Мужик еле добежал до меня, вспотевший и задыхающийся. Он и слова проронить не мог до тех пор, пока не постоял минуту-другую. Он вообще человек был мокрый: постоянно лоб сверкал под светом, а в подмышках цвет его любимой серой футболки, так говорю, потому что только в ней его и видел всегда, был глубже, чуть темнее. А еще у него был глупый взгляд иностранца: иногда смотрел на все с расширенными глазами, да еще стараясь не моргать, лишь бы не пропустить важного. Он часто озирался, будто хотел встретить какую-то знаменитость, думал, что они у нас такие классные, и ходят среди обычных людей, и ничуть не стесняются пообщаться, и раздают автографычушь, не правда ли? Когда же он передохнул, то сказал:
Мистер Моро, вам не нужно меня избегать. Он говорил очень вежливо, хотя на самом деле он был не такой, на стройке он постоянно со всеми смеялся и хлопал собеседникам по спине с такой силы, что даже смотреть на это было больно. В общем, развязный он был, а со мной старался быть карикатурно приветливым. Вы даже представить себе не можете, как долго я размышлял над этой встречей. Размышлял он, да я на сотню часов больше думал, как бы не встретиться с этим глупцом.
Но раз уж я пережил обморочное состояние, подумал я, то смогу и пережить беседу с этим мужиком, так что я твердо ответил:
Хорошо, говорите. Больше я и слова произносить не хотел, но он оказался не так прост.
Нет же, не здесь должны говорить мужчины, когда у них важный разговор, так, как минимум, было в моей стране. Его звали Эрнест Вальтер, и он был приезжим из ГерманииГерманию он всегда уважал, говоря, что переехал сюда лишь по неоправдавшейся любви.
Ну к несчастью для вас, я хочу полежать здесь. Ответил я ему. Думал: он поймет, как я ему не рад, но он не то чтобы понял это, он знал этого с самого начала.
Простите, за, хо-хо, дальнейшие слова, но к несчастью для вас, я отлично умею ждать. А гад был с острым языком, любил похохотать даже в такой ситуации. Вы же все равно рано или поздно встанете.
Я могу лежать здесь до самой ночи. Конечно же, я не мог: все бока бы отлежал.
Вы сами дали мне время, чтобы делать многоев том числе ждать.
Ясно было, что так просто он от меня не отвязался бы. Тогда я решил проверить и его, и себя на прочность, продолжая лежать, сколько вообще мог это делать. В последнее время я мало лежал, так что у меня не было сомнений, что это будет легче простого, но вы когда-нибудь лежали на траве, пока кто-то большой и грозный, а это относилось к Эрнесту, смотрел на вас? Это же просто невозможно. В общем, минут через шесть я уже стоял на земле и пытался отойти от потемнения в глазах.
Скажите же, Эрнест, куда вы меня поведете? Я пытался подыгрывать ему в его манерах, чтобы он оставался таким вежливым, а то лишних хлопков по спине получать я не собирался.
Вам уже есть восемнадцать, мистер Моро? Думаю сводить нас в ближайший бар.
Нет, не восемнадцать. Я даже обрадовался своему несовершеннолетию, ведь хуже уставшего строителя может быть только пьяный уставший строитель.
Но когда это нас останавливало, да? Ха-ха-ха! О нет!, - кричал я в своей голове. Не стесняйтесь, я ведь тоже был молодым! А мне и не верилось на самом деле. Вот любят взрослые сказать, что они были молодыми, но нам-то, молодым, как в это поверить? Перед нами лишь старик, доживающий свои последние годы. Да и вообще, что нес этот Эрнест? В его стране пить можно с шестнадцати.
Бар
Ну скупым и неблагодарным Эрнест точно не был, ведь в тот день он решил сводить меня в один из самых дорогих баров города, естественно немецкий, с таким непроизносимым и незапоминающимся названием, что-то около аркен или ахтзен, - точно не вспомню. Нам еще за милю нужно было к нему идти, а мы уже слышали пьяные немецкие песенки, хоровые: человек под двадцать пело. Сам бар занимал целое здание, все четыре этажа в стиле, напоминающем немецкое барокко. Там были огромные окна, в которых видно было целое ничего, а все из-за того, что там была просто невообразимая толпа, обрезающая пути увидеть хоть что-то кроме их спин да толстых, набитых пивом, животах. Им даже пить было проблематично, потому что давление стало настолько сильным, что им всем пришлось поднимать вверх свои потные руки. И просто представьте, как на первом этаже было чуть ли не за сотню людей, которые даже и не пили, а если уж сильно хотели, то они высасывались из бара и пили на улице, а потом возвращались в эту человеческую массу.
