Ты видела Джеффри? спрашивает папа.
Читать чужие мысли невежливо. Но да. Он приходил ко мне. И звонил пару раз, по большей части для того, чтобы я не отправилась на его поиски. Он живет где-то неподалеку. Мы завтра встречаемся с ним в кафе «У Джоанны». Единственный способ заставить его провести со мной времязаманить бесплатной едой. Но, главное, это работает. И тут у меня возникает блестящая идея. Ты должен пойти с нами.
Он не захочет со мной разговаривать, не раздумывая, выпаливает папа.
Ну и что? Он же подросток. А ты его отец, говорю я.
А затем мысленно добавляю: «И должен заставить его вернуться домой».
Папа качает головой:
Я не могу ему помочь, Клара. Я просмотрел все возможные варианты будущего, и Джеффри никогда не слушается меня. И, если честно, мое вмешательство все только ухудшает. Он прочищает горло. Но я пришел не только ради подарка. Мне поручили тренировать тебя.
Сердце начинает колотиться в груди.
Тренировать меня? Для чего?
На его челюсти играют желваки, пока он обдумывает ответ.
Не знаю, известно ли тебе это, но я солдат.
На мой взгляд, это слишком скромное определение для предводителя божьей армии, но не буду придираться.
Да, я слышала об этом.
И специализируюсь на владении мечом.
Владение мечом? переспрашиваю я, и мой голос невольно срывается на крик, отчего на нас начинают коситься прохожие. Ты собираешь научить меня сражаться с мечом? понизив голос, спрашиваю я. То есть пылающим мечом?
«Но ведь он появляется в видении Кристиана, думаю я. Не в моем. Не я сражаюсь им».
Папа качает головой:
Люди часто принимают его за пылающий меч, но на самом деле этот меч соткан из сияния венца. Меч света.
Мне с трудом верится в услышанное.
Меч света? Но почему я?
Это часть плана, поколебавшись, признается он.
Понятно. То есть существует какой-то божественный план, в котором мне определена роль?
Да.
А у тебя есть копия этого плана, чтобы взглянуть на нее? Хотя бы одним глазком?
Уголок его рта приподнимается в улыбке.
Он еще не закончен. Так ты готова приступить? спрашивает папа.
Что, прямо сейчас? удивляюсь я.
Нет времени лучше, чем настоящее, говорит он, и, уверена, эти слова кажутся ему отличной шуткой.
Он подходит, чтобы взять у меня велосипед, и мы медленно шагаем в сторону «Робл».
Кстати, как дела в университете? спрашивает он, как любой другой заботливый отец.
Хорошо.
А у твоей подруги?
Мне кажется странным, что он спрашивает о моих подругах.
Ну у какой?
Анджела, уточняет папа. Ведь это из-за нее вы поехали в Стэнфорд, верно?
Ох. Да. Кажется, у Анджелы все хорошо.
По правде говоря, в последний раз мы с ней тусовались, когда она позвала меня в Мемориальную церковь. Я звонила ей на прошлых выходных, чтобы пригласить на новый ужастик, который вышел в преддверии Хэллоуина, но она меня отшила. Сказала, что занята. Также она отказалась сходить на вечеринку или поэтические чтения, куда я звала ее в надежде отвлечь от учебы. И даже на курсе гуманитарных наук она вела себя крайне тихо и постоянно витала в облаках.
На самом деле в последнее время я чаще встречаюсь с ее соседками по комнате, чем с самой Анджелой. С Робин мы вместе ходим на занятия по истории искусств по понедельникам и средам, а после пьем кофе. А с Эми мы завтракаем вместе, без умолку болтая о всякой чепухе. И от них я узнаю, что Анджела либо пропадает в церкви, либо сидит в комнате, приклеившись к ноутбуку, или читая устрашающие на вид книги, или строча что-то в своем блокноте. К тому же она почти не вылезает из своего спортивного костюма и иногда даже забывает про душ. Судя по всему, она напряжена больше, чем обычно. Думаю, так на нее влияет предназначение и ее одержимость цифрой семь, парнем в сером костюме и всеми остальными подсказками из видений.
Мне всегда нравилась Анджела, говорит папа, что несказанно меня удивляет, ведь они виделись всего лишь раз. Она очень страстно желает поступать правильно. Так что тебе следует присматривать за ней.
