Камаль снял с верблюда сумки и тюки, но разбивать шатер не сталнесмотря на все мои надежды.
- Ради половины ночи? неопределенно хмыкнул он. Разведем костер и заночуем возле верблюда. Зато завтра сможем выдвинуться раньше, и тогда через два дня достигнем следующего оазиса.
Я насупилась. Верблюд был только один, и я, признаться, не жаждала тесного соседства ни с ним самим, ни с его хозяином. Но мой молох, как ни крути, ящерица, и тепла ночью от него не дождешься.
Конечно, еще оставалась шкура, и я даже с сомнением оглянулась на сверток, прикидывая, что вызывает у меня большую брезгливость: посторонний мужчина под боком или чьи-то бренные останки, пусть и неплохо выделанные? но этот вариант Камаль быстро отсек:
- Я поставлю защитный контур от скорпионов и змей, сообщил он, не дожидаясь пространных обсуждений и наводящих вопросов. У него ограниченный радиус. Ты так или иначе будешь спать рядом.
Варианта, в котором городская женщина предпочла бы общество змей и скорпионов, он не рассматривал вовсе, и мне нестерпимо захотелось именно так и поступитьиз чистой вредности.
К счастью, еще у меня был здравый смыслхоть и не очень чистый.
- Хорошо. Но
Камаль выразительно закатил глаза, не дослушав.
- Для того, о чем ты подумала, я бы поставил шатер.
- Обнадеживающе, пробормотала я, мучительно залившись краской.
Камаль хмыкнул и принялся разбирать один из тюков: на свет появился мешочек с терпко пахнущими чайными листьями, полупрозрачный кусок сахара и мешочек с крупой. Я добавила к этому поистине городскую роскошь: полоску солонины, которую было гораздо разумнее растереть между жерновами, чем пытаться прожевать, горсть фиников и кислое молокои бесцеремонно захватила власть над чужим котелком.
- Интересно, что бы сказал твой любовник, узнай он, что ты готовишь для постороннего, хмыкнул Камаль.
Я вспыхнула моментально.
Я не!.. и так же быстро затихла, поняв, что именно такойискренней и внезапнойреакции Камаль и добивался, не удовлетворившись моим давешним ответом о причинах столь специфической поездки.
Вдобавок ко всему, я по-дурацки жалела, что и в самом деле не его любовница. Это, пожалуй, сделало бы все куда проще и приземленнее.
Но где Рашеди где простота?..
- Мой господин был бы изрядно удивлен, взяв себя в руки, все-таки ответила я. Он полагает, что мой единственный талант заключается в небывалом умении игнорировать правила приличия.
- Но при этом ты не его наложница, полуутвердительно произнес Камаль.
Я неопределенно пожала плечами. Кажется, придерживаться старой легенды было поздновато.
- Он странный, постановил Камаль и медленно, будто бы в глубокой задумчивости, размотал шарф.
Я кивнула.
Странный. Ни на кого не похожий. С этим не поспоришь.
А вот кочевник для человека смешанных кровей выглядел весьма заурядно: тагельмуст скрывал угловатый подбородок и полные губы, постоянно норовящие изогнуться в усмешке, наплевав на кодекс сдержанности. Из запоминающихся черт имелась разве что синеватая щетина, навевавшая смутные воспоминания о страшных сказках про излишне любопытных девиц, и я поспешила отвести взгляд.
Камаль успешно сделал вид, что это совершенно нормальная реакция на арсанийский жест безусловного доверия. Я сделала вид, что ни о каких жестах не догадываюсь.
Вроде бы тоже успешно.
Глава 4.2
А с нежными воспоминаниями о Рашеде уже пора было что-то делать. Вот смеху-то будет, если выяснится, что он именно за этим меня и отпустилчтобы я в отсутствие реального человека со всеми его естественными недостатками потихоньку влюбилась в его светлый образ в собственной голове!
Причем ход-то ведь вполне в его стиле. А вздумай я его обвинить в манипуляции мненияминаверняка напоролась бы на пространную лекцию о том, как долгосрочные манипуляции позволяют ленивому правителю сэкономить усилия, время и бюджет, и была бы вынуждена упражняться в ответном остроумии.
А пока я скосила взгляд на Камаля, сосредоточенно поглощавшего сытное варево, и обреченно вздохнула.
