Когда видящий во второй раз показал Ревику идти вверх по пирсу в сторону будки охраны и наружной стены, Ревик пошёл туда, куда показывали его покрытые чернилами пальцы.
Другого видящего, который целился в него из винтовки, он не удостоил даже взглядом.
Однако он почувствовал его шок, когда проходил мимо.
Более того, он ощущал в свете видящего какое-то растерянное смятение, точно он только что узнал, что РевикСанта-Клаус.
Ревик проигнорировал это всё. Вместо этого он сосредоточился на горизонте суши, переставляя ноги и проходя по покорёженным доскам.
Он знал, что настоящая конструкция находилась за той стеной с воротами. Он также знал, как высока вероятность, что пройдя за ту стену, он уже никогда не выйдет.
Или хуже того он выйдет, но уже не будет самим собой.
Потому что в этот момент, как сказала бы Элли, ситуация определённо может стать хуже.
Глава 18. Блудный сын
Ревик ждал в гонконгской квартире с высокими потолками, в одиночестве сидя на диване, который, похоже, мог быть обшит настоящей шкурой тигра. Он пах как настоящая шкура, от чего, честно говоря, Ревик ощущал лёгкую тошноту и сомневался, стоит ли тут сидеть.
Несмотря на все извращённо роскошные вещи, с которыми он сталкивался в своей жизни, работая хоть на Менлима, хоть на различные человеческие правительства, он никогда не видел ничего подобного.
В итоге он решил пересесть и расположиться в одном из кожаных кресел.
Переплетя пальцы между коленями, Ревик старался успокоиться.
Он чувствовал, как конструкция химичит с его светом, что вовсе не помогало.
Однако они держались на расстояниивозможно, чтобы он не слетел с катушек, как минимум, пока его не допросят на разных уровнях охраны. Скорее всего, они хотели получить более отчётливое представление о том, с чем его свет может быть связан вне конструкции.
Никто здесь ни за что не поверит, будто он пришёл, потому что передумал. Он и не собирался пытаться убедить кого-то в этом.
Он не намеревался говорить им что-либо, кроме правды.
Ревик уже провёл несколько часов на основной станции охраны в доке, пока они прогоняли его через десяток разных физических и aleimi-сканирований личности. Они брали анализы крови, записывали множественные и всё более агрессивные отпечатки его света, заставили раздеться догола и задокументировали каждый дюйм его тела, включая шрамы, татуировки и гениталии. Ему делали рентген, сканировали, снимали отпечатки пальцев. Они записали его походку на разной скорости.
Под конец Ревик невольно занервничал.
Кажется, его никогда в жизни не изучали и не каталогизировали так подробно.
Когда они закончили, один из охранников привел его сюда.
Видящие, обслуживавшие главную станцию охраны на стене, ни капли не походили на доковых крыс, которых встретил Ревик, когда выбрался на берег. Одетые в белоснежные униформы с эмблемами Национальной Безопасности Гонконга на каждом плече, они были вежливыми, почти механически профессиональными и тревожно точными со своими командами.
И всё же Ревик чувствовал плотные завитки серебристого света, душившие их aleimi. Временами это ощущалось достаточно интенсивно, чтобы волоски на его руках и шее сзади становились дыбом.
Он заставил себя подчиниться всем их мерам. Он напоминал себе, что всё это уже неважно. Скрывать больше нечего.
От входной двери донёсся сигнал.
Ревик перевёл взгляд, и сердце громко застучало в его груди.
До него только тогда дошло, что он даже не попытался дёрнуть за ручку. Он понятия не имел, заперта ли дверь. В результате он не знал, был ли этот сигнал вежливостью или настоящей просьбой впустить.
Сигнал повторился.
Ревик поколебался всего секунду.
Он плавно поднялся на ноги.
После третьего сигнал он ощутил сопровождающую рябь нетерпения в Барьере, исходившую как минимум от одного существа по ту сторону двери. Он начал дёрганым шагом идти в ту сторону, его ладони и плечи напряглись. Он осознал, что двигается так, будто ожидает физической драки с тем, кто стоял по ту сторону.
Он также понял, что боится.
Возможно, даже не просто боится.
Он выбросил эту мысль из своего света.
