- Нужно выйти до рассвета, скупо проинформировал меня Камаль, терпеливо дожидавшийся меня на песке у шатра. Тогда к вечеру успеем добраться до оазиса Гиберун и заночевать там.
- А из Гиберуна нас не попросят так же, как из Ваадана? на всякий случай уточнила я.
- Пусть попробуют, хмыкнул Камаль и так выразительно опустил ладони на рукояти парных мечей, что я сначала вздрогнула и только потом подумала, что угрожать целому поселению двумя клинкамине самая лучшая идея за утро.
Но других не было ни у меня, ни у «доблестного воина», так что я придержала замечания при себе и, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, нескрываемо осчастливленными нашим отъездом, ушла к молоху.
Ящер еще спал, оправдывая славу дневного животного, и на пустынных муравьев, сбежавшихся на приманку, отреагировал без должного энтузиазма. Седло тоже не внушило ему оптимизма, и молох попытался зарыться в песок, не давая затянуть подпругу. Увы, удача ему не сопутствовала: Камаль как раз управился с шатром и вышел к животным. Перечить вооруженному мужчине молох уже не рискнул, и мы наконец-то выехалидаже действительно до рассвета, как и собирались.
Правда, спутник вовсе не собирался делать путешествие легким и быстрым, как я надеялась. Камаль забрался на своего верблюда молчаи так и вывел его на едва заметную тропу между дюн. Тратить силы на беседу и пояснения он и не думал.
А у меня, как и обычно бывало от нервов, немедленно зачесался язык.
Как назло, именно о том, что интересовало меня больше всего, я поклялась не спрашивать и потому молча кусала губы, рассматривая невозмутимый профиль своего проводникаблаго больше глазу уцепиться было практически не за что.
Профиль, как назло, вместо того, чтобы подбросить еще пару-тройку занимательных вопросов, как и подобало таинственной физиономии, начал подбрасывать варианты ответов. И все они мне категорически не нравились.
Чем дольше я смотрела, тем больше находила подтверждений тому, что парень был не просто арсанийцем, а арсанийцем благородным. Это читалось и в непринужденно-каменном выражении его лица, и в осанке, и в поведенииначиная от манеры сидеть на верблюде и заканчивая такой привычкой к тагельмусту, что, казалось, Камаль чувствовал бы себя куда комфортнее без штанов, чем без него: арсанийская знать считала, что юноша, справивший совершеннолетие, должен скрывать лицо ото всех чужаков. За воинами-кочевниками порой принимались повторять другие племена, но нигде это правило не имело такой власти, как среди Свободного народа.
У них даже имелось десятка два объяснений разной степени идиотизма, но я склонялась к тому, что защита от песчаной пыли еще никому не повредила, а шанс встретить кого-то знакомого посреди пустыни стремится к нулю. А арсанийцы свою знать берегли святопотому как среди нее встречались самые сильные маги и могущественные воины, прекрасно поддерживавшие пугливое уважение к племени в целом.
Только вот это и было их основным занятием. В охрану благородные все-таки обычно не шли.
И уж точно не стремились так отчаянно набиться в компаньоны случайно подвернувшейся девице«зеркалу». От нашего брата арсанийцы в принципе старались держаться подальше.
Молчаливое наблюдение все больше утверждало меня в мысли о том, что с моим проводником не все ладно. Что-то он натворилнастолько жуткое, что племя махнуло рукой даже на ценные гены сильного мага и оставило его позади. Что-то, о чем сам Камаль не хотел даже вспоминатьиначе с чего бы ему соглашаться на клятву не спрашивать ни о чем вместо того, чтобы потребовать-таки у меня зачарованный меч? Едва ли кочевника так уж прельщало золото тайфыв пустыне оно стоило куда меньше, чем в городе
Ко всему прочему, проводником Камаль оказался превосходным.
Поднявшееся из-за горизонта солнце мгновенно превратило пустыню в раскаленную сковороду, но аккурат за пару часов до полудня мы добрались до оазиса, затерявшегося в песках, такого крохотного, что вокруг него не выросло ни деревеньки, ни временного поселения. Зато здесь была тень от трех старых пальм и колодецхоть воды в нем и оказалось на самом дне.