Я тут же делаю мысленную пометку позвонить подруге, как только выдастся свободная минутка. И понимаю, что мы уже добрались до «Робл». Папа останавливается и смотрит на увитое плющом здание общежития, пока я пристегиваю велосипед к стойке.
Хочешь посмотреть, где я живу? ощущая непонятную неловкость, спрашиваю я.
Может, чуть позже, отвечает он. Сейчас лучше найти место, где нас никто не потревожит.
Мне не приходит в голову ничего лучше, чем подвал общежития, где есть комната без окон. В основном студенты используют ее, чтобы поговорить по телефону, не мешая своим соседям.
Ну, это лучший вариант из всех, что мне удалось вспомнить, ведя папу вниз, объясняю я.
А затем отпираю дверь и придерживаю ее, чтобы он мог осмотреться.
Отличный вариант, заходя внутрь, говорит он.
И в этот момент меня охватывает нервозность.
Может, стоит размяться?
Голос отдается странным эхом от пустых стен маленькой, вызывающей клаустрофобию комнаты. Здесь пахнет грязными носками, прокисшим молоком и старым одеколоном.
Для начала нужно решить, где бы ты хотела тренироваться, говорит он.
Разве не здесь? обводя рукой комнату, интересуюсь я.
Это отправная точка, объясняет он. Но лишь тебе решать, куда мы перенесемся.
Что ж, и какие есть варианты?
Можешь выбрать любое место в мире, отвечает он.
Даже пустыню Сахара, Тадж-Махал или Эйфелеву башню?
Думаю, мы устроим настоящее шоу, решив попрактиковаться во владении мечом на вершине Эйфелевой башни. Но решать тебе, ухмыляется он, а затем вновь становится серьезным. Выбери то место, где будешь чувствовать себя спокойно и сможешь расслабиться.
Ну, это проще простого. Мне даже не требуется время на обдумывание.
Хорошо. Перенеси меня домой. В Джексон.
Значит, в Джексон. Папа встает прямо передо мной. А теперь приступим к перемещению.
А что происходит во время перемещения? спрашиваю я.
Ну Он подыскивает слова. Это искривление времени и пространства, позволяющее перемещаться из одного места в другое, объясняет он и, выдержав драматичную паузу добавляет: Первый шагвенец.
Я замираю в ожидании, но ничего не происходит, поэтому поднимаю глаза на папу. А он кивает мне, словно ждет, что я сделаю все сама.
Ты хочешь, чтобы я перенесла нас?
Ты ведь уже делала это раньше, не так ли? Вернула маму из ада.
Да, но тогда я не осознавала, что делаю.
Кирпичик за кирпичиком, дорогая, говорит он.
Я сглатываю.
На мой взгляд, ты предлагаешь мне построить Рим. Может, стоит начать с чего-то попроще?
Я закрываю глаза и пытаюсь прочувствовать момент, перестать думать и воспринимать окружающее. Прислушиваюсь к собственному дыханию, чтобы достигнуть того спокойствия, благодаря которому смогу дотянуться до частички света, которая прячется глубоко внутри.
Хорошо, бормочет папа.
Я открываю глаза и вижу золотистое сияние, окружившее нас.
В этом состоянии ты можешь заполучить все, что захочешь. Нужно только научиться просить.
Все, что угодно? скептично переспрашиваю я.
Если попросишь и поверишь в это, то да. Что угодно.
То есть если я захочу чизбургер
Папа смеется, и звук эхом отражается от стен, напоминая колокольный звон. В сиянии венца его глаза похожи на расплавленное серебро, а волосы сияют.
Знаешь, у меня бывали и более странные просьбы.
Он вытягивает руку, и на ладони появляется нечто золотисто-коричневого цвета. Это хлеб, только легче, понимаю я, взяв его в руку.
Что это? спрашиваю я.
Потому что это точно не чизбургер.
Попробуй.
С секунду поколебавшись, я решаюсь откусить кусочек. И это оказывается вкуснейший круассан, который практически тает во рту, оставляя после себя легкий привкус меда. Я быстро съедаю все до последней крошки, чувствуя себя полностью удовлетворенной. Ну, не полностью, конечно. Но довольной точно.
Потрясающе, выдыхаю я, борясь с желанием облизать пальцы. И ты можешь сотворить его из воздуха в любой момент?
