3
Прости меня, тихо шептала Кинни одни и те же слова, уткнувшись лбом в холодный пол храма, где провела большую часть своей жизни.
Она сидела здесь на коленях с того самого времени, как ненавистный враг добрался, наконец, до поселения и закрылся в глинобитном жилище вождя. Айна вышла почти сразу, целая и невредимая. Родители Айны отругали Кинни, подруги вовсе перестали с ней разговаривать. Мать с отцом не схватились за розги только потому, что дочь вступила в брачный возраст, а кто ж возьмет в жены непокорную девку, да еще и избитую к тому же. Все три ее ленты с котами по-прежнему развевались на теплом летнем ветру.
Я никчемная хранительница, всхлипнула Кинни. Я не смогла уберечь младшую свою сестру.
В храме было просторно и необыкновенно тихо. Пол усыпан белоснежными лепестками, в больших глиняных горшках росли маленькие горные сосны. За одной из них в каменной чаше в несколько раз меньше той, что находилась на женской скале, мирно покоилась кристально чистая вода, дорого обошедшаяся двум юным хранительницам.
Не кори себя, дитятко, седой хранитель добродушно опустил костлявую руку на каштановую голову молодой газели. Ты ни в чем не виновата. Уж я-то знаю.
Кинни подняла взгляд на старого Свихта. Он был хранителем храма уже много-много лет, и никто не мог точно назвать его возраст. Насколько газель знала, старец воспитывал еще ту хранительницу, которую Кинни сменила в день своего рождения.
Мудрый Свихт, вытирая слезы, сказала Кинни, скажи, в чем я ошиблась? Где оступилась? Почему не уберегла ее?
Старец добродушно улыбнулся.
Ты не о юной Айде думай, а в свое сердце зри.
В свое? удивленно всхлипнула Кинни. А что в нем не так?
Хорошо ли я учил тебя воинскому делу? задумчиво спросил хранитель.
Хорошо, старче, искренне отозвалась газель.
А душевной прозорливости?
Тоже хорошо, старче, сосредоточенно повторила Кинни.
Мудрец печально улыбнулся и покачал головой.
А вот оказалось, что Айна научилась гораздо большему, чем ты.
Газель почувствовала, как желудок ее начал завязываться в узел от волнения.
Почему? выдохнула она, сдерживая с новой силой подступающие слезы. Мудрец еще раз добродушно погладил ее по голове.
Зри в свое сердце.
С этими словами он подал девушке большой овальный орех, каких Кинни никогда еще в своей жизни не видела. Девушка попыталась обнять его обеими ладонями, но ничего не вышло.
Что это? подняла глаза на Свихта.
Это орех, спокойно ответил хранитель. В заморских странах его называют кокосом. Хочется ли тебе его попробовать?
Да, сосредоточенно сказала газель.
Он твой.
Девушка покрутила орех в рукахшершавый, тяжелый Достав кинжал, попыталась разломить его. Кокос был на удивление крепкимтаких твердых орехов Кинни никогда еще не пыталась расколоть. Потерпев неудачу с кинжалом, девушка попробовала разломить его руками и, в конце концов, бросила на каменный пол. Орех с треском разбился, и из него вытекла прозрачная ароматная жидкость.
Что это? досадливо поморщилась Кинни.
Очень вкусное кокосовое молоко, спокойно ответил мудрец. Девушка тяжело вздохнула. Ну вот. Всегда так. Если уж руки с самого рождения не с того места растут
Смотри, хранитель достал еще один орех, проткнул острым ножом одну из трех вершин и перевернул кокос над деревянной чашей. Из него тут же закапало молоко.
Внешняя твердость может быть обманчива, спокойно заключил мудрец. Так же как мягкость, податливость.
Он подошел к деревянному шкафу, где хранители держали цветы и благовония для храма, достал оттуда привлекательный крупный оранжево-красный шар и протянул девушке. У Кинни потекли слюнки. Уж с этим-то фруктом она и сама разберется.
Хочется? улыбнулся хранитель. Газель воодушевленно кивнула. Мудрец достал нож и разрубил плод пополам. На удивление, никакого особенно приятного запаха девушка не почувствовала. Это чилибуха, рвотный орех. Очень ядовит.
Кинни нахмурилась. Ничему жизнь ее, дурищу такую, не научила
Зри в сердце, снова сказал мудрец и понес фрукт из храма.