- Переждем полуденные часы здесь, прокомментировал Камаль и легко соскочил с верблюда.
Измученная нестерпимой жарой и недобрыми мыслями, я только вяло кивнула и с грехом пополам выпала из седла. Молох, напротив, приободрился: неумелая всадница утомляла его не меньше, чем долгие дневные переходы.
Верблюд Камаля неспешно огляделся и уже через минуту с исключительно индифферентным видом пережевывал какую-то серовато-зеленую колючку. Кочевник деловито снял с его спины один из вьюков и потащил в тень. На объяснения он не разменивался, но план был ясен и так: от жары кружилась голова и напрочь пропадал аппетит, а вот попить и нормально вытянуть ноги хотелось нестерпимо.
Я так и сделаланабрала полный рот воды, не спеша глотать, и уселась в тени пальмы, откинувшись спиной на шершавый ствол. Желание пуститься в расспросы испарилось вместе со всякой влагой на коже, едва встало солнце, а все навыки ведения беседычуть позже, когда назойливые лучи раскалили даже воздух под навесом у седла. Ни на какой диалог я уже не рассчитывала, но Камаль будто специально выбрал этот момент, чтобы устроиться рядом и негромко поинтересоваться:
- Почему тайфа послал тебя?
«Потому что я не послала его», тоскливо подумала я и прикусила губу.
Глава 3.2
А ведь стоило бы.
Послать к ар-раджиму и Рашеда, и его интересыв конце концов, кто он мне, чтобы я очертя голову бросалась решать его проблемы, будто свои собственные?! и то дурацкое обещание вернуться много ли стоит слово невольницы, данное ради того, чтобы вырваться на свободу? Я ведь и правда могла пересечь пустыню, уйти в другой город, начать новую жизнь. Нормальную. Свободную. Может быть, даже счастливуюесли удастся забыть его философские рассуждения не к месту, саркастичные шутки, серьезное лицо и острый взгляд. И горячие руки на моих бедрах, чтоб им пусто было!..
и бедрам, и рукам, будто зудящим от невозможности прикоснуться.
Кажется, главная моя проблема заключалась в том, что я хотела вернутьсяи в то же время прекрасно понимала, что делать этого нельзя, несмотря на все обещания. Прежде чем позволить мужчине запереть меня в золотую клетку, следовало хотя бы убедиться, что он не намерен припаять дверцу намертвоно рассуждать здраво я не могла даже посреди ар-раджимовой раскаленной пустыни, когда от Рашеда и его треклятой улыбки меня отделяли не просто дворцовые стены, а полтора дневных перехода.
И это уж точно было не то, о чем за милую душу рассказывают наемному проводнику!
- Оседлые не доверяют женщинам, подлил масла в огонь Камаль, не дождавшись ответа. Знатные оседлыетем более. Но он отправил тебя. Одну. У него совсем не осталось верных людей?
Во всем этом подспудно сквозила одна до крайности неприятная мысль: у хороших правителей всегда найдутся сторонники, и уж едва ли исключительно среди женщина у небольшого вооруженного отряда куда больше шансов успешно выполнить дипломатическую миссию, нежели у одной девицы, которая с некоторым трудом припоминает, с какого конца у меча рукоять.
Справедливости ради, Рашед вполне мог снарядить нормальный каравансторонников у него и впрямь хватало, как идейно верных, так и идейно купленных. Но стоило только озвучить цель миссии при янычарахи можно было сразу забыть о том, что эта вылазка должна быть тайной.
- Его люди нужны моему господину там, в городе, расплывчато отозвалась я и честно призналась:Я одна болталась без дела и цели. А рядом с моим господином в общем, рядом с ним мало кто может болтаться не озадаченным достаточно долго.
- Воистину правильное распределение задачпризнак великого правителя, так саркастично отозвался Камаль, что я немедленно взъерепениласьи только потом заметила, что он вовсе не насмехается, а пытается меня спровоцировать.
Не то чтобы совсем уж безуспешно. Но после общения с Рашедом все подобные поддевки и манипуляции были как на раскрытой ладони.
- Воистину, с напускной невозмутимостью согласилась я и умолкла, прикрыв глаза.
Камаль ожидаемо выдержал несколько минут и все-таки спросил:
- А как ты попала во дворец к тайфе?
