- А что мы тут делаем?
- Смотрим, нельзя ли кому-то помочь. Подожди здесь.
Он направился к толстому усатому дядьке, а я принялась оглядываться. В углу, в одном из гробов, сжавшись в комочек, сидела молодая девушка. Одета она была скромно, но очень опрятно, особенно в сравнении с местными обитателями. На лице девушки был откровенный ужас. Я не могла к ней не подойти.
- Здравствуйте, - тихо сказала я. - Кто вы? Что делаете здесь?
- Ночую, - угрюмо ответила девица, поправляя тонкие очки на переносице.
- Почему здесь?
- А где, на улице? На улице боюсь.
- А здесь не боитесь?
- И здесь боюсь. Но тут хоть не изнасилуют и не убьют. Наверное.
- Что у вас произошло? Я могу как-то помочь?
Девушка посмотрела на меня, а потом вся затряслась, обхватывая себя руками. В ногах у нее стоял неплохой кожаный саквояж. Платье в клетку их хорошей ткани, ботинки приличные, и сама она вся такая чистая, с нежными руками - не то гувернантка, не то школьная учительница.
- Я... мне надо где-то прожить три дня, - сбивчиво залепетала она. - Я должна была работать у льера Шубина... Мы переписывались. Я приехала, а его нет. Сказали, что будет через две недели, он уехал с семьей на воды в Руан. А у меня в первый же день украли кошелек... Нет денег ни на гостиницу, ни на еду! Я продала сережки в ломбарде... Сначала снимала комнату у одной женщины, но потом она обвинила меня в воровстве, и мне пришлось отдать оставшиеся деньги, чтобы она не вызвала стражников.
- Льер Шубин... - наморщила лоб я. - Странно. Он вроде бы переведен на службу в Руан. Но возможно, я ошибаюсь. Вот что, лирра... как вас зовут?
- Сусанна, Сусанна Липецкая.
- Лирра Липецкая, вам есть, куда вернуться? Я дам вам денег на дилижанс до дома. Не стоит здесь оставаться.
- Нет, льера, мне некуда идти. Я сирота. Моя родня оплатила обучение в закрытой школе, но домой меня никто не ждет. Боюсь, меня даже на порог не пустят, к тому же я давно уже живу самостоятельно. У меня и рекомендации есть, я была гувернанткой и компаньонкой у дочери льеры Шепетовой, но сейчас девочку отправили в пансион, а я нашла новый дом, как видите.
- Я понимаю, Сусанна. В любом случае - вставай. Поживешь пока у меня, найдем тебе работу.
Девушка всхлипнула, прижимая ладони к щекам. Я отвернулась, чтобы дать ей прийти в себя.
Из ночлежки выходили уже втроем: я, Офицер и Сусанна. На улице Офицер оттащил меня в сторону и шепотом спросил:
- Ты нормальная вообще? Тащить в дом всяких бродяжек? Она тебя обнесет запросто.
- Я посмотрела ее рекомендации, они безупречны, - тихо ответила я, оглядываясь на Сусанну: не услышит ли обидных слов? - И потом, я же менталист. У нее нет никаких злых намерений.
- Ну-ну, - буркнул Георг, но ничего больше не сказал.
А мне на него вдруг сделалось совершенно наплевать, потому что у здания ночлежки остановилось ландо, из которого ловко выпрыгнул высокий красивый мужчина. Офицер проследил за моим взглядом и зло плюнул землю.
- Дегенерат, - процедил он сквозь зубы, подхватывая меня под локоть и быстро уводя прочь.
- Кто, лирр Рудый? - изумилась я. - Да он... да он столько делает для людей!
- Дегенерат и сволочь, - отрезал Грег. - Ищейка проклятая, столько народу погубил!
- Лирр Рудый ловит преступников! - возмутилась я. - И еще сиротский дом построил!
- Да, чтобы из детей выращивать себе верных рабов! Сволочь, выбрал самых беззащитных! Разве ты не знаешь, что его прихвостни отбирают детей у родителей, лишают их детства...
- Какое детство, ау! - не стерпела я. - Он забирает малышей у проституток и пьяниц и дает им шанс вырасти нормальными законопослушными гражданами! Разве не это - цель Братства? Чтобы каждый гражданин Орассы мог полноценно трудиться и не иметь нужды ни в чем?
- Не надо так орать, льера, - поморщился Офицер. - Я понял вашу позицию. Возможно, вы и правы, но это не меняет того факта, что Ферзь глубоко неприятен мне, как человек. Ладно, прощайте. Дальше сами дойдете.
Я молча кивнула, оборачиваясь, но мы уже далеко ушли. Ян меня не заметил, а я бы все отдала, чтобы он подошел ко мне хотя бы поздороваться. Но он никогда меня не замечал.
3. Невзаимность
Снова вздохнув, я медленно побрела домой. Настроения не было никакого.
