Смерть стоит того, чтобы жить - Вознесенская Дарья 6 стр.


Смотреть на нее.

Адская смесь желания и ревности взорвала его мозг. Джонатан вцепился в подлокотники и тяжело задышал, будто  пробежал марафон. Он, не отрываясь, смотрел на девушку, которая не только погрузилась в собственную реальность, но сумела утянуть туда перевозбужденных самцов.

Он думал, что знает, как эта заноза танцует, как может двигаться. Но нет, он ничего не знал.

Воображение, подстегнутое алкоголем и обстановкой, дорисовывало картинку.

Вот она скачет на лошади, сжимая бедра. Падает в чьи-то объятия. Откидывается назад, позволяет себя ласкать, задирает ногу так, что становится видно сокровенное место, едва прикрытое блестящей полоской. Долго и со вкусом проводит по внутренней стороне бедра, отчего из его горла вырвался рык. Потом позволяет очередному фантому закружить себя,  сорвать шлем, чтобы каштановая блестящая волна окутала её до талии. Она играет волосами, ласкает ими себя и воздух; и даже тот раскаляется.

Девушка встала на мостик, выгнулась, беззащитно раскинув ноги.  Будто впитала почти осязаемые волны желания и тестостерона, разливающиеся вокруг. На мгновение захотелось осмотреться, запомнить все эти лица, что пялятся на Кьяру - его Кьяру - чтобы потом жестоко отомстить, но он не мог оторваться от сцены. Внимал каждой клеточкой то, что видел: её движения, изящные руки, с такой силой повелевающие шестом, что становилось страшно; волосы, ураганом взметнувшиеся за спиной;  аккуратную, высокую грудь, жаждущую ласки. А хуже всего было то, что мужчина уже знал, как пахло её разгоряченное тело; понимал, что сейчас по её  чуть блестящей коже стекает в ложбинку между грудей капля пота;  мысленно слышал, как прерывисто она дышит. Твою мать, еще несколько часов назад Кьяра дышала так  рядом с ним!

Он смотрел и не мог насмотреться. Или сделать что-либо еще.

Какой-то слизняк, забывший правила, полез своей гребаной пятерней в сторону девушки -  его тут же вывели; Джонатан понимал, что это случиться и с ним, пусть он хотел всего лишь спрятать это сокровище от алчущих взглядов.

Хотя о чем это он?

Конечно, он хотел не только этого. Ему надо было самому спрятаться в девушке. Раствориться полностью. Зарыться лицом в роскошную гриву. Расплющить призывно торчащие соски, заметные сквозь ткань.

Ритм изменился.

Теперь к нему добавились протяжные, длинные ноты. Кьяра начала двигаться медленнее, она будто готовила себя к чему-то. Призывно крутила бедрами, прогибалась в пояснице. Ласкала себя, черт возьми. Она закусила губу и закрыла глаза. Её руки прошлись по груди и потянулись к завязкам.

Джонатан окаменел.

Блять, только не снимай! Но девушка не вняла его мысленному призыву.

С легкостью отбросила лифчик и показалась во всей красе.

На её сосках были какие-то блестящие нашлепки, от которых кругами расходились все те же узоры из хны, но это было ложное прикрытие - вся эта дребедень только подчеркивала совершенную форму.

Джонатан стиснул зубы и застонал от сильной боли в паху. Казалось, если прикоснется к себе хоть раз, даже случайно, то просто взорвется.

По-хорошему, стоило уйти, но оставить здесь Кьяру одну?

Нет, он не мог.

- Горячая малышка, - неожиданно сказал рядом с ним Кристиан. - Давно её не было.

- Что ты имеешь в виду? -  мужчина продолжал смотреть на сцену, но информация оказалась настолько важной, что он готов был её услышать.

- Какое-то время назад она танцевала здесь довольно часто, а потом исчезла.

