Вер! Ау! Услышала Вера издалека голос Игорька, ты где? Мы палатку уже поставили!
Вер, беги сюда, Присоединился к голосу Игорька голос Димки, Вер! Спички у тебя? Нигде не могу найти! Игорёк, это ты, гад, спички спрятал?
Ладно, побежала я к ребятам, всё также вполголоса проговорила Вера куда-то в сторону, приятного аппетита! А на пацанов не обижайся, они всегда такие шумные без меня!
И Вера побежала не оглядываясь к месту стоянки. Ещё на подходе услышала, как Игорёк с Димкой переругиваются: незлобно, но уже на повышенных тонах.
Ша, народ! Постаралась разрядить обстановку Вера шутками, я не поняла: что за шум, а драки нет? И уже другим тоном, спокойнее добавила, ну, серьёзно, чего вы разорались?
Димка все спички извёл, хотел к твоему приходу костёр разжечь, начал с досадой в голосе рассказывать Игорёк, но Димка его перебил.
Не смог разжечь, потому что, ты, лопух ушастый, влажные ветки собрал чучело ты, с соломенной башкой не унимался Димка, стараясь свалить вину на Игорька.
Пацаны, ну, реально, не бесите меня, встряла в разговор Вера, пресекая дальнейшие оскорбления, всем сидеть тихосейчас тётя Вера колдовать будет. Так-с, где у нас сапёрная лопатка была? Найдите, а я пока место выберу.
Кто-то из ребят молча протянул Вере, сидящей на корточках, и разглядывающей что-то на земле, лопатку. Вера не оборачиваясь, взяла лопатку и принялась копать небольшую и неглубокую ямку. Потом обложила ямку, валявшимися повсюду, камешками и поставила тонкие веточки шалашиком. Под шалаш из веток аккуратно просунула комочек сухого мха и пучок сухой травы.
Ну, что, молитесь, товарищи! Шутливо-торжественным тоном произнесла Вера, у нас последние полкоробка спичек.
Димка с Игорьком, затаив дыхание наблюдали за Верой. Её движения были чёткими и точными, как будто она каждый день разжигала костёр в полевых условиях с одной спички!
Готово! С гордостью сказала Вера и победным взглядом окинула притихших друзей, теперь только ветки потолще подкидывать и будет гореть хоть до утра. А чего притихли, камрады? Игорёк с Димкой казались зависли, глядя в костёр, мы ужинать будем пищей богов? В смысле лапшой быстрого приготовления? Если честно, в моём организме уже передозировка бабулиными пирожками.
Ребята, расслабившись от шутливого тона Веры, зашевелились: Игорёк полез искать пакетики с лапшой, Димка потянулся за одноразовой посудой.
Чуть позже, хлебая пластиковыми ложками обжигающе острую лапшу, действительно, кажущуюся на природе, самым вкусным блюдом, Димка серьёзно спросил:
Вер, а ты откуда узнала, как костёр разжечь?
Да, точно, Вер, колись, поддержал интерес Игорёк, утирая губы тыльной стороной ладони, у вас в лицее что, помимо физики и математики ещё и уроки выживания преподают?
О-о-о, загадочным утробным голосом ответила Вера, это страшная-престрашная тайна, донёсшаяся к нам из глубины веков
На самом деле Вера просто тянула время, не зная что ответить, поэтому и придуривалась, неся какую-то чушь экспромтом.
Ну, действительно, не рассказывать же друзьям детства о её снах с продолжением о цыганском приёмыше, что все знания о том, как разжигать костёр и Вера чуть не подпрыгнула от внезапного прозрения: ведь и о том, что надо приветствовать духов и задабривать их угощениями как Вера тоже на каком-то подсознательном уровне сделала не далее как час назад, когда угощала пирожками мистического мангупского мальчикавсё это тоже Вера подсмотрела в снах о цыганской жизни!
Страшно не было, но от того, как знания из снов стали просачиваться в обычную жизнь, Вере стало не по себе. Тем более Вера не специально что-то "вспоминала" и не искала в закоулках памяти нужные знания. Нужная информация появлялась в голове Веры сама собой: как будто всегда там была, лежала себе в подсознании, как на полочке в чулане, и ждала нужного часа.
