Глава II
Торжества в честь герцогини Юноны
Бог создал всех живых тварей неравнымизначит, неравенство являлось богоугодным порядком, а духовный закон разделял людей на три общности с правами и на бесправных бродяг. Женщины равных прав с мужчинами не имели; все, кроме вдов, нуждались в покровительстве отца, супруга или опекуна, на худой конец, работодателя, зато, благодаря замужеству, могли улучшить свой статус. Мужчине возвыситься было куда как сложнее, и лишь аристократ свободно выбирал, кем ему быть: воином, мирянином или священником. Воинский путь обещал почет, благосклонность красавиц и расширение земельных угодий. Титул же подразумевал владение не только землей, но и закрепленными за ней землеробамихватало захудалой деревушки с десятью дворами, чтобы стать бароном (благородным человеком). Выше барона стоял графглава округа, еще выше маркграфглава приграничных земель и вождь своего войска, далее герцогвождь над графами и баронами своих земель, потом принцпрямой наследник монарха, и венчал всё король, точнее: он стоял первым перед Богом и держал ответ за всех своих подданных. Старший сын герцога получал титул графа и округ, маркграфа и графатитул барона и надел земли, барона«титул учтивости» без владения землей. Все младшие сыновья сами завоевывали или заслуживали вотчины, дочерям аристократов доставался титул учтивости, причем, старшей дочерисамый высокий. К примеру, дочь Альдриана Лиисемского родилась первой его наследницей и получила титул герцогини. Чтобы не путать жену и дочь, двух герцогинь, в этом случае дочь называли по титулу и по первому имени, то есть«герцогиня Юнона», а женам властителей зачастую давали прозвища, как и их мужьям.
Кроме кантона Сиренгидия, земли Орензы состояли из пятнадцати графств, десять из которых соседствовали с рекой Лани, и еще из трех герцогств: из южного Лиисема, из болотистого Еле́ста на северо-западе со столицей в Иде́рданне и из холмистой Марти́нзы в центральной части страны, ограждавшей Лиисем с севера ожерельем из коварных оврагов и топей Гиблого леса. Единственная дорога от Лани на Элладанн шла по ущелью через городок Калли́, через крепость Тронт в предгорной долине и, далее, через Но́нанданнкрупный город с населением в сорок тысяч человек. Городом же считалось поселение с управой, мирским судом и храмом, обнесенное стенами и требующее плату за вход. В основном города Меридеи были небольшими, в них насчитывалось от тысячи до пяти тысяч обитателей, а всего в городах проживало не более одной сотой части от населения страны. Многолюдные города возникали на торговых путяхтрактах. Нонанданн, принадлежавший королю Орензы, как раз вырос на перекрестке двух дорог: Западный тракт вел к Луве́анским горам, Южный тракт шел к южному побережью через Элладанн, Ми́ттеданн и городок у серебряных рудников, Фо́льданн.
Прямо за Нонанданном начиналось богатейшее южное герцогствоЛиисем. Меридейцы говорили так: «Если Бренноданн это Белый Король, то Лиисемсамый яркий рубин в короне Орензы». Лиисемцы же верили, что этот край благословил сам Бог: здесь были лучшие пашни и соляные прииски королевства, фруктовые сады и пастбища. Лувеанские горы давали песчаник, известняк и мрамор, Ве́ммельские горыжелезную руду, медь и золото. Леве́рнский лес славился ценной древесиной, южное Хине́йское морекрупной рыбой, перламутром и красным кораллом.
Лиисемцы напрочь позабыли о голодных временах, однако в летописи можно было прочесть, что до двадцать седьмого цикла лет эти земли раздирали междоусобные войны, тогда как южное побережье страдало от набегов безбожников из Сольтеля. Всё изменил Олфо́бор Железный. Он изгнал сольтельцев и объединил враждовавшие кланы; и пришел этот рыцарь из Южной Леони́и, из некогда могущественного, полуварварского королевства Антола́. (Здесь же стоит пояснить, что «варвар» это не дикарь, а чужеземец; варвары жили в двух Варвариях, но также меридейцы могли назвать варваром любого иноземца из Меридеи со странными, пугающими обычаями).
Олфобор Железный не был меридианцем, но принял веру, женился на дочери короля Орензы и присягнул тому в верности. Он же основал новую столицу ЛиисемаЭлладанн. Древний летописец так написал об этом прославленном воителе: «С незлобивым нравом и чуждый стяжательства, зная, как ратовать, а как мир беречь, явил он и воинский гений, и державный». За то, что безбожники перестали угрожать Святой Земле Мери́диан, Олфобор Железный получил в награду право дополнить меридианским крестом свой герб, Оренза стала единственным королевством в Меридее, поделенным на две епископии, в Элладанне разместилась резиденция епископа.
