По закону за попытку врать сыскарям, конечно, полагалось наказание, но Вириен не стал об этом говорить. В конце концов, какой крестьянин на месте старосты не испугался бы?
Как они выглядели? Описать сможете?
Да как, как господа, что ли я в них разбираюсь?
Узнаете, если увидите?
Да наверно, узнаю. Один такой приметный был, светлый волосом да кудрявый. А остальные, ну, пообычней.
Сколько их было всего?
Трое.
Все мужчины, да? Молодые, старые, высокие, низкие?
Да кто ж их знает, молодые ли они! Я не спрошал, а богатые все молодые на вид, даже кому за тридцать. Не шибко высокие, вот примерно как вы. Один чуток повыше, на пол-ладони разве что. Как пришли, как ушлине знаю. Лошадей при них не было. Погрозили они мне, значить, а покуда я смекал, что ответить-то им, и пропали, как не было. Магией, видать, перенеслись. Вот ведь оно, значить, как! Они ж, выходит, там и были, в Малых-то Грузках, и видали всё! И спужались, что я расскажу
Выходит, что там были, согласился Вириен. Прямо в деревне стояли и всё видели. А как увидели вашу дочь, ушли. У меня один вопрос остался: откуда они узнали, что онаименно ваша дочь?
Так это, видели, как мы её домой?.. А, нет, не сходится, они бы тогда знали, что там не одна она была.
Именно. Нет, любезный, они увидели вашу дочь, борющуюся с Тварью, как-то опознали её и пришли вам угрожать, чтобы вы и сами молчали, и ей велели молчать. А это значит, что она увидела там что-то очень, очень важное. Позвольте мне поговорить с ней. Мне нужно, чтобы она в точности рассказала всё, что видела, каждую мелочь, а лучше всегочтобы привела на то место, до которого успела добраться.
Так ведь господин хороший, они ж узнают тогда, что я вам рассказал всё! А ну как убьют?
Боюсь, они всё равно решат убить вас и вашу семьюпросто поразмыслят и решат не оставлять свидетелей. Нам нужно как можно скорее их отыскать. Видите ли, люди знатные не могут себе представить, что крестьянин может от кого-либо из них что-то скрыть. Поэтому как бы они вам ни угрожали, с их точки зрения, если с вами говорили сыскари, вы всё рассказали. Наверняка тот, кому они служат, узнав, что мы здесь, выругает их за то, что оставили вас в живых.
Староста уныло кивнул.
Я покличу её тогда. Она всё ревёт, дурёха моя.
Дом старосты был достаточно велик, чтобы у каждого из его детей имелась своя комната. Удобно, что и говорить, особенно хочешь скрыть что-тоили кого-тоот незваных гостей.
Вы, должно быть, останетесь здесь? спросил Вириен у Избранной.
Она кивнула:
Да, полагаю, в ваших прогулках по лесу я смогу быть лишь обузой. Тем более, она вздохнула, что за мной ведь охрана увяжется. Впрочем, если вы опасаетесь нападения прямо в лесу, может, это и к лучшему
Нет, это вряд ли. Богато одетые люди Полагаю, лесов и деревень им хватило по горло, сидят сейчас в замке, глядят на огонь в камине да пьют вино. Разве что головорезов могут нанять, но против этого люда, уж простите, ваша высокорожденная охрана, да ещё и в лесу, довольно бессмысленна.
А потом вы потом поедете в остальные деревни, да?
Избранная как будто колебалась, неуверенная, как ей следует поступать дальше.
Да, потом поедем. Сегодня до темноты постараемся осмотреть обетам нечего осматривать, вообще говоря. А что?
Я должна поехать с вами, решительно заявила Избранная.
Вириен пожал плечами.
Раз вы так считаете.
Кажется, она нарушала какой-то запрет, но кто он такой, чтобы расспрашивать?
Тем временем со второго этажа спустился староста с дочкой. Анта оказалась девицей довольно крепкого сложения, высокой, грудастой. Вириен прекрасно мог представить её вырывающей детей из лап Твари. Сейчас Анта была зарёвана, но глаза смотрели решительно.
Здрасьте вам, сказала она. Показать надыть, да?
Да, кивнул Вириен.
Ладно. Пошли.
Глава 4. Смерть ходит около
Странное дело, но оказавшись в круговерти событий, Натали успокоилась. Деревенские страсти были ей близки и понятны, она ощутила себя будто бы немножечко дома и наконец твёрдо знала, что делать. Поняв, что дознание идёт ни шатко ни валко, отправилась сразу разговорить местных баб, при всемерной поддержке Тинейли преуспела в этом и даже смогла помочь господам сыскарям. Этим, пожалуй, следовало гордиться, но она не могла. Её сердце переполняла грусть.
