Мария СакрытинаПроклятая
Часть 1. Дар
Про меня говорят, что я одержима. Чепуха.
Ещё про меня говорят, что я летаю нагая на метлеособенно, почему-то, в полнолуньеи пляшу с дьяволом. Говорят, что могу околдовать мужчин одним взглядом и заставить служить мне до последнего вздоха. Говорят, что закусываю младенцами и купаюсь в крови девственниц. Говорят, на меня нельзя смотреть, иначе (тут мнения расходятся) окаменеешь, сгоришь, рассыплешься в прах, упадёшь замертво Говорят, я не знаю жалости.
Всё это как-то не вяжется с мыслью про одержимость, но это уже мелочи. Одержимость в понимании церковных мужей предполагает наличие духа, захватившего моё тело, как оболочку и вытеснившего душу. Начерта при этом духу кровь девственниц и мужские сердца ни церковники, ни молва не объясняет. Впрочем, ни те, ни другие никогда не отличались стройностью мышления.
Никого я на самом деле не ем и ни с кем не пляшу. Что же до взгляда Из-за него меня называют, кстати, ведьмой. Ха! Это они мою мачеху не знали. Вот кто была ведьмойобразцовой, хоть гравюру пиши и в книги вкладывай.
Но давайте по порядку.
Когда я родилась, всё шло как по писанному. Сначалагде-то за месяцпо всей стране завыли собаки. Хорошо, говорят, выли. Душевно. А кошки вовсю оралину так чего удивляться: весна. Потом вроде бы с небес падали лягушки, и народ деятельно готовился к концу света. Развлечения ждаливсадников Апокалипсиса, Антихриста. Как обычно не дождались.
Где-то за неделю до дня рождения астролог составил для меня гороскоп Точнее, попытался. С ума сошёл. И пошла молва, что королевский ребёнок проклят. Вроде как в том гороскопе о том проклятии написано было, оттого и астролог свихнулся. Тёмные силы его того забрали.
Ну а в день рождения бушевала гроза. Сильнаяветер деревья с корнями выворачивал. В столице у одной из церквей маковка развалилась. Никто даже не подумал, что рабочий бракпроклятье, дескать, ребёнок заколдован. Тёмные силы.
Мама, говорят, мучилась чуть не сутки. И только под утро, когда гроза, наконец, унялась, и горизонт осветился слабой солнечной полоской, появилась я.
Рассказывают, одна из повитух, когда меня отмыли, понесла отцу-королю показать, пролепетала: "Ну что за ребёночек! Чудушко!". Наверное, я и впрямь была прелестным младенцем. Насколько младенец вообще может быть прелестным.
Понятия не имею, как я тогда умудрилась. Я вообще этого момента не помню. Да и кто помнит свой первый день рождения? Тогда моё "проклятье" впервые и проявилось. Надеюсь только, что убила я их правильно и быстро. Что они не страдали. Все повитухи, служанки. И мама.
Отец маму любил. Сильно. Так что, когда он обо всём узнал Меня не удавили лишь по одной причине: других наследников ещё не было и, пока король снова не женится, не предвиделось. У отца, наверное, руки чесались написать указ, объявить, что ребёнок-де погиб вместе с матерью, но нельзя, нельзяполитика. Хлеще любого горя, могущественнее любого колдовства.
Меня отвезли в заброшенный замокОрлиный Утёс. Дурацкое название, но замок стал красивым, когда его более-менее в порядок привели. Живописным уж точно. Этакий серый клык, пронзающий небо. Или очень оголодавший орёл в последней попытке взлететь.
Набрали прислугулегко, там как раз тюрьма в соседнем городе была. Из этих, политических.
Зато кормилицу мне обыскалиськто ж пойдёт к этакому "чудушку". Все жить хотят. Нашли в итоге какую-то бабищу. Если это я её в кошмарах вижу мда. Она, кстати, всё-таки сбежала, стоило мне год разменять.
Вот так я и рослаодна в полуразрушенном, мрачном замке. Сквозняки там, помню, особенно гулкие были. Я с ними даже разговаривала, представляла, будто они живые. Тогда я ещё ничего ен знала о духах.
Отец меня не навещалвидеть не хотел, может, проклял даже. Ну да проклятье к проклятью не пристаёт.
А я росла. Когда мне минуло пять лет, впервые осознанно отправила на тот свет гувернантку. Она за розги взялась, дура. И даже ударила меня пару раз. Помню, очнулась рядом с её трупом и единственное, что почувствовалаоблегчение, что эта курица больше вопить не будет.
Правда, я тогда не рассчитала и "уложила" чуть не ползамка. Остальная половина к утру разбежалась, и целый месяц я маялась одна. Зато получила новых слугшёлковых. И понимание одиночества. Знаете, какое худшее наказание на свете? Хлыст? Кнут? Четвертование? Пытки? Нет, худшее наказаниекогда тебя не замечают. В упор не видят, не разговаривают, знать не желают. Именно так со мной слуги себя и вели.
Нет, сами-то они не немые были, разговаривали. Между собой. Ко мне"Ваше Высочество" и то лишь изредка. Ну и обязанности выполнялине придерёшься. Бывает, расчёсывает меня новенькая камеристкагребень в руках дрожит, сама трясётся, плачет. Как с такой общаться? Потом пообвыкнет немного, но разговора всё равно не получается. Никогда. Всё "Ваше Высочество" и "я могу идти?".