Газель тяжело вздохнула. Вот так. Думала, это Айне придется целыми днями выслушивать уроки духовного зрения, а оказалось, что помощь необходима ей Кинни поднялась на ноги и двинулась по периметру храма, поднося руки к каждому пламени, встречающемуся на пути. Пламя привязанности к родителям приятно грело, огнем, горящим в честь почтения к родине и племени, чуть не полыхнули руки, а вот пламя любви к ближнему едва чувствовалось. Мудрый Свихт учил, что хранительница должна так воспитывать свою духовность, чтобы каждое пламя доставляло ей только приятное тепло, чтобы любовь в сердце ее была уравновешена, поскольку от этого следует и порядок в жизни. Кинни до такой гармонии было так же далеко, как до заморской страны кокосов. В самом дальнем углу храма в высоком статном подсвечнике стояла свеча, толстая, сплавленная из медовых сот в форме двух переплетенных колосьев, клонящихся к земле под тяжестью зерна, и горела она далеко не всегда, а только когда душа человека была к этому готова, пламя любви к мужу или жене. К ней имели право подходить замужние газели и женатые мужчины, а также девушки, выбирающие жениха из трех предложенных. Кинни никогда не уделяла ей особенного внимания, потому как и ухаживать за этой свечой могли тоже только замужние, да и стояла она так, что не особо бросалась в глаза. Но сейчас Кинни заметила тлеющий фитилек и замерла, как вкопанная. Ни дать ни взять, кто-то все-таки снял ленту с этого проклятого невестинского столба.
Со всех ног бросилась вон из храма. Пробежав по мягкому лесному ковру, Кинни пересекла круглый мост через ручей и услышала топот копыт. Из-за раскидистой ели выехал Марри на своем вороном жеребце. Длинные светлые волосы парня развевались в стороны. Кинни улыбнулась и махнула ему рукой. Друг кивнул, и газель заметила, что он чем-то расстроен. Доехав до девушки, он спешился.
Привет, робко сказала газель. Что-то случилось?
Марри пристально посмотрел на нее и отвел взгляд. Кинни тяжело вздохнула, хотела взять его за руку, но вовремя одумаласьгазели в брачный период нельзя было касаться мужчин.
А его ведь касалась? хмуро спросил Марри куда-то в сторону. Девушка смущённо пожала плечами.
Так это ж враг, да и не мужчина еще к тому же.
Да что ты говоришь?! воскликнул друг и раскрыл кулак. Кинни ахнулана ладони друга краснела маленькая шелковая лента с котом.
Но тыробко пробормотала газель, когда дар речи к ней вернулся, ты же не можешь еще то есть, тебя только через год посвятят.
А это не имеет значения, Марри размахнулся и забросил ленту далеко в ручей.
Почему? Кинни обернулась на храм и увидела через маленькое решетчатое окошко, как полыхнуло пламя в супружеском углу.
Поехали, напряженно выдохнул друг и протянул ей руку.
Кинни нехотя отодвинулась от него, помчалась в поселение пешком. Марри тихо выругался, вскочил на коня и, обогнав подругу, поскакал вперед. Газель побежала к дому самым коротким путем, не по тропинке, а напрямую через лес, перепрыгивая через ручьи, валуны и заячьи норы. Ленты из заплетенных кос цеплялись за дикие яблони, орешник и черемуху, оставались на еловых иглах и падали на траву.
Кинни выбежала из леса к воротам. В поселении антилоп было неспокойно. На высоком невестинском лент не было совсем. Одну, скажем, снял Марри. А остальные? Растерявшись, Кинни едва не ударилась лбом о спину молодого парня, посвященного в мужчины в последнюю весну, и только теперь заметила, что центральная улица поселения густо забита народом.
Она здесь! крикнула ровесница Кинни, с которой хранительнице никогда не удавалось найти общего языка.
Антилопы дружно обернулись к газели. Чем им-то она умудрилась насолить? Шрам на ладони болезненно запульсировал. Проталкиваясь через толпу любопытных зевак, старый Гейрт добрался, наконец, до дочери, ничего не говоря, взял ее за руку и повел к дому. Заметив Кинни, люди шарахались в стороны, как от прокаженной. Девушка низко опустила голову, сгорая со стыда. Отец подвел ее к родному дому и остановился возле невестинского столба. Под ним валялась в земле затоптанная синяя лента Марри с деревянным медвежонком и еще одна красная тесемка, которая принадлежала самой Кинни, никто не успел ее снять, потому что рядом, прямо под железной подковой прабабушки, стоял ненавистный барс и сжимал в одной руке обагренный кровью меч, а в другойкиннину невестинскую ленточку.
