Царевна-лебедь твою мать Красиво буду выглядеть, когда положу голову на плаху. Как Анна Болейн. По такой шее палач уж точно мечом не промахнется.
После моего разговора с Айгером прошло уже больше недели. И каждый день заканчивался одинаково. Мне сказали, что о суде предупредят накануне. Но раз ничего не говорили, у меня оставались еще как минимум сутки жизни. Я не знала, когда должна была состояться казньсразу же или позже. Может, пройдет еще не одна неделя или даже месяц. Но уж день-то у меня точно был.
Я ложилась на свой топчан, закутывалась в одеялои думала об Айгере. Почему бы и нет? Бессмысленно? Но какое это теперь имело значение? Видения Юнии, мои собственные воспоминания, мечты о том, как могло бы все сложитьсяесли бы ею была я. Главноеотгонять мысли, что я тоже, возможно, предпочла бы главу Тайного совета младшему принцу, который вряд ли когда-нибудь стал бы королем.
Что-то беспокоило меня в разговоре с Айгером. Какая-то его фраза, которую я упустила. Не обратила на нее внимания, но она словно оставила свой отпечаток. Снова и снова я прокручивала в памяти каждое слово, но так и не смогла вспомнить. Даже в связи с чем это было сказано. Но, как часто бывает, забытое, упущенное казалось очень важным.
И вот однажды вечером, когда я уже собиралась ложиться спать, в камеру вошел сам начальник тюрьмы соль Габор, отец Герты.
- Сола Юниа, - сказал он сухо и официально, - я уполномочен известить вас о том, что завтра в полдень состоится суд, который вынесет приговор вам и соле Эйре. За вами придут.
- Скажите, как скоро после суда обычно казнят? - я старалась выглядеть спокойной, но голос сорвался.
- В тот же день, до заката, сола Юниа.
Вот и все
Как ни странно, уснула я почти мгновенно: ожидание и неизвестность измотали настолько, что душевных сил уже не осталось. Мне хотелось лишь одного: выслушать приговор без истерики и встретить смерть мужественно. В конце концов, я обманула ее трижды, и она уже заждалась.
Утро тянулось бесконечно. Судя по лучам солнца, которые проникали в камеру через окошко-щель, время потихоньку подползало к обеду, когда дверь наконец открылась.
- Выходите, сола Юниа, - соль Габор пришел за мной лично.Пора.
За нами по коридорам шли двое стражниковмеры предосторожности или какой-то неведомый мне ритуал? У крыльца, выходящего на широкую площадь, стояла запряженная двойкой крытая повозка, в которой уже сидела Эйра. Когда мы тронулись, я взяла ее за руку.
Эйра вздрогнула и отдернула кисть, как будто ее коснулась жаба или ядовитая змея.
- Перестань!зло отрезала она.Теперь это уже ни к чему.
- Я говорила с твоим мужем. Просила для тебя снисхождения. Хотела взять вину на себя
- Прекрати!крикнула Эйра.Зачем ты говоришь мне это? Ты не можешь взять вину на себя, потому что с самого начала спряталась в тень. Ты все делала моими руками. Каждый, кого допрашивали, говорил: заговор организовала королева, а ее мать ей помогала. Ты подставила меня, а теперь изображаешь неизвестно что?
- Послушай, - я начала злиться, - это ты сейчас изображаешь невинную овечку. Да, я могла заставить тебя выйти замуж за Айгера. Но заставить участвовать в заговоре, чтобы свергнуть его с трона?! Тыкоролева. Могла просто отказаться. Могла выдать меня ему. Но ты согласилась. Чтобы убить двух зайцев сразу. Избавиться от нелюбимого мужа и править страной, пока не вырастет Барт.
- Ненавижу тебя!прошипела она и отвернулась.
Повозка остановилась, и мы вышли, оказавшись то ли у дворца, то ли у замка. На вид здание напоминало средневековую крепость Акерсхус в Осло. Теперь нас сопровождали уже четверо стражников: один спереди, один сзади и двое по бокам. Коридоры, лестницы, снова коридорыи вот мы оказались в большом зале, полном людей, сидящих на длинных скамьях. Вдоль трех стен возвышался деревянный помост, на котором с одной стороны были места для судейтам сидели двенадцать мужчин в коротких темно-красных накидках. Напротивскамья подсудимых. По центру на помосте стояло кресло, в котором сидел Айгер.
Когда нас с Эйрой подвели к скамье, я встретилась с ним взглядом. Лицо его было мрачным и совершенно непроницаемым. Как глухая каменная стена.