Совершенно не тот тип, на котором можно упражняться в остроумии. А мне ведь не хватало именно этой свободы общения, которая произрастает исключительно из твердой уверенности, что каждая подколка будет понята в точности так, как задумывалось, и ни в коем случае не останется без ответа.
Я искренне надеялась, что ар-раджимов востроносый интриган в своем дворце точно так же тоскует по мне, как я по нему, и даже самая искусная наложница в мире не способна утолить его страсть к дурацкому полуночному трепу. Иначе это было бы совсем обидно.
Любой разговор с Камалем рано или поздно обрывался из-за того, что он не слишком-то рвался в нем участвовать, а я быстро выдыхалась и тянулась за бурдюком. Поэтому обсуждать грядущую ночевку я даже не порываласьхотя высказаться хотелось нестерпимо.
Насчет шатра Камаль однозначно погорячился: чтобы мысли хоть как-то сдвинулись в сторону сугубо плотских развлечений, ставить надо было как минимум ванну. Вблизи от кочевника и его верблюда пахло совершенно одинаководаже концентрация запаха после дня в седле не слишком-то отличалась. От меня, вероятно, тянуло примерно так жес поправкой разве что на ящерицу, и все страдальческие мысли вдруг как-то разом сдвинулись в сторону, оставив только мечты о далеком оазисе, третьем на пути от столицы к горам: в оазисе Мааб скрывалось единственное на всей дороге пресное озеро, питаемое сразу тремя родниками. Оно не пересыхало даже в самую страшную жару, и вокруг него вырос небольшой городок с саманными стенами и защитным куполом.
Я принюхалась к своей рубашке и принялась мысленно прикидывать стоимость своей души в базарный день, потому как идея продать ее за возможность нормально вымыться вдруг показалась на удивление здравойи до того соблазнительной, что Камаль немедленно поддался закону подлости и, тревожно запрокинув голову, заметил:
- Буря совсем близко.
Ветер как по заказу усилился и зловеще зашелестел листьями пальм. Верблюд, уже уютно устроившийся на песке, подогнув под себя ноги, тоже поднял головубудто бы передразнивая хозяина, но смотрел он точно в ту же сторону, что и Камаль, и от этого звериного единодушия меня продрало внезапным холодком. Я скомкала в руках одеяло, которое собиралась подстелить на лежанку, и напряженно уточнила:
- Нас не застанет в дороге?
- Застанет, с таким уверенным пессимизмом подтвердил Камаль, что одеяло я все-таки выронила. Кочевник проводил его взглядом и, даже не пошевелившись, чтобы подобрать, добавил:Добраться до Мааба мы бы все равно не успели, а пережидать бурю здесь или в дюнахне имеет значения.
- М-да? скептически уточнила я и мстительно встряхнула одеяло.
Но привычный к вездесущему песку кочевник даже не поморщился.
- Ложись. Проще показать.
Я проглотила нелестную характеристику арсанийского красноречия, послушно расстелила одеяло и оглянулась, но молох уже успел основательно зарыться в песокнаружу торчала только верхняя пара рогов.
- За него не бойся, нетерпеливо посоветовал Камаль. Онпорождение пустыни, и пустыня позаботится о нем сама.
- Последний раз, когда я проверяла, он был порождением двух других чистопородных молохов, все-таки проворчала я, и заботился о нем сразу десяток мастеров-муравейщиков.
Но откопать здоровенную ездовую ящерицу мне явно было не по силам, а Камаль не собирался ни помогать, ни комментировать, и спор заглох сам собой. Я свернулась клубком на одеяле, накинула его край себе на плечи и выжидательно уставилась на кочевника.
А он небрежно тряхнул головой, высвободив из-под тагельмуста крупные черные кудри, вытянул вперед обе рукии мягко тронул в воздухе что-то, видимое ему одному.
Воздух отозвался тяжелым нарастающим гулом. Под смуглыми пальцами кочевника одна за другой вспыхивали магические струны, выстраиваясь в сложный извилистый рисуноксловно следы множества змей на песке. Плетение горело синевато-голубым, и свечение становилось все более плотным, пока не превратилось в сплошной круглый ковер, которым можно было бы накрыть всю нашу стоянку. Камаль неспешно перебирал пальцами, словно играя на десятиструнном барбете*, и заклинание отзывалось тягучей, струящейся мелодией, в которую голос мага вплетался легко и естественно, словно одно не могло существовать без другого
А потом пение вдруг оборвалось на верхней ноте, и воцарившаяся тишина оглушилавсего на секунду, пока плетение не прошло сквозь наши тела и не впиталось в землю. Под моим одеялом что-то недобро завибрировало, но не успела я обеспокоиться по этому поводу и выдвинуть пару предположений сугубо физиологического толка, как песок вдруг с пронзительным свистом взвился в воздух.