Я сильно испугался, когда улицезрел это, ведь, поверьте мне, я участвовать в этом не хотел, но Эрнест лишь посмеялся, увидев мой ужас на лице.
Не беспокойтесь: это лишь первый этаж, а нам на самый верх. Указывая пальцем на четвертый этаж, произнес Эрнест.
Перед входом стоял вышибала, который не решал, можно ли тебе входить. Он распределял людей по этажам и при виде Эрнеста он уж больно растерялся, встал как солдатик и чуть ли честь не отдал.
Эрнест, дружище! Они обнялись и постучали кулачками по спинам друг друга. Сегодня накатим?
Нет, слушай, Август, помнишь о своем долге? Прошептал ему Эрнест.
Ах, тише! Август подошел вплотную к Эрнесту и продолжил. Сзади тебя подозрительный тип. К слову, это он про меня. Я правда такой подозрительный? Меня даже на улицах несколько раз останавливала полиция, потому что я как-то не так шел. Не то чтобы я обижался, но нельзя ли помягче со мной.
Ха-ха, нет, друг, он со мной Ну, тот самый, понимаешь?
Август сразу расплылся в улыбке и вытащил из кармана пару пластиковых карточек голубого цвета с единственной надписью: VIP-персона, - на которую сразу позарились уличные пьянчуги. Если бы мы проторчали еще с минуту перед ними, то все могло закончится куда хуже, чем оказалось на самом деле.
Этажи оказались абсолютно разными: на втором располагалась небольшая площадка для гольфа, где играли крайне старые зануды, все обсуждавшие свои важные дела на работе; третий был вообще стриптиз-клубом с такими элегантными танцовщицами, вскружившими мне голову своей красотой, что даже Эрнест предложил остаться здесь, но я отказался: как можетвыдаться серьезный разговор, когда вокруг тебя кружатся такие дамы. А вот четвертый мне действительно понравился, это был словно старейший бар города, прямиком из пятидесятых-шестидесятых, где стояла большая площадка для музыкантов, а перед ним тысячи маленьких столиков для двоих. Могу с уверенностью сказать, что пустых мест там не было, все оказались заняты, но мы с Эрнестом и не были этому расстроены. Мы уселись прямо за стойкуЭрнест долго ждать не стал:
Келлербир мне, а ему Он понятия не имел, что может пить такой как я. Ну то, что попросит.
Я попросил меню из бара. Вот в тот день я действительно потерял дар речи, настолько все было непонятно и дорого. Я просто кряхтел, смотря на меню, пока бармен стоял и ждал. Затем я вспомнил о том, что когда-то наливал Мейс и решил попросить коньяк с апельсиновым соком. Бармен удивился, наверное, он уже не ждал от меня внятного заказа.
Сэр, а вам есть восемнадцать? Спросил бармен, очень порадовав меня.
Нет, лишь семнадцать.
Но когда это нас останавливало, да? Ответил бармен. Что было не так с этими немцами? У них там книжка фраз что ли есть, по которой они следуют.
Нам подали заказы, но Эрнест вместо всяких слов просто развернулся на сто восемьдесят и стал наблюдать за музыкантами. В ту ночь играли In the air tonight иностранного для нас с Эрнестом Фила Коллинза, изменив его инструментальную часть под что-то более классическое. И играли я хочу вам сказать хорошо. Я впервые услышал эту песню именно там, и даже услышав оригинал, я все равно навсегда запомню исполнение тех ребят.
Слышали ту строку? Он говорил о строке: Если бы ты сказал, что тонешь, я бы не подал тебе руку.Как думаете, это правильно?
Не подать руку? Может да, а может нет.
Вы добрый, мистер Моро, просто не признаете этого.
Хоть Эрнест и не был одним из наших коренных горожан, я все равно считал его таким же, как и всех: глупым летуном. Все, кто здесь остаются, становятся такими.
Вы мне скажите, тяжело ли живется с такой рукой?
Я посмотрел на свой протез, стал шевелить пальцами, сгибать руку к локтю, не чувствуя неудобств.
Тяжело думать, что у меня нет руки. На протез я всегда смотрел сквозь, даже не называя его рукой.
Заплакал он или посмеялсясложно сказать, так что дальнейшее опишу как смех:
Какой же я, наверное, глупец, раз решил поговорить с тобой, ха-ха-ха. Я сразу заметил, как сменились его манеры. Он перестал звать меня на вы.