Я просто прошу, и он появляется у меня в руках, говорит он. А теперь сосредоточься. О чем мы говорили?
Ты сказал, что, призвав венец, можно заполучить все, что захочешь.
Верно. Благодаря этому человек переносится с земли на небеса, а я переношусь из одного места и времени в другое.
Это привлекает мое внимание.
То есть ты научишь меня перемещаться во времени?
Было бы прикольно заполучить лишний час, чтобы получше подготовиться к экзаменам или выяснить, кто выиграет матч Стэнфорд-Беркли, еще до того, как он начнется. Или оказаться рядом с мамой. В прошлом. От этой мысли к горлу подступает комок.
Нет, нахмурившись, рушит мои надежды папа.
Ох, разочарованно вздыхаю я. Это не входит в план, да?
Он кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его.
Ты еще повстречаешься с мамой, Клара.
Когда? спрашиваю я внезапно охрипшим голосом. После смерти?
Когда это тебе потребуется больше всего, как всегда многозначительно, говорит папа.
Я прочищаю горло.
Так, значит, сейчас я могу перенестись туда, куда захочу?
Он берет мои руки в свои и смотрит мне в глаза.
Да. Можешь.
Это может пригодиться, если я буду опаздывать на занятия.
Клара. Видимо, время для шуток прошло. Перемещениежизненно важное умение. И оно не такое уж и сложное, как тебе кажется, успокаивает он. Все живое в мире связано. И в основе всего лежит венец.
Уверена, сейчас он заговорит о силе.
В каждом уголке мира хранится его частичка. Как подпись на картине. Поэтому, чтобы перенестись куда-то, тебе нужно лишь слиться с этой энергией.
Призвать венец. Слиться с ним.
А теперь подумай о месте, где хочешь оказаться. Но не о том, где оно расположено на карте, а о том, что там находится.
Например о большой осине, растущей во дворе дома в Джексоне?
Отличный пример, хвалит он. Потянись к этому дереву, к силе, которую оно получает от солнца, к корням, которые разрастаются под землей в поисках воды, к его листьям.
Меня так гипнотизирует его голос, что я закрываю глаза и вижу перед собой любимую осину, листья которой уже покраснели и начинают опадать. Как холодный ветер шевелит ветви, перешептываясь с листвой. И все представляется настолько ясно, что мне становится холодно, а по телу расползаются мурашки.
Ты не просто представила это, говорит папа. Ты перенесла нас сюда.
Я открываю глаза и с трудом втягиваю воздух. Мы стоим под осиной в Джексоне.
Папа отпускает мои руки.
Ты молодец.
Это сделала я? Не ты?
Именно ты.
Так легко.
Я все еще не могу прийти в себя от того, что смогла перенестись через тысячу километров, в буквальном смысле просто моргнув.
Ты очень сильна, Клара, говорит папа. Даже для Триплара. Но самое удивительное, что твое слияние с венцом оказалось сильным и прочным.
Мне хочется задать ему дюжину вопросов: например, почему в таком случае я не чувствую себя, ну, более набожной? Или почему мои крылья не чисто-белые? Или почему у меня так много сомнений? Но вместо этого говорю:
Хорошо. Давай приступим. Научи меня чему-нибудь еще.
С удовольствием.
Он снимает шляпу, а затем пиджак и аккуратно располагает их на перилах крыльца, заходит в дом и возвращается с маминой кухонной метлой, черенок которой тут же разламывает на две части, словно это не дерево, а сухие спагетти. Одну из половинок он протягивает мне.
Конечно, мне не следует так реагировать, но эта метла неотрывно связана в моих воспоминаниях с мамой. Ей нравилось танцевать с ней по кухне, распевая, как Белоснежка в мультике, песню «Трудись и напевай» и при этом не попадая в ноты.
Эй. Ты сломал мою метлу.
Прошу прощения, говорит он.
Я забираю половинку от черенка и, прищурившись, спрашиваю:
А как же мечи?
Кирпичик за кирпичиком, повторяет он, а затем поднимает свое «оружие» с щеткой на конце и ударяет меня по икрам, вынуждая отпрыгнуть в сторону. Сначала давай поработаем над твоей стойкой.