Конечно, многие местные кланы были недовольны правлением антола́нца, но Олфобор Железный смог сохранить власть и передать ее потомкам: на одних аристократов щедро пролились милости, другие были казнены. Именно с той поры права владения землей еще усложнились, и у нее стало сразу множество хозяев. Над всеми по-прежнему стоял король и от всех своих аристократов-слуг он получал дань, но другой воин первого ранга (принц, герцог или маркграф) мог жаловать титул и земли из своего домена в лен или в феод новоявленному аристократу, а тот мог продавать кому-то еще участки, при этом не теряя главенства во владении землей, как не терял ее и герцог, и король. Титул, как правило, получали или наследовали вместе с воинской повинностью, и тогда имя у аристократа в Орензе заканчивалось на «ннак», что означало «на наказе». Отобрать титул можно было лишь за вероломство, за нарушение клятвы подданного, оттого с детских лет аристократов учили держать слово и не разбрасываться обещаниями. Рыцари, в свою очередь, имели право не присягать на верность даже своему королю, следовательно: воздерживаться от участия в его войнах, несмотря на воинскую повинность.
И у незнатного орензчанина окончание родового имени часто указывало на то, что его предки были славными воинами (окончание «ак» говорило о хороших заслугах, «нак» о высоких, «ннак» о героических). Но у большинства незнатных мирян имена в Орензе заканчивались на «о», как «Ботно». Если имя аристократа заканчивалось на «онт» это переводилось как «он от тех-то земель»: такое окончание имели придворные, получившие титул без воинской повинности. В иных королевствах Меридеи родовые имена также рассказывали историю и статус семей, а могли не говорить ни о чем, например: все санделианцы, знатные или нет, имели окончание имен на «ро». Альдриан Красивый унаследовал имя древнейшего антоланского рода, дававшее ему право на королевскую власть, но лиисемцы предпочли забыть о чужестранном происхождении своих герцогов: вместо Альдриан Валаа́дж, говорили простоАльдриан Лиисемский. Его жену прозвали Терезой Лодварской, так как она была дочерью короля Лодвара, соседнего с Лиисемом королевства.
________________
Маргарите оставалось надеяться, что и поломку часов дядюшка Жоль когда-нибудь забудет, правда, ей хотелось, чтобы это случилось не через дюжину циклов лет, а намного раньше. Пока же она старалась не попадаться ему на глаза. Убираясь в доме, девушка прокрадывалась из комнаты в комнату с метлой и тряпкой, словно воровала у Ботно их пыль. Быстро и с чувством вины Маргарита одна кушала в кухне, тогда как все остальные домочадцы веселились в обеденной. После вечерней трапезы они собирались в гостиной, а она уходила в свою спаленку под лестницей. Там ее развлечением стали мечты о том, что всё наладится. В ночь своего дня рождения она пожелала, чтобы часы с принцессой починились, чтобы ее саму забрал отсюда тот прекрасный человек из стихов Филиппа, чтобы она перестала наносить урон семье Ботно и чтобы любимый дядюшка ее простил, ведь сердце Маргариты болело из-за того, что ее второй отец с ней не разговаривал. Если они случайно встречались, дядя Жоль словно не замечал свою единственную дочку по сердцу.
Маргарита не ожидала, что ее отпустят в город, на торжества в честь рождения герцогини Юноны. В благодаренье, пятнадцатого дня Нестяжания, ее оставили молиться дома, но по возвращении из храма Жоль Ботно, его супруга и Оливи куда-то засобирались, Филиппа они взяли с собой. После их ухода Синоли гордо зашел в полутемную комнатушку сестры.
Ну, чего я обещивал! радостно изрек он. Мой тебе дар! Я смог их уболтать, и тебе дозволили пойти со мной на площадь.
Маргарита мгновенно подскочила, взяла маленькое зеркальце на ножке и, приставив его на умывальный столик к стене, начала прихорашиваться: расчесывать длинные, непослушные волосы, заново плести косу и примерять красный «выходной» чепец, какой она берегла уже две восьмиды ради особенного случая. Синоли сидел на ее кровати, нетерпеливо вздыхал и раздраженно охал.
Давай мухой шустри, торопил он ее. Беати уж назаждалася. Зачем чесалась, если чепчик напялила?! искренне изумился Синоли, наблюдая, как сестра прячет под чепец косу. Ни волоска всё равно не видное!