Джонатан удивленно моргнул. Какого хрена? Значит, этот выход не случайность, не проигранный кому-то спор, как он, было, подумал. Кьяра и стриптиз-клуб? Да ей ведь еще двадцати не было!

Он нахмурился.

Вдруг девочка попала в неприятности, а он сидит тут и спокойно смотрит? Вдруг она находится под воздействием и

В этот момент музыка снова сменилась на тягучий и, в то же время, энергичный ритм, так и навевающий мысли о сексе и он понял, что никто её не заставлял.

Кьяра изгибалась в немыслимых позах, раскручивалась на шесте и будто отдавалась невидимке. Не вульгарно, не грязно, а настолько чувственно и ярко, что её невозможно было даже обвинить в каких-то пороках. И она точно получала от этого удовольствие.

Кого она представляла в своих мыслях? Самое пакостное, что Джонатан мечтал о том, чтобы она думала о нем. Чтобы только его она оседлала в своей голове; только по его груди проводила руками, брала в рот его член и кончала только с ним.

Кьяра танцевала все энергичнее. Дьявол. Да она просто трахалась с этим шестом!  Он понимал, что если не перестанет смотреть, то может разрядиться прямо здесь.  Каждое движение отдавалось дрожью, прокатывалось волной по мышцам, поднимало на шее сзади волоски.  Джонатан не выдержал, дернулся в сторону сцены и был остановлен удивленным возгласом Криса.

Он заставил себя снова сесть в кресло. И досмотреть шоу до конца, до самого пика, хотя уже практически ненавидел девушку за то, что она сделала.

Сделала с ним.

Последние аккорды, восхищенный вздох и вот она, наконец, уходит со сцены.  Джонатан посидел немного и, не обращая внимания на говорившего что-то друга, вышел из комнаты, пошатываясь.

Он вернулся в грохот клуба, к барной стойке и заказал двойной виски.

Кьяра

Когда я только приехала в  Нью-Йорк, череда случайностей занесла меня на вечеринку в «Колизей». Я была совершенно очарована безбашенной и страстной атмосферой клуба решила, что мне просто обязательно надо танцевать в нем. И на следующий день стояла перед кабинетом хозяина.

Марко - огромный и ширококостный выходец из Италии, разбогатевший на удачных спекуляциях, явно нашел себя в этом бизнесе. Он сумел создать особую атмосферу и условия работы, потому к нему и были очереди - как посетителей, так и желающих подзаработать.

Узнав, что мне всего девятнадцать и я никогда не танцевала стриптиз -  только овладела в совершенстве пилоном - он выставил меня за дверь. Но я предложила сделку. Спор. Сумею понравится - возбудить, если  уж честно - за один  танец, то он меня берёт и не спрашивает больше про документы.

Я хмыкнула, вспоминая, как было сложно в первый раз. Даже страшно. Немного стыдно. Но я справилась  - и осталась здесь на несколько месяцев. За это время мы с Марко стали почти друзьями - его приводило в восторг мое отношение к танцу, мне же нравилось, как он заботится о своей большой «семье», работающей в клубе.

Интуиция, приведшая меня к его кабинету, не подвела. Это место раскрыло  мои способности, те грани, что были связаны до этого условностями. Подняло чувственность и ощущение собственного тела на небывалую высоту.

Может покажется странным, что я, при таких потребностях, не заводила отношений. Но у меня всегда на первом месте был танец. И именно через танец я впитывала физическую и сексуальную энергию, разливающуюся вокруг. С каждым выходом на сцену у меня ломался еще один, невидимый барьер; я становилась свободнее.  И когда поняла, что ни одного барьера не осталось - ушла.

Джонатан, выбравший джаз-модерн  для «Свободы», ошибался.

Стриптиз был намного точнее.

И я покажу это позже. Отдельными элементами, конечно - вряд ли академия позволит мне скакать по сцене голой.

Сегодняшний выход точно был последним. И потому я ловила нереальный кайф, позволив себе быть неудержимой.