Может, так подействовали его слова на меня, а может это был коньяк, но смотря на плод своей безбашенности, я вдруг захотел узнать его поближе.
Скажи, Эрнест, как твоя жизнь?
Тебе Тебе, правда, интересно?
Раз уж мы здесьваляй. Алкоголь уже действовал на мне, иначе я бы не стал говорить так расслабленно.
Ну значится, с чего же мне начать До утра же нескоро, так начну с начала. Надеюсь, что ты слышал о причине моего приезда сюда. Как же не услышать, когда о неудачной любви трещали часами напролет. Так вот я себе места не находил, когда узнал, что моя дорогая Кимдорогой. Одурачил меня этот поганец, но дело в том, что Кимотличный парень, хоть и любит заниматься притворством. С ним и выпить можно и пару советов получить. Ты не поверишь, но у Ким оказалась сестра! (и она, правда, сестра: я проверял) Сначала она ломалась, все говорила, как неправильно встречаться с тем, кто чуть не охмурил ее брата, ха-ха! Он похлопал меня по спине, но я даже боли не почувствовал, может все так и должно работать, когда ведешь расслабленный, полный интереса диалог, а он таким был. Но мне и тут Ким помог, назвав ее слабые места. А ради нее я уже был готов на все, так что я бросил строительство и устроился механиком: ей нравилось по вечерам смывать с меня машинное масло, понимаешь? А Ким всегда говорил, что будет рад видеть меня в их семьеговорю же: отличный парень. М! А их отец! Отменный мужик, просто во! Вместе с этим он выставил большой палец. Думаю, скоро до детей дойдет, жду не дождусь! Троихнетпятерых хочу! Устрою из них футбольную команду. Младшего поставлю вратарем, чтобы сразу умел держать удар!
И когда это все произошло? Заинтересованно спросил я.
Да с неделю так-то, ха-ха-ха!
В нем бурлила жизнь. Его рассказ слушал не только я, но и бармен, и другие пьянчугивсе молча улыбались, слушая его. Он совсем перестал казаться мне летящим, он просто был человеком, довольным своей жизнью и я хочу вам сказать, что такого человека мне не хватало. Я радовался, когда он смеялся и смущался, когда смущался он. Эрнест стал таким, ради которого мне и рукой пожертвовать было не страшно.
Прости, что такое спрашиваю, но, Адам, ты упускал шанс спасти тонущего?
Да Упускал. И тут меня осенило: да наплевать, во что верить, в бога или его невозможное существованиеэто абсолютно неважно. Можно верить во что угодно, если это поможет человеку стать тем, ради кого не жалко чем-то пожертвовать.
А в следующие разы, упустишь?
Ни за что.
Той ночью мы разгулялись и много выпили, настолько много, что самостоятельно пришли ко мне и оба плюхнулись на мою кровать.
10 ноября 2017 года
Не сказать, что к утру, обнаружив нас в одной кровати, мы удивились, это ничего не сказать. Я до сих пор не помню, как мы там оказались, но я уверен, что все произошло именно так, как было сказано ранее.
У Эрнеста была сотня пропущенных от его почти жены и свыше двух сотен от Ким. Кто кого еще любил. Когда он им перезвонил, то я, чистя свои зубы, услышал крики из трубки. К слову, я думал о том, что Эрнест перезвонил своей девушке, а нет:
Ким! Ким, послушай! Я выпил немного и Да погоди!.. Ну тут немного другой случай! Все-все, поговорим дома! Нет, правда, с кем у него на самом деле были отношения?
Эрнест попрощался со мной, чуть ли не обнял, но я успел увернуться, и пулей вылетел из моей квартиры, прямиком к Ким.
Утро вообще выдалось болезненным: то непереносимое мною похмелье, то боль в животе, то рвота подкрадывалась в самые неудачные моментыя подумал принять активированный уголь и уйти в спячку, но как назло у меня его не оказалось.
Аптека.
Неудобно, что в нашем городе всего одна аптека, находящаяся даже не в центре, где жил я, а прямо на окраине города, возле того самого человека, который считается самым старым среди нас. Здесь и больниц с клиниками почти нет, так как никто не хочет лечения. Мы вот радуемся, что хотя бы одна аптека присутствует и все.
Сначала я ехал на метро, но не вынес этого ужасного шума, а беруши, как можно догадаться, я не взялне додумался дурак. Через пару станций я вышел на улицу и вызвал такси.