Я застыла истуканом, и только это и позволило сохранить хоть какое-то подобие достоинства.
Песок взвился не весь разом, как мне с перепугу показалось поначалу, а стремительно образовал защитный купол наподобие тех, что опирались на городские стены, с той разницей, что столичные плетения были абсолютно прозрачными, и для них не требовался целый ковер из магического плетения размахом во весь город. Но эффект был весьма схож: мерное успокаивающее гудение над ухоми моментальная защита как от ночного перепада температур, так и от пронизывающего до костей ветра. Разве что городские плетения все-таки пропускали морской бриз и редкие дожди, а купол Камаля, кажется, удержал бы внутри и запаниковавшего верблюда.
А еще столичные защитные заклинания поддерживали усилиями всей гильдии. Конечно, оставался вопрос масштаба, но что-то подсказывало, что Камаль легко подменил бы десяток опытных магистров, а потом бы еще небрежно пожал плечами и прокомментировал:
- Бурю будем пережидать так же, как будто не совершил только что магический подвиг на грани человеческих возможностей.
Впрочем я вспомнила его «летучий огонек» размером с человеческую голову и машинально прикинула, что невероятный песчаный купол на поверку вполне мог оказаться какой-нибудь ловушкой для мышейпросто чуточку переразмеренной.
- Скажи честно, тебя оставили в оазисе Ваадан, потому что тебя даже свои боятся? нервно хихикнула яи осеклась.
Камаль дернулся, как от удара, тщательно замотался в тагельмуст и повернулся ко мне спиной, устраиваясь на ночлег. Ответа я уже не ждала, но все-таки смущенно пробормотала:
- Прости. Просто это забывшись, я обвела рукой ровный свод песчаного купола, и правда впечатляет.
Камаль молчал так долго, что я уже начала судорожно припоминать дорогу назад, к оазису Ваадан, и прикидывать, успею ли я нанять там другого проводникапотому как этот меня дальше уже не поведет. Но потом он заерзал, явно сражаясь с собственным желанием обернуться, и все-таки буркнул:
- Спи. Поздно.
Я окинула взглядом его непоколебимую спину и, хихикнув уже искренне, свернулась клубком на одеяле.
Прим. авт.
Барбетщипковый музыкальный инструмент. По видулютня лютней, но лютняэто неаутентично. И да, у автора даже близко нет музыкального образования.
Глава 5.1. Отражения
Он и пустыняравны друг другу.
арабская поговорка
Я так и не поняла, что разбудило Камаля. Верблюд все еще спал, а о присутствии молоха вовсе напоминала разве что пара рыжевато-коричневых рогов, кончики которых бдительно торчали из песка, никакой тревоги животные не испытывали определенно. Но Камаль вдруг приподнялся на локте, и от близкого движения проснулась и я.
- Что?.. пробурчала я, сонно щурясь.
Сквозь редкие просветы в плетении защитного купола едва-едва сочился звездный свет, и его с трудом хватало, чтобы различить непоколебимый профиль кочевника, как обычно, поскупившегося на объяснения и вместо ответа небрежно поведшего рукой.
Задетая магическая струна зазвенела высоко и тонко. Защитный купол приподнялся, разом выпустив все тепло, сдвинулсяи осыпался песком в паре шагов от верблюжьего хвоста. Этого верблюд уже категорически не одобрил, но ограничился тем, что одарил хозяина презрительным взглядом и предусмотрительно отошел на безопасное расстояние. Рога в песке качнулись и скрылись целиком. Для молоха было еще слишком ранода и для нормальных людей тоже.
Зато кочевник подорвался на ноги, бессознательно нашаривая рукояти мечей. Этого жеста оказалось достаточно, чтобы согнать с меня остатки сонливости, и я тоже подняласьхотя что бы я могла сделать в реальной схватке? Тут бы выбрать, куда драпать, чтобы под ногами у Камаля не путаться или для начала разобраться, от чего предстоит драпать, потому как стоя я тоже ничего особенно не увидела, а добиться толкового ответа от кочевника уже отчаялась.
Понадобилось еще несколько минут, чтобы из-за барханов показался темный силуэт какого-то бесформенного чудовища. А за нимеще один. И еще.