В блеске софитов, чувствуя жадные взоры, направленные на меня, ощущала себя первобытной женщиной, переполненной неукротимым желанием. Я играла, дразнила, распаляла; чувствовала, как музыка ласкала обнаженную кожу, каждый изгиб тела, которое само вплеталось в сладострастный ритм.

Меня вели древние инстинкты: раствориться в танце и отдаться ему, как мужчине. Почувствовать страсть, восхищение окружающих, нечто звериное, что хочет выпрыгнуть на сцену, сорвать с меня трусики и бросить на кровать.

Я не видела посетителей, лишь чувствовала волны нетерпения и похоти, направленные на меня. Питалась ими, ни на секунду не забывая о том, что истинный партнер уже со мной на сцене.

Танец.

Лишь один раз я запнулась, почувствовав чей-то особый зов, наполнивший пространство, но  это ощущение быстро ушло, когда я погрузилась в собственные переживания.

Почти с облегчением я избавлялась от одежды, не желая преград между кожей и воздухом,   ластящимся к телу; с восторгом принимала собственную силу и, достигнув вершины наслаждения, - не физического, а энергетического - опустошенная ушла со сцены.

Переодевшись после душа я вышла из гримерной и попала в медвежьи объятия Марко.

- Спасибо, громила, - звонко чмокнула его в щеку.

- Кьяра, это было нечто! - итальянец как всегда вопил и бурно жестикулировал; по-другому он не умел. - Ты должна вернуться ко мне.

Я покачала головой:

- Я уезжаю из Нью-Йорка.

- Надолго?

- Боюсь, что навсегда.

- Проблемы? Могу я чем-то помочь?- когда надо, Марко становился серьезным.

- Ты уже помог, поверь мне, - я улыбнулась. - Спасибо тебе. А сейчас пропусти - я желаю пить и веселиться!

Пробралась к барной стойке и махнула рукой знакомому бармену. Через минуту передо мной стояла «Голубая Маргарита». Я не боялась быть узнанной - только не в обычном платье на бретельках и с волосами, забранными в высокий хвост.  Потому подпрыгнула, услышав знакомый голос, раздавшийся у моего уха:

- Если я не ошибаюсь, тебе еще нет двадцати одного.

- Решил вызвать полицию нравов? - я обернулась и, сощурившись, посмотрела на Джонатана. Тот почему-то был зол.

- Если и вызывать её, то точно не из-за алкоголя.

Зол? Я была не права. Он был просто в бешенстве! Вот только с чего? Разве что

Черт. Я, кажется, поняла, кому принадлежал тот зов. Значит, он видел. Осторожно поставила бокал на стойку и внимательно посмотрела на хореографа:

- Почему это тебя так взволновало?

- А ты не понимаешь?  - вскипел мужчина. - Ты там голая танцевала перед всеми этими незнакомыми мужиками! Ты не можешь, ведь ты Черт.

- Вот именно, - я чуть улыбнулась.

- Я не имею права тебе выговаривать, - Джонатан вздохнул. - Просто ты мне казалась.

Он явно пытался подобрать слова.

- Невинной? - я уже откровенно веселилась. Может, это идиотизм, но я была в полном восторге от того, что он видел, как я танцую.

- Что-то вроде тогоТы зарабатываешь этим? - спросил он с надеждой.

- А что если нет? Что если - я закусила губу, собираясь сказать что-нибудь приемлемое, но вместо этого выдала правду, - я получаю наслаждение, чувствуя вожделение окружающих, погружаясь в танец, погружая танец в себя.

В глазах Джонатана всколыхнулось пламя, отозвавшееся тянущей болью у меня между ног. Я говорила про опустошение и удовлетворенность? Похоже, придется об этом забыть, потому что рядом с Джонатаном только одно могло меня удовлетворить. В этот момент меня толкнули, и я оказалась прижатой к мощному торсу, полностью защищенной его руками, обжегшими обнаженные плечи. Мужчина судорожно вздохнул и я услышала, даже сквозь грохот музыки, как быстро забилось его сердце.

