И она сможет. Сможет.
Эви закрыла глаза и позволила грубому мужчине терзать свои губы так, как ему хотелось. Только рвано и прерывисто выдохнула ему в рот, получилось со стоном.
Ее мучитель, видимо, неправильно истолковал этот стон как приглашение, потому что стиснул в своих руках так, что буквально кости треснули, подхватил за талию, легко и быстро, сделал пару шагов, и вот уже Эви ощутила под собой мягкость постели. Вдохнуть-выдохнуть она не успела, мужчина обрушился сверху, закрывая собой полностью весь свет.
Она взглянула в его темные, жадные глаза, беззастенчиво разглядывающие ее испуганное напряженное лицо, и отвернулась, отпустив его рубашку и безвольно раскинув руки.
Мужчина немного помедлил, словно решал, что с ней делать. Словно боролся с собой.
Эви даже на какую-то миллисекунду решила, что он пожалеет ее все-таки. Не тронет.
Но затем горячие ладони легли на ее грудь, сжались, и Эви тихо всхлипнула, не сумев сдержаться.
Не пожалеет.
Помогай мне, давай, приказал он, расстегивая на ней джинсы, а то порву, нахер, все, а бабского шмота у меня здесь нет.
Эви послушно потянула майку через голову, выгибаясь, чтоб ему было удобнее снимать с нее узкие штаны. Застежка лифчика была спереди, чашечки отщелкнулись, выпуская грудь на волю. Прямо в его руки.
Круто, оценил он, сжимая нежную кожу до синяков, и не скажешь так сразу.
Нагнулся, лизнул сосок, Эви закусила губу, чтоб не разрыдаться в голос.
Похоже, он настроен поиграть.
Господи, помоги
Его голая грудь была невероятно горячей. И твердой. Как и его руки. Бесстыдные и настойчивые, казалось, он ощупал каждый сантиметр ее тела, словно оценивая свое приобретение тактильно.
Эви не сопротивлялась. Как мантру, повторяла в голове, что надо расслабиться, надо успокоиться Но не расслаблялось. Не успокаивалось.
Она еле сдерживалась, чтоб не начать отбиваться от него с диким визгом.
А он, похоже, и не замечал ничего, полностью увлеченный своей игрой.
Сунул пальцы ей в рот, провел по промежности, заставляя неосознанно дрогнуть и выгнуться.
Что-то хрипло бормотал. То ли успокаивал ее, то ли наоборот, заводил
Раздвинул ноги, потянулся, закрыл поцелуем рот. Толкнулся всем телом. В неё.
Эви знала, что первый раз больно, говорили подруги.
Но не так! Не настолько!
Она взвизгнула ему в губы, попыталась, исключительно на инстинктах, оттолкнуть, но он даже не заметил, выдохнул шумно и качнулся в ней, добавляя боли, усиливая ее.
Эви закрыла глаза, закусила губу, отвернулась, не замечая, что плачет, стараясь сдержаться, не закричать в голос.
Она не могла даже пальцы сжать, загнать ногти в ладони, чтоб купировать одну боль другой, потому что он прижал обе ее руки к покрывалу поверх головы, обволакивая, как паук, свою жертву, не давая пошевелиться.
Его движения внутри нее, сильные и резкие, заставляли мучительно выгибать спину, запрокидывать голову, стараясь избежать требовательных поцелуев.
Эви не могла потом посчитать, сколько по времени длилось насилие, минуты растягивались, как резиновые.
И молить о том, чтоб все завершилось побыстрее, было бессмысленно. Оставалось только терпеть.
Мужчина, чьего имени она даже не спросила, шумно дышал ей в шею, прихватывал зубами тонкую кожу, оставлял следы на запястьях и бедрах железными пальцами.
Девочки в интернете писали, что сексэто приятно.
Эви еще тогда подозревала, что они преувеличивают, теперь же окончательно уверилась, что ей врали.
Сексэто больно, противно, унизительно. Страшно.
Мужчина внезапно ускорился, выругался грязно и остановился, уткнувшись ей в шею губами.
Все? Это все?
Эви лежала тихо, не решаясь шевелиться, он все еще был в ней, и девушка опасалась, что это только временная передышка.
Господи, пусть это будет все!
Она не вынесет больше. Просто не вынесет.
Мужчина выдохнул, пошевелился и освободил ее, перекатившись рядом на бок.
Закурить мне дай.
Эви осторожно свела ноги, повернулась на бок, села, тихо заскулив от боли в промежности.
А ну стой!
Она замерла. Что? Что такое? Опять?
Иди сюда.
