- Ничего страшного, я собиралась попроситься в Бартонский пансион на пару ночей, -торопливо вмешалась я в разговор, чувствуя себя крайне неловко.
Вряд ли жена генерала, какой бы доброй она ни была, захочет видеть в доме чужого человека, да ещё и с ульсом. Этих животных бартонцы только в зверопарках видели - и то северный лесной подвид, который куда мельче. А вот наставницы пансиона, пожалуй, даже обрадуются такому случаю - познакомить воспитанниц с диким, хотя и приручённым зверем. Перед новым набором девочек всегда были пустующие комнаты, а расходы на столовую и содержание ульса я теперь могу оплатить.
- Давайте поступим так, - подытожил генерал, - сегодня положимся на гостеприимство Ваюты, а завтра я сопровожу лери Варьяну до пансиона. Если там примут - отлично, нет -будем рассматривать другие варианты.
- Спасибо, ваше превосходительство, - улыбнулась я, представляя лицо своей бывшей кураторши, когда я заявлюсь в таком сопровождении.
Улыбка тут же завяла, как только я подумала о расспросах преподавательниц и младших воспитанниц о моём муже. Но ладно, пережила я осаду, справлюсь и с чужим любопытством.
В Бартоне гвардейцы были отпущены командором вместе с авархом, которому предстояла ночь в гостеприимных объятиях службы безопасности. Наранбаатар оглянулся, я успела кивнуть, мол, не переживай, я помню, постараюсь навестить.
Мы неторопливо ехали по бартонским улицам. Мне хотелось бы идти, потому что Ресс явно чувствовал себя неуютно. Вечером было многолюдно, проезжали кареты и повозки с огромными колёсами, незнакомые запахи тревожили чуткий нос ульса, а городской неутихающий гул заставлял прижимать уши. Ресс, даже невзирая на поводок, жался поближе к нашей компании, которая была знакома и пахла понятно.
К воротам генеральского дома мы подъехали уже в сумерках. Дом мне понравился: двухэтажный, окрашенный в тёплый персиковый цвет, с вьюнками, тянущимися к окнам второго этажа, - он, казалось, обещал уют и отдых.
Двор, вопреки обыкновению, был не замощён, а покрыт ковром низенькой пушистой травы. Конюшни не наблюдалось, однако недалеко от ворот была устроена коновязь: два столба, соединённые перекладиной с кольцами, а над ними крыша домиком. Видимо, конные гости
здесь не редкость. Генерал и советник сразу направились туда, перешучиваясь о гостевых лошадиных апартаментах. Ну, и мы следом подъехали.
Краем глаза заметила, что двери дома распахнулись, и с крыльца сбежала светловолосая женщина, кинувшаяся обнимать генерала. Командор уже что-то шутил про долгую дорогу без настоящего чая, так что и нам надо было поторопиться, чтобы представиться хозяйке.
Дэйс помог мне спешиться и привязать поводья. Я перехватила удобнее поводок Ресса и повернулась, чтобы тоже приветствовать хозяйку. Перевела взгляд...
Мама...
В горле перехватило, я медленно выдохнула воздух, стараясь не закашлять. Ярт-Проказник, спасибо-спасибо-спасибо, что привёл меня сюда! Хвостиком мелькнуло воспоминание, как в маленькой комнатке с замазанными глиной стенами и низеньким потолком эта молодая женщина чинит мальчишечьи штаны у окошечка, ловя последние лучи заходящего солнца. Она была моей мамой.
Комнатка?.. Мальчишечья одёжка?.. Всё потом.
Я решительно задвинула заслонку воспоминаниям, столпившимся в очереди. И даже не удивилась. Я так могу? Значит, сумею и распахнуть её, убрать эту преграду?
Ресс потянул поводок, направляясь знакомиться с новой магиней жизни в его окружении. Я теперь и это могу определить?
Задвинув все мысли на потом, я медленно шла, жадно всматриваясь в радостное лицо матери. Она что-то говорила и всплескивала руками. Вот её взгляд перешёл на меня с Дэйсом, мои губы растянулись в лёгкой улыбке. Я так выросла, может быть, она не узнает?
Ей потребовался лишь один взгляд.
- Варьяна, доченька, - проговорила она привычную фразу из далёкого прошлого, пошатнулась и бросилась ко мне, обнимая и плача. Схватила за плечи и, вглядываясь неверяще в моё лицо, всё повторяла. - Где ты была? Где ты была, Варьяна? Где? Мы тебя обыскались! Как ты могла? Почему ты пропала?
