Но пришла пора все рассказать. Мне необходимо поделиться этим. Вот только сейчас, судя по часам на телефоне, семь пятнадцать утра. Слишком рано для разговора в духе: «Ты не поверишь, но ты присутствуешь в моем видении!»
«Клара?» раздается его сонный голос у меня в голове.
«Вот черт, прости. Не хотела тебя будить».
«Где ты?»
«На улице под твоим окном».
Я набираю его номер, и он отвечает после первого же гудка.
Что случилось? Ты в порядке?
Не хочешь прогуляться? спрашиваю я. Понимаю, еще рано, но вдруг
Конечно, хочу, отвечает он с улыбкой на лице, которую слышно даже через трубку. Давай прогуляемся.
Ох, хорошо.
Только дай мне надеть брюки.
Без проблем, говорю я, радуясь, что он не видит, как покраснели мои щеки от мысли, что на нем сейчас лишь одни бо́ксеры.
Я быстро.
Кристиан появляется через несколько минут со взъерошенными волосами, в джинсах и новенькой толстовке с логотипом Стэнфорда. Он сдерживается и не тянется меня обнять, но все же рад меня видеть, несмотря на нашу ссору у книжного магазина. Он хочет извиниться и сказать, что поддержит любую мою идею.
Вот только ему не обязательно произносить все это вслух.
Спасибо, бормочу я. Это очень важно для меня.
Так что же произошло? спрашивает он.
Еще бы понять, с чего начать разговор.
Не хочешь ненадолго выбраться из кампуса?
С удовольствием, соглашается он, и в его зеленых глазах вспыхивает любопытство. Первые занятия начнутся только в одиннадцать.
Я разворачиваюсь и шагаю к «Робл».
Так давай прокатимся, бросаю я через плечо.
И он срывается на бег, чтобы догнать меня.
Двадцать минут спустя мы уже петляем по улочкам Маунтин-Вью, где прошло мое детство.
Улица Сострадания, читает Кристиан название. Мы едем по центру городка, куда я завернула в поисках моего любимого кафе, где делают такие восхитительные пончики с кленовым сиропом, что хочется плакать от удовольствия. Церковная улица. Улица Надежд. Мне кажется или тут есть какая-то связь?
Это всего лишь названия, Кристиан. Но, думаю, кому-то показалось смешным расположить здание администрации на улице Кастро между Церковной и улицей Сострадания. Но на этом все.
Я смотрю в зеркало заднего вида и едва ли не вздрагиваю от неожиданности, встретившись с пристальным взглядом.
И тут же отвожу глаза.
Не знаю, чего он ожидает от меня теперь, когда я официально одинока. Как и того, чего жду от себя я сама. Поэтому до сих пор не понимаю, как себя вести.
Я ничего не жду от тебя, Клара, не глядя на меня, говорит он. Если хочешь погулять вместе, я рад. Если решишь, что тебе нужно пространство, я не буду настаивать.
Эти слова приносят облегчение. Мы не станем торопиться и попытаемся разобраться, что на самом деле означает «мы созданы друг для друга». Нам не нужно спешить. Для начала мы можем просто дружить.
Спасибо, благодарю я. И поверь, я бы не стала предлагать прогуляться, если бы не хотела провести с тобой время.
Мне хочется добавить: «Ты же мой лучший друг». Но я этого не делаю.
Он улыбается, а затем внезапно выпаливает:
Покажи мне свой дом. Мне очень хочется увидеть, где ты жила.
Видимо, время неловких разговоров прошло. Я послушно сворачиваю направо к своему старому району. Вот только это уже не мой дом. Теперь в нем живет кто-то другой. И от мысли, что кто-то еще спит в моей кровати или любит стоять у кухонного окна, как мама, и наблюдать за порхающими от цветка к цветку колибри, мне становится грустно. Но такова жизнь. И именно это означает взросление: покидать любимые места и двигаться дальше.
Когда мы добираемся до нужной улицы, солнце поднимается над домами. Из-за разбрызгивателей над травой повисла легкая дымка. Я опускаю стекло и высовываю левую руку, наслаждаясь утренней прохладой и вдыхая привычные с детства ароматы мокрого асфальта, свежескошенной травы, бекона и блинчиков, которые смешиваются с ароматами садовых роз и магнолий. Кажется нереальным, что я еду по знакомым, усаженным деревьями улицам и вижу те же машины, припаркованные на подъездных дорожках, а также людей, спешащих на работу, и детей, идущих в школу, которые, правда, немного подросли. Меня охватывает ощущение, будто время остановилось, а прошедших двух лет и всех тех безумных событий в Вайоминге просто не было.