Мужчина рывком сел на кровати, дернул ее к себе. Тут Эви все-таки не удержалась и вскрикнула.
Он провел пальцами по ее бедрам, уставился на красные пятна.
Это че? У тебя месячные что ли?
Эви молчала, глотая слезы, изо всех сил сдерживая дрожащие губы.
Мужчина притянул ее к себе, заглянул в полные муки глаза.
Бля А чего молчала?
А это бы что-то изменило?
Эви не пыталась вырваться, стояла спокойно, отвернувшись.
Тебе сколько лет?
Раньше надо было спрашивать Двадцать.
И целка? Бля Двадцать первый век. Конец света. Мертвяки гнилые ползают. И мне свезло на целку. Убиться можно. Мерл будет ржать до боли в брюхе
Бормоча что-то невразумительное, мужчина встал, как был, голый, пошагал за сигаретами. Подхватил по пути штаны, натянул, упал в кресло, прикурил.
Вон бутылка на столе, дай мне.
Эви молча прошла к столу, отдала бутылку с коньяком.
Там футболки в шкафу, надень на себя хоть что-то. Приказал мужчина, смерив ее внимательным взглядом, а то на второй заход пойдем. Мне так-то похер, что ты целка. Была. Просто если бы предупредила, я бы поосторожнее был.
Пожалел бы? не удержалась Эви, чувствуя, как затапливает злость. Откат, похоже, после стресса. Добрый?
А ты, я смотрю, зубастая, мужчина сделал долгий глоток, потом затянулся неторопливо выпустил дым, прищурил на нее светлые глаза, это хорошо. Люблю, когда баба с огоньком. Такие и в сексе обычно отжигают. Если не хочешь, чтоб прямо сейчас проверил, оденься, я сказал.
Последние слова он произнес без издевки, твердо и жестко. Предупреждая.
Эви метнулась к шкафу, вытащила первое, что попалось, какая-то майка камуфляжной расцветки, натянула.
Мужчина глядел, не отрываясь. Курил. Прихлебывал коньяк. Усмехался.
И вызывал дикое, неконтролируемое желание вмазать по лицу, стереть эту ухмылку с физиономии.
Похоже, на лице у Эви все ее мысли отразились, потому что усмешка стала шире, взгляд довольнее, поза расслабленнее.
Тебя как звать, кукла?
Эви. Эви Джонс.
Дерил.
Не могу сказать, что приятно познакомиться.
Язычок укороти, а то найду ему применение.
Эви испуганно дрогнула, отошла подальше на всякий случай, хотя это, конечно же, вряд ли помогло бы, реши он продолжить.
Там в шкафу полотенца, душ при входе. А потом сделай мне пожрать все-таки.
Эви шмыгнула в ванну, вполне, кстати современную, совмещенную с санузлом, включила воду. Не горячая, но и не ледяная.
Она встала под струи, посмотрела на поддон душа, на грязь, что смешивалась с кровью у ее ног, и уселась прямо вниз, потому что внезапно задрожали колени. Обхватила себя ладонями, запрокинула голову навстречу летящим каплям.
Жизнь продолжалась. Она жива. И она выберется.
3
Вот не зря Мерл ржет над ним всю сознательную жизнь!
Потому что никто никогда не умел лажать круче, чем Дерил.
Ну, разве что, сам Мерл.
Всякое было, всякое. Но трахнуть целку и не понять этогоэто, бля, верх просто. Или днище. Тут уж как ни назови, суть одна.
А все почему? А все потому, что бабы давно не было. Спермотоксикозстрашная вещь.
Да и козочка сама виновата. Нахера такая сладкая? Стояла, крутила своей попкой перед ним, типа не при делах. Очень даже при делах!
Языка что ли нет, сказать, предупредить.
Ну ладно, положим, в начале он ей разговаривать не давал. Особо не поговоришь с чужим языком во рту.
Но потом-то, потом!
Испугалась? Что выкинет? На улицу выставит? Запугал, похоже, до полусмерти девку.
Но в целом, может оно и неплохо, что не сказала. Что все так получилось. Потому что Дерил себя знал. Если бы с самого начала рассказала, вполне мог бы и пожалеть. Поосторожничать.
Дурак.
Нет, трахнуть-то все равно бы трахнул, до такой степени жалость в нем не сыграла бы, чтоб не тронуть, но удовольствия получил бы в разы меньше.
А теперь жалеть нечего, ворота открыты, делай, чего душа пожелает.
Он провел рукой по мягкому изгибу спины лежащей рядом девушки, накрутил на палец светлую кудряшку. Хорошенькая такая, маленькая, ладненькая. И вся его. Повезло ему, за две канистры бензина такое чудо приобрел.