Попыталась отстраниться, но он не дал, будто не в силах больше соблюдать приличия. Напротив, вдавил в себя, стремясь поглотить полностью. Ох Джонатан, что же ты делаешь

Я осторожно провела руками по его спине, чувствуя, как вздуваются мышцы, как пробегает по всему телу дрожь, и уже не осознавая себя, сжала ладонями упругие ягодицы.

Джонатан изумленно выругался.

От совершенно невыносимого желания соединиться с этим мужчиной я потеряла голову.

Сейчас или никогда.

Взяла его за руку и потащила мимо танцпола в боковой коридор за декорациями, по которому никто не ходил в это время - он вел в технические помещения.  Большего приглашения Джонатану не потребовалось. С полустоном-полурыком он бросил меня на стену, прижал всем телом и впился в рот с жадностью, которая уничтожила остатки моего самообладания.

Наш первый поцелуй был похож на изнасилование. Правда, непонятно, кто из нас должен был получить звание самого голодного маньяка года.

Я не фантазировала про поцелуй между собой и этим мужчиной, но действительность, в любом случае, оказалась шокирующей.

Возбуждающей. Крышесносящей.

Девчонки говорили, что по поцелую можно понять, как мужчина  будет вести себя в постели - будет ли он вялым и робким, или настойчивым и агрессивным.

Джонатан действовал, как локомотив. Непреодолимо. Властно. И, в то же время, с пьянящей осторожностью и каплями нежности, позволяя  моему любопытству распробовать его вкус, упругость губ. Он брал. Давал. Сводил с ума своим языком, который вонзался в мой рот в том же ритме, в котором двигались его бедра - с тем же напором. Теперь я точно знала,  каким он будет, когда войдет в меня.

Простонала в его губы и вцепилась пальцами в темные пряди, которые так давно хотела потрогать. Пила его дыхание, царапала шею, сжимала плечи, утопая в непрекращающемся поцелуе. Никогда не испытывала ничего подобного. Мне стало окончательно плевать, где мы, что мы и что будет потом. Имели значение только эти губы и руки.

Он хаотично гладил меня по спине, потом просунул руки под ягодицы, приподнимая и еще сильнее пригвождая к стене, компенсируя тем самым большую разницу в росте. Теперь его внушительная выпуклость упиралась в мои бедра, и я снова застонала, ощущая желание мужчины так же, как свое.

Соски заныли, напрашиваясь на ласку.

Джонатан будто понял. Он оторвался от меня, хрипло прошептал мое имя, и, чуть отстранившись, принялся покрывать поцелуями лицо и шею, не выпуская попку из своих рук, наоборот, приподнял еще больше, чтобы ему было удобнее облизывать грудь.

Он прикусил соски сквозь ткань платья, и я вскрикнула от ярких ощущений.  Джонатан опустил меня на пол, дав свободу рукам, и резким движением сдернул платье с груди. Он впивался ртом попеременно в острые бусины, посасывая и кусая их, а его руки тем временем гладили мои ноги, забрались под юбку, сжали нежную кожу бедер и добрались, наконец, до тонкой ткани шелковых трусиков, которая уже стала влажной.

Я попыталась прижаться к его ладони еще сильнее.

Краем сознания отметила, что кто-то прошел мимо нашего не такого уж уединенного коридора. Раздался громкий смех, не имеющий к нам отношения - темнота надежно скрывала нас - но этого оказалось достаточно, чтобы Джонатан замер и выругался, осознав, где находится.  Он развернул меня, прикрывая собой и хрипло прошептал:

- Мы не можем - хотя то, чем он прижимался ко мне, говорило, что  очень даже можем.