Я останавливаю машину напротив своего старого дома.
Симпатичный, говорит Кристиан, глядя в открытое окно на двухэтажный зеленый дом с голубыми ставнями, в котором я прожила первые шестнадцать лет моей жизни. С белым забором и прочим.
Да, мама старалась придерживаться традиций.
За прошедшие годы дом ни капли не изменился. Я не могу отвести взгляда от баскетбольного кольца, установленного над гаражом. Кажется, стоит закрыть глаза, и я услышу, как Джеффри бьет мячом об асфальт, как скрипят его кеды, его резкий вздох, когда он подпрыгивает, как стучит доска о стену гаража от удара, как скользит кожа по сетке и как брат выдыхает: «Здорово». Сколько раз я делала домашние задания под эти звуки на заднем плане?
Он еще объявится, успокаивает меня Кристиан.
Я поворачиваюсь и смотрю на него.
Ему шестнадцать. Он должен находиться дома. О нем должен кто-то заботиться.
Джеффри сильный. И может сам постоять за себя. Ты действительно хочешь, чтобы он вернулся домой и его арестовали?
Нет, признаюсь я. Просто я переживаю
Ты хорошая сестра, говорит он.
Я фыркаю:
Да я же все ему испоганила.
Ты его любишь. И помогла бы ему, если бы он тебе все рассказал.
Я отвожу взгляд:
Откуда ты знаешь? Может, я бы отмахнулась от него и думала бы только о себе? У меня же это так хорошо получается.
Это не твоя вина, Клара, вздохнув, более уверенно говорит Кристиан.
Вот только я все равно ему не верю.
В машине повисает тишина, но в этот раз более тяжелая.
Нужно рассказать ему о видении. И перестать оттягивать время. Я даже не понимаю, почему тяну его.
Ну же, расскажи, говорит он, поворачиваясь ко мне и упираясь спиной в дверь.
Этих слов хватает, чтобы я выложила ему все детали, которые только могу вспомнить, закончив признанием, что он находился в темной комнате вместе со мной и кричал мне: «Спускайся!»
После моего рассказа он некоторое время молчит.
Ну, это не совсем видение, верно?
Верно, там ничего не видно, а из ощущений лишь всплески адреналина. Что думаешь?
Он озадаченно качает головой.
А что говорит Анджела?
Я нервно ерзаю на сиденье.
На самом деле мы об этом не говорили.
Ты хоть кому-нибудь рассказала об этом? прищурившись, спрашивает он. И, распознав мой виноватый взгляд, добавляет: Но почему?
Даже не знаю, вздыхаю я.
Почему ты ничего не рассказала Билли? Она ведь стала твоим опекуном, чтобы помогать в таких вопросах.
«Потому что она не мама», хочется сказать мне.
Она ведь только вышла замуж, объясняю я. И мне не хотелось вываливать свои депрессивные видения на нее во время медового месяца. А у Анджелы, ну, у нее свои заботы из-за Италии.
Что за заботы? нахмурившись, спрашивает он.
Я прикусываю губу. Жаль, что не могу рассказать ему о Пене.
Кто такой Пен? спрашивает Кристиан с еле заметной улыбкой, уловив мои мысли. Подожди-ка, не тот ли это ангел, который когда-то рассказал Анджеле о Чернокрылых? Его глаза расширяются, когда мы встречаемся взглядами. Так это он ее таинственный итальянский друг?
Черт. Я совершенно не умею хранить секреты. Особенно от него.
Эй! Перестань читать мои мысли! Я обещала ничего не говорить! бормочу я.
Тогда перестань об этом думать, говорит он, будто не знает, что стоит запретить человеку о чем-то думать, как только об этом мысли и лезут. Стой! Анджела и ангел. А что насчет серых крыльев?
Кристиан!
Он ведь не Чернокрылый?
Кристиан выглядит искренне обеспокоенным, как и всегда, когда разговор заходит о Чернокрылых. Но это неудивительно, ведь они убили его мать.
Нет, он не Я замолкаю. Я бы рассказала тебе, если бы Кристиан!
Прости, бормочет он, но ему совсем не жаль. Так, ну Давай вернемся к твоему видению. Почему ты молчала? Ведь ты в любой момент могла поделиться со мной.
