Лю-Цзе свернул из главного коридора в боковой и коснулся ладонью двух огромных полированных дверей красного дерева. Потом оглянулся. Лобсанг замер на месте в нескольких шагах за его спиной.
Ну, ты идешь?
Но сюда даже донгам запрещено входить! воскликнул Лобсанг. Ты должен быть, по крайней мере, тингом третьего дьима!
Ну да, ну да. Но здесь можно срезать. Пойдем, а то сквозняк слишком сильный.
Крайне неохотно, ожидая в любой момент услышать гневный и властный окрик, Лобсанг поплелся за метельщиком.
Подумать только, всего-навсего метельщик! Один из людей, подметавших полы, стиравших белье и чистивших отхожие места! Никто ведь никогда даже не упоминал об этом! Послушники слышали легенды о Лю-Цзе с самого первого дня своего пребывания в монастыре о том, как он распутывал самые запутанные временные узлы; как умело лавировал на перекрестках истории; как обращал время вспять одним словом и как потом на основе этого умения создал самое тонкое из всех известных боевых искусств
И этот человек оказался тощим старичком неопределенной этнической группы, этаким человеческим эквивалентом дворняги, в некогда белой, но сейчас захваченной пятнами и заплатами одежде и поддерживаемых бечевкой сандалиях. А эта его дружелюбная улыбка, как будто он все время ждал, что вот-вот произойдет нечто замечательное И никакого пояса, только веревка, чтоб полы не развевались. Немыслимо! До серого донга любой послушник дослуживался, причем некоторые в самый первый год обучения!
В додзё было полным-полно оттачивавших свое мастерство старших монахов. Лобсанг едва успел отскочить в сторону, когда мимо него пронеслась пара бойцов, руки и ноги их мелькали с невообразимой скоростью, нарезая время на все более тонкие ломтики; каждый пытался найти слабое место в обороне противника
Эй! Метельщик!
Лобсанг испуганно оглянулся, но окрик был адресован Лю-Цзе. Тинг, который, судя по новенькому поясу, только что получил третий дьим, с побагровевшим от ярости лицом наступал на старичка.
Да как ты посмел войти сюда, чистильщик нечистот? Тебе запрещено быть тут!
Улыбка на лице Лю-Цзе слегка изменилась. Он выудил из-за пазухи небольшой кисет.
Решил срезать путь, пояснил он, достав из кисета щепотку табака. Похоже, он собирался скрутить самокрутку прямо на глазах у разъяренного, нависшего над ним тинга. А у вас тут грязновато. Я определенно должен поговорить с человеком, который отвечает за уборку местных полов.
Да как ты смеешь меня оскорблять! завопил монах. Убирайся к себе на кухню, презренный метельщик!
Лобсанг, съежившийся от страха за спиной у Лю-Цзе, вдруг понял, что в додзё стало очень тихо и взоры всех монахов обратились к ним. Кое-кто перешептывался. Восседающий в своем кресле наставник до-дзё его можно было узнать по коричневого цвета одеяниям равнодушно наблюдал за происходящим, подперев голову рукой.
Двигаясь утонченно и неторопливо, подобно самураю, создающему изысканный букет, Лю-Цзе аккуратно раскладывал табачные крупинки на листочке тончайшей папиросной бумаги. Что, разумеется, еще больше выводило из себя.
Если не возражаешь, я предпочту выйти вон через ту дверь, сказал он.
Подумать только, какова дерзость! Значит, ты хочешь драться, о злейший враг грязи?
Монах отскочил назад и поднял руки, приняв стойку Хека. Резко повернувшись, он нанес удар ногой по висевшему рядом кожаному мешку, причем настолько сильный, что цепь, поддерживающая мешок, лопнула. Монах снова повернулся лицом к Лю-Цзе; руки его изогнулись, говоря о том, что он собирается начать атаку Змеи.
Аи! Шао! Хай-иии завопил он. Наставник додзё поднялся.
Остановись! велел он. Ужели ты не хочешь узнать имя человека, которого собираешься уничтожить?
Боец, не меняя позы, свирепо посмотрел на Лю-Цзе.
Мне ни к чему знать имя какого-то метельщика, заявил он.
Лю-Цзе наконец скрутил тоненькую самокрутку и подмигнул разъяренному монаху, чем распалил его еще больше.
Знать имя метельщика есть большая мудрость, о юноша, сказал наставник додзё. И мой вопрос был адресован не тебе.
Тик
Джереми уставился на простыни.
Они были испещрены словами. Написанными его рукой.
Надписи переходили на подушку, а потом и на стену. Были и эскизы, оставившие штукатурке глубокий след.