- Почему? - я не узнала свой голос. Видят звезды, я никогда не испытывала таких ощущений. Я качнула бедрами, напрашиваясь на дальнейшие действия.

- Кьяр-ране здесь И ты ведь моя ученица, и

Я снова потерлась об него обнаженной грудью. Мужчина глухо простонал.

- Пожалуйста

Кто из нас это сказал?

Джонатан посмотрел мне в глаза и как будто принял решение. Он снова накрыл мой рот, в то время как пальцы проникли в трусики и прошлись по нежным складочкам. И только поцелуй сдержал мой дикий крик. Меня прошило молнией и тряхнуло. Я требовательно насадилась на его пальцы и снова застонала, понимая, что еще немного, и просто кончу. Джонатан тоже это понял. Он искусно ласкал меня, теребя спрятанную жемчужину, все наращивая темп, пока я не почувствовала, как теряю сознание от накрывающей меня волны наслаждения. Я стонала и рычала, продляя это удовольствие, а потом обмякла. И тут же требовательно обхватила его плечи, желая почувствовать его внутри себя, наполнить образовавшуюся пустоту.

А мужчина уже отстранился. Лицо Джонатана все еще было искажено от страсти, а бугор в районе паха говорил о неудовлетворенности, но он аккуратно поправил мое платье чуть подрагивающими руками и вздохнул.

 - Кьяра Я хочу тебя так, как не хотел никого и никогда Но пойми, нам еще работать вместе, а я не сплю со своими коллегами и учениками, иЭто не то место, не то время

Он говорил и будто сам не верил в то, что остановился.

Идиот.

Я прикусила губу, чтобы не сказать это вслух.

Отлично. Впервые я действительно захотела мужчину и забыться с ним -  черт, да я реально терялась в его руках и губах - а этот человек оказался с такими тараканами в голове, что через них не пробьется никакая страсть. Ну и что мне теперь делать?

Заставлять? Уговаривать? Пытаться объяснить, что у меня нет времени на его принципы? Благодарить за то, что удовлетворил меня хотя бы так?

Я сжала зубы.

Медленно досчитала до десяти, постепенно выравнивая дыхание, успокаивая сердце, замораживая бабочек, бившихся в моем животе и гася внутренний огонь, разгоравшийся от наших объятий.

И уже спокойно оправила платье и пошла в сторону света, бросив напоследок.

- Хорошо. Увидимся в понедельник, Джонатан.

Глава 8

Кьяра.

Мне нужно было охладиться и успокоиться.

Я шла по ночному городу, уныло рассматривая редкие целующиеся парочки и веселые компании. Опасные личности тоже попадались, но страшно мне не было. Во-первых, основы самообороны, несколько боевых искусств и навыки быстрого бега в меня заложили еще в детстве, в рамках общефизической подготовки.

Я усмехнулась, вспомнив этот «общефизический», в серьезных кавычках, ад.

Во-вторых, с такими как я, ничего серьезного не происходило. Никогда. Ни случайных смертей или сломанных рук-ног, ни катастроф; даже попытки самоубийства, насколько я была в курсе,  срывались. Никто так и не узнал причины, хоть и пытались всеми силами. Но это оказалось бесполезно.

Потому чрезмерная опека, опыты и эксперименты начальных эпох, в итоге, сменились настороженным вниманием. Нам предоставили свободу. Действовать в любом приемлемом месте и форме. Свободу экспериментировать, пробовать, учиться, ошибаться. В конечном итоге, это оказалось более эффективным, чем запертые стерильные боксы и жесткие графики.

Со вздохом я провела рукой по кованой ограде.

Мысли вернулись к Джонатану.

Скривилась, все еще чувствуя отголоски удовольствия, и покачала головой. Ну что за мужик?! Единственный, от кого так сладко скручивало все внутри; и он оказался с какими-то там принципами. Может кому-то и понравилось бы подобное приличное поведение, но мне было не до надуманных норм. Тем более, что приличиями здесь и не пахло.