Суд продолжался долго. Какие-то люди походили к судьям, клялись говорить правду и рассказывали о деталях нашего с Эйрой заговора. Все оказалось крайне банальным. Самый типичный и стандартный переворот. Часть дворцовой гвардии, перешедшая на нашу сторону, должна была в условленное время разоружить сторонников короля, схватить его и запереть в башне, чтобы потом казнить. В Иларе не было регулярной армии, только небольшой столичный гарнизон и пограничные отряды, которые не успели бы прийти Айгеру на помощь.
Эйра полностью признала свою вину. Я вспомнила слова Айгера: не стоит врать, потому что сделаю только хуже. Трудно было представить, что может быть хуже смертной казни, но я сказала правду почти правду. Что, очнувшись, полностью потеряла память, поэтому вину признать не могу.
В качестве свидетеля выступил вир Айгус, который подтвердил: скорее всего, так и было, а речь и понимание ко мне вернулись после пары порций мелиса.
- Хочу добавить, - сказал он, - что сола Юниа в бреду разговаривала на каком-то незнакомом мне языке.
Когда допросили всех свидетелей, перед судьями выступил маленький лысый человечек в такой же темно-красной накидке, как и они, но до пола. Судя по всему, это был официальный обвинитель, который свел все сказанное в более компактную форму. Что касается моих бесед с троллями, он высказал предположение, что настоящая Юниа, урожденная Неара, умерла в возрасте трех лет, в то же время, что и ее отец. А явражеская лазутчица, которая выдала себя за нее, втерлась в доверие главы Тайного совета и женила его на себе. Разумеется, с далеко идущими планами.
- Что за бред вы несете?возмутился Айгер.Сола Юниа Неара попала в королевский дворец в возрасте четырех лет, когда ее мать погибла, упав с лошади на охоте. И до семнадцати находилась под опекой короля. Не выдумывайте лишнего.
- Ее могли выкрасть и подменить, - не сдавался обвинитель, но Айгер нетерпеливо махнул рукой, призывая его закончить речь.
Судьи посовещались, после чего главный из них подошел к королевскому помосту.
- Милостивый тарис Айгер, достопочтенное собрание, суд вынес приговор. Тариса сола Эйра, в девичестве Леандра, и сола Юниа Леандра, в девичестве Неара, обвиняемые в заговоре и государственной измене, признаны виновными и приговорены к смертной казни посредством усечения мечом. Казнь должна состояться сегодня до заката солнца. Милостивый тарис Айгер, суд просит вас утвердить либо отменить приговорздесь и сейчас.
Хоть я и ждала этого, все мои внутренности мгновенно превратились в глыбу льда. Эйра кусала губы, по ее щекам бежали слезы. Безумно хотелось проснуться.
Может, ничего этого нет на самом деле? Может, я выжила в крушении и теперь лежу где-нибудь в больнице, в коме?
Айгер встал с кресла, легким наклоном головы поблагодарил судей, посмотрел на меня, на Эйру, снова на меня.
- Достопочтенные судьи, достопочтенное собрание, - произнес он медленно и отчетливо. - Я принял решение
10.
В зале воцарилась такая тишина, что, наверно, было бы слышно, если б упал волосок с чьей-нибудь головы. Все замерли в ожидании. Айгер смотрел на меня в упордолго. Потом повернулся к судьям.
- Все знают, что король может отменить смертный приговор изменнику только по очень веской причине. До сих пор таких причин было известно всего лишь две. Потеря рассудка и принуждение под угрозой смерти. Сола Юниа действительно потеряла память, когда заблудилась в горах и едва не замерзла. Это подтвердил тюремный лекарь вир Айгус. Однако, как вы все слышали, она снова может говорить и понимать речь. Принуждения тоже не было, все допрошенные участники заговора подтвердили: сола Эйра и сола Юниа действовали по своей собственной воле.
Я закусила губу так, что почувствовала на языке медный привкус крови.
Ну что ты тянешь кота за яйца? Скажи уже, что утверждаешь приговор.
- Однако имеется одно важное обстоятельство. Еще никогда к смертной казни за государственную измену не приговаривались мать и бабушка наследника престола.
Спасибо, Айгер! Бабушкакак это очаровательно звучит. Так и представила себя сморщенной старухой. Впрочем, какая разница? Приговаривались, не приговаривались? Что это меняет?
- Я думаю, вы все понимаете, что это означает?