Свой карандаш он нашел под кроватью. Он умудрился заточить его. Во сне. Он заточил карандаш во сне! И, судя по виду карандаша, он писал и рисовал несколько часов кряду. Конспектируя свой сон.
На краю стеганого одеяла обнаружился список необходимых деталей.
Сон, когда он его видел, был абсолютно понятен и прост. Словно молоток, палка или Гравитационный Регулятор Колесника. Джереми как будто старого друга встретил. А теперь Он уставился на собственные каракули. Он писал настолько быстро, что не обращал внимания ни на пунктуацию, ни на пропущенные буквы. Но некоторый смысл уловить было можно.
Он читал о подобных явлениях. Основой многих величайших изобретений были сны или грезы. Взять, к примеру, Гепцибу Герпеса. Идея часов с регулируемым маятником пришла ему в голову, когда он, подрабатывая на общественных началах, управлял виселицей. А Вильфрам Белибертон? Разве он не говорил, что идея Рыбохвостного Регулятора пришла ему после того, как он обожрался лобстерами?
Да, во сне все было предельно ясно и понятно. А день показал, что предстоит еще немало потрудиться.
Из крохотной кухни за мастерской донесся звон посуды. Он поспешил вниз, волоча за собой простыню.
Обычно я начал было Джереми.
Тофт, фэр, объявил Игорь, поворачиваясь к нему от плиты. Флегка подрумяненный, йа полагайт.
Откуда ты знал?
Игорь умейт предугадывайт пожелания мафтера, фэр, сказал Игорь. Какая вундебар кляйне кюхен, фэр. Никогда не видайт ящик ф надписью «Ложки», в котором лежайт только ложки.
Игорь, а ты умеешь работать со стеклом? вдруг спросил Джереми, не обратив внимания на последнее замечание.
Найн, фэр, ответил Игорь, намазывая тост маслом.
Нет?
Йа не просто умейт работайт стекло, сэр, йа чертовфки здорово его работайт. Многие мои мафтера требовайт вефьма фпецифичефкий прибор, который ты нигде не дофтавайт. А что именно надобляетфя?
Как насчет попробовать построить нечто подобное? спросил Джереми, расстилая на столе простыню.
Тост выпал из черных ногтей Игоря.
Что-нибудь не так? встревожился Джереми.
Йа чувфтвовайт фебя так, будто кто-то ходийт моя могила, фэр, ответил Игорь, чье лицо было откровенно потрясенным.
Э Но у тебя ж еще нет могилы? уточнил Джереми.
Это фигурная речь, фэр, обиделся Игорь.
Так вот, мне пришла мысль построить такие часы
Фтеклянные чафы, сказал Игорь. Я знавайт такие. Мой дед Игорь помогайт фтроить фамые первые.
Самые первые? Но это же всего лишь детская сказка! Мне они приснились, и я
Мой дед Игорь вфегда говорийт: то бывайт очень фтранные чафы, поведал Игорь. Этот взрыв, ну и вфе офтальное
Что? Часы взорвались? Из-за металлической пружинки?
Не фовфем взрывайт, ответил Игорь. Мы, Игори, фо взрывами на короткой ноге. Он пощупал свою ногу. Найн, флучайтфя нечто зер-зер фтранное. А мы, Игори, и фо фтранным на той же короткой ноге. И даже руке.
Ты хочешь сказать, стеклянные часы действительно существовали?
Вопрос, казалось, несколько смутил Игоря.
Йа, кивнул он. И в то же время найн.
Вещи либо существуют, либо нет, нахмурился Джереми. В этом я совершенно уверен. Я специальное лекарство принимаю.
Они фущефтвовайт, сказал Игорь. А потом, пофле, никогда не фущефтвовайт. Так фказывайт мне мой дед, а он делайт те чафы этими вот руками.
Джереми опустил взгляд. Руки Игоря были узловатыми и грубыми. Присмотревшись, он заметил широкие шрамы вокруг запястий.
В нашем фемейфтве мы дорожийт фвоим нафледием, гордо поделился Игорь, перехватив его взгляд.
Ага. Типа сам поносил, дай другому, аха-ха-ха, сказал Джереми. Интересно, где он вчера оставил лекарство?
Очень фмешно, фэр. Но дед часто фказывайт, что пофле вфе бывайт как фон, фэр.
Как сон
Мафтерфкая фтановийтфя фовфем другая. Без чафов. А Дебильноватый Доктор Фпрыг, который тогда бывайт мафтером моего деда, делайт фовфем не фтеклянный чафы, а извлечение фвета из апельфинов. Вфе поменяйтфя, фэр, да таким ф тех пор и офтавайтфя. Фловно ничего и не бывайт вовфе.