Только настороженностью, страхом попробовать большее и долбанной неуверенностью, что ему это действительно нужно.

Я скривилась. А ведь не слишком приятно, когда кто-то не достаточно уверен в тебе. И в своем отношении.

Конечно, в других обстоятельствах,  наша связь могла бы развиваться постепенно - мы бы научились больше доверять, узнали друг друга получше. Но в том то и дело, что этого времени не было.

Я задумалась. А что, если время появится? Малореально, конечно, но вдруг?

Вернусь?

Я усмехнулась и осмотрелась по сторонам. Это место не хуже других.  И здесь, похоже, появился человек, от которого у меня подкашиваются ноги, и сшибает дыхание. Я ведь и подумать не могла, что буду испытывать такую бурю эмоций, накрывающих волной с головой, дающих возможность забыться и оказаться в собственной реальности.

Может, это и есть влюбленность?

Мне стало грустно. Даже если я влюбилась, это ничего пока не меняет. Единственное, чего от меня ожидают, это чтобы я танцевала.

И я вряд ли могла бы разочаровать окружающих.

Джонатан.

«Увидимся в понедельник, Джонатан».

Голос Кьяры обещал ему настоящую муку за то, от чего он отказался.

Эти слова, сказанные чуть насмешливым тоном, преследовали остаток выходных. Они мерещились, когда он ложился спать; растворялись в крепкой чашке кофе; едва уловимым запахом пронеслись мимо, когда он выбирался на пробежку. На третью, мать его, пробежку за сутки!

Потому что стало намного хуже, чем раньше. Теперь он знал, каковы на вкус её губы. Знал, как она пахнет, когда возбуждается до предела. Знал, какими остриями встают соски и как наливается грудь, когда он её трогает.

Пробежки не помогали. Ледяной душ тоже. Не помогло и то, что он, как прыщавый подросток, дважды вынужден был самостоятельно сбросить напряжение. При этом он даже подумать не мог о том, чтобы заменить Кьяру кем-то другим и просто получить физическое удовольствие.

Ему нужна была именно она.

Джонатан стиснул зубы и ускорился. Он идиот. Полный придурок, отказавшийся от предложенного из-за не до конца самому понятных идей. И предложили в первый и последний раз. Пусть он поступил правильно, но совершенно по-идиотски! И теперь не мог решить, что делать дальше. Когда-то он прочитал -  мужчина понимает сразу, что встретил свою женщину, но еще некоторое время мечется, не желая соглашаться  на подарок мироздания. Но могло ли это произойти с ним?

Ведь он собирался пригласить Кьяру в свою труппу, и как это будет выглядеть? Требование особого отношения, пересуды, которые будут задевать, прежде всего, девушку; а потом, если вдруг у них так ничего и не получится, им придется расстаться не только как паре - он потеряет идеальную танцовщицу.

Джонатан развернулся и побежал в обратную сторону.

Чего он хочет больше  - офигительного, нереального секса - а другого с Кьярой и не могло быть - или лучший материал для создания совершенных постановок?

Неделю назад он бы об этом даже не думал, потому что никогда не ставил себя перед таким выбором: танец и работа хореографом были на первом месте. Но сейчас Сейчас уверенности в правильности жизненных представлений уже не было. Джонатан давно не чувствовал себя таким растерянным.

Одно знал точно. Он будет рад увидеться с ней в понедельник.

Кьяра

Тим танцевал Судьбу.

Взяв за основу афро-джаз, он показывал судьбу не собственную, но человечества, зарожденного в тепле южного континента. Взлеты, падения, страхи и надежды. Музыкальные мотивы Африки затягивали в прошлое и вели нас по лабиринту предназначения; и этот стиль удивительно шел чернокожему танцору и еще больше подчеркивал его особую пластику.