Кажется, его гораздо больше интересовало, как неполноценный маг и, хуже того, женщина могла попасть в число доверенных лиц самого градоправителя, но он понимал, что ответа на этот вопрос не получит. Я знала его меньше двух дней, и у меня не было ни единого повода ему доверятьсверх вынужденного, разумеется.
Я с тоской вспомнила, как Рашед ухитрялся любой разговор свести к рассказу о моем прошломпросто потому, что ему было интересно. Градоправитель и в самом деле хотел со мной подружиться.
Камальпытался выудить как можно больше информации, чтобы использовать в своих интересах, и это было настолько очевидно, что я мстительно сказала чистейшую правду:
- Мой господин изволил купить меня на базаре.
Честнои совершенно неинформативно. Я бы еще добавила, в какую сумму моему господину и повелителю обошлось столь сомнительное приобретение, но именно этого как раз не знала. Впрочем, как раз это можно было и придуматьв конце концов, не станет же Камаль сверять с моими показаниями учетные книги градоправителя! и я уже открыла рот, когда кочевник вдруг негромко, но очень внушительно приказал:
- Не двигайся.
Смотрел он при этом куда-то мне за спину, и я, разумеется, тут же обернулась, опираясь на руку, и тут же об этом пожалела.
Из песка торчала только голова змеитакого обманчивого окраса, сливающегося с окружением, что рассмотреть форму не получалось, даже отчаянно напрягая зрение. Но воображение охотно дорисовало и длинное гибкое тело, и внушительные зубы, а слух тут же добавил к этому еще и мерзкий шипящий звук, пробирающий до костей, увы, отнюдь не иллюзорный.
В город песчаные змеи не заползали, опасаясь защитной магии, но генетическая память все-таки заставила меня застытьно не замолчать.
- Разве им не полагается днем охотиться, а не тихариться по кустам?!
Змея зашипела громче, подавшись вперед, словно пожелала лично ответить на не слишком умный вопросили спохватилась и решила-таки отправиться на дневную охоту. Я наконец-то догадалась еще и заткнуться, но потревоженную близостью человека тварь это не успокоило.
Тело действительно было длинноеи гибкое. А еще двигалось как-то странно, боком, отчего было совершенно невозможно определить, в какую сторону змея намерена направиться в следующее мгновение. Шипение стало громче, словно кто-то вылил на раскаленную сковороду полный стакан воды.
От накатившего страха я позорно замерла. Скорости реакции мне хватало ровно на то, чтобы успевать отследить перемещение змеи взглядоми, поскольку между нами и так было от силы несколько шагов, натренироваться до приличного уровня я все равно не успевала.
Зато Камалю лишняя практика не требовалась. Все то время, что я бестолково паниковала на одном месте, он потратил на плетение.
Мощный гул магических струн разом перекрыл и змеиное шипение, и зарождающийся где-то в моей груди позорный взвизг. Я узнала простенькое заклинание «летучего огонька», которым обычно зажигали фонари на улицах, и от неожиданности повернулась обратнои тут же пригнулась, закрывая руками голову.
У змеи такой возможности не было, но ей, кажется, тоже очень хотелось. «Летучий огонек» у Камаля получился размером с человеческую голову.
И летал не в пример быстрее собратьев, которыми пользовались в городах, я только и успела, что издать непристойный возглас и перепугаться вусмерть, а за спиной уже полыхнуло, грохнуло и тошнотворно завоняло. Взвившиеся языки пламени породили змееобразно изгибающиеся тени, но от самой змеи и мокрого места не осталось. В прямом смысле: почерневший силуэт намертво вплавился в стеклянно поблескивающий песок.
Я убрала руки от головы и добавила еще один возглас, куда непристойней первого. Камаль скользнул безразличным взглядом по мертвой змее и тревожно обернулся к привязанным животным, но его верблюд, кажется, успел привыкнуть к подобным сценам и просто отбежал подальше на длину поводьев, а молох, хоть и шарахнулся куда эмоциональней, счел, что на сей раз можно взять хороший пример с более флегматичного товарища, и вернулся к выслеживанию диких муравьев.
Убедившись, что драгоценного верблюда ловить не придется, Камаль наконец соизволил обратить внимание на объект охраны.