Зал загудел, как закрытая коробка с мухами. Эйра уставилась на Айгера, глупо приоткрыв рот.
Твою мать, все, может, и понимают, а я нет. А меня, между прочим, это напрямую касается. Меня и моей шеи. Объясни, пожалуйста, для тех, кто на бронепоезде.
- Ее не было уже три года. Но вы же понимаете, что она вернется? Она всегда возвращается. Однажды прошло двадцать летно лишь однажды.
Шум в зале стал еще громче. Эйра сжала кулаки и зажмурилась.
Кто она? Откуда вернется? И что тогда будет? Сколько можно издеваться?!
- Достопочтенные судьи, достопочтенное собрание, надеюсь, мне не надо объяснять, почему я отменяю смертный приговор обвиняемым?
Зал взревел. Причем как-то странно. Это точно не была радость или одобрение. Даже если бы сюда и затесался какой-нибудь наш тайный сторонник, вряд ли он рискнул бы демонстрировать свои чувства. Но и разочарования или гнева в этом реве тоже не было. Скорее, такое согласие: да, милостивый тарис, что делать, вы правы.
Эйра зарыдала, закрыв лицо руками. А я про себя вспоминала все самые крепкие словечки на шести, нет, на семи языках. Само собой, я была рада. Но хоть убей не понимала, в чем дело. Впрочем, нет, не надо «хоть убей». Мы только что от этого избавились, не стоит кликать снова.
Главный судья, который так и стоял перед королевским возвышением, низко поклонился.
- Милостивый тарис Айгер, вам известен закон Илары. Если король отменяет смертный приговор, он должен вынести другойне прибегая к помощи суда. Здесь и сейчас.
- Сола Эйра, сола Юниа, - Айгер снова повернулся к нам, - одна из вас будет заключена в фамильный замок Леандро без права выходить за его стены. Пожизненно. Другая навсегда оставит Илару. Ей будет позволено выбрать место жительства в Фианте, Скарписе или Эллее. Она не сможет вернуться без королевского разрешения, однако будет обязана это сделать, если возникнет необходимость. Вы можете решить сами, кто останется в Иларе, а кто ее покинет. И еще. Сола Эйра!
Эйра вздрогнула и поднялась со скамьи, судорожно всхлипывая.
- По закону, если один из супругов покушался на жизнь другого либо намеревался это сделать, но не смог, брак между ними считается расторгнутым. Независимо от вынесенного приговора. Сола Эйра, вы больше не являетесь моей женой и не имеете права на титул «тариса». Из имущества вам принадлежат лишь ваши личные вещи и то, что вы получили по наследству от своего отца.
Айгер закончил говорить и сел в кресло, сделав повелительный жест в нашу сторону.
- Сола Эйра, сола Юниа, - главный судья подал знак страже, - у вас есть время, пока вы не услышите удар колокола.
Нас отвели в крохотное помещение, смежное с залом суда, где из мебели была лишь узкая занозистая скамья вдоль одной и стен.
- Мама, позволь мне уехать!взмолилась Эйра, как только мы остались одни.Я тебя прошу
- Подожди!я остановила ее.Ты можешь мне объяснить, в чем дело? Почему нас помиловали? Кто эта «она», которая вернется? И какое отношение имеет к нам?
- Да сколько уже можно?!истерично выкрикнула Эйра.Все, нас помиловали, хватит! Зарянка вернется.
На самом деле слово «нийолла», которое она произнесла, не имело никакого отношения к маленькой птичке нашего мира, щеголяющей оранжевой грудкой. Это было нечто производное от «нилла» - «заря», но в моем мозгу, запросто оперировавшем семью языками, почему-то родилась именно такая ассоциация. Я уже не раз сталкивалась с тем, что некоторые слова оказывались не прицеплены к значению, как будто связь между ними потерялась по пути от сознания Юнии к моему.
- И что эта самая зарянка?настаивала я, но Эйра раздраженно дернула плечом, словно отгоняла назойливую муху, и схватила меня за руку.
- Ты разрешишь мне уехать из Илары? Я не хочу оставаться здесь.
- А как же твой сын?
- Неужели ты не понимаешь, что мне дадут его увидеть только в одном случае?
- Я ничего не понимаю!мне хотелось орать и топать ногами, настолько глупо я себя чувствовала. А может, пошла обратная реакция: резкий выхлоп эмоций.Ты уедешь навсегда, оставишь своего ребенка?