Тим хаотично выбрасывал руки в разные стороны; делал плавную волну всем телом и вслед за этим резко двигал бедрами. За классическими джазовыми прогибами и поворотами следовали энергичные движения голыми пятками, выбивающими ритмы африканских барабанов. Он окунул нас в пьянящую атмосферу самобытного племени, и я почувствовала горячий песок под ногами, зной и запах пустыни, обещавшей смерть, но дарившей жизнь.

Мускулистое тело танцора покрылось бисеринками пота; как и другие девчонки, я не смогла удержаться от соблазна по-женски полюбоваться им, но мысли мои были совсем не о нем.

Джонатан. Я украдкой посмотрела на хореографа и тут же отвернулась. Мне было одновременно немного неловко и  жарко  на него смотреть. Особенно когда я видела, как он жестикулирует, как двигаются его губы. Потому что тут же вспоминала, что делали со мной эти губы и эти пальцы.

Со стороны по моему лицу ничего нельзя было прочесть - я пришла достаточно спокойной и подготовленной; практически, замороженной самовнушением. Но за внешней холодностью клокотала такая адская смесь сожаления и желания дерзить, что я старалась лишний раз не обращать внимания на Джонатана, чтобы не спровоцировать себя.

- Отлично, Тим,  - сказал мужчина, когда предложенная партия была закончена - Ты сумел сделать этот танец по-настоящему своим, и, в то же время, понятным зрителю. Мне понравилась Африка и твоя интерпретация истории человечества Менять я ничего не буду, только сократим твой кусок до приемлемого для постановки предела. Пожалуй, ты выйдешь первым. Дальше пойдет «рождение». Дрейк, покажешь свой вариант, а потом продумаем связку. Кьяра, смотри внимательно на Дрейка - ты пойдешь следующей, и вам также надо будет какое-то время танцевать вдвоем.

Голос Джонатана на протяжении всей речи оставался холодным и даже равнодушным, впрочем, как и он сам сегодня, но когда хореограф произнес мое имя, я почувствовала, как голос дрогнул. Мне не было необходимости смотреть на него, чтобы понять - он не так уж спокоен, как хочет казаться. Точнее, совсем не спокоен. И даже если начнет сейчас хмуриться и ругать меня, что он и делал всю прошлую неделю, вряд ли я смогу обидеться. Собственно, теперь я понимаю, отчего он так злился.

Я постаралась сдержать улыбку.

Довела тебя? Ну-ну, ты еще не видел, что я придумала для «свободы».

Я внимательно смотрела на Дрейка, не понимая, как вписать в его новый балет стрип-пластику, а потом решила, что даже не буду пытаться. Я просто возьму его штурмом. И когда пришла моя очередь, поставила «Show must go on» и

замерла посреди темноты.

Пустота. Поглощающее ничто. Кто я? Ради чего существую? Чего ищу?

Изогнулась, пытаясь найти хоть что-то живое, настоящее позади себя, прикоснуться к теплу человеческой кожи, но поняла, что осталась одна.

Секундное помешательство и я сбрасываю оковы страха.

Мне не нужен никто, чтобы быть свободной.

Я то плавно, то резко перетекаю из одного движения в другое, оказываюсь в разных плоскостях, меняю позу, будто пытаясь найти то единственное положение, что мне подходит; демонстрирую гибкость и  прикасаюсь к себе руками, очерчивая единственные границы, на которые я согласна.

Только это я готова выдержать.

Слой за слоем я обнажаю душу. И выгляжу даже более голой, чем могла бы без одежды.

Внутри бьется разорванное сердце; с лица осыпался грим, но улыбка по-прежнему со мной. Душа раскрашена, как крылья бабочки; руки трепещут в попытке взлететь. Но меня тянет к земле. Я распласталась на ней, желая поглотить её энергию. Я все ближе к истине и скоро заверну за угол: там обжигающее пламя.

Мне снова страшно, но я до боли хочу свободы.