Пи-пи-пи, Вера, приём-приём, Игорёк забавно спародировал морзянку. Как сын капитана дальнего плавания, он мог похвастаться тем, что знает азбуку Морзе лучше, чем таблицу умножения. И уже серьёзнее спросил, Вер, что-то случилось? Ты шутила, смеялась, а потом вдруг резко притихла
Всё в порядке, ребята, поспешила заверить друзей Вера, устала, наверное. На минуточку, прошлую ночь я ещё в поезде ночевала. И тут с вами прямс корабля на бал! Расскажите лучше вы о новостях из своей жизни, попросила Вера устраиваясь на коврике поближе к костру и обняв руками подтянутые к груди колени.
Глядя невидящим взглядом в костёр. Вера слушала, не слыша рассказ то ли Игорька, то ли Димки, погрузившись в детские воспоминания.
Она помнила, как тётушка брала её с собой в гости к тёте Наташе, когда женщины собирались погадать на кофейной гуще и поболтать за сигаретой. Вере тогда исполнилось года четыре, но она помнила, что ей было гораздо интереснее сидеть на коленях у тётушки и с умным видом заглядывать в знаки на кофейной гуще, чем играть с детьми тёти Наташи. Со слишком серьёзной и нелюдимой Иркой Вере было скучно, а шебутного Игорька маленькая Вера откровенно побаивалась. Игорёк бегал по огромной квартире, забегал на балкон к взрослым, а потом останавливался, как вкопанный перед Верой. Маленький Игорёк, сильно шепелявя, говорил, что "Вея касияя" и он, когда вырастет "басой как папа", обязательно "зэнится" на Вере. Но больше всего Вера боялась, когда Игорёк пел: "пачичуй меня ты, пачичуй" и тянулся целовать ей руки.
Тётя Лида и тётя Наташа громко смеялись над романтически настроенным Игорьком, и несмотря на протесты Веры, отправляли детей играть вместе в детскую и не мешать взрослым. Как-то незаметно, Вера и Игорёк подружились. И несмотря на то, что родители Веры жили в квартале от квартиры тёти Лиды и бабули, Вера считала своим "домом" именно квартиру тётушки. Здесь она проводила большую часть времени, нередко живя в комнате с бабулей неделями, изредка приходя к родителям "в гости".
Димка стал их соседом немного позже. В памяти Веры сохранилось, как тётушка говорила с бабулей о том, что дядя Саша, который жил вместе со своей матерью в квартире над ними, собирается жениться на женщине с ребёнком. Вера помнила, как маленький Димка, прятался за юбкой матери, и с интересом поглядывая на новых соседей. Несколько лет спустя, мать Димки родила младшего сына и пасынок в семье отчима стал лишним
Вера не заметила, как уснула от усталости и переизбытка впечатлений. Ребята тихонько накрыли Веру пледом, а сами остались у костра до утра.
Возвращаясь с Мангупа, Вера ловила себя на мысли, что эта поездкапрощальная. Именно в этой короткой вылазке с ночёвкой она прощалась с Димкой, Игорьком и их детской дружбой. Вера не знала, откуда в ней взялась эта уверенность. Она просто поняла это.
Так и случилось. Ещё некоторое время Вера общалась с Димкой и Игорьком, но постепенно общение сходило на нет, а через несколько лет их пути окончательно разошлись
По возвращению с Мангупа, Вера безмятежно спала в чистой, пахнущей лавандой постели, мешочками с которой бабуля щедро перекладывала постельное бельё и верхнюю одежду. Закрывая глаза, Вера вспоминала, как в детстве они с бабулей ходили на горные плантациисобирать лаванду. Потом лаванду сушили на балконе и раскладывали по тряпичным мешочкам с завязками, сшитыми бабулей на старой, немецкой швейной машинке. Бабуля, как и многие бабули, часто рассказывала, что эту самую швейную машинку вывезли после войны, аж из "самой" Германии, а потом мать деда, бабушкина свекровь, подарила в качестве свадебного подарка невестке. В то время это был шикарный подарок.
Вера с улыбкой на губах закрыла глаза было так приятно ненадолго откинуть в сторону учёбу и окунуться в мир детства, пахнущий лавандой и бабушкиными "фирменными" пирожками. Вот так, в очередной раз, слушать бабушкины рассказы про свою молодость, про детские проказы отца Веры, про саму маленькую Веру
Засыпая, Вера неожиданно перенеслась в табор, в котором жила Мири
***
Минуло несколько лет и зим, табор Бахтало с каждым годом становился богаче и многочисленнее. Пару вёсен назад община Бахтало объединилась с ещё одним табором "детей дорог". За это время многие молодые люди возмужали, нашли себе пару и теперь во время стоянок между взрослыми, носились стайки разновозрастной ребятни. Следующее поколение малышей ещё сидели на руках, или за спинами женщин. Упитанные детские мордашки и новые наряды женщин, красноречивее слов говорили о том, что в это неспокойное время, Бахтало удалось создать свой собственный тихий мирок.
