Время покажет.
А еще плескалась внутри неуловимая, но ласково щекочущая свобода свобода от слова «надо». От вечного «должна». Оказывается, это прекрасно помнить, что никому я на самом деле ничего не должна. Что о маме я всегда заботилась исключительно потому, что любила ее, что постигать неведомое меня толкала вечная и неутолимая жажда к знанию, а вовсе не желание «не быть» хуже кого-то. Что стать прекрасней, лучше, увереннее в себе меня сподвигал живой перед глазами пример Дрейка, а не страх того, что он Дрейк вдруг уйдет, если я не изменюсь.
Бред. Как часто мы подменяем одно понятие другим и тонем в беспокойстве из-за ерунды. Сначала из-за ерунды, затем из-за настоящих страхов, следом паники. А после страдаем из-за многочисленных болезней, которые сами же в себе и породили.
Плохо, если не знать, как выбраться из замкнутого круга.
Хорошо, если знать.
Мой какао остыл, сад остыл тоже. На коленях, посапывая, дремали Смешарики.
Глава 3
Новое утро началось со стука дождевых капель по подоконнику, серости и свежести на улице, а также с неожиданной встречи, произошедшей чуть позже в Реакторе.
Обычно я хожу по ним одна по многочисленным коридорам главного здания Комиссии, служащие в серебристых костюмах попадаются редко (или вообще не попадаются портируются они по кабинетам, что ли?), но в этот раз мне повезло навстречу двигался Сиблинг.
И не один.
За ним, словно выводок на веревочке (если выводком можно назвать восьмерых бугаев под два или выше двух метров ростом), двигался отряд специального назначения Рен, Халк, Дэлл, Мак, Аарон, Логан, Баал и Дэйн из-за непогоды на улице все в легких кожаных куртках, плечистые, здоровые, огромные отряд Терминаторов-моделей, ей-богу. Завидев меня, они или сдержанно кивали, или вскидывали руку, или улыбались; меня до того густо обдало ароматной волной дорогих парфюмов, что закружилась голова, я улыбалась в ответ. Проходящий в самом конце Эльконто подмигнул я сдержала ухмылку.
Угу, он чего-то задумал и воплотить это собирался, по всей видимости, сегодня. Держись, Джон, держись
Дверь лекционного кабинета, где мы с виртуальным учителем занимались в последние дни, я толкнула с широкой на лице улыбкой.
Что задумала?
Ничего.
А почему глаза такие хитрые?
Можно же им иногда быть хитрыми?
Ди, признавайся. Чую, я о чем-то не знаю и даже не догадываюсь.
Приятное ощущение, не правда ли? Особенно когда последние пару тысяч лет ты все и обо всем знал.
Сколь пристально разглядывал меня с экрана Дрейк, столь же невинным был и мой ответный взгляд чего, мол? Ничего не делаю, закон не нарушаю, в частные владения не вторгаюсь (пока) и, вообще, веду себя тихо.
Ты точно что-то задумала. Вот знаю я это выражение на лице.
Ну, ты же сам посоветовал чем-нибудь разнообразить это «золотое» время? Вот я и размышляю над некоторыми идеями.
И за многие из них мне потом придется шлепать тебя по пятой точке?
Надеюсь, что нет, я невинно похлопала ресницами вид дурочки мне никогда не шел, но попытаться стоило. А можно, ты отшлепаешь меня по пятой точке не за идеи, а из любви?
Любви к процессу?
Любви ко мне.
Ему Великому и Ужасному так и не сумевшему допытаться до причины хитрого блеска моих озорных глаз, пришлось согласиться.
И началось занятие. В серьезное и строгое превратилось лицо на экране, по иному сухо, деловито и глубоко зазвучал голос; запорхала над тетрадью шариковая ручка.
Бог есть Любовь. Это упрощенное выражение, конечно же, так как Бог гораздо большее, нежели просто Любовь, просто концентрат разнообразного вида энергий, больше чем все, что человеческий разум может вместить и представить, так было и так будет. Но выражение «Бог создал человека по образу и подобию своему» имеет под собой глубокий смысл, о корнях которого мало кто подозревает. Напрашивается вывод: если Бог создал человека по образу и подобию своему, а Бог, как мы только что сказали, есть Любовь, то и душа человеческая в первооснове своей есть Любовь. Искра. Частица Бога. Его Любовь. Следишь за мыслью?
За мыслью я следила. Не сказать, однако, чтобы я могла предположить, во что она выльется, но слушала внимательно.
Слежу.
Хорошо. Итак, человеческая душа, будучи отделенной от Первоисточника и помещенной в физическое тело физического мира, всегда будет стремиться к одному к обретению Любви. Какой любви? Любой, ибо Любовь и Счастье это синонимы, как ты уже знаешь, чему я безмерно рад.
Я кивнула. Счастье действительно заключалось в Любви ко всему: себе, другим, миру, окружению, людям, но неужели сегодня мы, наконец, говорим о позитивном, а не о стрессах, как в последние дни? Из следующего предложения выяснилось, что как раз о них же.