Я уже начала разделять кочевничью молчаливую готовность сцепиться не на жизнь, а на смерть, когда один из силуэтов вдруг коротко рявкнул что-то неразборчивое и разделился на два: человек в укороченной джеллабе и навьюченный тюками верблюд. Два следующих силуэта претерпели аналогичные изменения, а вот четвертый внезапно вырвался вперед и начал приближаться к нам, сопровождаемый мерным гулом защитного плетения.
Звучало точь-в-точь как спешно активированный гильдейский свиток, и Камаль презрительно сощурился и расслабился, хотя выпускать рукояти мечей не спешил.
А я бессознательно отступила за его спину, кутаясь в шарф.
Рашед, конечно, обещал мне день форы, но хорошо обученные янычары вполне могли и нагнать нас, если я мотнула головой, вытрясая панические мысли.
День форыэто немало. Пустыня исключала вариант пуститься в погоню налегке, прихватив только сменных лошадей: им нужна была вода и тень; верблюдов не заставишь часами бежать сломя голову, а молохов и вовсе ценили отнюдь не за скорость. Я ушла достаточно далеко, чтобы не беспокоиться о погоне.
Но это не значило, что можно было не бояться караванов из столицы. Мастер Мади был не настолько незаметным человеком, чтобы вовсе никто не знал ни о судьбе его приемной дочери, ни о ее «побеге». Мне оставалось только уповать на то, что вероятность случайно встретить знакомого посреди пустыни стремилась к нулю, и старательно прятать лицо в шарфе, обмотавшись им на манер тагельмуста.
Камаль едва заметно повернул голову в мою сторону и выгнул бровь, безмолвно обещая пару-тройку неудобных вопросов, но потом все-таки сконцентрировал все внимание на всаднике.
Это оказался мужчина немногим младше Нисаля-аги: загорелое до черноты лицо расчертили глубокие морщины, а пустыня иссушила тело и взгляд, но не лишила ни силы, ни ума. Верблюд под ним был молодой и ухоженный, а дорогая ткань джеллабы и небрежная трата драгоценного свитка прямо-таки кричали о благосостоянии и высоком положении.
Мы определенно были в меньшинстве и никак не могли похвастаться славными предками, и я уже обреченно приготовилась выслушивать, как Камаль сдаст меня с потрохами, представляясь первым на правах слабого, но всадник только окинул его взглядом, спешился, отчетливо сглотнув, и заговорил:
- Мое имя Ирфан Зияд, и я веду торговый караван к оазису Мааб, где нас ждет хозяин и господин, щедрый Джалиль Ганнам, прозванный Удачливым. Мы не желаем зла ни тебе, сын пустыни, ни твоему верблюду, ни твоей спутнице.
Я оценила расстановку приоритетов и едва не раскрыла рот, но, на мое счастье, Камаль успел первым:
- И я не желаю зла ни тебе, Ирфан Зияд, ни твоему каравану.
Он не представлялся и по-прежнему держал руки у оружия, и это способствовало вежливости и взаимопониманию как ничто другое: даже после столь успокаивающей тирады Камаля караван-баши* не спешил ни звать своих людей, ни даже бежать за водой к колодцу, как ему наверняка мучительно хотелось.
- Есть ли вести из оазиса Мааб? вкрадчиво поинтересовался Ирфан, до побелевших костяшек стиснув пальцы на поводу верблюда.
Камаль покачал головой.
- Только из Ваадана.
Этого оказалось достаточно, чтобы караван-баши немедленно воспрял духом и расправил плечи.
- Если твой путь лежит через оазис Мааб, достойный сын пустыни, присоединяйся к моему каравану. Мой господин справедлив и щедр, и он вознаградит тебя за охрану своих товаров и людей.
Расстановка приоритетов по-прежнему радовала несказанночто у Ирфана, что у Камаля, потому как кочевник вместо радостного согласия на выгодное предложение коротко бросил:
- Нет. Уже нанят. И обозначил движение затылком в мою сторону.
Ирфан Зиядвот уж достойный сын городавпервые за всю беседу действительно задержал на мне взгляд, не сразу справившись с недоумением. Под защитой городских стен женщин растили беспомощными и нежнымитакими, чтобы они не могли уйти от мужей или ослушаться отцов. Арсанийки же воспитывались пустыней, и она не ждала от них ни мягкости, ни покорности.