Которому самое место в шоу доктора Фила.
Девина, ты знаешь, я занимаюсь этим почти сорок лет, так что я разбираюсь в том, о чем говорю. Как твоя жизнь складывается?
Неплохо, Фил, громко сказала она. Я просто хочу то, что есть у вас с Робин.
В ее мыслях доктор Фил в костюме и галстуке наклонился вперед, его большие золотые часы мерцали из-под манжеты, лысину покрывала пудра, чтобы на ней не отражался студийный свет.
Если вспомнить твои предыдущие отношения, как бы ты оценила свое поведение? Ты была хорошим партнером?
Конечно.
Девина, мы не можем изменить то, чего не хотим признать.
Она подумала о своей единственной настоящей любви, о Джиме Хероне.
Я всего-то разок попыталась убить его девушку. Когда Фил посмотрел на нее так, Девина выругалась. Хорошо. Пару раз. Но она бесила до чертиков, и я не понимаю, почему он выбрал ее, а не меня.
Отношенияэто улица с двусторонним движением. И, похоже, что он был на чужом пути, не на твоем.
Что ж, тогда ему нужно было научиться пользоваться картами. Вернуться к правильному курсу. Придерживаться маршрута.
Слушай, может я простой деревенский парень
О, не мог бы ты перестать нести чушь о бедности южных штатов? У тебя состояние в четыреста миллионов долларов. Прекращай давить на жалость, вспоминая рабочий комбинезон, который ты не носишь уже целых полвека.
Воображаемый доктор Фил посмотрел ей прямо в глаза. Если бы ты состояла сейчас в отношениях, ты бы в них вкладывалась или потребляла сама?
Отвали, Фил.
Девина равнодушно потыкала вилкой сердечную мышцу. Как долго она этим занимается? Пытается найти судьбу через пищеварительный тракт?
Терпение у нее заканчивалось. И «Газ-Икс» тоже.
На волне разочарования Девина окинула взглядом свое логово. И было трудно определить, когда именно эта мысль пришла в голову, но следующее, что она понялаона поднялась на ноги и подошла к своей коллекции «Биркин».
Сумочки «Эрмес» были выставлены на всеобщее обозрение на красивом массивном столике. Она стащила его у французского графа, с которым у нее был милый романчик в течение двух недель и которого, в итоге, она выпотрошила и повесила на железном заборе.
Но зачем акцентировать внимание на неприятных моментах.
Кроме того, ее финал был прекрасным. Она перешла к большему и лучшему. В частности, к кузнецу, которого повесили, как одного из боевых жеребцов, которого он подковал.
Сейчас это казалось смешным. Но опять же, все было кратковременным. Волосы дыбом вставали и она говорила не о парнокопытном с седлом на спине.
И в этом ее проблема. Фактически, ни одни ее отношения не продлились долго. Даже Джим Херон потому что изначально он не принадлежал ей.
Ради бога, и она ведь не молодела.
Конечно, она и не старела.
Онабессмертная, алле.
Самой дорогой из всех ее сумок была культовая «Биркин» 35 из кожи гималайского крокодила с бриллиантовой фурнитурой. Бело-серый шедевр занял почетное место на инкрустированной старинной прикроватной тумбе с двумя ящиками потому что она должна была придумать ей хоть какой-то пьедестал. И, стоя перед сумкой, Девина какое-то время с наслаждением смотрела на узор чешуи, темные участки кожи располагались по краям, а кремово-белый центр служил идеальным контрастом.
Неописуемая красота.
И все же это не самая ценная вещь в ее коллекциихотя на вторичном рынке из-за размера и бриллиантов сумка стоила 400 000 долларов. Или даже больше, если она решит продать ее вместе с парным бриллиантовым браслетом. Который был в ее коллекции.
Под сумкой с ножками из белого золота, Девина выдвинула верхний ящик антикварной тумбы и протянула руку, с чувством неудовлетворенности. Она всегда причисляла себя к тем, кто не любит читать инструкции, спрашивать дорогу или следовать чьим-то указаниям. Поэтому для нее обращаться за помощью, даже если доктор Фил всегда отсылал своих клиентов к экспертам, казалось
Девина нахмурилась.
Подалась вперед.
Похлопала рукой внутри ящика. Который был, мать твою, пуст.