Она снова обняла меня и плакала на моём плече горько, навзрыд, как ребёнок, никого не стесняясь, лишь крепко прижимая меня, словно я могла выпасть из её рук и вновь исчезнуть.
А я не могла даже поднять руки и обнять её в ответ. Они просто не поднимались. Никак. Моя давно забытая жизнь теснилась у входа, требуя открыть память, но я продолжала крепко держать заслонку, не желая, чтобы всё произошло так, на глазах свидетелей, в том числе начальника.
- Ваюта, - осторожно сказал генерал, и я перехватила болезненное любопытство, мелькнувшее в его глазах, и обеспокоенность.
Опасливо приоткрыла заслонку воспоминаниям и.
Старший офицер полийских войск бежит к моей маме, кричит: «Стойте! Ваюта, подожди!»
Я, маленькая и быстрая, выскакиваю из-за кустов наперерез и впечатываюсь всем телом в бегущего, хватаю за руки и всё своё огромное желание остановить вкладываю в мощный импульс, потому что нельзя, чтобы он догнал маму. Чувствую, что ломаю в этом человеке что-то важное, необходимое для жизни.
Он падает на дорогу, прямо лицом в пыль со всего размаха у моих ног. Обессиленная выплеском и торжествующая, я поворачиваюсь и вижу, как мама с искажённым лицом бросается к упавшему, мимо меня, даже не взглянув. Она переворачивает офицера на спину и целует в рот! Долго-долго.
Старики рядом тихонько переговариваются:
- Вишь, давно знакомы, стал быть.
- Хахаль, наверно.
- И Варьянка-то на него похожа.
- Папаша объявился, стал быть.
Я смотрю на этого человека, губы которого закрыты губами мамы, его волосы из тёмных на моих глазах становятся белыми, и это меня страшно пугает.
- Мама! Мамочка!
Но она всё целует его.
- Вишь, не может оторваться. Вот тебе задаст трёпку, как отлипнет, - глубокомысленно замечает дед.
- Ты бы шла, деточка, - тревожно говорит бабка, - успокоится всё, и появишься. А не то имперцы как набегут!
- Мам? Мамочка? - пробую я ещё раз.
- Бежала б ты, Варьянка, скорее, - подгоняют меня старики.
Все слова ничего бы не значили, но в этот момент мама махнула рукой, не отрываясь от поцелуя. И этот жест я знаю лучше всех в мире, он самый страшный для меня, означающий «ты меня сильно расстроила, уйди с глаз моих, даже видеть тебя не хочу».
И горе обрушивается на меня, неизбывное страшное отчаяние. Я ведь убила офицера, как мальчишки рыбу - хрясть о камень! - и в теле нет жизни. Этот момент я всегда чувствовала точно.
А мама, наверное, любит его, раз так целует. Возможно, даже больше, чем меня, его убийцу...
Я попятилась.
Забившись на ночь в кусты за Дальней Скалой, я отчаянно мёрзну и мечусь на месте, бесконечно представляя одну и ту же сцену: единым всплеском я забираю жизнь, человек падает, мама бросается к нему мимо меня и машет рукой: «Уйди».
Пробираясь, голодная, вдоль берега моря, перепрыгивая огромные валуны, я всё видела этот жест и слышала слова деда: «Папаша объявился, стал быть». Конечно, тогда я и не знала, что пересекла границу с Полийской Империей, которая всегда мне казалась более далёкой, чем была на самом деле.
А потом... я устала бояться, голодать и скитаться, вышла к полийским военным и хотела честно признаться. Но вся моя храбрость сдулась, как только стражник пообещал отвести меня к начальству, и я удрала.
Всё. Со мной было покончено. Не только убийца, но и трус. Пропащая, как сказал бы деревенский староста. А старостиха добавила б: «Непутёвая», - у неё не было слова хуже.
На третий день меня нашли рыбаки и сочли за дурочку. Я не разговаривала, смотрела волком, всё пыталась сбежать, но слишком обессилела на диете из сырых водорослей. Они были съедобны, но слабо насыщали, зато в это время года в прибрежных водах их было полно.
Меня забрали на баркас, накормили и даже выделили местечко с одеялом. Взрослые дядьки жалели меня, а я думала: «Они просто не знают, иначе бы не чикались, а казнили за убийство офицера».
Маме куда безопаснее быть просто травницей - они всегда в почёте! - чем матерью военной преступницы. Я обещала себе, что никогда не вернусь, не поставлю её под угрозу, пусть она больше и не любит меня.
И однажды ночью, измученная видением повторяющейся картины, я завопила вглубь себя: «Я больше не хочу ЭТО вспоминать!Закройся немедленно!»