Добравшись до небольшого фойе и двери, Ревик положил ладонь на панель, которая располагалась в правой стене примерно на уровне груди. Изучив панель, он сообразил, что наверняка мог активировать механизм из кожаного кресла с помощью голосовой команды.
Теперь уже слишком поздно.
Дверь уже открывалась.
Ревик просто стоял там, чувствуя, как его тело напрягается ещё сильнее, пока панель сдвигалась в сторону. Она открыла его взгляду группу из семи видящих.
В центре стоял Менлим.
При виде его Ревиком на краткое мгновение овладел какой-то паралич, и не только потому, что он совершенно не ожидал так скоро увидеть его во плоти.
Он уставился на своего бывшего опекуна, видя, как жёлтые глаза сосредоточились на нём, и странное слияние впечатлений исходило из его в высшей степени структурированного света. Подавляя ощущение юности, неожиданно и незаметно подкравшееся к его свету, Ревик резко отвёл взгляд в сторону.
Затем он осознал, что смотрит на Уте, одну из его офицеров в Повстанцах. Видя, как она уставилась на него с острым и куда более правдоподобным смятением эмоций в глазах, он сглотнул.
Её взгляд он также не смог удерживать долго.
Ревик осмотрел остальных стоявших там видящих и осознал, что знает их всех.
Салинс. Ригор. Тэн. Эрен. Киди.
В разные времена он был близок с некоторыми из нихнастолько близок, насколько это возможно в конструкции Дренгов. Некоторых, например, Киди и Эрена, он знал по периоду работы на Галейта, когда он был с Шулерами. С остальными он познакомился в одном или обоих восстаниях.
Почему-то вид их всех здесь, даже с Менлимом в их рядах, вызвал в нём иррациональную волну эмоций, и его дыхание участилось. Дольше всего Ревик смотрел на Тэна и Эрена, осознав, что не позволял себе думать об их судьбе с тех пор, как они решили не уходить следом за ним из армии Салинса.
Они думали, что Адипан промыл ему мозги.
Уте назвала его жену психованной сукой. Она обвинила Ревика в том, что он загипнотизирован ею, что он дурак, что она крутит его членом и светом, как ей вздумается.
Она плакала, когда уходила.
Откашлявшись, Ревик сделал шаг назад, потом ещё один.
Сглотнув, он оторвал взгляд от лица Эрена, сделав вежливый жест рукой и приглашая их войти.
Провожая их, он сосредоточился на деталях комнаты, а не на чём-то конкретном. Он продолжал избегать лиц, когда они вошли в квартиру вслед за ним.
Никто из них не сел, пока он не сел.
Эрен и Киди расположились у дальней стены, их руки явно покоились на рукоятках пистолетов. Они сжимали оружие без какой-либо особой угрозы в их позах или лицах, но послание не могло быть более ясным.
Вернувшись на своё место в кожаном кресле, Ревик неопределённо махнул пальцами, наблюдая, как остальные четверо видящих и Менлим опустились на диван из тигровой шкуры.
Он подождал, пока все они рассядутся более или менее напротив него.
Хотите что-нибудь выпить, братья и сестры? спросил он, указывая пальцами на бар, стоявший в конце гостиной.
Он смотрел, как Эрен и Киди проследили за направлением его глаз и пальцев и нахмурились. Он скорее почувствовал, чем увидел, как они скривили губы.
Ревик почувствовал, как его лицо окаменело, но никак иначе не отреагировал.
И да, возможно, странно с его стороны играть здесь роль хозяина, учитывая, что это практически тюремная камера, но он не знал, как далеко они хотели зайти с этим притворством. Когда он оглянулся на видящих на диване, то обнаружил, что все они тупо смотрят на него.
Они смотрели на него так, словно он только что предложил раздеться для них.
Издав вежливый звук и показав жест отказа, Менлим ответил за остальных.
Нет, брат Сайримн, сказал он, и в его голосе прозвучали едва заметные нотки холода. Нам всем очень комфортно, спасибо.
Никто из остальных не отвёл взгляда от лица Ревика.
Казалось, они смотрели на его свет так же пристально, как на его лицо и тело.
Ревик быстро осмотрел лица, и его руки сжались в кулаки, когда он опёрся локтями о бёдра. Он откашлялся и некоторое время смотрел на ковёр, прежде чем снова взглянуть на Менлима.