С громким проклятием она вырвала верхний ящик тумбочки. В нем ничего не было. И хотя зрение ее не подводило, она, как долбаная идиотка, перевернула ящик и встряхнула его.
Словно то, что она ожидала найти там, каким-то образом прилипло ко дну.
Книги не было.
В безумном порыве Девина дернула нижний ящик под ним на случай, если она не запомнила, в какой из них ее положила. Тоже пустой. Книга также не обнаружилась в ящиках стола, шелковые стринги и бюстгальтеры не имели ничего общего с обтянутым человеческой кожей фолиантом, который она искала.
Трясущимися руками Девина начала обыскивать другие свои бюро, полки с постельным бельем, кухонные шкафы, полки в ванной. Она даже хотела заглянуть под кровать, но потом вспомнила, что та представляла собой платформу с матрасом.
Где, черт возьми, моя Книга! крикнула Девина в тишину.
А потом она вспомнила
Обернувшись к дальнему углу, она пристально посмотрела на металлическую клетку размером пять на пять с миской для воды и поддоном. Проклятая штука была пуста, потому что гребаный девственный идиот, который был там, сбежал.
Ты, подлый сукин сын, выдохнула она, подходя к ней.
На самом деле это ее вина. Она явно недооценила ублюдка вероятно потому, что на самом деле он ей не был нужен. Она похитила его, повинуясь компульсивному желанию, отголоскам прошлого поведенческого шаблона. Когда ее зеркало уничтожили, пропала необходимость в защите частной собственности.
Она просто чувствовала себя одиноко.
Ты, мелкое дерьмо, прошипела Девина, посмотрев на место его заточения. Ты взял мою гребаную Книгу?
Он единственный был здесь с тех пор, как она видела ее в последний раз.
Этот гребаный ублюдок, должно быть, видел, как однажды утром она перелистывала страницы.
Девина снова повернулась к антикварной тумбочке с выдернутыми ящиками. Разумеется, было и другое объяснение, совершенно немыслимое. Поэтому она сразу отбросила его.
Книга любила ее. И, конечно, хотела быть с ней.
Нет, это маленький сукин сын забрал ее Книгу, и даже если она не собиралась использовать одно из заклинаний, чтобы найти свою настоящую любовь, ей все равно была нужна эта чертова Книга.
В конце концов, Книга принадлежала ей. А Девина была той еще собственницей.
Твою мать, пробормотала она.
Ей нужно найти проклятый фолиант.
Глава 13
Следующим вечером Мэй вернулась к воротам своего гаража с ключами от машины в руке и сумочкойна плече. Она вообще не спала в течение дня, а на Первую Трапезу затолкала в себя кусок сухого тоста, на вкус напоминавшего ржавый металлический лист.
Я скоро вернусь! крикнула она Роджеру.
Почему она ждала ответа? Словно он мог встать из ванны с ледяной водой и заказать себе что-нибудь в «Джимми Джонсе».
На задворках ее разума прозвенел предупреждающий звоночек: Когда ты разговариваешь с мертвым братом и ждешь от него ответаэто верный признак скорого безумия.
«Скорого» можно вычеркнуть.
Я передам Талле, что ты ее любишь, пробормотала Мэй, прежде чем выскользнуть из дома и запереть дверь снаружи.
Перед отъездом ей пришлось порыться в сумке в поисках солнцезащитных очков. Тот факт, что у других машин на дороге были включены фары, а ее соседи возвращались домой с работы, не имел большого значения для вампира, когда дело касалось едва заметного сияния на западном горизонте. Ее глаза болели, а кожа под одеждой предупреждающе покалывала, и это служило хорошим напоминанием о том, насколько обязательным для вампиров была политика избегания солнечного света.
Но она больше не могла оставаться в этом доме.
И да, можно было дематериализоваться. Однако ей нужно пополнить запасы льда, а вождение помогало ей успокоиться.
Удивительно, как можно чувствовать себя в ловушке, не имея ограничения в передвижении.
Коттедж Таллы находился на окраине Колдвелла, небольшая каменная жемчужина расположилась в лощине кленовых деревьев. Дорога занимала от пятнадцати до двадцати минут в зависимости от трафика, и Мэй включила радио, чтобы отвлечься от вещей, о которых она не хотела думать. Однако NPR не помогло. Ее разум все еще был забит ненужными мыслями, например, тем фактом, что тела вампиров тонут, а не всплывают в воде чего она не знала, пока не начала заботиться о Роджере в его нынешнем состоянии. Она также прекрасно понимала, что время для нее и ее брата на исходе. И ее беспокоило, что, возможно, Книга, о которой говорила Талла, не поможет решить проблему.