Стало спокойно.
Долгое воспоминание завершилось, а потом картинки пошли отрывочно, галопом:
.громогласная женщина: «Кого это ты притащил? Своих кормить нечем!»
.толпа перепуганных детишек в трусиках в приюте, нас проверяет лекарь.
.комиссия из столицы, я в шерстяном платье, которое очень колется, оказалось, что я умею читать и красиво писать.
.меня выбрали учиться в столичном пансионе, я ликующе прощаюсь с унылой серостью приюта, где на воспитанников орали целыми днями и кормили разваренной в жижу кашей.
- Это были вы! - выдохнула я, глядя на генерала поверх головы матери. - Я... только что вспомнила. Простите меня.
- Конечно, - мгновенно понял он, - просто случилось недоразумение.
Я качнула головой, не в силах сразу охватить всё обрушившееся и увязать с милым словечком «недоразумение». Мама отступила на шаг, держа меня за руку, повернулась к гостям.
- Ну, мы, наверное, в другой раз завернём, - прогудел начальник, вклиниваясь в невыносимый кавардак в моей голове. - Идёмте, д Артин.
Я оглянулась и схватила их с Дэйсом за рукава. Это было выше меня. Остаться здесь наедине со всем этим было настолько страшно, что хотелось снова всё закрыть. Мама улыбнулась сквозь слёзы:
- Я тебя не съем, Яна. Оставайся. В конце концов, нам всё равно надо поговорить.
Дэйс положил свою тёплую ладонь поверх моих пальцев, судорожно вцепившихся в его форму. Я оглянулась. Он серьёзно смотрел на меня, слегка подняв брови. Стало немного легче от дружеской поддержки.
- Всё хорошо, - кивнула ему, - увидимся позже.
Командор подмигнул, казалось, всем сразу, они с Дэйсом направились к лошадям. Прощальный кивок д'Илмаса в нашу сторону - и всадники покинули двор.
Глава 10
Варьяна
Генерал сразу предупредил:
- Ваюта, мы голодны и устали с дороги, а ещё нам надо устроить девочку на ночлег с ульсом. Давай ты не будешь набрасываться с вопросами сразу.
- Хорошо, - легко согласилась мама, вытирая слёзы. - С личными пока не буду. Кстати, про ульса - это же степной, да?
- Да, - пришлось ответить мне, потому что генерал молчал. - Его Рессом зовут.
- Хорошее, сильное имя, - одобрила мама, - оно что-то означает?
- Я не знаю, - пришлось признаться мне.
Вот ещё одно, о чём я не успела спросить у Хельрига.
- Заходите в дом, - сказал генерал, - я пока займусь лошадьми и принесу сумки.
Мама потянула меня за руку, и мы поднялись на крыльцо.
- Это ведь он, тот человек, которого я убила? - вопрос вырвался сам собой, едва только за нами закрылись входные двери, впустив в холл.
- Да, это твой отец, Кайден дЭйри, - сказала мама. - Идём, я покажу тебе гостевую комнату, а завтра выберешь себе постоянную. У меня тысяча вопросов, как, наверное, и у тебя.
Ещё бы! Хвала Ярту, не каждый день на меня обрушивается столько впечатлений!
Мама распахнула из коридора дверь в небольшую комнату в светло-зелёном цвете, в которой стояли кровать, шкаф, письменный стол и пара стульев. За окном, слегка прикрытым тёмно-зелёной портьерой, был виден уголок сада - ветви яблони и цветущая оранжевым костром календула.
Ресс протиснулся между нами и со вздохом развалился на коврике возле кровати.
- Здесь скромно, конечно, только самое необходимое, - извиняющимся тоном сказала мама.
- Бельё застелили вчера, полотенца лежат в ванной, в тумбочке, как и гигиенические средства. Может быть, тебе нужно что-то особенное?
- Меня всё устраивает, - отозвалась я. - Спасибо.
- Ну что ж... Ладно, располагайся, приводи себя в порядок и выходи в столовую. Она в другом направлении от холла, сразу увидишь. Может, тебе чем-то помочь? Нет? Тогда пойду.
Я хотела кивнуть, но спохватилась:
- У меня кто-то ещё есть?
- Братишка, - сразу поняла мама, - ему пять лет. Юстрос дЭйри, но мы его зовём Юстом, он не очень-то любит своё полное имя. Пока что никакие примеры исторических личностей не помогают, бунтует, не откликается на Юстроса и не объясняет причин, - она улыбнулась.
- Только он сейчас в гостях. Ещё есть бабушка с дедушкой. Тётя, сестра Кайдена. Её семья.