Оказавшись одна, Натали молилась за души несчастных, принявших страшную смерть. Они не знали Господа, но Господь знал их, а значит, молиться стоило. Она помнила, что Лейтен предостерегал её, чтобы не ездила в пострадавшие деревни, но теперь Натали знала наверняка: она должна ехать. Нельзя оставаться в стороне от этого и стоять, благолепно сложив незамаранные руки, препоручив другим закрывать глаза мертвецам. Её называют Избраннойчто ж, она согласилась выполнять эту работу.
Сыскари, с которыми она познакомилась здесь, казались ей людьми разумными, знающими своё дело. Один из них, рыжий, всё порывался не то говорить с ней, не то флиртовать, но она понимала, что он делает это скорее по привычке: входить в доверие следует ко всем вокруг. Или, может, полагает себя обязанным её развлекать. Натали не знала, как объяснить ему, не обидев, что флирт её не развлекает, она слишком провинциальна для такого. Девица-сыскарка её сторонилась, и хоть Натали и было интересно узнать отчего, навязываться она не спешила.
С третьим было сложно. Он вроде и попадался всё время Натали на глаза, и говорили они, да только что образ его, что имя выветривались из её памяти мгновенно. Для сыскаря это, наверное, полезное умение, а вот Натали чувствовала себя неловко. Не станешь ведь по три раза на дню спрашивать человека: «Простите, сударь, а как вас величать?». Имена других она помнила: рыжий был Гленнар, девицаТаника. Гленнар настаивал, чтобы она звала его по имени, с Таникой они не говорили, а третий Ну, пока он оставался Третьим. Что ж поделаешь-то.
По Вдовишному ползли слухи. Говорили, что в Малые Грузки приедут какие-то специальные люди, заберут трупы и отдадут некромантам, чтобы их оживили да расспросили. И ещёчто Тварь непременно придёт за теми тремя, кто не доехал до родной деревни, а потом и за теми, у кого там была родня, потому как она должна перерезать всех грузковских. И что ни в коем разе нельзя забирать никаких вещей из домов убитых, чтобы не приманить чудищу.
Хуже всего было то, что со слухами этими приходили к Натали. Она ведь Избранная, стало быть, знает, как оно взаправду, так пусть скажет! А что она могла сказать? Так успокоишь людей, что им ничего не грозит, а окажется по-иному. Вспомнился папенька, как они сидели вечером у огня, за окном завывал ветер, и на душе было тревожно от новостей, пришедших из Петербурга. Год почитай только начался, а слово «революция» уже прокатилось по стране, страшное, колючее. Натали пыталась понять, что же происходит, отчего да что им-то делать теперь, а папенька твердил, что нельзя успокаивать людей неправдой.
Ты представь, говорил он, вот деревня, в деревне пожар, люди к тебе бегут, воды просят да подмоги, а ты им: ой, не бойтеся, ничего не станется, оно погорит, да само и затухнет. Что будет?
Не поверят, отвечала Натали, озлятся только. Почто ж такой ерунде верить?
А если поверят? Хуже ведь будет. Дома их догорят вместе с пожитками, а виноватым кто останется? Барин. С кого спрос? С барина. Правду надо всегда говорить. Даже если помочь ничем не можешь, всё одно скажи как есть. Если беда впереди, люди к беде готовы будут.
Поэтому явившимся к ней ходокам Натали сказала просто:
Ежели чудища решит за вами прийти, вам не укрыться от неё, хоть за море убегите. Да только поглядите: кого хотела, она сразу убила. Успокоилась и вон пошла. Теперь она, должно быть, приказа ждёт от хозяев своих. Прикажут они ей сюда прийтипридёт. Не прикажутне придёт. Из того одно мне ясно: надобно поскорее хозяев ейных разыскать. Если кто из вас видал их, как приходили сюда, трое господ богатых, то сыскарям скажите. Как хозяев найдут, так и чудищу сразу изведут.
Как она и думала, деревенские почти вовсе успокоились. Причин бояться прямо сейчас не было, можно заниматься своими делами, порой развлекаясь страшными историями, но не принимая их всерьёз. Ещё про Избранную хорошо посплетничать, ишь цаца какая, и охрана при ней! Натали улыбнулась своим глупым мыслям. Охрана её и в самом деле смущала, и оттого Натали не могла перестать о ней думать. Семеро суровых, молчаливых мужчин гренадёрского роста следовали за ней неотступно и не спускали глаз, стоило ей выйти из комнаты.
