Дейл помогает мне, как может, его трейлер просто спасение. Можно спрятаться внутри и ни с кем не разговаривать.
Впрочем, особо никто и не рвется.
Лори вся в семье, буквально светится от счастья. Я рада за нее и даже завидую.
Просто удивительная целеустремленность у ее мужа, Рика.
В такое время суметь выбраться из города и найти свою семью! Это невероятное везение!
И большое счастье.
Правда, Шейн очень напряжен, и это видят все. Кроме его друга Рика, конечно же.
Дейл сильно переживает из-за трейлера. Там сломалась или еле работает, я так и не поняла, какая-то важная деталь, которую сложно найти. Они с Гленном все время обсуждают, куда ехать, чтоб разжиться необходимым.
Семьи мексиканцев, похоже, планируют ехать своим путем, по крайней мере, они все время что-то обсуждают по-своему, и вообще как-то отдалились.
Диксон, после того, как пропал его брат, ни с кем не разговаривает, рычит на Ти Дога и Рика, и я слышала, как Шейн и Рик обсуждали, не избавиться ли от него, потому что совершенно неуправляемый.
Мне кажется, что Диксон и сам скоро уйдет. Непонятно, почему не ушел еще, он ведь как бешеный тогда сорвался на поиски брата.
И я иногда думаю, что, если бы он тогда не уехал, утащив с собой Рика, Гленна и Ти Дога, то Андреа была бы жива. И много кто из моих невольных соседей по лагерю был бы жив.
А так
Из мужчин остались только мексиканцы, которые в первую очередь кинулись к своим, загоняя их в машины и не обращая внимания на других, Дейл, как раз ковырявшийся в капоте, и, если бы не я, там бы и оставшийся, и муж Керол, Эд, сразу же рванувший к машине и запершийся там, забыв про жену и дочь.
Андреа удалось запихнуть Керол под трейлер, меня на крышу, а Лори с Карлом вместе с Дейлом внутрь.
Не спаслась София, дочь Керол, жена и сын одного из мексиканцев, к своему стыду, я так и не узнала, как их зовут. Звали. Еще чернокожая женщина-архитектор и мужчина, всегда возившийся с трейлером Дейла.
И Андреа. Моя Андреа.
Мужчины подоспели слишком поздно.
После этого еще больше суток все были словно в ступоре, хороня и оплакивая погибших.
На меня косились, потому что я не плакала.
Но как я могла оплакивать сестру? Если она для меня не умерла?
Она рядом. Она здесь. Она стоит за спиной и улыбается. На ней синяя футболка-поло и джинсы-карго. Волосы убраны в хвост. И у нее на шее кулон, что пару дней назад привезла мне из вылазки. Как раз тогда, когда Рика нашли. И Мерла потеряли.
10 августа 2010 года.
Сегодня обсуждали, куда ехать дальше. Я не участвовала. Вообще, у нас царит патриархат.
Мужчины что-то решают, а женщины подчиняются.
Наверно, это правильно, хотя Андреа не согласилась бы.
Дерил тоже не принимает участия в обсуждении. Он целыми днями сидит либо у костра, бесконечно возясь с арбалетом, либо у байка Мерла, приводя его в порядок, словно надеясь, что брат вот-вот объявится.
Я сижу в трейлере и радуюсь, что ко мне не пристают.
Вообще, сейчас все стало подругому, не так как в начале, когда все еще надеялись, что это все скоро закончится.
Я иногда вспоминаю эти, на самом деле, беззаботные дни, и поражаюсь, какими мы были беспечными!
Мы готовили, стирали, смеялись, обсуждая какие-то глупые вещи. Спокойно и уверенно ходили по лесу, выискивая грибы и ягоды.
И ждали, когда нас либо эвакуируют, либо найдут и скажут, что можно возвращаться.
Никто не верил, что это надолго.
Теперь все по-другому.
Рик рассказал, что происходит в городе, и всем понятно, что оттуда никто за нами не придет. Некому приходить.
Шейн настаивает на форте Бенниге. Он уверен, что военные спаслись и все держат под контролем.
Рик спорит.
Он предлагает ехать в ЦКЗ, потому что только там могут быть ответы на вопросы, что это такое происходит вокруг. И, возможно, решение.
Все остальные, на мой взгляд, вообще ничего не понимают и предложить не могут.