Но сказка-то осталась!
Йа, фэр. Нафтоящая мифтификация, фэр.
Джереми уставился на испещренную собственными каракулями простыню. Самые точные часы на свете. И всего-то. Часы, после создания которых отпадет необходимость во всех остальных часах, как сказала леди ле Гион. Человек, создавший такие часы, неминуемо войдет в историю отсчета времени. В книге говорилось, будто бы в эти часы заточили само Время, но Джереми всегда относился ко Всяким Выдумкам снисходительно. Часы просто измеряют время. Не было ни одного такого случая, чтобы расстояние попадало в плен к рулетке. Часы просто отсчитывают зубчики на шестеренке. Или на свете
Свет с зубчиками. Он видел такой во сне. Не тот яркий, небесный свет, а свет в виде возбужденной линии, волнами прыгающей вверх-вниз.
Так ты сможешь построить нечто подобное? спросил он.
Игорь еще раз посмотрел на чертеж.
Йа, кивнул он. Потом показал на ту часть чертежа, где были изображены нескольких больших стеклянных сосудов вокруг центральной колонны часов. И йа знавайт, что это такое.
Мне сни мне казалось, они должны как-то искриться, сказал Джереми.
Эти фофуды тайное, очень тайное знание, сказал Игорь, пропуская слова Джереми мимо ушей. Фэр, где-то здефь можно приобретайт медные штыри?
В Анк-Морпорке? Легко.
А цинк?
В любом количестве.
Ферную кифлоту?
В бутылках? Конечно.
О, йа, должно быйт, умирайт и попадайт небефа! воскликнул Игорь. Пуфкайт меня к медь, цинк и кифлота, фэр, и йа показывайт вам такие ифкры!
Тик
Меня зовут, сказал Лю-Цзе, опершись на метлу и глядя, как разгневанный тинг заносит руку, Лю-Цзе.
В додзё воцарилась гробовая тишина. Боевой клич застрял в горле монаха.
Аи! Хао-гнг? ОйляяяяОйляяяяОйляяяя
Монах, казалось, не пошевелился, а просто сложился внутрь самого себя, перейдя из боевой стойки в позу до смерти напуганного, во всем раскаивающегося грешника.
Лю-Цзе наклонился и чиркнул спичкой по его незащищенному подбородку.
Как тебя зовут, отрок? спросил он, раскуривая измятую самокрутку.
Его зовут грязь, Лю-Цзе, сказал подошедший наставник додзё и дал пинка неподвижно застывшему забияке. Итак, грязь, ты знаешь правила. Дерись с человеком, которому ты бросил вызов, иначе лишишься пояса.
Юноша в течение нескольких секунд оставался неподвижным, потом очень осторожно, почти нарочито осторожно, показывая, что никого не хочет оскорбить, стал развязывать пояс.
Нет-нет, нам этого не нужно, мягким голосом остановил его Лю-Цзе. Вызов был хорош. Вполне пристойный «Аи!» и сносный «Хай-иии!» Давненько мне не приходилось слышать добротных боевых воплей. Кроме того, мы ведь не хотим, чтобы с него свалились штаны, да еще в такой момент, верно? Он принюхался и добавил: Особенно в такой момент.
Он похлопал съежившегося монаха по плечу.
Главное всегда помни самое первое правило, которому научил тебя твой учитель. А теперь ступай вымойся кому-то из нас придется наводить за тобой порядок.
Потом он повернулся и кивнул наставнику додзё.
Наставник, я хотел бы продемонстрировать молодому Лобсангу Беспорядочные Шары.
Наставник додзё низко поклонился.
Все, что пожелаешь, метельщик Лю-Цзе.
Лобсанг поспешил за Лю-Цзе, а за его спиной раздался голос наставника додзё, который, подобно всем учителям, не упустил возможности закрепить наглядный урок:
Итак, додзё! Каково же Правило Номер Один?
Так и не поднявшийся с колен монах тоже присоединился к дружному хору голосов:
При встрече с лысыми морщинистыми улыбчивыми старичками веди себя крайне осторожно!
Хорошее правило, кстати, пробормотал Лю-Цзе, провожая своего нового ученика в следующий зал. Я встречал немало людей, которым бы оно очень пригодилось.
Он остановился, не глядя на Лобсанга, и протянул руку.
А теперь, будь так добр, верни лопатку, которую ты украл, когда мы с тобой познакомились.
Но я даже не приближался к тебе, о учитель!
Улыбка продолжала играть на губах Лю-Цзе.