Тинейли на охранников жаловалась. Говорила, что они роются в вещах, которые она заносит к барышне, торчат у печи, когда Избранной готовят еду, и вообще назойливы до крайности.
Лезут к тебе? строго спросила Натали, хорошо знавшая, с чего девицы начинают жаловаться на мужчин.
Тинейли потупилась и кивнула.
Всё норовят поближе придвинуться да лапнуть, сказала недовольно. Я ужо отгоняю, говорю, что вам пожалуюсь. А им хоть бы что!
Я выругаю их, пообещала Натали. А ты не бойся, если что, и ушатом оглоушить какого. Ишь чего удумалипорядочную девицу лапать!
Тинейли просияла. Разрешение оглоушивать приставучих барчуков ей явно понравилось.
Лишь бы насмерть не убила, что ли.
* * *
Всю дорогу назад Таника обнимала старостину дочку за плечи. Та вроде бы держалась, но сыскари, люди опытные, прекрасно видели, что держится девка из последних сил. Свалилось на неё всё-таки много всего.
Место она указала чётко, вплоть до куста, у которого стояла, увидев Малые Грузки и тот кошмар, что там творился. Практически дошла до деревни, оставалось шагов сто пройти, и дорога вынырнула бы из леса и завернула в деревню.
Только вот так и оставалось непонятным, что именно Анта успела увидеть. Ну, деревня. Ну, кровища повсюду. Ну, Тварь в красивой позе прямо посреди дороги разрывает кого-то на куски. Чужого кого-то видела? Нет. Лошади чужие, повозки? Нет.
Вириен ломал голову, шагая в сторону Вдовишного; Таника что-то тихо говорила в ухо Антеуспокаивала, наверное. Вдруг Гленнар поднял руку, привлекая к себе внимание, и спросил:
Послушай, милая, а ты слышала что-нибудь? Ну, крики там, топот, хоть какие звуки?
От неожиданности Анта остановилась. Подумалаи медленно покачала головой.
Не-а. Тихо было, как в гробу. Рты-то люди разевали, я видела, да только криков не слыхать было никаких. А потом, как я чудищу-то увидала, так будто проявляться что начало. Топот, да. Топотала она, чудища. Это слыхала.
Сыскари переглянулись.
Магия, убеждённо сказал Вириен.
Гленнар кивнул, и они продолжили путь.
Во Вдовишном новости разлетались мгновенно. Хотел бы Вириен жить здесь всегда! Полсела вмиг узнало, что к старосте приходили странные богатеи и грозили всякими бедами, если он станет сотрудничать с сыскарями; так же мгновенно стало известно и что староста незнакомцев не побоялся, а как-то хитро выторговал у сыскарей защиту себе иконечно же! всей деревне. Наивный господин Тармит боялся, что сельчане узнают о том, как его дочь бегала к жениху, но они об этом давно знали, просто помалкивали, зная крутой нрав своего старосты. Скажешь про Анту что-то не то, а потом понадобится поле дорезать или сына отделить, и тут-то староста тебе и припомнит язык твой длинный. Сам господин Тармит, как водится, считал себя человеком мягким, незлобивым и даже не подозревал, насколько хорошо его суровый взгляд затыкает чужие рты.
Едва вернувшись во Вдовишное, Вириен увидел одного из охранников Избранноймундир на фоне неброской деревенской одежды бросался в глазаи против воли досадливо поморщился. Королевская охрана своё дело знала, к работе этих ребят у него претензий не было бы, если бы он не вёл дознание в этой деревне. Они совали нос во всё, вплоть до того, что лезли в кастрюли, в которых готовили еду для Избранной. Деревенские помалкивали, но раздражение росло и, как и следовало ожидать, переносилось на всех «городских». В итоге с сыскарями говорили неохотно, настороженно, и хорошо если не плевали в суп. Крестьяненарод простой, и разделение всех вокруг на своих и чужих для них очень важно, как и всяческое навешивание ярлыков: вот этинижнереченские, значит, все как один жадные, а вон теверхнереченские, значит, им палец в рот не клади, все хитрющие и норовят тебя облапошить.
Охранник, словно угадав настроение Вириена, злобно зыркнул на него. Вириен прошёл мимо не оборачиваясь, а потом опешил, услышав задумчивый вопрос Гленнара:
Рьен, а что ты не поделил с вар Шейтом?