Я с радостью меняю тему разговора, хотя мне не особо хочется говорить и о видении.
Я не сказала тебе, потому что не хотела верить, что у меня вновь начались видения, вздохнув, признаюсь я. Только не сейчас.
Он кивает, словно прекрасно меня понимает, но до меня доносятся отголоски его обиды.
Прости, что не рассказала тебе раньше, говорю я. Мне давно следовало это сделать.
Я ведь тоже не рассказал тебе о своем, огорошивает меня Кристиан. И примерно по той же причине. Мне хотелось хоть недолго побыть простым студентом университета. И вести себя так, словно у меня вполне обычная жизнь.
Он смотрит сквозь ветровое стекло на небо, окрасившееся в цвет персика. Стая уток летит на юг вдоль горизонта. Мы молча смотрим, как птицы медленно рассекают воздух. И я жду, пока он продолжит.
Как же это иронично, наконец говорит он. Ты видишь тьму, а мои видения наполнены светом.
Что ты имеешь в виду?
Я вижу только свет. И тоже не знаю, где нахожусь и что делать. Только свет. Да я даже не сразу понял, что это означает.
И что же? спрашиваю я, затаив дыхание.
Свет исходит от меча, повернувшись ко мне, отвечает Кристиан.
У меня отвисает челюсть.
Меч?
Пылающий меч.
Да ладно
Он усмехается.
Поначалу мне показалось, что это здорово. Ведь я держу в руках пылающий меч, созданный из огня. Невероятно, правда? Но его улыбка увядает. А потом я попытался понять, что же это означает. И когда упомянул об этом дяде, тот просто слетел с катушек. После чего стал еще активнее тренировать меня.
Но почему?
Потому что, судя по всему, мне придется сражаться.
Кристиан сцепляет руки на затылке и вздыхает.
С кем? с опаской спрашиваю я.
Понятия не имею. Он опускает руки и, пожав плечами, с печальной улыбкой смотрит на меня. Но Уолтер решил удостовериться, что я готов к встрече с любым противником.
Ничего себе, выдыхаю я. Мне жаль, что это произойдет.
Ну, не стоит обманываться и верить, что нам когда-нибудь позволят вести обычную жизнь, отвечает он.
Вновь повисает тишина.
Мы разберемся с этим, Кристиан, наконец говорю я.
Он кивает, но я чувствую, что его беспокоит что-то еще. До меня доносятся отблески его горя, вынуждающие заглянуть ему в глаза. И в этот момент я понимаю, что Уолтеру скоро исполнится сто двадцать лет, а значит, он умрет.
Боже, Кристиан, шепчу я. Когда это произойдет?
«Скоро. По его предположениям, осталось несколько месяцев. Но Уолтер не хочет, чтобы я возвращался. Не хочет, чтобы я видел его таким», мысленно говорит он, потому что не уверен, что сможет произнести это вслух. Кристиану больно от того, что он не может сейчас находиться рядом с дядей и уже никогда не сможет проводить с ним время.
Я понимаю их обоих. Ведь мама так ослабела в последние дни, что не могла самостоятельно добраться до ванной. И это ужаснее всего. Когда тебя предает и подводит собственное тело.
Слегка пододвинувшись, я обхватываю его ладонь своей. Кристиан невольно вздрагивает, когда между нами проскакивает знакомое электричество, заставляя чувствовать себя сильнее. Храбрее. Я опускаю голову ему на плечо, стараясь утешить, как это часто делал он.
«Я рядом, мысленно говорю я. И никуда не исчезну. Что бы ни случилось».
Спасибо.
Давай забудем на время о тьме и ожидающей нас участи и порадуемся жизни, через какое-то время предлагаю я.
Хорошо. Мне нравится эта идея.
Я отстраняюсь и бросаю взгляд на часы на приборной панели. Семь сорок пять. «У нас еще уйма времени», думаю я. И у меня есть мысль, что поднимает нам настроение.
Что ты задумала? спрашивает Кристиан.
Тебе понравится. Обещаю, отвечаю я и завожу машину.
Час спустя я паркуюсь возле туристического центра Государственного парка «Биг Бейсин Редвудс».
Не отставай, выскакивая из машины, кричу я и направляюсь по тропе Пайн-Маунтин к высоким деревьям.