Неправда, я выпустила пару прядей у лица, пританцовывая от счастья, ответила Маргарита и, поочередно прикладывая косынки к шее, стала глядеться в ручное зеркальце.
Выбор косынок был скудным: бледно-голубая или болотно-зеленая, и ни одна из них не подходила к красному чепцу, похожему на шаперон-капюшон, без пелерины, зато с большим отворотом у лица.
Синоли зарычал:
Ну чё ты всё вертишься?! Почто тебе платок? Там жара наинесусветнейшая!
Но, Синолиии, у меня всего одно платье, и я в нем всюдова хожу, жалобно ответила его сестра. Я хочу быться красиве́е
Зачем?! Герцог Лиисемский как усмотрит тебя на жарище в зимнем платке, так влюбится? Немедля разведется с Терезой Лодва́рской, как с прежней супругою, и женится на тебе, дурочка? издевался Синоли: из всех мужчин, кто знал Маргариту, он один не замечал ее расцветающую красоту. С нами будет только Нинно, так что хорошиться тебе не перед кем.
Нинно! Ты чё мне сразу не сказал?!
Я его не звал, но он завсегда является с сестрой! Встает меж нами: вот так мы и гуливаем! Слухай, понизил голос Синоли, ты это поулыбайся ему, что ли Авось он хоть с мушку на тебя отвлечется.
Так вот зачем ты меня берешь! гневно воткнула руки в бока Маргарита.
Да! с сарказмом подтвердил Синоли, сорвал с ее шеи косынку и потащил за руку из дома.
________________
Горожанки Элладанна сменили будничные коричневые одеяния на убранства всевозможных цветов: от весенне-нежных до по-летнему ярких. Стараясь усложнить свои платья, они заворачивали спереди подол за пояс, приоткрывая контрастную нижнюю юбку и висящий на длинном шнурке вышитый кошелечек. Из головных уборов у замужних женщин пользовались почетом пышные сооружения из колпаков-кубышек и платков, а также чепцы с домотканым кружевом; юные девушки-невесты, хвастаясь длинными волосами, носили венки или обручи поперек лба. Дородные торговки из ремесленных кварталов так сильно стягивали и поднимали грудь, что она плыла впереди них, как нос корабля. Дамы из центра города одевались скромнее, но выглядели даже привлекательнее, их благопристойные платья будто говорили: «Я скромна, оттого что крайне красива, вот и прячу себя от недостойных глаз». Маргарита, разглядывая модниц Элладанна, с досадой думала о том, что всё же надо было взять косынку и не слушать брата: пусть ее мучила бы жара, зато она стала бы выглядеть праздничнее. Девушка стыдилась своего заношенного платья из грубого льна, висевшего на ней мешком; ей казалось, что все вокруг замечают штопки на ее одежде. Но, конечно, проходившие мимо мужчины замечали только Беати: в простоватом зеленом платье с укороченной юбкой она, яркая и улыбчивая, оказалась краше всех встреченных дам. Ладную фигуру южанки не испортил бы даже светло-коричневый мешок, какой носила Маргарита. Беати не боялась солнца и не прятала лица, в это благодаренье она распустила волосы, и они, сияя роскошным отливом, каштановой лавиной текли по ее спине. Тонкая косичка поперек лба, сплетенная из ее собственных волос, украшала голову небогатой красавицы. А рядом с сестрой, впереди Маргариты и Синоли, широкими шагами мускулистых ног ступал Нинно.
Беати и Нинно достались от родителей одинаковые карие глаза, полные губы, смуглая кожа и темные волосы. Эти брат и сестра имели красивые, открытые лица, и если бы Нинно родился девушкой, то выглядел бы в точности как его сестра, настолько они были похожи. И всё же получились разными: Беати, рожденная летом, всегда улыбалась, лучилась любовью и радостью, ее «зимний» старший брат мало разговаривал и вечно хмурился, из-за чего его недолюбливали в квартале, но и боялись.