Я? удивлённо переспросил он, и только тогда до него дошла собственная тупость.
Он-то злился на охранников, совершенно не понимающих, как взаимодействовать с крестьянами, по своим причинам, а охранникам почему его вид так противен? Уж кто-кто, а Вириен лин Торр их подопечной точно не опасен.
Что молчишь? напомнил о себе Гленнар.
Хочешь верь, хочешь нет, но мы с вельможным вар Шейтом не только не ссорились, а вообще не разговаривали, медленно произнёс Вириен.
Вот как? Гленнар прищурился. Вириен шёл впереди него и не мог этого видеть, но тон его не оставлял вариантов: сейчас рыжий дамский угодник глядит именно так, а нервы его напряжены, как у охотничьего пса, взявшего след.
Охрана Избранной была абсолютно, ни в коей мере не подконтрольна простым сыскарям, они не имели никаких полномочий относительно этих вельмож. Но разве когда-нибудь им мешали подобные мелочи?
Чем он там занимался? спросил Вириен.
Рылся в корзине какой-то, кажется, с капустой.
А давай посмотрим.
Давай.
Разумеется, они не повернули тут же обратно; наоборот, даже не обернулись. Дошли до колодца, где уже собрались сплетницы, отставив вёдра, и остановились полюбезничать. В скором времени с ними поравнялась недовольная крестьянка с большой корзиной. Она не собиралась здесь задерживаться, но Гленнар сам окликнул её.
Почтенная тётушка! Позвольте нам извиниться за этого нахала.
Вот ведь невоспитанный тип! подхватил Вириен, подходя. Мог бы хоть предложить донести корзину-то, тяжёлая ведь. А то порылся только.
И чем ему эта капуста не угодила? недоумённо спросил Гленнар, вынимая из корзины один кочан и вертя в руках. Отличная капуста.
Вот и я говорю! запальчиво ответила опомнившаяся наконец крестьянка. Нешто мы Избранной какую порченую фрукту подсунем? Так нет же, рылся, чуть только не лизал её, капусту-то эту.
А руки перед тем, поди, не мыл! осуждающе припечатал Гленнар. Вот, весь кочан ручищами своими заляпал! В говне он, что ли, перед тем копался? А ну-ка я ему эту капустину в нос суну, пусть полюбуется!
Давайте я корзину донесу, предложил Вириен, а то одни проблемы у вас от этих столичных.
Ох, да что вы говорите такое, господин хороший, руки у меня, что ли, отвалились? закудахтала крестьянка, но корзину отдала. Та оказалась весьма нелёгкой.
Гленнар развлекал тётку немудрёной беседой до самого дома старосты, куда она и несла злосчастную капусту. Тётка подтвердила, что охранники цепляются к ней постоянно, и к немалому удивлению сыскарей выяснилось, что они лезут ей не только в корзины, но и под юбку.
Что ли в столице бабы перевелись? ворчала она.
Не перевелись, со знанием дела отвечал Гленнар, да только кто ж с этаким нахалом разговаривать станет? Нужны они кому-то, можно подумать.
Крестьянка горячо согласилась, что такие при всей своей знатности не нужны, и на сем они распрощались, весьма довольные друг другом.
Гленнар, ввиду своей знатности бывший в их группе главным по магии, посмотрел на Вириена крайне кисло.
Пошли к колодцу, сказал он, мне надо руки помыть. Срочно.
Вириен похолодел.
Ты Что на этой капусте?
Яд, вестимо. Засранец не пощадил ни саму Избранную, ни тех, кто нарежет ей салат. Довольно неприятная смерть, скажу я тебе. Опять амулет тратить, вздохнул Гленнар, а они мне, между прочим, не даром достаются.
Без заклинаний, простой колодезной водой, яд с рук было, конечно, не смыть. Без заклинаний вообще, как любил говаривать Гленнар, только кошки родятся. И бастарды, но это реже.
Оформлю потом, сказал он, как смою с себя эту гадость. Как думаешь, кому отправить рапорт о выявлении разрешёнными магическими средствами яда на кочане капусты, предназначавшемся в пищу Избранной? Прямо королю?
Вириен задумался.
Вар Ийгенду отправь. Прямо к королю твоё письмо всё равно не попадёт, сначала его откроет кто-то из придворных. А вар Ийгенд такую почту читает лично.
А если он тоже, ну, замешан?
Знаешь, если замешан он, мы вряд ли что-то сможем сделать. И потом, он провёл наедине с Избранной столько времени Мог ведь просто сказать, что не нашёл её, зачем весь этот карнавал?