И снова он заметил, как по телу пробежало ощущение юности, ребенка, которого вот-вот накажут за неправильный поступок. Он боролся с этим, зная, что конструкция, вероятно, усиливала эти чувства.
В конце концов ему пришлось отпустить это.
Молчание и без того тянулось слишком долго.
Ты знал, что я приду? сказал он, адресуя вопрос Менлиму.
Да, сказал старый видящий. Он приподнял бровь, глядя на Ревика без улыбки. Мне сообщили об этом вчера утром.
Это было примерно в то время, когда Элли нашла записку.
Ревик кивнул, глядя на свои руки. Он не потрудился изложить очевидные факты касаемо своевременности информации Менлима.
Тогда ты знаешь, почему я здесь, сказал он.
Услышав это, Менлим тихо щёлкнул языком.
В этом звуке было столько же недоверия, сколько и признания.
Искоса взглянув на Уте, затем на Тэна и Ригора, он позволил тонкой улыбке коснуться своих бесцветных губ.
Ревик не увидел в этом выражении ни юмора, ни вообще каких-либо эмоций.
Но потом он поймал себя на том, что смотрит на Менлима так, как никогда раньше. Возможно, это влияние Элли. Или, может быть, в эти дни он вообще меньше был пленником своего детства, несмотря на беспокойство и сомнения, вызванные этими старыми резонансами.
Он задавался вопросом, насколько Нью-Йорк и Сан-Франциско могли сыграть роль в создании этой разницы, вдобавок к свету его жены.
В любом случае, он обнаружил, что почти бесстрастно изучает похожее на череп лицо.
Всё это было знакомо: почти прозрачная кожа, туго натянутая на высоких скулах, на костях вокруг глазниц, бледно-жёлтые радужки. Седые волосы и козлиная бородка. Длинные пальцы и руки. Измождённая форма его плеч и груди.
Даже его одежда.
Серая рубашка, возможно, и не была знакомой сама по себе, но она выглядела достаточно похожей на вещи, которые старый видящий носил в прошлом, и идеально соответствовала воспоминаниям Ревика.
И всё же, несмотря на всю эту знакомость, он с таким же успехом мог быть совершенно другим существом.
Ревик удивлялся, как он вообще мог воспринимать Сарка живым. Теперь казалось таким очевидным, кем он был на самом деле. Кем он был всегда.
Знаю ли я, почему ты здесь? сказал Менлим ледяным тоном. Нет, брат, не знаю. Я знаю причины, которые ты назвал своей жене в оставленной записке. По крайней мере, я знаю причины, которые ты якобы сообщил ей. Может ли её понимание отличаться из-за разговоров, которые вы двое, возможно, вели наедине этого я не знаю.
Ревик не потрудился спросить, что он имел в виду.
Моя истинная причина не сильно отличается от того, что я ей сказал, сказал он, пренебрежительно махнув рукой. Я здесь, чтобы поторговаться за жизни моей семьи. Предложить себя в обмен.
Менлим уже качал головой.
Племянник, племянник, племянник, он щёлкнул языком, и в этом звуке жило сожаление. Ты меня разочаровываешь. Ты, должно быть, действительно невысокого мнения обо мне, если веришь, что я поддамся на такую уловку. Мне почти жаль вас, если это лучшее, что ты и твоя жена можете сделать в ответ на то, что вы узнали в Дубае. Это говорит мне, в каком отчаянии вы, должно быть, находитесь.
Ревик не потрудился отреагировать.
Он также не потрудился отрицать скрытый подтекст слов Менлима.
В этом не было бы абсолютно никакого смысла. Он знал, что в ту же секунду, как он войдёт в эту конструкцию, любая иллюзия уединения в его собственном сознании исчезнет.
Это при условии, что она не исчезла ещё ранее.
При последней мысли Ревика Салинс тихо хмыкнул, почти усмехнулся.
Ревик взглянул на него. Бросив на пожилого видящего откровенно пренебрежительный взгляд, он снова посмотрел на Менлима.
Что бы я о тебе ни думал, это не имеет значения, сказал Ревик.
Его голос прозвучал резко, на удивление спокойно для его собственных ушей.
Я не говорил, что предложу себя без всяких условий. И я не говорил, что когда-нибудь снова буду верен тебе или твоим приближённым. Я, конечно, предполагаю, что понадобятся различные гарантии, чтобы убедиться, что я не причиню вам вреда. При условии, что мы вообще сможем договориться об условиях.