Может, единственным ответом на все вопросы была Церемония Проводов в Забвение, навсегда пустой дом и сокрушительное осознание того, что онапоследняя из своего рода и осталась одна на Земле.
Если общие воспоминаниялучшее, что могло быть то те, которыми нельзя поделиться с присутствующими в них людьми потому что их больше нет были наихудшими. Такое одиночество превращает тебя из участника истории в справочную книгу, и Мэй чувствовала, что утрата трансформировала абсолютно каждую ее мысль в скорбную.
Чтобы не разрыдаться, она отбросила эти рассуждения в море нежелательных мыслей и угадайте, что зацепилось за ее когнитивный крючок?
Тот боец из прошлой ночи.
Отлично.
Тем не менее, пока Мэй ехала по извилистым дорогам, ведущим в пригород, и плотность застроек уменьшалась, уступая место кукурузным полям и небольшим молочным фермам, она решила сосредоточиться именно на нем. Это было лучший вариант из худших, как сказал бы ее отец, и не то чтобы для такой мыслительной деятельности требовалось много усилий. Она могла представить Шона ясно, как день, от его обсидиановых глаз и татуировок, покрывающих все тело, до его агрессии и крови, пролитой на бетонный пол.
Она не имела ни малейшего представления о том, как можно секунду назад прощаться с жизнью, а в следующую как ни в чем ни бывало заниматься своими делами. С другой стороны, у нее возникло ощущение, что этот боец не впервые получает такую рану. Боже, если бы это случилось с ней, она бы кричала до потери сознания, даже после выздоровления.
Между тем, ему казалось, что он просто зашел не в тот отдел супермаркета.
И ради всего святого, если бы она попросила, он бы вернул Преподобного.
Может, ей стоило пойти по этому пути. Но что потом? Если Преподобный не знал о Книге, то смысл возвращать его в гараж? И, возможно, боец сделал предложение ради красного словца, чтобы похвастаться.
Да?
Съехав на грунтовую дорогу, поросшую кустами и зарослями, Мэй все еще обсуждала плюсы и минусы решения, принятого накануне вечером. Но, по крайней мере, она почти доехала до Таллы, и тогдаура! ей будет о чем подумать например, о Книге, которая неясно, существовала ли на самом деле, и в принципе могла ли помочь в ситуации с ее братом.
А пока ей нужно было сосредоточиться на плохом состоянии козьей тропы. Она пробивалась по рытвинам, свет фар скакал вверх-вниз, пока она пыталась объехать худшие из них, а тем временем заросли ежевики вдоль обочины были такими плотными, что самые агрессивные ветки царапали краску на боках «Цивика».
Но тут в поле зрения показался коттедж.
Когда Мэй сделала последний поворот, ее машина точно указала пункт назначения: фары осветили старый камень внешних стен каким-то недобрым светом. Дом находился в изящно-ветхом состоянии, входная дверь была выкрашена в блекло-красный цвет, часть краски осыпалась, одна ставня покосилась, на шиферной крыше кое-где виднелась недостающая черепица. Территория также пребывала в неухоженном беспорядке, розарий представлял собой заросли из колючек и сорняков, передняя дорожка была изрезана корнями деревьев и туннелями кротов. Упавшая ветка размером с целый автомобиль валялась на боковом дворике, и эта старая береза выглядела так, словно весеннее тепло пыталось ее реанимировать, но солнечный свет не мог вывести ее из зимней холодной комы.
Поставив машину на стоянку, Мэй выключила зажигание и глубоко вздохнула. Ей нужно было больше помогать по хозяйству, но с заработком в Интернете и уходом за собственным домом прошлый год пролетел так быстро. Раньше, когда отец был жив, он приезжал сюда и делал много разной работы. Ее брат тоже помогал. Поразительно, как быстро все разрушалось.
Три года без должного содержания, и место стало почти неузнаваемым. И было трудно не провести параллель с крахом ее собственной жизни: все, что когда-то считалось сильным и нерушимым, сейчас было безвозвратно утрачено.