Бегала среди весёлой, беззаботной, мелюзги и Зарина, вторая дочь рожденная Кацемаленькая копия своей бабушки Зоры. Как всегда, первой о появлении малышка узнала Мири.
После того, как Каце разродилась мертворождённым мальчиком, Мири, как всегда безапелляционным тоном, заявила приёмной матери: Не плачь, ещё не пришло время для сына. Жди лучше свою мать, которая вернётся к тебе дочерью.
Так и произошлоне прошло и года после потери сына, как Каце родила недоношенную, но очень крепкую девочку.
Негоже называть живых именами мёртвых, сказала Мири Каце, после того, как впервые увидела новорожденную малышку, Назови девочку Зариной, так ты почтишь светлую память о матери и не испортишь девочке судьбу.
А когда ты встретишь свою судьбу? Спросила Каце у приёмной дочери. Совсем скоро ты уже вполне будешь готова сама стать женой и матерью.
Моя судьба ещё слишком далеко от меня, чуть слышно ответила Мири и перевела разговор на другую тему, отдыхай, набирайся сил, Зарине будет нужно твоё внимание. Она как и её бабушка, твоя матьогонь в пышной юбке, улыбнулась Мири и погладила приёмную мать по руке.
К слову, роды Каце, стали первыми, на которых Мири впервые была помощницей Гюли. Ещё немного и Мири сама сможет стать повитухой. Да и о травничестве Мири уже достаточно много знала. Так получилось, что у Мири был врождённый дар, она знала о травах на каком-то подсознательном уровне: она знала от чего помогает та, или иная трава, как и когда нужно собирать, как принимать, с чем сочетать. Правда, не знала названий трав совсем. В этом Мири помогала старуха Гюли.
После происшествия со спасённой кобылой, Мири больше не слышала в свой адрес презрительного "ведьмино отродье", но чувствовала, что цыгане из общины относятся к ней с недоверием и лёгким страхом. Гюли тоже понимала, что у Мири врождённый дар, но не знала какой. И тоже, как и остальные, боялась в душе самого худшего, хотя всегда прилюдно защищала Мири от нападок и старалась сгладить конфликты: когда прикрываясь авторитетом самой старой и "повидавшей виды", когда прикидываясь, ничего не знающей немощной старухой. Мол: "Мири ещё слишком молода, чтобы осознавать свой дар и пользоваться им для разрушения".
О чём-то Гюли догадывалась, о чём-то нет. Одно, пережившая мужа и детей, старуха знала точно: Мири сейчас и сама не понимает, какую "силу" носит в себе. А ещё знала, что конфликт скоро назреет. Каждое движение Мири расценивалось и оценивалось, осуждалось и обсуждалось, как за закрытыми пологами кибиток, так и на всеобщих советах. Вроде бы, Мири и ничего не делала сейчас вызывающего, или разрушающего, но страх Страх, поселившийся глубоко в сердцах и душах цыган, видевших воочию, и передававших из уст в уста, историю о том, как маленькая девочка варила зелье для кобылыпрочно врезался в память.
Ясно было и то, что одно, даже пустяковое, событие может запустить трагическую цепочку и Мири быстро станет изгоем.
Впрочем, и сама Мири это понимала. Особенно остро Мири это поняла после того, как Каце в очередной раз разродилась мёртвым сыном. Уже вторым Опуская в могилу маленькое тщедушное тельце не названного сына, Годявир не мог сдержать слёз, а Каце рыдала навзрыд. Тогда Мири понялапора покидать табор, пора уходить. Пока Мири рядом, Каце не сможет родить сына, слишком сильна сила Мири, не дающая сыну родиться на свет. И при этом Мири понимала, что ещё слишком молода, чтобы выжить в одиночестве.
На следующий день, после похорон второго мертворождённого сына Каце и Годявира, Мири, подошла к Бахтало, и как обычно, в своей привычной манере разговора, без предисловий, подошла к делу:
Баро, мне пора уходить, начала разговор Мири, перед тем как уйти, я хочу научиться охоте. А ещё я хочу научиться объезжать лошадей и управляться с ножом.