Папа показывает мне, как удерживать равновесие, уклоняться и предугадывать выпады противника. Он учит пользоваться внутренними силами, а не мышцами и воспринимать лезвиевернее, черенок метлысловно продолжение своей руки. И вскоре я понимаю, что это сродни танцу. Он двигается, а я уклоняюсь, не отставая от него, стараясь, чтобы движения получались легкие и быстрые, позволяющие избегать его ударов, а не блокировать их.
Молодец, подбадривает он.
Не удивлюсь, если он слегка вспотел. Но меня радует, что мастерство владения мечом оказалось не таким уж сложным.
Мне казалось, что это дастся мне так же трудно, как и полет, который поначалу совсем у меня не получался. Но сегодняшние упражнения показались мне довольно легкими.
Наверное, в этом я пошла в отца.
Так и есть, говорит папа с нотками гордости в голосе.
И хотя мне хочется светиться от счастья и радоваться тому, что все идет так хорошо, в глубине души мне кажется это безумием. Кто в современном мире пользуется мечами? Я воспринимаю нашу тренировку как игру, некую забаву, когда бегаешь с папой по заднему двору, колотя друг друга палкой. И не чувствую в этом ничего опасного. Да, я держу черенок метлы, как меч, но большую часть времени еле сдерживаю смех от переполняющего меня веселья.
Вот только от мысли, что придется взять в руки настоящее оружие, чтобы попытаться убить кого-то, меня охватывает ужас. Я не хочу никому причинять боль. Не хочу сражаться. Не хочу даже представлять подобное.
От этой мысли я сбиваюсь с ритма, и папа приставляет свою половину метлы к моему горлу. Сглотнув, я смотрю ему в глаза.
На сегодня хватит, объявляет он.
Я киваю и отбрасываю свою половину черенка в траву. Солнце уже клонится к горизонту. На улице темнеет и холодает. Поэтому я обхватываю себя руками.
Ты молодец, хвалит папа.
Ты уже это говорил.
Я отворачиваюсь и пинаю упавшую сосновую шишку.
Папавсем известный своей крутизной парень, которого вызывают всякий раз, когда большим и страшным злодеям нужно надавать по попе. Пен говорил о нем так, словно в связке «плохой и хороший коп» он всегда играл роль плохого. Того, кто избивает преступников. Да и на старинных картинах всегда изображали, как архангел Михаил с суровым лицом и мечом в руке сражается с дьяволом. «Его прозвали Сокрушитель», говорил Пен.
Так что у папы явно дрянные обязанности. Но когда я пытаюсь заглянуть в его разум, то ощущаю лишь радость. И убежденность. Внутреннее спокойствие, которое напоминает мне поверхность озера Джексон на рассвете.
Ты, кажется, не возражаешь насчет необходимости владеть мечом, оглянувшись на него, говорю я.
Папа наклоняется, поднимает мою половинку черенка и на мгновение соединяет его со своей, а затем протягивает мне целую метлу. Мой рот открывается, как у ребенка на шоу фокусника. Я провожу пальцем по тому месту, на котором еще пару минут назад были лишь зазубрины, но оно совершенно гладкое. Даже сколов на краске не осталось. Будто черенок никогда не ломали.
Я с этим смирился, отвечает папа.
Мы разворачиваемся и идем к дому. Из крон деревьев доносится громкий и пронзительный птичий крик.
Что ж, мне понравилась тренировка. Я останавливаюсь и набираюсь смелости задать вопрос, который крутится в голове с тех пор, как папа упомянул меч: Ты не против, если к нам присоединится Кристиан?
Папа пристально смотрит на меня, и в его глазах мелькает любопытство, поэтому я продолжаю:
У него появилось видение с пылающим вернее, мечом света. Его дядя давал ему несколько уроков, но он вскоре покинет этот мир, поэтому я подумала, что было бы неплохо ну, было бы неплохо нам обоим поучиться у тебя. Это может быть частью плана?
Папа долго молчит, и я уже не сомневаюсь, что он мне откажет, но затем он моргает несколько раз и встречается со мной взглядом.
Конечно. Думаю, я смогу потренировать вас, когда вы приедете домой на рождественские каникулы.
Отлично. Спасибо.
Не за что, не задумываясь отвечает он.
Не хочешь войти? предлагаю я, поднимаясь на первую ступеньку крыльца. Думаю, я смогу отыскать немного какао.