О да, ты прав. Прими мои извинения. Обычный стариковский вздор. Разве не написано: «Я б и собственную голову потерял, не будь она приколочена»? Идем же.
Пол в этом зале был дощатым, а высокие, обитые войлоком стены были испещрены красновато-бурыми пятнами.
Э-э, у нас есть такая машина в додзё для послушников, о метельщик, сообщил Лобсанг.
Но ваши шары сделаны из мягкой кожи, не так ли? спросил старик, подходя к высокому деревянному кубу. На грани, обращенной в сторону длинной части зала, виднелся ряд отверстий, доходивший примерно до высоты человеческого роста. И летят они достаточно медленно, насколько я помню.
Э Да, согласился Лобсанг, наблюдая, как старик нажимает на очень большой рычаг.
Откуда-то снизу донесся лязг металла о металл, потом шум бурного потока воды. Из соединений куба со свистом стал выходить воздух.
Эти шары деревянные, спокойным тоном сказал Лю-Цзе. Попробуй их поймать.
Что-то чиркнуло Лобсанга по уху, потом вздрогнула от сильнейшего удара обитая войлоком стена, и через мгновение шар упал на пол.
Может, чуть-чуть медленнее сказал Лю-Цзе, поворачивая рукоять.
Из пятнадцати выпущенных машиной шаров Лобсанг поймал только один. Животом. Лю-Цзе вздохнул и перевел рычаг в исходное положение.
Молодец, похвалил он.
Но, метельщик, я не могу произнес юноша, поднимаясь на ноги.
Я знал, что ты не сможешь поймать ни одного шара, перебил его Лю-Цзе. Даже наш неистовый приятель, оставшийся в соседнем зале, не смог бы это сделать. На такой-то скорости!
Но ты же сказал, что сделал скорость поменьше!
Только чтобы тебя не убило. Хотел испытать тебя. Наша жизнь одно сплошное испытание. Пошли, юноша. Не стоит заставлять настоятеля ждать.
И Лю-Цзе, оставляя за собой след табачного дыма, двинулся дальше.
Лобсанг последовал за ним, почему-то чувствуя все возрастающее беспокойство. Этот старик действительно был Лю-Цзе, происшествие в додзё доказало это. Впрочем, он, Лобсанг, сразу это понял. Посмотрел на маленькое круглое лицо, на дружелюбный взгляд, устремленный в сторону разъяренного бойца, и понял. Но простой метельщик? Без каких-либо знаков различия? Без статуса? Нет, статус все же был, потому что наставник додзё поклонился ему ниже, чем самому настоятелю, но
А теперь Лобсанг шел за ним по коридорам, вход в которые под страхом смерти был запрещен даже монахам. Рано или поздно неминуемо должна была случиться беда.
Метельщик, мне правда нужно вернуться на кухню, я ведь дежурю неуверенно произнес он.
О да, Дежурство по кухне, улыбнулся Лю-Цзе. Чтобы развить привычку к повиновению и тяжелому труду, верно?
Да, метельщик.
И она развивается?
О да.
Правда?
Нет.
Должен сказать, не все так просто, как может показаться. А сейчас, отрок, сказал Лю-Цзе, миновав арочный вход, ты увидишь, что такое настоящее образование!
Лобсанг вошел в зал, больше которого ему видеть не доводилось. Лучи света врывались в огромное помещение сквозь застекленные отверстия в крыше. А ниже под присмотром старших монахов, осторожно ходивших по висевшим на тросах мосткам, не меньше ста ярдов в поперечнике, находилась
Лобсангу приходилось слышать о Мандале.
Словно кто-то взял тонны цветного песка и разбросал их по полу, создав совершенно беспорядочно расположенные радужные завихрения. А среди хаоса боролся за жизнь порядок, переживал взлеты и падения, но постоянно разрастался. Миллионы беспорядочно кувыркающихся песчинок составляли часть узора, который, повторяясь, распространялся по окружности, отвергался другими узорами или сливался с ними, чтобы в итоге раствориться во всеобщем беспорядке. Это происходило снова и снова, превращая Мандалу в бесшумную яростную войну цветов.
Лю-Цзе ступил на выглядевший весьма непрочным канатный деревянный мост.
Ну? произнес он. Что скажешь?
Лобсанг сделал глубокий вдох. Ему казалось, что если он упадет с моста, то скроется в бешеной пучине цветов и никогда, никогда не достигнет пола. Он заморгал и потер лоб.
Весьма зловещее зрелище, откликнулся он.
Правда? удивился Лю-Цзе. Не многие так говорят. Обычно используют несколько другие слова. Типа «чудесное» или «великолепное».