Почему так получается, что любовь часто не взаимна? Зачем она вообще нужна, такая любовь, если приносит одни лишь страдания? Я влюблена в лирра Рудого с детства, он - самый замечательный человек. И никакому Офицеру я не позволю говорить о нем дурно! И прозвище егоФерзьмне нравилось. Он тот, кто сделал себя сам, из маленького приютского мальчика стал главой Инквизиции, без связей и протекций, только упорным трудом. Как можно им не восхищаться?
Смутно закрадывается подозрение, что Ян бы не одобрил мою связь с Братством Справедливости. Всё же я не совсем дура, и прекрасно понимаю, что он на другой стороне баррикад. Но я больше ничего не могу сделать! Я молодая, богатая, одареннаяя нужна своей стране, я хочу сделать ее лучше, и если для этого нужно что нужно?
Помотала головой, ощущая странную усталость и туман. Невольно ухватилась за плечо бредущей рядом женщины. Кто это? Ах да, Сусанна. Гувернантка.
- Вам плохо, Софья Александровна?
- Да, нехорошо, - я тяжело дышала, воздух отказывался проходить в легкие.
- Наверное, тепловой удар. Потерпите, мы уже почти дома.
Мелькнула мысльа откуда она знает, где мой дом? Да еще и по отчеству назвала. Мелькнула и пропала. Слишком душно. Не помню, как и до дома добрела.
Там уж меня, конечно, на диван усадили, веером обмахали и чаем с льдом и лимоном напоили. Жизнь продолжалась.
В столице летом и в начале осени весело, множество развлечений под открытым небом: концерты в парке, танцевальные вечера, скачки на пустыре возле старого театра. Отца держит здесь работа, онтайный советник короля, а меняну, у меня тоже забот хватает. Вместе с девочками Моховыми мы взялись помогать детскому приюту: два раза в неделю ходим учить детишек чтению и рисованию. По факту, конечно, больше болтаем и рассказываем сказки, но детям нравится, они к нам тянутся, а это самое главное. К самым маленьким нас только не пускают, а жаль. Там наши руки пригодились бы куда больше. Я один раз случайно сунулась в младшее крыло, чуть не свихнулась от смрада и криков: младенцы лежали в деревянных люльках одни, в мокрых вонючих пеленках, истошно вопя. Рядом не было ни нянек, ни лекаря. Ох и скандал я устроиладо сих пор душа радуется. Орала на прибежавших смотрительниц, сама взялась детей купать, велела немедленно накормить.
Тогда даже до Яна дело дошлоприют-то на его деньги открыт. Его светлость изволила нанести мне визит. Я была счастлива видеть его, но вышло не очень хорошо. Не знаю уж, что ему наговорили, но разговор у нас получился тяжелый.
- Вы бы, Софья Александровна, в чужие дела не лезли, - ядовито выговаривал он мне тогда, а я смотрела на его губы и изнемогала от желания вспомнить, какие они на вкус.Если вам нечем заняться, то вяжите носочки для детей или там платки расшивайте, лишним не будет. А в мой приют больше не приходите, я запретил вас туда пускать.
От такого поворота я даже очнулась от сладких рез и недоуменно переспросила:
- Что значит «запретил»?
- Это значит, что вы туда больше прийти не сможете, - равнодушно пояснил Ян.Слишком уж вы шумная.
- Но дети
- Детям хорошо и без вас.
- Им плохо было! Они все в ужасном состоянии, особенно младенцы!
- Не выдумывайте. Я там был, прекрасные дети.
- Но Ян, я всё видела!
- У вас, Софья, чересчур богатое воображение.
- А вас обманывают.
- Хорошо, - устало вздохнул он.Хотите, прямо сейчас поедем в приют, и вы покажете, где там ужасное состояние младенцев?
- Хочу, - твердо ответила я.
- Одевайтесь.
Я накинула плащна улице моросил дождь - и разыскала корзину с орехами и петушками на палочкея всегда беру ее в приют.
- Это что?заглянул в корзину Ян.Этого не нужно. Дети хорошо питаются. Вы что, таскаете эту гадость каждый раз?
- Да, детям нужно сладкое.
- Зачем? Чтобы у них зубы потом болели? Женщины!он закатил глаза, вырывая у меня корзину и оставляя ее на комоде.Да идемте же, мне некогда с вами тут лясы точить, у меня работы полно.
Пришлось идти.
Ехать с ним в одном экипажеблаженная мука. У него двухместное ландо, и правит он сам, а это значит, что я сижу рядом с ним. Наши бедра то и дело соприкасаются, отчего меня бросает то в жар, то в холод. К счастью, у меня хватает моральных сил как-то сосредоточиться на совершенно других мысляхк примеру, о том, что ночлежки в столице не отапливаются. Пришла осень. Скоро люди будут замерзать. Ян странно косится на меня, но я не думаю, не думаю о том, какой он красивый. И о том, какие у него сильные руки. И о том, что случилось между нами год назад на маскараде.