- Песчаные змеи не охотятся днем в засуху, прокомментировал он, пережидают жару в норах и укрытиях. А ветер заметает следы.
Я представила, что было бы, рискни я все-таки отправиться к горам без опытного проводника, и покрылась холодным потом.
- Спасибо, выдавила я. Голос звучал высоко и неровно.
Камаль скупо кивнул и отвернулся.
- Обойду оазис на всякий случай. Пересядь ближе к верблюду и следи за его поведением. Забеспокоитсялезь в седло.
Судя по морде верблюда, его не слишком обеспокоил бы и близящийся конец света, но я все-таки кивнула и перебралась под другую пальму. Верблюд покосился на меня с нескрываемым презрением.
Камаль приготовил еще одно плетениевсе тот же «летучий огонек», судя по звуку, и неспешно двинулся в обход оазиса.
Он повернулся ко мне спиной, и за это я была ему особенно благодарна.
Глава 4.1. Сильные стороны
Близкий враг лучше, чем далекий друг.
арабская пословица
Других сюрпризов оазис, к счастью, не припас, и я даже сумела забыться тревожным сном на полчаса, пока тень от пальмы не начала уползать в сторону. Меня все еще потряхивало, и даже столь незначительного изменения освещения хватило, чтобы я подорвалась на месте.
Камаль лениво обернулся через плечо, глотнул из бурдюка и поднялся:
- Двигаемся дальше.
Для него происшествие со змеей явно было чем-то рядовымсродни уборке на заднем дворике или, на худой конец, чистке колодца. Кочевник не выказывал никаких признаков беспокойства и, кажется, собирался продолжить путь до следующего оазиса в прежней манеремолча, созерцая однообразные пейзажи с флегматичной невозмутимостью верблюда.
Но у меня нервы уже сдавали, и я попортила ему все планыи заговорила.
О ерундекоторая, как выяснилось, составляла изрядную часть моей жизни и лежала в основе непоколебимой уверенности в том, что рано или поздно все образуется. Рассказывала о защитных заклинаниях на стенах города и о том, как быстро люди привыкают к постоянному гудению магических струн; многие коренные горожане вовсе не могли уснуть, если рядом не творилось никакой магии. Подсознание нерассуждающе приравнивало гудение заклинаний к безопасности, а она, оказывается, изрядно расхолаживала умы.
Ни я, ни даже невыносимо предусмотрительный и расчетливый Рашед не подумали ни о змеях, ни о скорпионах. У меня была вода и пища, был лучший ящер из столичных молоховен, который сам по себе мог обеспечить хозяина водой, была приманка для муравьев, чтобы прокормить молоха; был меч и пара защитных свиткови абсолютно никаких знаний, когда ими следовало бы воспользоваться. Я полагалась на детские воспоминания о пустыненемногочисленные и, прямо скажем, до наивности оптимистичные и светлые, и к столкновению с иссушающей реальностью готова не была.
Камаль не встревал. Я даже засомневалась, слушает ли он вообще, но проводник, словно подслушав мои мысли, стал подбрасывать короткие вопросы и с интересом ждать ответов, и я продолжала говорить. Правда, ровно до тех пор, пока не поняла, что с интересом он ждал не моих слов, а того момента, когда до меня дойдет, почему сам кочевник предпочитал по большей части молчать.
Сухой пустынный ветер не разбирал, откуда сдувать остатки влагис покрытого испариной лба или из раскрытого рта. А воды в бурдюке за день не прибыло ни капли: молоху нужна была хотя бы роса, и сейчас он бы и сам не отказался попить.
Увы, ему оставалось только терпеть до оазиса. Я все-таки откинула шарф с лица и сделала глоток воды, старательно не замечая острого взгляда Камаля. И замолчала, стиснув зубы.
Он скупо кивнул и отвернулся.
Оазис Гиберун был куда меньше, чем Ваадан; постоянно здесь не жили, и нас встретили только пустые дома, посеченные песком, несмотря на защитные плетения. Все усиливающийся ветер постепенно стирал следы человека: кострища скрывались под пылью, отпечатки стоп сохранились только у крохотного родника под сенью красноватой скалы, нависающей над оазисом, будто неусыпный страж.