- Надо же! - только и смогла сказать я.
Вчера считавшей себя сиротой, мне было не так просто принять наличие стольких родственников.
- Ты постепенно познакомишься со всеми, - улыбнулась мама, - это замечательные люди.
- И больше никого?
- Старший брат, - эти слова дались ей с трудом, - Риавар пропал, когда ты ещё маленькой была.
- Ясно.
Она кивнула и вышла, давая мне возможность побыть одной и прийти в себя.
Вот это да! Я села рядом с Рессом на коврик, он сразу переложил мне на колени свою тяжёлую умную голову, посмотрел и снова закрыл глаза, мол, отдыхаю.
Послышался стук.
- Да, войдите, - крикнула я, думая, что мама вернулась.
Генерал внёс сумки.
- Ой, простите, я забыла про них, - я сделала попытку встать.
Он махнул рукой:
- Ничего удивительного. Мы в столовой ждём, приходи.
Дверь за ним закрылась. Я поднялась и пошла выбирать из того немногого, что у меня имелось.
После прибытия в Южную Крепость я успела распаковать лишь часть одежды, разместив своё домашнее платье, бальное, верховой костюм в шкафу, где их авархи и сожгли. В несгораемом рюкзаке из одежды остались нижнее бельё да форменное пансионское платье.
Командор велел взять со склада в лабиринте полный набор разных комплектов: «Не забудьте, что вам не просто надо будет жить в Бартоне, но и отчитываться перед коллегией магов и выступить свидетелем в военном суде!» Тогда я захватила и парадную форму, вдруг придётся предстать перед императором. Конечно, в это я сильно не верила, да и не было в хранилище формы нового покроя, а вот запасов старинной парадной одежды я нашла множество. И даже женские комплекты всех размеров, отлично сохранившиеся в сухом помещении.
Среди двух вариантов формы: пансионского и военного образца времён старого императора, - мне больше нравился второй, более торжественный. Так что на разговор с родными я выходила «при параде» - нелишний способ напомнить им и себе о том, что я вполне самостоятельный человек и по легенде уже отслуживший. Думаю, никому не надо знать о том, что я буду продолжать службу под начальством командора.
- Ресс, готов? Ужинать идём.
Ульс мгновенно из положения «лёжа на коврике» оказался у двери. Слова со значением «кушать» обладали волшебным эффектом.
- Вот умница ты мой. И я готова, - кинув последний взгляд в зеркало, я вышла в коридор.
Столовая была небольшой. Три окна занавешены светлыми шторами, сквозь которые не проглядывает подступающая ночь. Стол покрыт скатертью, вышитой листьями смородины, и мне сразу вспоминается, что мама всегда любила растительные узоры. Здесь с удобством разместились бы человек десять, но сейчас поставлены три прибора, супница, большие блюда с разными видами мяса и пирожками, ваза с фруктами.
Родители стояли у стола, генерал рассказывал, но при виде нас прервался:
- Усаживайся, дочка, - он отодвинул стул напротив одного из приборов.
- Ресс, иди-ка сюда, - окликнула мама, и ульс охотно побежал в угол, куда она его позвала,
- твоё место теперь здесь будет. Понял? Вот и отлично, кушай на здоровье.
Она подошла к нам, открыла супницу, в которой оказалась каша с кусочками овощей, и разложила еду по тарелкам. Муж помог ей сесть и отодвинул супницу подальше, чтобы она не стояла между нами.
- Для ульса густая похлёбка с мослами и вода, - мама перехватила мой взгляд в сторону Ресса. - Всем приятного аппетита.
- Спасибо. Когда вы только всё успели, - пробормотала я.
- Совсем несложно, особенно если рядом с домом приличная таверна, за умеренную плату снабжающая всю округу завтраками, обедами и ужинами, - раскрыл секрет генерал.
- Я завтра приготовлю тебе настоящую домашнюю еду, - пообещала мама.
- Не стоит хлопот, всё и так очень-очень вкусно, - ответила я.
- А ты пирогом кашу заедай, так будет ещё вкуснее, - добродушно посоветовал генерал. Мама с готовностью подвинула ко мне блюдо с пирогами:
- Пирожки простой формы - с капустой, треугольные - с вишней, круглые - с яйцом и грибами.
- Спасибо, - я ухватила первый попавшийся.
Они переглянулись. И мамино любопытство всё же прорвалось:
- Варьяна, какие у тебя планы? Ты надолго в столицу?
- Пока идёт расследование, точно буду в Бартоне, а как дальше получится, ещё не думала,