Диксон, похоже, все-таки собирается уходить. Очень уж он демонстративно отгораживается ото всех.
Сегодня я подошла к нему, села рядом.
Он покосился на меня с недоумением, проворчал что-то о том, что места вокруг полно, и нехер сидеть с ним.
Я попыталась выяснить его намерения, но он меня грубо послал.
И ушел.
А мне почему-то так обидно стало, просто невероятно обидно.
Хотя он мне никто, он вообще посторонний человек, пристреливший мою сестру! Я его ненавидеть должна!
А я переживаю из-за того, что он был груб со мной!
И еще из-за того, что, когда через полчаса к нему подошла Керол с тарелкой еды, он ей даже слегка улыбнулся!
И сказал какие-то слова!
А на меня даже не смотрит!
А если и смотрит, то со злостью, с ненавистью даже какой-то.
Почему? За что? Я не понимаю.
Дерил отхлебнул из бутылки воды, помня, что ее тоже надо экономить, прикрыл глаза на мгновение.
Он до сих пор не мог спокойно вспоминать те дни, когда потерял Мерла.
Как он был зол, как зол!
Еле сдерживался, чтоб не вколотить шерифу зубы в глотку, не послать болт в рожу черномазого! Останавливало только понимание того, что брат сам виноват. Нарвался, подставил всех. Как и до всего этого дерьма.
Нарываться Мерл умел как никто. И подставлять. Подельников, Дерила, себя Особенно в состоянии прихода, когда эйфория и вокруг радужные пони. И тысамый охрененный чувак на свете.
Но это все равно не повод, не повод, чтобы оставлять его, беспомощного, на растерзание тварям!
Вот где он сейчас, а?
Как он умудрился так далеко свалить, без руки, измученный и ослабленный?
Дерил несколько раз порывался искать его.
Останавливало несколько причин.
Надежда, что брат сам найдет его, поэтому надо оставаться на месте. Ведь упер же он их машину, уехал же куда-то? Мог просто заблудиться, или отлежаться где-нибудь.
Но эта надежда таяла с каждым проведенным здесь днем.
Он знал Мерла. Если бы мог, давно бы уже приехал. Хотя бы для того, чтоб навалять черномазому и копу.
Еще он понимал, что в этот раз никто с ним не пойдет. А одному сложновато, конечно. В прошлый раз, в Атланте, он впечатлился количеством тварей на квадратный метр, и понимал, что, случись какая-то фигня, он не выберется. Просто массой задавят.
И еще девчонка. Это была самая стремная, самая тайная причина, которую он даже от себя скрывал.
Дерил не мог забыть ее глаза, ее огромные, безумные глаза.
Она стояла напротив, смотрела на сестру с дыркой в голове.
А потом подняла на него взгляд.
И Дерил еле сдержался, чтоб не отшатнуться, столько непонимания и ужаса было в нем!
Словно она отзеркалила его эмоции. Тогда. Когда он вылетел на крышу и увидел вместо Мерла только его отрезанную руку.
Он потом смотрел за ней, осторожно, не привлекая внимание.
Девчонка была настолько потерянной, настолько выпавшей из реальности, что ему становилось не по себе.
Она, казалось, не отдавала себе отчета в том, что происходит.
Не разговаривала ни с кем, не смотрела ни на кого.
Он опасался, что она в один момент может просто выйти из лагеря и пойти бездумно в лес. Навстречу смерти.
Дерил тогда не понимал, да и не задумывался, почему он так беспокоится о, конечно, клевой, но совершенно чужой для него девушке.
Потому что тогда, в лесу, они немного поговорили?
Да ну бред!
Она милашка, конечно, не без этого, и, представься возможность, он бы
Он привычно уверенно обрубал возникающие в голове шальные мыслишки, сжимал зло губы.
Нахуй.
Все эти бабы. Нахуй.
Злился. На нее. На себя. На Мерла. На Рика.
На гребаный конец света.
Да, тогда его привычным состоянием была именно злость.
И кто же знал, как скоро все изменится.
4
12 августа 2010 года, день.
Боже мой, какое блаженство все-такигорячая вода!
Я уже успела отвыкнуть от невероятного ощущения теплых струй, разбивающихся о кожу!
Думала, так и усну в душе, или умру от блаженства!
Еле выползла.
И сейчас, сидя в тепле, в махровом халате на голое тело, чувствуя, как с волос стекает вода, не верится, что за стеной все тот же жуткий мир с ходячими мертвецами.