Душа каждого человека стремилась и стремится к обретению Любви, но это, как выясняется, не так просто. Если есть физическое тело, значит, есть не просто чувства, но так же есть и Разум. А Разум, как нам известно, источник не только творения, но и разрушения, если он в должной степени не управляется. Давай перейдем к примерам и в качестве первого возьмем твой мир родители, дети. На каком этапе, как ты думаешь, у ребенка впервые блокируется способность безусловно любить и появляется страх?
Я пару секунд размышляла.
Сразу после рождения?
Не совсем. Не сразу после рождения. Скорее, начиная с того момента, как только родители разделяют его единый мир понятиями «хорошо» и «плохо», опираясь на собственные о нем представления. Далее происходит следующее: если существует «хорошо» и «плохо», то «хорошо» делать правильно за это любят и хвалят, «плохо» делать неправильно за это ругают. И ребенком совершается самая первая в жизни ошибка, рожденная страхом «меня не будут любить, если я не буду хорошим», начинается выслуживание любви. Более всего каждый ребенок на свете хочет одного чтобы родители его любили. Но что происходят, если его поступки не соответствуют родительским ожиданиям? Отпрыском все больше завладевает чувство «меня не любят. Меня не любят. Меня не любят» все, поток любви полностью блокирован. А родители что? Родители считают, что они в этом невиновны, ведь нельзя хвалить за плохое, нельзя любить за «неправильное» нужно учить, воспитывать, направлять, ибо иначе в семье вырастет плохой человек, человек с неправильными понятиями. А далее в семье и вырастает плохой человек может, не внешне, но внутренне, потому что такой человек все время боится, потому что к тому моменту, когда он оперяется, в нем уже слишком много стрессов. Слишком много, чтобы не притягивать к себе страдания и через них же учиться.
Дрейк говорил, я записывала. Где-то чиркала, думала, запоминала. Отчего-то было грустно. Падал с неба дождь, а перед глазами стояли полные мольбы детские глаза и протянутые вперед руки «мама, полюби меня. Просто так. Ведь я твой, твой родненький»
Знаешь, что еще хуже того, о чем я только что рассказал?
Что?
Что все это начинается для детей много раньше еще с внутриутробного развития. Чувствуя, что мать напугана, в стрессе или беспокойстве, малыш не может ей помочь никоим образом, кроме как поделиться собственной энергией. Пытаясь сделать жизнь родного человека лучше, он отдает ей часть своей Любви, своей жизненной силы, и самому ему потом для полноценного формирования здорового тела ее уже не хватает. Отсюда пороки, болезни, всевозможные синдромы, отклонения, а так же летальные исходы в виде замерших беременностей, кровотечений, выкидышей и так далее.
Мне стало еще грустнее внутри что-то сжалось. Нет, Дрейк не так просто поднял эту тему он поднял ее для чего-то конкретного. Вот только хотелось ли об этом слушать? Да, как ни странно, хотелось. Хотя бы для того, чтобы уяснить для себя что-то важное, чтобы избежать, если это возможно, дальнейших ошибок, ведь однажды в будущем я хотела, чтобы внутри меня зародился, жил и развивался малыш. И, если сейчас не понять главного, долго ли он проживет?
Значит, дети умирают из-за матерей? Из-за их страхов?
Да, из-за своего желания помочь матери в ее проблемах.
А матери потом винят врачей, ошибки, таблетки, Бога, природу или судьбу?
Точно. Все, что угодно, кроме самих себя. Масштабы человеческого бедствия под названием «накопление стрессов» очень велики. Посуди сама: ребенок растет, пытается быть для родителей «хорошим», ломает себя, боится, ломает еще больше, пытается заслужить и выслужить доброе слово, но ему, если сами родители полны страхов и ненависти к себе, это едва ли удается. Вырастая и выходя в свет, ребенок пытается выслужить эту самую «пресловутую» и такую нужную любовь хотя бы у кого-нибудь: у учителей, у одноклассников, у чужих взрослых людей, у собственной девушки/парня, в рабочем коллективе и так далее, и тому подобное. Если выслуживание не удается, человек становится злым и постоянно ищет виновных. Любовь так нужна каждому, что люди готовы становиться интеллигентными, богатыми, знаменитыми, известными, а так же лжецами, льстецами, подлизами, подхалимами и даже убийцами. Они готовы носить маски, врать самим себе, унижать других, добиваться справедливости кулаками, разжигать во имя мира войны и умирать за мнимую свободу, не догадываясь о том, что умирают рабами. Почему так происходит? Потому что вымаливание у кого-либо любви это рабство. Любовь есть у каждого внутри, и ее такое количество, что извне никогда и никому просить не придется. Но почему ее не видят? Почему не замечают собственного внутреннего света? Почему обрекают себя на страдания, боль и жертвы? Что блокирует в каждом человеке саму суть божественной любви?