Ее родители, казалось, будут с ней всегда. Роджер тоже.
Молодость и отсутствие смертельной опасности означало, что ее семья бессмертна, а общая канва ее жизнигде она жила, с кем была связана, чем занималасьбыла высечены на камне фактами, неизменными, как ночное небо, как гравитация или цвет ее глаз.
Невероятное заблуждение.
Выйдя из машины, Мэй не собиралась запирать «Хонду». Но отголоски страха, который она чувствовала в толпе людей, заставили ее вставить ключ в замок и повернуть его.
Она шла по выложенной плиткой дорожке, когда Талла открыла двери, и вид сгорбленной пожилой женщины, стоящей в знакомом проеме, заставил Мэй быстро заморгать. Талла оставалась верна себе: на ней был свободный домашний халат, на этот раз темно-синего цвета, и подходящие к нему сине-желтые тапочки. Трость также вписывалась в образ, бледно-голубая лента обрамляла металлический стержень, а в ее белых волосах, собранных в косу, виднелся соответствующего цвета бант.
Привет, поздоровалась Мэй, подходя к крыльцу.
Здравствуй, моя дорогая.
Они обнялись через порог, Мэй старалась не давить слишком сильно, хотя все, чего она хотелаэто притянуть Таллу к себе и никогда не выпускать пожилую женщину из своих объятий.
Проходи, сказала Талла. Я пью чай.
Я запру дверь, тихо сказала Мэй, входя и закрывая за собой панель.
Кухня находилась в задней части дома, и, следуя за Таллой по крошечным и таким знакомым комнатам, Мэй чувствовала привычный запах. Свежий хлеб. Старые кожаные кресла. Потухший огонь в камине и ароматная заварка. Вся мебель была чересчур велика для маленького домика и абсурдно дорогой столы были из мрамора с позолотой, секретер с изящной деревянной инкрустацией, стулья и диваны были обтянуты выцветшими и потрепанными шелками. На стенах висели картины маслом в тяжелых позолоченных рамах, пейзажи и портреты Матисса. Сёра. Моне. Мане.
Под крышей крошечного коттеджа хранилось целое состояние, и Мэй часто беспокоилась о ворах. Но пока все было хорошо. Талла жила здесь с восьмидесятых, и ее никогда не беспокоили. Однако было жаль, что женщина отказалась продать хотя бы одну из своих картин, чтобы улучшить жилищные условия. Она упорно хранила свои вещи, даже если это означало отказ от необходимых улучшений. В таком упорстве не было большого смысла, но кому какое дело, не так ли?
Они не произнесли на слова, когда Мэй села за кухонный стол, а Талла занялась у столешницы электрическим чайником и двумя чашками. Желание помочь женщине с подносом было почти непреодолимым, особенно когда Талла выпустила из рук трость и, казалось, с трудом держала на подносе сливки, сахар и наполненные чашки. Но самодостаточность была гордостью пожилых людей, и не стоит лишать женщину самостоятельности раньше времени.
Когда Талла поставила все на стол, Мэй кивнула в дальний угол, где какой-то набор предметов накрыли изношенным полотенцем с монограммой.
Что там?
Обычно женщина хранила все вещи аккуратно, как в аптеке, держа минимальное количество хлама на столешницах, столах, в шкафах и на каминных полках.
Расскажи мне еще раз, что случилось прошлой ночью? сказала Талла, опустившись на стул и передавая чашку с блюдцем.
Фарфоровая пара задрожала в ее неустойчивой руке, и звук вибрацией прошелся по всему телу Мэй. Она испытала облегчение, забрав чай и положив конец как этой акустике, так и риску полного разлива, и Мэй прикрыла свою спешку, начав рассказавать обо всем по порядку. Естественно, в отчете были отредактированные части. Она вырезала стычку с женщиной в очереди, и да, Господи, было много пробелов, когда дело касалось Шона.
Преподобный солгал о Книге, сказала Талла, доливая в чай молоко. Он точно знает, что это такое. Но, возможно, не знает, где она.
Что ж, он не собирается помогать. Он довольно ясно дал это понять.
Когда повисло молчание, Мэй наблюдала, как от ее чая поднимается клубок пара. По мере остывания «Эрл Грея», пар также рассеивался.