«Надо же так человеку не свезти: народиться в Юпитералий, думала Маргарита, глядя на могучую спину кузнеца. Правда, Нинно народился в мой самый любимый день в годе, но ему-то от этого не легче́е! Мои три Порока в крестеэто ерунда в сравненье с невезением того, кто не может праздновать свое нарожденье. Никогда! Жуть Вот отчего он угрюмыйему никогда даров не задаривали. В Юпитералий Дьявол на два дня выпускает из Ада грешные души, и те понуро сидят у своих останков, ожидая подношений, это празднество мертвых и живых не чествуют. Народиться в Юпитералий так же худо, как и в Судный Деньв последний день года тоже нельзя пиршествовать и веселиться, лучше́е всего сутки ничего не кушать. А народиться прям ночью, в Темную Ночь, даже жутко Еще плохо народиться в Великие Мистериираз в четыре года тебе принимать дары Но Нинно еще таковой смурый, затем что его гуморальные сокиэто черная желчь и слизь. Он имеет высшую точку холода, как тетка Клементина, вот он и спокойный, и мрачный Мой же гуморвлажный и горячий, кровяной. Из-за этого я часто лью слезы и краснею, а Нинно, наверное, никогда не плакал и не краснел Зато Нинно народился в новолуние, и у него лишь один Порок в крестеЧревообъядение. Кушает он, конечно, мнооого А еще он народился в месяц Феба, значит, имеет склонённость к искусствам и тонкостя́м всяковым, и если бы народился в семье богачей, то кто знаетколечко-то эким красивым вышло! Да и на подмостках он вроде недурен Интересно, в этот Меркуриалий он вновь будется Дьяволом в мистерии или ему хоть раз дадут иную маску? Кроме того, он еще народился в восьмиде Веры, и это даровало его плоти склонённость к высоким чуйствамесли он полюбит, то вознесет свою любимую до Небес. А еще Филипп таковым же будется И герцог Альдриан Лиисемский тоже народился в восьмиде Веры».
Маргарита всё свое отрочество боялась Ниннораньше он казался ей великаном, даже людоедом из Варварий. Навещая Беати, она часто встречала Нинно, выходившим из кузни: черного от копоти, как демон Ада. В передней своего дома, у сундука, кузнец снимал кожаный передник и рабочую рубаху. Раз десятилетняя Маргарита натолкнулась там на него, когда он умывался, и увидела его мускулистый, словно отлитый из матовой бронзы торс. Никогда и ничуть Маргарита не желала проказничать в его доме, но когда она играла с Беати, то девочки увлекались и обязательно что-нибудь случайно портили. Маргарита лет до тринадцати ужасалась, что Нинно в этот раз уж точно разорвет ее своими ручищами, однако он, уставший и не говоривший ни слова, молча обедал, слушая оправдания девчонок, потом принимался чинить то, что они сломали. Беати твердила подруге, что ее брат очень добрый, вот только Маргарита сомневалась в ее словах. С одной стороны, Нинно беспокоился, кушала ли Беати вовремя, покупал ей всё необходимое и защищал ее. Он имел доходное ремесло кузнеца и унаследованное место в гильдии ковалей, но так как был холост и содержал всего одну сестру в возрасте невесты, которую мог выдать замуж, то получал от гильдии самые недоходные заказы, к тому же в год выплачивал податей и сборов почти на две золотые монеты. На оставшиеся скромные средства Нинно ухитрялся баловать сеструмаленькой Беати он дарил гравированные листы со сказками, а повзрослевшей давал деньги на полотна для нарядов и на мелочную лавку. С другой стороны, из-за холодного гумора Нинно скупился на чувства и никогда их открыто не проявлял. Ни разу Маргарита не видела, чтобы этот «великан» обнял Беати или сказал ей что-то нежное. Синоли и Филипп, хоть занимались в первую очередь собой, могли подойти, поцеловать сестру, обнять или сказать пару добрых слов, отчего у нее теплело на сердце.
В целом, Маргарита нечасто покидала дом, еще реже свой квартал; без сопровождения тетки, Синоли или дяди ей не дозволялось выходить в город, тем более появляться на улице после заката, ведь ответственность за незамужнюю девушку лежала на ее семье. Поэтому сейчас она с жадностью смотрела по сторонам, восторгаясь всем подряд: каменными домами на богатой Северной дороге, черепичными крышами, шпилями с флюгерами, расписными окнами-эркерами и резными ставнями, но прежде всего нарядами горожан. Тогда как все женщины носили длинные платья и удивляли лишь головными уборами, мужчины одевались куда вычурнее, ярче и смелее: несуразные шляпы, пестрые узкие штаны, нарочно неправильно надетые шапероны или камзолы Молодые холостяки наряжались особенно броско. Нинно в свои двадцать четыре года еще не женился, но не имел склонности к щегольству и носил одну и ту же невзрачную одежду. Тем удивительней он выглядел в это благодаренье: Нинно предстал непривычно чистым, выбритым и коротко подстриженным. На нем краснел новый камзол длиной до колен, сильные ноги обтягивали синие и тоже новые штаны, голову покрывала маленькая шляпа с отогнутыми полями и перышком сзади. От него даже пахло какими-то цветами.