Ощущение безопасности, спокойствия, просто тишиныневероятно.
Только ради этого стоило так мучиться, чтоб доехать сюда, в ЦКЗ, Центр Контроля Заболеваний.
Надеюсь, нам не придется отсюда уезжать. Не знаю, как я вынесу возвращение в реальность.
12 августа 2010 года, ночь.
Не могу уснуть. Слишком взбудоражена, слишком много мыслей, слишком много Всего.
Еще утром мы были в невероятной опасности, на пути в ЦКЗ, и я сжималась от ужаса, когда видела такое количество мертвых по обочинам.
Их стало больше, Боже милостивый, их стало так много!
Пока мы сидели в карьере, мир стремительно умирал. Я это поняла отчетливо, глядя в окно трейлера.
Наша небольшая колонна, с Диксоном на байке в авангарде, двигалась не очень быстро, и мертвые, бредущие в противоположном направлении, поворачивали головы на звук моторов и шли следом.
Интересно, как они могут видеть и слышать? У некоторых нет глаз. Это так жутко смотрится, просто дрожь пробирает.
Может, как черви, чувствуют вибрацию?
Нас осталось совсем немного. Мексиканцы уехали к каким-то родственникам, я даже не стала запоминать, куда.
Джим, мужчина, который помогал Дейлу с трейлером, умер. Его укусил ходячий во время нападения, и какое-то время он мужественно держался, но всем было понятно, чем это закончится.
Остались Дейл, Гленн, я, Рик с Лори и Карлом, Шейн, Ти Дог и Керол с Эдом. И Дерил.
Даже рука дрогнула, когда писала его имя.
Смогу ли я ему взглянуть в глаза завтра? Стыдно, так стыдно
И страшно.
Точно так же страшно, как тогда, когда мы стояли возле дверей ЦКЗ, безуспешно крича, упрашивая впустить.
Тогда мне казалось, что смерть уже рядом. Хотя, она всегда теперь рядом.
Но дверь открылась, доктор Дженнер, единственный, как оказалось, оставшийся в живых ученый в ЦКЗ, помог нам, и следующие несколько часов я наслаждалась забытыми благами цивилизации.
А как вкусно мы потом пообедали!
И даже выпили. Всем было весело, впервые за долгое время мы немного расслабились, почувствовали себя в безопасности.
Доктор Дженнер довольно закрытый человек, малоразговорчивый. Но, мне кажется, что все ученые такие. Так что я не удивляюсь.
Он объяснял нам причины, по которым мертвецы могут оживать, но я не особенно поняла. А, может, и не хотела понимать.
В конце концов, какая разница, почему они ходят?
Главное, что ходят, и это надо учитывать. С этим нам теперь жить.
За столом, глядя на спокойные и веселые лица своих спутников, я подумала, что, может быть, все наконец-то будет хорошо. Хотя бы на время.
Жаль, что Андреа
Вот опять я. Рука дрожит. Хватит.
Надо взять себя в руки и дописать. И отпустить это. И лечь спать.
Этим вечером мы сидели, пили хорошее легкое вино, смеялись над развеселившимся Диксоном, над совершенно красным Гленном, над ударившимся в философию Дейлом.
Потом, когда все стали расходиться, мне, очевидно, в голову ударило вино, потому что только этим я могу оправдать свое нелепое желание поговорить с Дерилом.
Он уже шел в комнату, когда я остановила его, возле библиотеки.
Я нерешительно тронула его локоть, и тут же отдернула руку. Его кожа была невероятно горячей. А еще очень приятной на ощупь.
Он так вопросительно и хмуро посмотрел на меня, словно и не смеялся только что над пьяным Гленном вместе со всеми.
Дерил, я в этот момент даже пожалела, что остановила его, но деваться было некуда, я хотела сказать тебе кое-что.
Ну? Он не смотрел мне в глаза, и вообще казалось, что ни видеть ни слышать меня не хочет.
Меня это задело, и я сказала не то, что хотела изначально.
Почему ты не смотришь на меня? Я тебя обидела чем-то?
Че за вопросы такие? Нахуй мозгоебство, пробормотал он, старательно отводя глаза и делая шаг назад, в библиотеку.
Я шагнула следом, разозлившись окончательно. Вот уж не ожидала от себя таких эмоций!