Кто-нибудь еще хочет оспорить мое право взять ее в жены? громко крикнул варвар.
Девушка похолодела. Из толпы шагнул Марри. Барс кивнул ему в знак уважения, поднял меч для битвы.
Нет! громко сказал друг и обернулся к Кинни. Пусть она сама выберет!
У вас всегда ответственность перекладывают на женские плечи? насмешливо спросил барс. Мужчины не в состоянии принимать решения?
Кинни! Скажи ему, кого ты выбираешь! снова сказал Марри.
Да, варвар обернулся к газели, и она на мгновение засмотрелась в его серые глаза. Скажи-ка, горлица. Кого ты вылечила, прикасаясь к нему в брачный период, да еще и не как-нибудь, а пролив на него свою собственную кровь?
Перед глазами Кинни все вдруг зашаталось.
Барса, едва слышно выдохнула она. Испуганное «ох» пронеслось по толпе. Гейрт побледнел. Варвар обернулся к Марри.
Тебе еще нужно что-то знать?
Юноша метнул в Кинни резкий взгляд, полный ужаса и недоверия. Его губы шевельнулись, как будто Марри хотел что-то сказать, но потом снова сомкнулись с узкую полосу.
Славься, жених и невеста! придя в себя, закричали антилопы и затянули предсвадебную песню. В ней почти не было слов. Она представляла собой жалобное завывание, которое начинали мужчины, а потом подхватывали и женщины, и чем ближе к концу, тем ниже и торжественнее становились голоса. По щекам Кинни полились горькие слезы. Проклятый варвар. Какого ж рожна дернуло его свалиться наземь на ее пути? Что за темный дух заставил его сгубить жизнь молодой газели? Когда последняя, самая низкая нота предсвадебной песни простонала в воздухе, и зловещая тишина повисла над родительским домом Кинни, старший брат газели Орад взялся свободной рукой за топор и срубил невестинский столб сестры. Второе плечо его было накрепко связано белоснежной тканью, через которую щедро сочилась кровь, видно, тоже на защиту Кинни вставал. Свежее еще дерево глухо застонало и повалилось. Народ в очередной раз ахнулпрабабушкина подкова раскололась надвое. Дрожащими пальцами отец сжал холодную ладошку несмышленой дочери, шагнул к барсу и вложил ее в руку жениха. Газель подняла заплаканный взгляд на барса. Мужчина тепло улыбнулся, смахнул с ее щеки соленую каплю и прижал невесту к груди так, будто мечтал об этом уже много лет.
Я Риваль, прошептал ей на ухо. И уж теперь не отдам тебя.
4
Полог, которым невеста племени антилоп покрывала волосы, по обычаю должен был ткаться девушкой в предсвадебный периоддабы темные силы не успели впутаться в замысловатое плетение и осквернить брачный чертог. Захватив под мышку крючки и пряжу, Кинни забрела глубоко в дремучий лес, в свое любимое место, где никто не мог бы ее найти, удобно устроилась на поросшем мхом камне возле журчащего источника под ароматной сосенкой и принялась проворно перебирать пальцами, создавая замысловатый узор из белых, красных и синих нитейв родовых цветах жениха и невесты. Соленые капли катились по щекам, падали на привыкшие к работе пальцы, пропитывали полог, сползали в ручей. Если бы была воля Кинни, она бы так и осталась жить в дремучей чаще, построила бы себе хижину, охотилась. Да негоже идти против воли племени. Тем более, если на брак дал добро сам вождь.