Талла
Что, моя дорогая?
Она представила Роджера в этой холодной воде.
Я не знаю, сколько еще у нас времени.
Дело не в том, что тело разлагалось пока нет. Но это произойдет. Более того, она не знала, сколько еще ночей ей удастся ездить на ту заправку, покупать лед и возвращаться в ванную комнату, чтобы слить воду и пополнить его запасы
О, кого она обманывает. Она будет продолжать выполнять свою работу до тех пор, пока от Роджера не останутся только кусочки, ничего, кроме супа из физиологических жидкостей в ванной при условии, что будет надежда. И, может быть, именно она умирала в этот момент.
Мэй отодвинула чашку.
Талла, мне трудно это говорить.
Прошу. Пожилая женщина наклонилась вперед и положила ладонь на руку Мэй. Ты можешь сказать мне все, что угодно.
Мэй сосредоточила внимание на цветочном узоре на рукаве домашнего халата, на маленьких желтых и белых бутонах, выделяющихся на синем море.
Эта Книга, чем бы она ни была Мэй заглянула во влажные от слез глаза и попыталась убрать любой намек на требование из голоса и выражения лица. Ну, то, что мы пытаемся сделать. Не хочу сомневаться в тебе, но не могу Мне трудно продолжать эту погоню за призраками. Ты сказала, что Преподобный был нашей последней надеждой, и мы снова оказались ни с чем. В очередной раз.
Но важнее было другое: что, как ей сказали, Книга способна сделать. Мэй так цеплялась за возможность воскрешения, но она начинала беспокоиться, что именно так рождаются и распространяются городские легенды: кому-то в уязвимом состоянии нужно было верить в метафизическое решение их проблем, и он начинал разносить недостоверную информацию.
Отчаяние может превратить всякую ложь в правду. И даже если она звучала из благонамеренного источника, ложное обещание помощи было жестоким.
Кивнув, Талла сделала глоток из чашки. Затем она откинулась назад, держа чай в узловатых руках, будто грелась о его тепло.
Я думала, что потеря социального положения станет худшим падением в моей жизни. Но наблюдая за всем, что ты пережила за последние годы твое горе даже самые грустные моменты моей жизни. Разве я могу бросить тебя в беде?
Мэй никогда не спрашивала подробностей, но в какой-то момент Талла была на самом высоком уровне аристократии, состояла в браке с членом Совета. Мамэн Мэй, Лотти, работала у нее горничной. Однако что-то произошло, и когда Талла приехала сюда, Лотти настояла на бесплатной уборке дома и вскоре вся семья занялась уходом за пожилой женщиной.
Ирония заключалась в том, что это именно уход из аристократических кругов в конечном итоге спас Талле жизнь. Если бы она жила в том особняке? Ее бы убили во время набегов, как и родителей Мэй.
Настоящее имя ПреподобногоРивендж, сказала Талла. Он Член Глимеры или был им. Я не совсем уверена, сколько их осталось сейчас. Как я уже говорила, я хорошо знал его мамэн. Однажды она сама использовала Книгу и рассказала мне о ее силе. Так я впервые услышала о ней. Она дает то, что нужно человеку. Клянусь тем немногим, что осталось от моей жизни.
Мэй опустила глаза.
Не смей так говорить.
Это правда, и мы оба это знаем. Я скоро умру, но, в отличие от твоего брата, мне пора уйти как положено. Я прожила отведенные мне ночи. Однако его жизнь забрали слишком рано, и это ошибка, которую необходимо исправить.
Талла протянула руку через весь стол. Она откинула банное полотенце, обнаружив бессмысленный набор предметов: белый уксус, серебряное блюдо, соль, острый нож, лимон, свеча.
Так, окей, набор подойдет для приготовления салатной заправки, но к чему эти фокусы?
Для чего все это? спросила Мэй.
Мы призовем к тебе Книгу, Талла кивнула на ингредиенты. Если она тебя примет.