Мерл бы одобрил.
Не в его вкусе, конечно, но это и к лучшему. Потому что делиться Дерил точно не собирался.
Наклонился, вдохнул свежий, будоражащий запах чистой кожи.
Она долго в душе просидела, вышла с красными глазами, жрать готовила, шмыгала.
Он не лез.
Пусть поплачет, если хочется. Бабам оно надо. Поплачет и привыкнет.
На кровать после ужина он ее практически силой заставил лечь. Все по углам пряталась, норовила на диване устроиться. Ну уж нет, не для того он бабу себе завел, чтоб спать отдельно.
Легла, дрожит, сжалась вся.
Дерил укрыл ее одеялом, придвинулся близко, положил руку на талию. Но больше ничего не сделал, хотя приятель в штанах был очень недоволен таким развитием событий.
Но все-таки здравый смысл возобладал. Девка еще от шока не отошла, вон, как боится. Да и больно, наверно, сразу-то.
До утра подождет.
Не удержавшись, стиснул упругую попку, резко выдохнул. Спать. Спать.
Утром Дерил проснулся от стояка в штанах и холода в постели.
Эви сидела на диване, рассматривала какую-то, непонятно каким образом залетевшую в этот дом книгу.
Дерил полюбовался на ее задорно торчащие кудряшки, хмыкнул. Девчонка вздрогнула, но головы не повернула, наклоняясь все ниже над книгой.
Привет.
Привет.
А голосок такой напряженный, аж звенит. Еще чуть-чутьи лопнет.
Ты чего там?
Книгу нашла, "Приключения Робинзона Крузо".
Ага. Иди сюда.
Эви, деревянно двигаясь, отложила книгу, подошла к кровати.
Не смотрит даже, губу закусила. Покраснела. Сил нет, какая хорошенькая.
На кровать ложись.
Прерывистый вздох. Подняла взгляд, словно на зверя смотрит, на мучителя какого-то.
Дерил, я Мне там больно
Приподнялся, дернул за руку к себе.
Ничего, щас разомнем.
В этот раз, по трезвяку, ощущения были острее.
Тоненькая, хрупкая, дрожит, отворачивается.
Дерил двумя пальцами за подбородок повернул, медленно и сладко накрыл дрогнувшие искусанные губы поцелуем. Он не торопился, хотя возбуждение накатывало просто зверски.
Но хотелось по-другому, хотелось, чтоб не больно было ей. Или чтоб хоть какое-то удовольствие. А то так и будет от него шарахаться. Нахрена ему это?
Баба должна быть покорной, терпеливой, всегда готовой.
Эта просто не знает, как надо. Ничего, он покажет.
Девочка на поцелуй не отвечала, но губки раскрыла, позволила ему засунуть язык в рот.
Дерил навалился, не в силах сдерживаться, обвел двумя руками тело от груди до бедер, сжимая, поглаживая, подстраивая.
Слышь, кукла, ты сладкая, прохрипел он и удивился своему голосу, разбойному, таким только невинных целочек пугать. Вот и эта вздрогнула.
Ничего, сейчас растает.
Он лизнул ее в шею, поцеловал, спустился ниже, к груди.
Прихватил зубами сосок, сразу же напрягшийся, скользнул рукой между ног. Сухая. Совсем. Палец не протолкнулся. Девчонка вздрогнула и зашипела от боли, тонкие ручки напряглись, отталкивая.
Лежи тихо! рыкнул, облизнул пальцы, опять толкнул. Подвигал туда-сюда. Ого, пошло дело.
Глянул в напряженное личико с зажмуренными глазами, легко шлепнул по щеке.
Расслабься, бля. Нехер зажиматься. Я же все равно тебя выебу, так что выбирайс болью или без боли.
Животное, прошипела Эви, отвернувшись, грязный скот.
Вот ты мазохистка! восхитился Дерил, облизывая пальцы еще раз, сильнее, распределяя слюну по члену, ну сама виновата.
Девчонка глухо вскрикнула, почувствовав его в себе, закинула руки за голову, вцепилась в подушку, выгибаясь и постанывая от боли при каждом его движении.
А Дерил не стал сдерживаться. Хотел, но не стал. Слишком языкастая, стервотина. Пожалуй, переплатил он все-таки.
Кровать, намертво приколоченная к полу, подозрительно скрипела, девчонка стонала, заводя его еще больше, и Дерил ощутил, что контролировать себя уже не в состоянии, бешено вколачиваясь в податливое тело, прижимая тонкие руки к матрасу, глядя неотрывно в полные слез глаза. Кончил он бурно, прикусив напоследок нежную кожу на плече, под уже не сдерживаемые всхлипывания Эви.