На земле у ног девушки уютно устроился большой черный волк, ласково терся мордой о ее колени. Рядом с ним по обыкновению своему пристроился Колосок, с некоторых пор считавший зверя своим лучшим другом. Сам жених остался в поселениивозводил дом, да только не привычный для милой горлицы, глинобитный, а деревянный, теплый и ароматный. Когда отец и брат Кинни попытались переубедить его, Риваль не спорил, молча выслушал все их доводы и все равно поступил так, как считал нужным. И вырос в поселении первый деревянный дом, высокой и статный, срубленный из свежих поленьев, источающих приятный терпкий запах. Стали на него заглядываться рослые унэши да девки накануне совершеннолетия, каждый, правда, высматривал свое. Первыена дом любовались, думали и себе такой срубить, вторыена высокого черноволосого хозяина, который по какой-то странной прихоти не просто не отращивал бороду, а совершенно сбривал ее с лица, оставляя широкие точеные скулы открытыми. На все это смотрели тайком, украдкой, а на людях обходили стороной и барса, и его непутевую невесту. От того среди антилоп мгновенно народилось множество слухов о варваре и распутной хранительницедескать, знали они друг друга давно и бесчинствовали еще со времен последней битвы между ненавистными племенами. Вот так в жизни бывает. Нелюдимая, скромная была хранительница, веселых антилоповых праздников чуралась, в лес убегала, а погляди-ка на нее, с кем спуталась. Вот и верь после этого в чистоту и благородство душ служительниц храма
Так и сидела Кинни, выплетая сложный бело-сине-красный узор, когда из-за молодой сосенки неслышно шагнул Риваль. Девушка вздрогнула. И как же это она просмотрела приближающегося человека? Столько лет училась искусству все примечать, да видно, впустую. Риваль прошел по мягкому мху, остановился перед невестой, присел на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза. Кинни оглядела его обрамленное волнистыми каштановыми волосами лицо, уже не такое гладко выбритое, с потемневшей дневной щетиной. И все же непривычно было видеть мужчину совсем без бороды. Он был похож на шкодливого мальчишку, из тех, что носятся по дворам и камешки в ворота подкладывают, чтобы хозяева утром как следует попотели, выбираясь на людную центральную улицу. Однако ни по телосложению, ни по выражению глаз мальчишкой его Кинни никак не назвала бы. Это был давно возмужавший парень, успевший познать не только материнские ласки, но и суровую правоту остро заточенного вражеского клинка. Риваль протянул руки и обнял своими длинными пальцами холодные ладошки газели.
Ты боишься меня? его низкий голос создал непривычный контраст тишине леса. Кинни не часто общалась с мужчинами, тем более наедине. Все это казалось странным, смущающим. Посмотрела в глаза барсу. Боится? Да нет же. Тут другое. Трепет?.. Каждый раз, когда будущий муж приближался к ней, молодая газель чувствовала себя точно так же, как в первый миг встречи на золотом рапсовом поле. Сердце как-то странно вздрагивало, а потом замирало, как будто совсем останавливалось. И Кинни никак не могла понять, от страха это или от ненависти.
Нет, не боюсь, вздернула подбородок. Он задорно улыбнулся, и на душе у нее отчего-то стало тепло и хорошо. Риваль редко улыбался на людях. Парень сел на камень рядом с Кинни. Черный волк по-дружески толкнул хозяина в колено. Риваль погрузил руку в жесткую шерсть, потеребил зверя по загривку.
Хороший, Кроша. Молодец, ладно охраняешь хозяйку.
Кинни поджала губы, сдерживая улыбку. Кличка угольно-черного монстра до сих пор не укладывалась у нее в голове. Кроша. Смех один.
Смешно тебе? поддразнил Риваль. А ну как спасет тебя от врага наш здоровый волк, как лошадь, вынесет из жестокой битвы, так по-другому запоешь.
Я и сама за себя в битве постоять смогу, гордо заявила Кинни.
Видели мы таких воительниц.
Газель подскочила с камня, уязвленная его насмешкой. Полог полетел бы в ручей, да спасибо Ривалюмолниеносным движением простерлась навстречу свадебному покрывалу его длинная рука, поймала.
Красивый покров ты плетешь, тихо сказал он, осторожно провел пальцами по замысловатому узору.
Кинни тяжело глянула на его руку. Нельзя Ривалю не то что прикасаться к пологудаже видеть его. Да ничего этот воин не делал так, как завещали предки. Что уж с него взять.
Тебе повезло тогда на поле, темный варвар, гордо заявила Кинни. Прими же мой вызов теперь.
Риваль схватил ее за руку, притянул и чмокнул в губы.
Для тебя все, что угодно, горлица.
Кинни взволнованно прикусила губусердце в самый неподходящий момент вдруг напомнило о себе и застучало так громко, как будто хотело выпрыгнуть из хрупкой девичьей груди и проплясать хороводом по лесу. Девушка достала из ножен меч, встала в оборонительную позицию.
Уже не так, добродушно заявил Риваль и покачал головой. Нога не правая, а левая впереди быть должна. И корпус поверни. Вас всех тут так сражаться учат? Не пойму никак, почему тогда еще мой дед не покорил ваше племя