- Софья, простите мое любопытство, - наконец, не выдерживает Ян, - вы ведь дружите с Георгом Селивановым? Вас часто видят вместе.
- Ну - я не понимаю, что он имеет в виду, но сердце вдруг начинает колотиться с бешеной скоростью.Мы друзья, да.
- Что он за человек?
- Хороший человек, замечательный.
- Вы любовники?
- А вам какое дело? Впрочем, да, вы правы.
В этот момент мне кажется, что я разом убиваю двух зайцев: даю понять Яну, что я вовсе по нему не сохну, и прикрываю свои отношения с Офицером.
- Будьте осторожны с ним, - выдает Ян после долгого молчания.Мы приехали.
Он подает мне руку, помогая выйти из ландо, и я снова представляю, как была бы счастлива, если б этот мужчина каждый день улыбался мне. Каждый день держал меня за руку.
В приюте сегодня спокойно, не шумят дети, нет уроков пения, которые меня всегда забавляли. К сожалению, мне не дали даже заглянуть к «моей» группе малышей, Ян, как всегда спеша, потащил меня дальше в младшее крыло. Я зашла в спальню и обомлела: как день с ночью! Чистота, тишина, все младенцы спят. Одна нянька качает колыбель, втораякормит младенца грудью и шепотом поясняет:
- Кормилица я, некоторым деткам коровье молоко нельзя. Вот меня и наняли, чтобы самых слабеньких выкармливать.
Окна вымыты до блеска, полы сверкают, на столике возле двери стопка чистых пеленок и выставленные в ряд бутылочки. Я хлопаю глазами, не понимаято ли мне в прошлый раз привиделось, то ли мой скандал имел последствия. Наверное, всё жевторой случай.
- А почему они все спят?шепотом спрашиваю я няньку, а она вдруг бледнеет и оглядывается на кормилицу.
- А чего бы им не спать?бойко отвечает грудастая тетка.Они поели недавно, чистые, выкупанные. Разве льера не знает, что здоровый младенец много спит?
Я в самом деле не разбираюсь в детях такого возраста, ибо никогда с ними дела не имела, поэтому удовлетворенно киваю головой. А вот Ян почему-то недовольно хмурится и качает головой.
На цыпочках, чтобы половица ни одна не скрипнула, я выхожу из комнаты и удовлетворенно улыбаюсь.
- В прошлый раз было значительно хуже, - сообщаю я Яну.Как же теперь всё хорошо!
- Да, хорошо, - рассеянно отзывается он, а потом вдруг заявляет.Вот видите, Софья Александровна. Любая ложь рано или поздно будет разоблачена!
- Ложь?задыхаюсь я.Вы назвали меня лгуньей?
- Именно. Наговорили гадостей про хороших людей, навели смуту.
- Да я Да если б не я, ничего бы не поменялось!
- Не нужно пафоса. Я уже сказал: ваше деловязать носки. А в приюте вам не рады.
- А Моховые?
- Что Моховые?
- Ну, Жанна и Евгения, им можно приходить?
- До тех пор, пока они не суют свой нос в чужие делапусть ходят. Но если вздумают скандалить
Я едва сдерживала слезы. Не понимаю, за что он меня так не любит! Я ведь только хотела помочь! А он выставил меня истеричкой и лгуньей!
Наверное, если бы это был какой-то другой человек, не было бы так больно, но слышать несправедливые упреки от Яна вдвойне обидно. Почему всё так складывается? Я так хочу ему нравиться, я ведь точно знаю, что мы можем быть счастливы вместе!
Он везет меня домой, а я, уже не скрывая своих эмоций, вспоминаю прошлогодний бал-маскарад. Я тогда была в костюме восточной танцовщицы, алом, звенящем золотыми монистами. Полумаска, закрытое вуалью лицо, руки с нанесенными хной узорами. Там, в суете и толкотне, я совсем забыла, что некрасива, что слишком высока для женщины, что неуклюжанет, я была грациозна, словно языки пламени, и горяча, как сам огонь.
Я сама нашла его в толпе, сама увлекла в танец, сама соблазняла, а он вывел меня в сад, где целовал так нежно, так горячо, что я поддалась его рукам и позволила всё. К счастью, Ян меня тогда не узнал, а не то стал бы презирать меня еще больше. Незамужняя льера никак не должна позволять себе заниматься любовью в парковой беседке. Вдова или актрисаеще куда ни шло, но для льеры Лисовской это страшный удар по репутации.
Никто не узнал. Он стал моим первым мужчиной. Я и представить себе не могла большего чудатолько с ним мне могло быть так хорошо, так сладко. Я жалела только об одномчто повторить это невозможно.