После фразы, произнесённой Мири "пора уходить", Бахтало мысленно облегчённо вздохнул. Он тоже ощущал назревание конфликта среди общины. И тоже прекрасно понимал, что, как приёмный дед, будет разрываться от внутренних противоречий, между защитой одной, пусть и хорошей, но пугающей всех девочки, и большой общиной. Бахтало не хотел делать выбор. Он боялся выбора. Но ещё сильнее он боялся признаться в том, что в случае конфликта, он, как баро, должен будет выбрать сторону и интересы общины. И именно эту сторону и этот выбор, Каце ему не простит. Несмотря ни на что, Каце искренне любила и оберегала Мири, как могла.
Хорошо, согласился с Мири Бахтало, хоть это и не в правилах табора, но завтра можешь учиться охоте вместе с мальчиками.
Мири стала одной из самых прилежных учениц. Именно ей удавалось, незаметно скользить между деревьями, ждать дичь, и убивать с первого и единственного выстрела, не мучая добычу А ещё Мири научилась мастерски снимать шкуры и разделывать туши.
С лошадьми у Мири, казалось, была просто врождённая связь. Лошадей Мири понимала, чувствовала, находила подход. Иногда создавалось впечатление, что после недолгого общения с Мири, самые строптивые кони превращались в покорных телков, следующими за Мири, как привязанные на невидимую привязь.
И снова, в который раз, Бахтало ловил себя на мысли, что, с одной стороны, он доволен навыками приёмной внучки, а с другой это его пугало. Сильно пугало. Как и других цыган. Казалось только Каце и Годявир с умилением и восторгом отзывались об очередных достижениях приёмной дочери. Остальные боялись встретиться с прямолинейной девочкой. Некоторые боялись настолько, что уже не могли скрывать свой страх и при виде мирно идущей Мири, прятались в ближайшую кибитку, предпочитая стать незваным гостем, чем случайным встречным на пути белокурой девочки с пронизывающими насквозь тёмными глазами.
В один из дней, Мири внезапно попросила остановку на глухой лесной дороге. Бахтало был недоволен, день близился к закату и ему не хотелось, оставаться на привал в этой лесной глуши. Но, Мири думала иначе и прошмыгнула куда-то за деревья в глубь леса. Вернулась через несколько минут и заявила.
Прощай, баро, я остаюсь здесь. Здесь в лесу есть заброшенная охотничья избушка. Я оставляю табор.
Услышав слова Мири, Каце заплакала. Годявир пытался успокоить жену. Цыгане из общины притихли и молча наблюдали за сценой. Многие в душе были откровенно рады, что больше не будут, даже случайно встречаться с девочкой с тёмными глазами.
Мири, на прощание обняла приёмную мать, ободрила её словами о сыне, который ждёт прихода. Потом сказала о том, что благодарна всем за приют, но пришло время расстаться расстаться без надежды на будущую встречу.
В последний момент из своей кибитки вышла старуха Гюли и сообщила, что останется с Мири.
С наспех собранной котомкой самых необходимых на первое время пожитков, Мири стояла на дороге и смотрела вслед уходящему табору.
Мири видела, как Каце, украдкой выглядывая из полуопущенного полога, со слезами на глазах смотрит, на удаляющуюся от неё Мири. Обе понимали, что это прощание навсегда. Возможно, Мири больше никогда не увидит приёмную мать. А вероятности встретиться на огромном побережье Дунава очень и очень мало.
И тем не менее, у Мири не было слёз. Она понимала, что так должно было произойти рано или поздно поэтому сейчас, она просто стояла на дороге, прижимая ладонь к амулету, висящему на груди на чёрном шнурке под нательной сорочкойнеправильной шестиконечной звезде и смотрела на удаляющийся табор
Начался новый период жизни Мири, период одинокой жизни в Цетийском лесу, в заброшенной хижине. Жизни двух добровольных отшельниц: старухи Гюли, доживающей последние годы и, готовящейся стать взрослой женщиной, Мири.
***
Вера проснулась со смешанным чувством: ей одновременно хотелось и сразу махом записать яркий сон и отложить запись, пока в голове не улягутся эмоции и чувства.
Одно, после этого сна, Вера поняла и осознала очень чёткодевочкой Мири была она сама. Когда-то давно, в прошлой жизни. Возможно даже, в одной из прошлых жизней, но пока других своих жизней Вера не видела и ничего о них не знала.
А ещё Вера почувствовала прочную связь с Мири. Ведь Мири, когда стала отшельницей была ровесницей самой Веры сейчас. Разница была в том, что Вера знала, когда у неё был день рождения, а Миринет
* Примечание автора: шэро (цыганский жаргон) голова