Глава 14
На севере, в величественном фойе особняка Братства Черного Кинжала, Ривендж пересек мозаичное изображение яблони в полном цвету. Подойдя к парадной лестнице, он поднялся быстрым шагом, его мокасины «Бэлли» ступали по красной ковровой дорожке, норковое манто развевалось за спиной. Когда он добрался до верхней площадки, двойные двери кабинета Слепого Короля были открыты, и в дальнем конце бледно-голубой, старинной французской комнаты, Роф, сын Рофа, отец Рофа занимал высшее положението есть сидел, пристроив задницу на отцовском троне, за резным столом, огромным, как медведь гризли на четвереньках. С угольно-черными волосами, падающими с вдовьего пика, жестоким лицом в черных очках и телом воина, Роф выглядел в точности как тот, кому полагалось управлять расой вампиров.
А еще, даже без зрения, он видел всех и всё насквозь и не терпел дураков. И так было всегда.
Рив был королем симпатов, и они считались могущественными союзниками. И, черт возьми, им придется и дальше ими быть после сегодняшней ночи.
Его Превосходительство сегодня рано, пробормотал Роф, когда он поднял взгляд в черных солнцезащитных очках с закругленными краями с золотистого ретривера на его коленях.
Джордж, его собака-поводырь, восхитительно проводил время, лежа на спине, белым волосатым брюшком вверх, голова была опущена, как будто он был в спа-салоне. Когда пес почувствовал запах Рива, его квадратная голова ненадолго приподнялась, и он пожал плечами. Но потом стремительно вернулся к процедуре обожания.
Настоящий король здесьэта собака, сказал Рив, войдя в кабинет и закрыв двери силой мысли.
Когда панели сошлись вместе, одна из бровей Слепого Короля приподнялась над краями солнечных очков.
Итак, ты пришел с хорошими новостями, пробормотал Роф. Прелестно.
Рив помедлил, начав вышагивать по комнате, делая небольшую петлю вокруг шелковых диванов и коллекции стульев «Bergère». Когда он, наконец, сел в кресло напротив резного стола, ретривер снова оглянулся, на этот раз обеспокоенным взглядом.
И разве это не доказывало, что у Джорджа были хорошо развиты инстинкты.
Вау, присвистнул Роф, перебирая пальцами светлую шерсть на груди псапроводя аналогию с людьми, такая шерсть считалась бы волосами средней длины. Дядя Рив завелся. Намечается интересное кино.
Я бы пришел прошлым вечером, Рив расположил складки норкового манто так, чтобы они закрывали его ноги. Но был занят кое-каким дерьмом.
Повеселился со своими гражданами?
На этот раз люди. Возмещение ущерба за прерванный бой. Ночь была долгой.
Зачем ты вообще с ними связался?
Дефект моего характера. Один из менее опасных, так что я потакаю ему. Жить в постоянном отрицаниито же самое, что спать в гробу, будучи живым. И, прошу, не говори, что у меня достаточно денег. Их никогда не бывает достаточно.
Когда Король усмехнулся, Рив взглянул на незажженный камин, подумывая зажечь поленья. Несмотря на семьдесят градусов тепла в комнате, он постоянно мерз, и дофамин, который он принимал, чтобы держать свою злую сторону под контролем, снижал его внутреннюю температуру.
Поэтому норка в полный рост. Даже летом.
И на этой ноте последовала пауза. Долгая.
Роф повернулся на своем троне и приподнял золотого пса на руках, будто собирался спустить Джорджа на пол. Однако у собаки были другие планы: она завертелась в огромных руках своего хозяина и обхватила своими большими передними лапами шею Рофа, чтобы удержаться на месте. Как будто его вот-вот опустят в яму с лавой.
Роф усмехнулся, когда пес вернулся на место.
Судя по всему, он против.
Король переложил собаку таким образом, что она легла в его руках как ребенок. Когда он возобновил ласки, Рив сосредоточился на татуировках на внутренней стороне предплечья, которые изображали безупречное, чистокровное происхождение Рофа.
Начинай говорить, симпат, ты нервируешь мою собаку.
Рив кивнул, хотя его королевский товарищ по оружию не мог этого видеть.
У нас большие проблемы, у нас с тобой.
А я-то думал, ты пришел поболтать о модных тенденциях. Собирался перенаправить тебя к Бутчу.
Слушай, тебе стоит заняться гардеробом, учитывая, что ты уже лет сто ходишь в этой черной майке и кожаных штанах. Я давно тебе об этом говорю.
О да, моя цельпопасть на обложку гребаного «GQ». А теперьк делу.
Печатные издания изжили себя.
Это реплика из «Охотников за привидениями». И попытка отвлечься от неприятной темы.