- Думайте о своем любовнике потише, - буркнул Ян, подхватывая меня за талию и высаживая из ландо.И вообще Хотя бы с менталистами будьте осторожнее. Ладно, мне нет дела до вашей интимной жизни, но льер Лисовский точно не оценит. Всего хорошего, Софья. И держитесь от моего приюта подальше.
4. Заветное желание
Мы снова встречаемся с Георгом, в смысле, с Офицером. Я приношу ему деньгивсе те, что отец выдал мне на расходы. Брать деньги у Королевского палача мне стыдно, врать про порванный плащ и прохудившиеся ботинки тем более, но льер Лисовский никогда не попрекал меня деньгами. Давал сколько надо, даже не вспоминая, что я прошу на третьи туфли за последние два месяца. Братству деньги нужны всегда: сам Офицер из не самой богатой семьи, да и многие из наших мало чем могут помочь. Те же девочки Моховые, или Андрей Вознесенскийони, скорее, рабочие лошадки, чем спонсоры. Они всегда готовы отнести продукты нуждающимся, подлатать крышу в больнице (и Андрей, и Жанна с Женейэлементалисты), кого-то навестить, ободрить, перевязать раны. Наши ангелы милосердия. Я на такие дела совсем не гожусь, начинаю раздражаться, придираться, пытаюсь нищему найти работу, а убогомупридумать, как лучше обустроить жизнь. Я всё хочу, чтобы они все были сильными, забывая, что они не умеют. От слабости своей они в такой жизни и оказались. Не каждый может взять себя в руки, не каждый рожден крылатым, не каждому родители показали верный пример. Нельзя судить людей только потому, что они не такие, как один приютский мальчик, который лирр, но давно уже льер по заслугам.
Поэтому с недавних пор я «откупаюсь» деньгами.
- Софья, порой деньги нужнее, чем руки, - успокаивает меня Георг.Ингредиенты для зелий стоят денег, оборудование тоже. Подкуп нужных лиц, уплата штрафов, обустройство конспиративной квартиры для встреч, еда и выпивка, в конце концов
- Уплата долгов Криса Розова, да?приподнимаю я брови.
- Уже знаешь, да?уныло вздыхает Офицер.Всем хорош Кристиансмелый, дерзкий, умный, но если сядет за карточный столпиши пропало.
- У каждого свои недостатки. Непогрешимых не бывает.
- Ты права. Вина?
Я качаю головой, но зачем-то принимаю из рук молодого человека бокал с чем-то золотистым и пузырчатым. Игристое щиплет нёбо и нос, мне немедленно хочется смеяться. От второго бокала уже не отказываюсь, а третий буквально силой вырываю у хохочущего Георга. Вот чем мне нравится Селивановон умеет слушать. Через четверть часа я рыдаю у него на груди и рассказываю о своем детстве, когда я ощущала себя совершенно ненужным существом. Отец в разъездах, гувернантки постоянно меняются, бабкамать отцаназывала меня ублюдочным отродьем, разумеется, когда отец не слышал, и говорила, что я своим появлением сломала всем жизнь. Единственной, кто меня по-настоящему любил, была сестра отца, моя тетка Карин, но она тяжело заболела и умерла, когда мне не было и семи лет. Благодаря тетке, о раннем детстве сохранились хоть какие-то теплые воспоминания, хотя она и приезжала к нам только на зиму, а в остальное время жила в загородном поместье. Говорила, что не любит суету, природа, лес да речка ей милее.
Георг гладит меня по волосам и говорит, что я ни в чем не виновата, что я умная, смелая и добрая, а дети не просят их приводить в этот жестокий мир. Дети всегда святы. Потом вдруг как-то оказывается, что я сижу у него на коленях, а его усы щекочут мне губы. В первый момент мне кажется, что проверить, как на меня действуют поцелуи другого мужчины, не Янаэто неплохая идея, но когда его язык становится слишком уж настойчивымменя едва не выворачивает.
- Нет, нет, нет, - бормочу я, с силой упираясь в мужскую грудь.Так нельзя. Ты мой брат, все мы здесь братья и сестры. Это недопустимо!
- Но Андрей Вознесенский и Даша Лесная любят друг друга и собираются пожениться, - возразил Офицер.
- Значит, они не родные, а это двоюродные, - пробурчала я, поднимаясь.Ух, что это за вино? Больше мне не наливай. Мне пора домой, Георг. Найди мне извозчика. Я, кажется, не дойду.
Георг вздохнул трагически и помог мне надеть плащ. На него вино подействовало слабее, он даже не покачивался, хотя у меня перед глазами всё плыло и двоилось. Ноги то и дело подворачивались, я цеплялась за своего спутника и глупо хихикала, пока он тащил меня на улицу. Было уже темно, на небе сверкали звезды.