К собственному удивлению, я помню весь путь, словно ходила по нему вчера. Судя по всему, день будет солнечным, но в тени гигантских секвой прохладно. На тропинке нет других туристов, и у меня возникает странное ощущение, будто мы с Кристианомединственные люди на земле. Словно мы перенеслись во времена до зарождения человечества и в любой момент из-за деревьев нам навстречу выйдет покрытый шерстью мамонт.
Кристиан чуть отстает от меня, наслаждаясь окружающей нас красотой. И не колеблясь лезет вслед за мной наверх, когда мы добираемся до скалы Баззардс Руст. Так что через несколько мгновений мы оказываемся на вершине, осматривая долину, заросшую огромными деревьями, голубоватые горы вдали и искрящийся на солнце океан за ними.
Ого, выдыхает он, медленно поворачиваясь кругом, чтобы оценить красоту.
Это же сказала и я, когда оказалась здесь впервые. Я сажусь на валун и откидываюсь назад, чтобы насладиться солнечным теплом. Когда мне исполнилось четырнадцать, мама привезла меня сюда, чтобы рассказать об ангелах. Еще она сказала, что это ее любимое место для размышлений. И, оказавшись здесь сейчас, я думаю, оно может стать таким и для меня. Преподаватель с уроков поиска счастья говорит, что мне нужно найти такое место. Комфортную зону.
Кстати, как проходят занятия по этому предмету?
Ну, в целом неплохо.
Ты чувствуешь себя счастливой? с еле заметной ухмылкой спрашивает он.
Я пожимаю плечами:
Преподаватель говорит, что счастьеэто желание обладать тем, что у тебя уже есть.
Кристиан задумчиво хмыкает:
Думаю, я с ним согласен. И это так просто. Что же тогда у тебя не так?
Ты о чем?
Ну, почему ты ответила «неплохо».
Ох. Я прикусываю губу, но все же решаю признаться: Каждый раз во время медитаций я начинаю светиться.
Каждый раз? удивленно спрашивает Кристиан.
Ну, теперь уже нет. С тех пор, как я разобралась, как именно это происходит. Так что стоит мне выбросить все мысли из головы и сосредоточиться на настоящемну, знаешь, просто прочувствовать этот момент, какбум, и меня охватывает сияние.
Он недоверчиво хихикает.
И что ты делаешь?
Провожу первые пять минут урока, стараясь не медитировать, пока остальные ученики стараются это делать. Я вздыхаю. Так что это не особо способствует снятию стресса.
Он смеется громко и радостно, словно находит все это чрезвычайно забавным. От этих прекрасных, согревающих сердце звуков по позвоночнику пробегает дрожь, и мне хочется рассмеяться в ответ. Но я все же сдерживаюсь и печально качаю головой, как бы говоря: «А что я еще могу поделать?»
Прости, кается он. Но это очень смешно. Весь прошлый год ты каждое собрание клуба ангелов старательно призывала венец на сцене «Розовой подвязки», а сейчас тебе приходится потрудиться, чтобы не засиять на уроке.
Вот это действительно иронично. Я встаю и отряхиваю джинсы. Ладно. Мне, конечно, нравится болтать с тобой, Кристиан, но я привела тебя сюда не для этого.
А для чего? прищурившись, спрашивает он.
Я снимаю толстовку и бросаю ее на валун.
Сейчас он действительно смутился. Но я поворачиваюсь к нему спиной и призываю свои крылья, а затем расправляю их. Когда я вновь поворачиваюсь к Кристиану, в его взгляде, направленном на мои белоснежные, сверкающие на солнце перья, читается невероятное восхищение.
Ему очень хочется прикоснуться к ним.
Клара выдыхает он и, протянув руку, делает шаг вперед.
Но я уворачиваюсь и прыгаю со скалы. Холодный и ненасытный ветер тут же набрасывается на меня, но через мгновение за спиной раскрываются крылья, которые подхватывают меня и уносят ввысь. Я устремляюсь в долину и, смеясь, проношусь над деревьями. Я не летала уже целую вечность. И вряд ли что-то сделает меня счастливее, чем это.
Развернувшись, я лечу назад. Кристиан все еще стоит на скале, наблюдая за мной. Он уже снял толстовку и расправил свои великолепные белые с черными крапинками крылья, а сейчас подошел к краю и смотрит вниз.
Так ты летишь или нет? интересуюсь я.
Он ухмыляется и, сделав два мощных взмаха, воспаряет над скалой. От этой картины у меня перехватывает дыхание. Мы никогда раньше не летали вместе и уж тем более при свете дня, без каких-либо жутких преследователей или навстречу неприятностям.