Он пожал одним плечом, склонив голову.
Само собой разумеется, что ты никогда не позволил бы мне приблизиться к какой-либо конфиденциальной информации. Я пришёл, чтобы договориться о сделке, с которой я мог бы жить. О такой, которая может купить моей семье жизнь. Ничего больше. Если ты хочешь верить, что за этим стоит какая-то хитрая уловка, это твоя прерогатива. Я не буду отговаривать тебя от этой идеи, но это может отнять значительное количество времени. Особенно учитывая твое осознание ограничений моего собственного света по отношению к твоему.
Глаза Менлима сузились.
Часть этого юмора-который-не-был-юмором исчезла из его глаз, как и притворное сожаление, или жалость, или что-то другое.
Видящий в серой рубашке нахмурился, откинувшись на подушки дивана из тигровой шкуры. Его спина оставалась совершенно прямой, когда он сплел руки на коленях, наполовину повторяя позу Ревика.
Значит наёмный убийца? вежливо поинтересовался Менлим, и натянутая улыбка заиграла на его костлявых губах. Вот кем ты собираешься быть для меня, брат Дигойз?
Ревик почти не колебался.
Сделав жест подтверждения одной рукой, он склонил голову в знак согласия.
Да, я, вероятно, думал бы об этом именно так. Я бы не стал отговаривать тебя думать об этом так же.
Он взглянул на Эрена, стоявшего у стены, затем на Тэна, который сидел ближе, на диване.
Ревик добавил:
Я бы подумал, что такая вещь всё ещё может иметь для тебя ценность, несмотря на количество и качество твоих текущих активов. Конечно, я не хотел бы нацеливаться на свою жену или кого-либо в её лагере. Но я подумал, что всё равно могу быть полезен. Несомненно, у тебя и твоих людей есть и другие проблемы с безопасностью. Несомненно, есть и другие области, в которых у тебя есть проекты для он махнул рукой. Расширения.
Например? поинтересовался Менлим формально вежливым голосом.
Китай, сразу сказал Ревик, встретив этот пустой взгляд. Макао. Возможно, в Москве, если моя информация верна о том, что большая часть России недавно пала жертвой переворота, организованного неаффилированными видящими. На самом деле, я слышал, что вы сталкиваетесь с проблемами в нескольких местах с тех пор, как эти преступные семьи начали подписывать договоры друг с другом в попытке создать свою собственную территорию. Мне сказали, что новая военная сила в Москве имеет прочные связи не только с Макао и Украиной, но и всё больше с Мехико, Рио и Чикаго. Опять же это при условии, что я не ошибаюсь в информации, которую я получил об этих местах.
Ревик развел руки в плавном примирительном жесте.
Я также подумал, что у тебя может быть интерес к Лондону, добавил он, взглянув на Уте.
Увидев там враждебность, его глаза метнулись к Ригору, затем обратно к Менлиму.
Возможно, в Каире. Сайгоне. Бангкоке. Мне сказали, что эти четыре места остаются отделёнными от оплотов преступной семьи. По крайней мере, сейчас. Мы с тобой оба знаем, что скоро они станут мишенью, если уже не стали. Я уверен, ты знаешь, что в Бангкоке были террористические атаки, пока я находился там. Ванкувер тоже всё ещё находится под вопросом, как и Лос-Анджелес опять же, при условии, что моя информация актуальна и точна.
Когда он закончил говорить, то увидел, как некоторые из них обменялись взглядами.
Уте открыто нахмурилась, взглянув на Тэна так, что Ревик подумал, что они, вероятно, разговаривают внутри Барьера, либо спорят о том, что он сказал, либо о том, что они увидели в его свете, когда он это говорил.
Это имело смысл. Они будут оценивать его свет, когда он будет говорить, вместе с его словами. Они будут искать ложь, любые попытки манипулировать или обманывать.
Они также попытаются оценить его психическое состояние в более общем плане.
Они, вероятно, уже пытались вытянуть из него информацию хотя судя по тому, что только что сказал Менлим, у него для этого явно имелись другие и, вероятно, лучшие источники в лагере Элли.
Моя жена больше не представляет для тебя угрозы, голос Ревика стал жёстче, когда он снова посмотрел на Менлима. Как и моя дочь и мой сын. Отпусти их.