И потому выпиваю этот огонь. Вырываю со стоном, поглощаю со вздохом. Я чувствую, как он разошелся внутри меня. В этом огне сгорают не только мои крылья, но и сомнения, страхи, остатки неловкости. Я готова предложить себя миру, раскинув ноги, раздвинув границы сознания. Бросаю все на волю случайности и обольщаю, дразню каждым жестом, каждым поворотом.

Выхожу за рамки дозволенного, за границы возможного. Я свободна. И пусть внутри меня разрывается сердце, грим осыпался, но я никогда не сдамся.

Шоу должно продолжаться

Я не стала уточнять, получилось ли у меня.  Полная тишина и отчаянный взгляд Джонатана были отличным ответом.

- Я скоро слечу с катушек с таким графиком и нагрузками, - прорычала Санни,  в перерыве поглощая огромную порцию салата.

Мы с Мартой и Тайей устало переглянулись и кивнули - на занятиях у Джонатана все выматывались подчистую,  и эмоционально, и физически. Да еще и мысли о выступлении, которое назначили на вечер субботы этой неделе, не давали нам расслабиться.

На самом деле, я бы не слишком волновалась, будь это обычная постановка или выход на публику, которых у меня было уже немало,  но в том то и дело - для всех нас это оказалась необычной постановкой.

Даже не потому, что большинство увидело в реальный шанс попасть в труппу к знаменитому хореографу - и они готовы были пахать, как проклятые, ради него. А некоторые и пришибить могли. Дело в том, что Джонатан вытащил из нас все чувства и переживания, даже те, что мы не собирались показывать. Вытащил, подставил свету, повертел на ладонях перед зрителями, а затем осторожно вложил назад, не позволяя забыть пережитое ни на секунду.

И, несмотря на сложности в наших отношениях, я была до одури счастлива находиться здесь и сейчас; и заниматься именно тем, чем мы занимались.

- Ты уже подумала, что будешь делать дальше, Кьяра? Я так понимаю, вопрос с труппой у тебя решен? - осторожно спросила Тайя.

Я моргнула и удивленно уставилась на однокурсницу:

- Почему решен?

- Да брось, - немного нервно и грубо высказалась Марта, - все же видят, как он на тебя смотрит.

Я чуть вздрогнула. Неужели, действительно видят? И заметили ли они подобное с моей стороны?

- Ты имеешь в виду - осторожно спросила я.

- Что он в восторге от тебя, - Марта наморщила нос,  демонстрируя отношение к этому. Но потом сказала примиряюще, - да и все  в восторге, если честно. Я вообще не понимаю, что ты делаешь в Академии, достигнув таких высот.

- Как только человек решает, что ему больше нечему учиться, как профессионал он заканчивается, - покачала я головой. - Но все-же, что с труппой?

- Джонатан присматривается к нам, ты не можешь этого не понять, - Тайя грустно улыбнулась и отвела взгляд. - Я бы очень хотела попасть к нему, но

- Ты отличная танцовщица, - рявкнула Санни. Я заметила, что девушка взяла шефство над более сдержанной и скромной подругой. - И у тебя есть все шансы.

- Не в этом дело, - Тайя потерла ладони, будто ей сделалось зябко, - дома у меня остался ребенок Родители дали мне возможность поучиться здесь - я ведь бросила колледж, когда родился сын; но потом мне придется вернуться в Алабаму и продолжить работу.

- Или открыть школу танцев, - уверенно предложила я.

Настал черед Тайи удивляться:

- О чем ты?

- Я ведь понимаю, что, раз у тебя маленький ребенок и ты не хочешь его оставлять - участие в концертной деятельности Джонатана невозможно. Но ты очень талантлива, плюс огромный опыт; теперь еще Академия и этот спецкурс Пусть ты должна вернуться домой, но ведь это не обязывает бояться сделать следующий шаг. И точно не нужно возвращаться к тому, с чего ты начинала.

Назад Дальше