А зачем-ж вам в аптеку, молодой человек? Таксист на полпути решил спросить, пообщаться. Что-то с глазами? И чему я радовался, когда увидел в зеркале опустевшие глаза? Ясно же было, что теперь все будут меня с ними доставать, а про протез некоторые бы постеснялись спросить.
Я не стал грубить и ответил:
В последнее время меня беспокоят покалывания по всему телу, а сегодня еще и похмелье.
А-а-а, косма! Это вы зря, молодой человек, очень зря. Сказал он с ноткой недосказанности.
Не расскажете?
А вы о чаевых заикались?
Я сразу понял, что он что-то от меня хотел, когда садился в машину, по хитрой морде понял, но тема касалась меня, так что я решил согласиться.
Будут вам чаевые.
И пять звезд поставите? Он даже смешить меня начал.
Ага. Я все смотрел в окно и наблюдал за пролетающими машинами.
Ну тогда слушайте: был у меня племянник, Мне сразу не понравилось слово был, но я не стал его останавливать, молодойкрасавец! Все бабы его знали и обожали, а он зараза, с проблемой одной был: любил попарить. Я ему все говорил: Племяш, да прекращай ты эту дрянь! Хочешь отдохнутьотдыхай с девчонками, а этобрось!но он не слушал. Месяц все было супер, на четвертый покалывания, а через годик ему стало больно при касании с чем и кем угодно! Такой вот побочный эффект у этой космы! Кожа становится ну очень чувствительной. И как вы думаете, что стало с его популярностью среди девушек? Пуф!
Он довез меня прямо к аптеке. Я сделал все, что обещал, и он уехал, да-да, в таком порядке. Он прямо в телефон мне заглядывал и ждал, пока я не выберу пять звезд. Зато потом таким вежливым стал, поклонился, сел обратно в машину и уехал.
И не думайте, что я пропустил слова таксиста мимо ушей. Он, как и Кристофер, обеспокоил меня, и я все больше стал задумываться о том, чтобы бросить это дело. И тем не менее, перед тем как войти в эту разваливающуюся коробку, я остановился у входа и стал парить как паровоз, словно это был мой последний раз.
Во время этого я повстречал пару зрелых женщин и молодого парня, зашедших и быстро вышедших из аптеки, ничего не купив будто для шутки.
Я открыл эту рокочущую дверь и сразу встретился лбом со своей одноклассницей.
Мать твою Козел! Она прошла мимо, больше ничего не сказав.
В нашем классе было всего две девушки: Лейла Дюбуа и Аделайн Вилар. Она была известна своими ситуациями, когда ее прямо в школьном туалете находили укуренной, с бонгом в руках. Настоящих друзей она не имела, зато вокруг нее постоянно крутились всякие укурки да бандиты. И она была до того крута, что прямо в школьной столовой создавала себе королевскую комнату, где рассиживалась на паре-тройке ребят и выкуривала косяки. К ней никто не подходил без разрешения. Просто представьте, как поедаете тако по вторникам, а сзади вас девушка сидит на людях, раскинув ноги и покуривает Самокруток она из рук не выпускала.
Ее не было в день стрельбы, иначе бы она Мейса на месте порешала и была бы только рада шансу слинять со школы. Хотя что тут говорить, ее и в школе почти не было, а если и была, то точно не в классе.
И ведь ее любили, столько парней приходило к ней с конфетами и валентинками, которые она выкидывала сразу же, как получала. Она была знаменита за свою привлекательность, которую она получила, как только сменила свой прикид. Вначале то она любила черную кожаную одежду, а затем в один день, неожиданно для всех, пришла с полностью оголенными ногами, такими классными, что все ахнули. На ней были короткие спортивные шорты черного цвета и синими полосками по бокам, а на стопах непривычные для нее черные туфли на маленьких каблуках, но она ходила в них не хуже, чем если бы гуляла в кроссовках. Сверху стало вообще супер, и я с этим согласен, даже меня потянуло посмотреть. Ведь она надела черную майку с ну очень большим вырезом, открывающий неплохой вид, а сверху нацепила уж больно теплую на вид куртку изумрудного цвета, ну как нацепила, она даже на плечах не держалась. Только зеленая кепка из старого гардероба на ней и осталась, скрывающая ее зверски страшные глаза. Она постоянно держала левую руку в кармане куртки, это действие сразу отвечало мне на вопрос, куда же она убрала свой ножичек, который она любила покрутить на переменах.