Если ты думаешь, что я на тебя злюсь из-за Андреа, то зря! Это мог быть кто угодно: Рик, Шейн, Ти Дог
Ну да, само собой, усмехнулся он, отходя к книжным стеллажам и делая вид, что книгу выбирает. Это выглядело даже забавно. Хмурый громила решает, что бы ему почитать перед сном. Чистоплюи
Дерил, я
Тут я смешалась, не зная, как выразиться, как дать понять ему, что я не испытываю к нему отрицательных эмоций.
И, в итоге, сделала глупость.
Подошла к нему, поднялась на цыпочки и легко коснулась губами его щеки.
Хотела щеки, но он отшатнулся от меня, ударился затылком о книжный стеллаж, и поцелуй пришелся в губы.
Он замер. Не размыкая губ, застыв, как статуя. И я тоже не двигалась. Стояла, практически прижавшись к нему, и ловила его дыхание. От него пахло крепким спиртным и сигаретами. А губы его были сухими и жесткими.
И мне вдруг так захотелось, чтоб Дерил мне ответил!
Это, наверно, помешательство какое-то, воздействие пережитого стресса и вина.
Но мне невероятно, до ужаса, до покалывания в кончиках пальцев хотелось узнать, какой он на вкус!
Как он целует?
Грубо? Жадно? Нетерпеливо? Стремясь только получить, а не дать?
А, может, неумело и невнятно? Не считая это чем-то важным?
Или Нежно и умело? Пробуя и подчиняя? У него наверняка было много женщин. Он наверняка умеет.
Я почувствовала себя очень свободной и даже развратной.
Я положила ему руки на плечи и опять поцеловала. Лизнула нижнюю поджатую губу, пытаясь заставить его открыть рот.
Он не сделал ни одного движения мне навстречу, наоборот, кажется, что отклонился еще больше, опять упираясь затылком в стеллаж.
Я выдохнула ему в губы, уже с сожалением, понимая, что он не ответит мне, что выгляжу непроходимой, невозможной дурой, приставая так нагло.
И тут я внезапно почувствовала боль. Ощущение было, словно талию в тиски сжали, резко стало трудно дышать.
Я даже не сразу поняла, что это ладони Диксона.
Я попыталась отстраниться, но он, впервые за все время нашего так называемого разговора посмотрел мне в глаза.
И мне стало страшно.
У Диксона был дикий, жесткий, оценивающий взгляд, как будто в прицел смотрит, выбирает, куда выстрелить в первую очередь.
Я уперлась ладонями ему в плечи, уже не обнимая, а отталкивая, осознавая, что зря я вообще к нему подошла, но он не отпустил.
Он очень сильный. Такой сильный, чудовищно просто, и не скажешь никогда по нему! Я отодвигалась, но он даже не шевельнулся.
Я хотела ему сказать, чтоб отпустил, но не успела.
Он резко прижал меня к себе и поцеловал.
Все мои догадки о том, как он целуется, были совершенно далекими от истины.
Потому что целовал он так, как и все делал в жизни, жестоко и яростно, действуя, как считает нужным, не думая о чувствах других.
Я ощущала себя, словно в лапах дикого зверя, не могла от неожиданности и страха даже пошевелиться, а Дерил прижимал меня все крепче, все больнее, уже не целовал, а кусал мои губы.
Потом я почувствовала, как он тянет меня за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову, и ощутила его губы уже на шее, горячие, такие горячие, что каждый поцелуй был как ожог.
Я так была оглушена его напором, его жадностью, его бесцеремонностью, что не сразу поняла, что могу говорить, что он уже не терзает мои губы, переключившись на шею и грудь.
Слова из головы все вынесло, я еле открыла рот, чтоб прохрипеть:
Нет, нет
Не надеясь, что услышит. Но он услышал, поднял голову, опять поймал мой взгляд, наверное, поняв, что пугает меня до невозможности, остановился.
А в следующее мгновение я уже была свободна.
Пошла нахер отсюда, он отвернулся, опять пряча глаза.
Видно было, что он старается успокоиться, сжимает и разжимает кулаки с белыми от напряжения костяшками.
Я сделала движение в нему навстречу, сама не понимая, что хочу сказать, но он опять, как в самом начале, отшатнулся и повторил еще злее:
Нахер, я сказал!
Я выбежала из библиотеки, не помня себя, в голове все перемешалось, ни одной связной мысли.