Рив поместил трость между коленями и начал перекидывать ее из ладони в ладонь.
Сегодня ко мне подошла женщина.
Смеясь, Роф сказал:
Элена может быть совершенно спокойна по этому поводу. Я хорошо знаю тебя, не верю, что ты способен на такую глупость.
Не в том смысле.
Хорошо, потому что яне Энн Ландерс.
Женщина искала одну вещь, и ни один из нас не хочет, чтобы она ее нашла. Рив заставил себя откинуться на спинку кресла. Ты когда-нибудь слышал о Книге?
Я наслышан о человеческой Книге Книг. Ты говоришь о Библии?
О ее противоположности. То, о чем я говорюэто проводник на темную сторону. Ее переплет из человеческой кожи, я понятия не имею, из чего сделаны страницы, и не хочу знать ответ на этот вопрос. Она путешествовала сквозь века, находя себе людей и сея хаос.
Так это книга заклинаний, подобное дерьмо?
Книга заклинаний. С большой буквы.
Роф нахмурился. И на этот раз, когда он решил вернуть Джорджа на пол, он не принял отрицательного ответа. Когда собака потерпела поражение у его ног, Король подался вперед и выражение его лица, когда он смотрел через стол на Рива, было таким напряженным, что можно было забыть о его слепоте.
На протяжении веков я слышал разговоры о магии, Роф пожал могучими плечами. Но я был чертовски занят Омегой и Обществом Лессенинг, чтобы беспокоиться о всякой чуши и фокус-покусах.
Это не чушь.
Так ты видел ее? Или пользовался?
Ни то, ни другое, Рив опустил глаза на пресс-папье. Но у меня был друг который рассказал мне об этой чертовой штуке и о том, на что она способна.
«Друг» не совсем подходящее слово для принцессы симпатов, которая десятилетиями шантажом заставляла трахаться с ней. Тот факт, что секс чуть не убил его, был лишь частью ее веселья; хрен знает, сколько еще забавных моментов она находила в их отношениях. Но он заставил ее заплатить по счетам, сполна.
Песочный человек пришел за ней.
Тем не менее, стоило понимать, что она никогда не оставит его в покое, и это дерьмо с Книгой было своего рода бомбой из прошлого, которая заставила мужчину возмечтать о сотрясении мозга.
С последующей амнезией.
Роф снова приподнял бровь.
Друг рассказал. Звучит как исповедь в Интернете.
Ничего подобного. И прежде чем ты спросишь, да, она использовала ее.
Чтобы сделать что?
Ничего хорошего. Я не знаю подробностей, но учитывая, кем она была, речь точно о мерзости.
Хорошо, к тебе подошла женщина и попросила у тебя Книгу. Ты знаешь, где она?
Нет. Она покинула ее.
Покинула? Типа, вызвала «Убер» и смоталась из Колдвелла? Или откуда там?
Что-то вроде того. Судя по рассказам, Книга сама выбирает свой путь в этом мире. Рив потер глаза. Слушай, с помощью заклинаний в Книге можно творить всякую чушь, которую делать не следует. А то, что эта женщина знала, что нужно обратиться ко мне? Это плохие новости, во всех смыслах.
Так она знала твоего друга?
Ее направила ко мне старая знакомая моей мамэн. Я проследил за женщиной, узнал номер ее машины, хотя мне это не сильно помогло. Тем не менее, я передал информацию Ви на случай, если она засветит свой человеческий псевдоним в базе данных видов. И почему она ищет Книгу? Я видел ее сетку. Она в отчаянии, на грани безумия. Самое худшее сочетаниетемная магия, смешанная с таким уровнем горя.
Роф молчал.
Ты меня знаешь, я не паникер, сказал Рив. Но это очень опасно. Я не знаю, что еще
Тебе не нужно больше мне ничего рассказывать, Роф опустил голову, и эти слепые глаза загорелись за очками. Ответ прост. Мы первыми находим Книгу и уничтожаем ее. Точка.
Как будто все будет так просто, подумал Рив.
Тем не менее, Роф по крайней мере поддержал его и серьезно отнёсся к этому дерьму.
Сначала мы должны ее найти, Рив провел ладонью по своему ирокезу. А что касается второй части плана? Что-то мне подсказывает, что без боя не обойдется.