Ничего, в следующий раз будет думать, чего болтает, коза.
4
Эви брезгливо отряхнула руки, сунула ощипанную птицу неизвестной ей породы в кастрюлю.
Господи, сколько возни! Кошмар какой. Эти перья повсюду, и щипать их так тяжело, невозможно просто.
Она задумчиво потрогала синюшную тушку пальцем. Что дальше-то?
Дерил говорил, что ощипать и сварить. С овощами? В супе или в жарком есть же овощи?
Но Дерил ничего не говорил про овощи.
Наверно, можно и так сварить.
Она кое-как упихала не помещающиеся ножки в кастрюлю, налила воды, закрыла крышку.
Устало выдохнула.
Как, оказывается, тяжело вести хозяйство. Ну кто бы мог подумать!
Печь, дровяная, к которой Эви первые три дня вообще подойти боялась, была совершенно непредсказуемой в плане готовки. Ни температуру не установишь, ни нормально не сготовишь ничего.
Полуфабрикаты в кладовке были, но Дерил, притаскивая с охоты самых разнообразных животных, требовал, чтоб в первую очередь готовились они, а все остальное в запасы на всякий случай.
Запасов было столько, что спокойно можно было бы пережить ядерную войну с последующей ядерной зимой.
Генератор работал на бензине, бензина было вдоволь.
Дерил говорил что-то насчет того, чтоб переделать его в будущем на дрова. Которых тоже было нереально много.
Вообще, маленький неприметный домик в лесу внезапно оказался очень даже хорошо укрепленной и защищенной со всех сторон крепостью.
Дерил установил по всему периметру хитрые ловушки на мертвецов и на непрошенных живых, если такие вдруг, чудом разве что, сюда проберутся.
Но это вряд ли.
Дерил говорил, что об этом месте знает только его брат. Именно его он и ждал, попутно стаскивая в дом припасы со всей округи.
Эви посмотрела на закипевшую воду в кастрюле, поморщилась от неприятного запаха.
Готовить она не умела.
В приюте, куда она попала сразу после гибели матери, их ничему такому не учили.
В конце концов, всегда есть полуфабрикаты и микроволновка. И макдональдс.
Кто же знал, что после конца света навык установки таймера на микроволновке не пригодится?
Эви вспомнила свой ужас, когда Дерил первый раз принес с охоты убитого зверя. Кажется, кролика. Она тогда расплакалась, так жалко было зверька. Он такой маленький, пушистый. А этот гад его стрелой. Из арбалета. Господи, ну кто в двадцать первом веке пользуется арбалетом? Из какой дыры вылез этот реднек?
Она отвернулась, не желая смотреть, как мужчина освежевывает тушку.
Дерил ее тогда пожалел. Ну, это он ей так заявил. Даже порезал мясо сам. И показал, как плитой пользоваться. Ругался при этом страшно, что слишком дорого заплатил за нее, неумеху.
И на кухне ничего не может, и в постели бревно.
А он целых две канистры бензина!..
Раз не нравится, чего тогда пристаешь ко мне постоянно, непонятно, почему разозлилась Эви, сам бы и справлялся. Рукой!
После этого она, само собой, была наказана.
Лежа на противно скрипучей кровати и глядя на свои подрагивающие от сильных равномерных толчков ступни, закинутые на плечи Дерила, Эви проклинала свой длинный язык и уже на автомате вытягивала руки над головой, чтоб ему удобно было их перехватывать. Ко всему привыкаешь, когда выбора нет.
А его пока что не было.
Эви отчаянно боялась мира за порогом дома.
Несмотря на то, что приют вполне подготовил ее к самостоятельной жизни, Эви всегда оставалась интровертом.
И работу выбрала себе такую, чтоб как можно меньше пересекаться с людьми.
В своей маленькой квартирке она увлеченно рисовала графические эскизы для рекламных баннеров, вела несколько групп в соцсетях, писала тексты слоганов.
Когда мир рухнул, она еще два месяца просидела безвылазно дома, в какомто ступоре, подъедая запасы. Всё ждала, когда наладится.
Не наладилось. Сначала перестала работать канализация, исчез свет. Кончились продукты и питьевая вода, хотя Эви всегда была очень запасливая, а магазинчик в доме, где она жила, практически не разграбленным.
Но все когда-то заканчивается.
Пришлось выползать.
На Метта и его семью натолкнулась случайно. Они кратко пересказали новости, совсем неутешительные.