- И это говоришь мне ты?!она приблизила лицо так, что я почувствовала неприятный запах из ее рта.Ты, которая ненавидела своего ребенка от нелюбимого мужа еще до рождения? Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась здесь, запертой в замке, рядом с которым бродят медведи, - ради чего? Ради сына, который все равно будет далеко? Если что, хватит и тебя. А яне хочу!
- Хорошо, - кивнула я и с трудом высвободила руку, которую Эйра сжимала так, что на коже проступили красные пятна.Отправляйся на все четыре стороны. А теперь скажи
Закончить фразу я не успелаиз зала донесся звук колокола. Дверь распахнулась, и стражники выжидательно замерли у входа. Когда мы вернулись, нас подвели к помосту Айгера.
- Сола Эйра, сола Юниа, огласите ваше решение, - потребовал главный судья.
- Я покину Илару, - с вызовом глядя на Айгера снизу вверх, сказала Эйра.Сола Юниа останется в замке. Мне позволят увидеться с сыном?
- Да, сола Эйра. Перед отъездом.
Он встал, попрощался со всеми собравшимися легким наклоном головы и вышел, пройдя через весь зал. Не удостоив меня даже мимолетным взглядом. Наверно, странно было бы ожидать иного.
Мне предстояло отправиться в замок прямо из суда, как только будет готова повозка, а вот Эйру должны были отвезти обратно в тюрьму. До тех пор, пока не уладится вопрос с властями другой страны о местожительстве бывшей королевы. Двое стражников с кинжалами на поясе и чем-то вроде алебард в руках отвели меня все в ту же комнату с занозистой скамьей, сидя на которой, страшно было шевельнуться.
Неожиданно на пороге появилась Эйравидимо, ей разрешили попрощаться.
- Я хочу поблагодарить тебя, мама, - сказала она дрожащим от злости голосом.За все, что ты для меня сделала. За весь кошмар, в который превратила мою жизнь. Лучше бы мне было вообще не родиться. Даже сейчас ты хотела, чтобы я до конца дней оставалась в тюрьме, потому что замокэто та же тюрьма. Одна. Счастье, любовьэто не для меня, так? Лишь бы тебе было хорошодалеко отсюда. Почти на свободе.
Я и в мыслях не держала ничего подобного, но, если подумать, мои слова действительно можно было истолковать именно так.
- Я хочу тебе пожелать, мама, чтобы ты жила долго. Очень долго. Запертая в четырех стенах. Чтобы все то, чего хотела для меня, вернулось к тебе обратно. Никого рядом. Никого, кто пожалеет и посочувствует. Прощай! Надеюсь никогда тебя больше не увидеть.
Шаги Эйры давно стихли вдали, а я все никак не могла успокоиться. Каждое ее слово было похоже на удар когтистой лапой.
Она сказала это не тебе, снова и снова повторяла я. Юнии, а не тебе. И вообщекакое это имеет значение, если Айгер отменил вам смертный приговор? Да никакого. Она рада больше меня не видеть? Ну так ведь и я нисколько не огорчена, что никогда в жизни не встречусь с ней снова.
А вот увижу ли я еще когда-нибудь Айгера?
Этот приговор был мне так же непонятен, как и причина, по которой он его вынес. Почему одна из нас должна покинуть страну, а другая остаться? Для чего Эйра обязана будет вернуться в Илару, «если понадобится»?
Вернуться Она всегда возвращается. Оназарянка
И вдруг внезапно я вспомнила ту самую фразу, которая упорно ускользала от меня после разговора с Айгером. Он сказал: «Ведь она не возвращалась четырнадцать лет, кто о ней думал».
Младший принцкстати, интересно, младший из скольких братьев? Да неважно, сколько их было, но стать королем ему точно не светило. Юниа не предполагала, что такое возможно, потому что никто не предполагал.
Кажется, я поняла, о чем шла речь
11.
Конечно, я погорячилась. Потому что на самом деле ничего не понимала. Только предполагала что-то, пытаясь связать разрозненные факты. Как будто обрывки нитей, которые расползались под руками.
Повозка, запряженная парой вороных лошадей, медленно ползла в сторону гор. Она оказалась намного удобнее, чем та, в которой нас с Эйрой везли в суд. Хотя выглядела достаточно убогокак большой сундук на колесах. Что-то подобное я видела на миниатюрах в средневековых датских рукописных книгах. Но катилась повозка мягко и ровно, как роскошный лимузин. Внутри у нее было два удобных сиденья-диванчика друг против друга. Откинувшись на спинку одного, я положила ноги на второе и смотрела через застекленное окошко.