Боялись. А я разве специально? Ну, гувернанткуда. А остальных? Я разве хотела?
Они наперёд знали, что хотела. Такие байки про меня травиливолосы дыбом. Я их вместо сказок на ночь слушала. В спальню дверь закрыта, но стены с отдушинамислышимость отличная. А замок я к тому же лучше всех знала: все тайные ходы, все заброшенные комнаты. Подслушивала, да, приобщалась к взрослой жизни.
Я росла маленькой затворницей. И впрямь, наверное, злобнойкак иначе, коль они меня боятся. Я чувствовала их страх. И ненависть тоже. Просто на вкус иногда ощущала. Как кровь.
Отец тем временем женился. По всей стране гремела свадьба, все праздновали. Даже в нашем Утёсе. Мне вкуснющий обед приготовилиповар быстро усёк, что меня лучше не злить. И понял, что я сладкоежка. Ох и торт тогда был! Я радовалась, даже мысленно отца поздравила. Все же вокруг говорили, что свадьбаэто чудесно, это замечательно.
А очень-очень скоро после этого в замок приехали монахи какого-то там ордена. И навели свои порядки. Говорили, их новая королева прислалапо совету своего духовника. Вроде как эти монахи чудненько справляются с одержимостью и вообще могущественные и серьёзные ребята. Никакое проклятье не устоит.
На самом деле отец просто отвалил ордену кучу золоталишь бы дочку усмирили. Молву он усмирить хотел, а не дочку. Ну да ладно.
Замок очень скоро превратился в монастырь. Для менятак и вовсе в каждодневный карцер. Туда не ходи, там встань на колени и молись, тут распятье целуй. Серебряные браслеты одели. С символами чистоты и смирения. Жгли поначалу. Но браслеты запаялине снимешь. Монахи наивно полагали, что всем этим меня можно обезвредить. Чёрта с два!
Я честно терпела. Я вообще терпеливая тогда была, боялась, что после очередного срыва меня вообще одну в этом Утёсе оставят куковать, и я зарасту мехом и начну бросаться на людей и рычать. Ну, как я-из-баек. Но у любого терпения есть предел.
Я не выдержала в вечер, когда настоятель попытался нарядить меня во власяницу и отправить под дождь босиком нарезать круги на глазах у слуг. Во славу Господу. Там ещё что-то было дёготь с перьямитоже, кажется, во славу. Не помню. Помню, что дёргался этот божий сын весьма живописно. А я впервые смотрела на это с наслаждением.
Дальше нашего замка история не пошла. Ордену всё ещё нужны были отцовы деньги за воспитание дочки. Так что мы пришли к молчаливому согласиюони не портят мне жизнь, я их не убиваю. На самом деле тогда я ещё не умела себя контролировать, не могла убивать по желанию. Только в яростичистой, слепой ярости. Хм, а интересно, а когда я на свет появилась, это тоже было от ярости? Наверное, в утробе матери мне было много-много лучше
Примерно в то время у меня появился друг.
Серьёзно, настоящий друг. Отец у менятоже, наверное, по научению мачехи, она, говорят, быстро его окрутила и в политику нос сунулапошёл войной на соседнее государство. Наша страна стонала, налоги подскочили, голод, неурожай опять же Но в войне мы победили, на соседе отыгрались. Отец в их столице торговался об условиях перемирия, а к нам тем временем привезли заложникакоролевского сына. Не первенца, конечно, ну так кто же первенцами разменивается? И, чтоб глаза мачехе не мозолил или, может, отец его упирался и не хотел моему дань платить или ещё почему, но отправили юного принца в мой Утёс.
Как сейчас помнювечер, дождь, холодинау-у-у! И карета с гвардейцами, точно преступник какой из благородных прибыл.
Я всё это из окна наблюдалаочень интересно было, что это за новенький к нам приехал. Он мне тогда маленьким совсем показался (по сравнению с дылдами солдатами-то!), сгорбленный, промок под дождём сразуну точно воробушек.
Его быстро куда-то увели. Я сначала думалав гостевые покои. На следующий день первым делом туда побежала, как только этот хмырь, мой учитель из монахов, перестал размахивать указкой и объявил, что урок окончен.
В гостевых покоях новенького не оказалось. Там жили только мыши и пауки.
К вечеру я оббегала весь замокни следа мальчишки. Интересненько.
И, наконец, додумалась спуститься в подземелье
Он сидел на сырой соломе, прислонившись к зеленоватой стене, смотрел в потолокпока я не вошла. Одет простенько наверное. Честно говоря, не помню, во что он был одет. Зато глаза помню. На меня тогда никто ещё так не смотрел. С таким выражением У него глаза расширилисьно не от ужаса, как обычно, а от тогда я не знала, что это называется "восхищение". Он даже вскочил, поклонился торопливосовсем как взрослыйи только тогда заметил мои браслеты.
Вот тогда у него глаза стали нормальные. В смысле, выражение нормальноеужас. А я поймала себя на мысли, что предыдущий взгляд мне больше понравился.
Ты кто? спрашиваю. Почему ты тут сидишь?
А он на меня смотрит, рот открывает, хрипит чего-то А потом как глаза закатит, как хлопнется в обморок (на самом деле вовсе не от страха. Я потом узналане кормили его ничерта, слуги-садисты, лишний кусок жалели. Так что голод, а тут ещё я Бедняга).
С обмороком я знала, что делать. При мне камеристки в обморок хлопались поголовно. Как новенькаятак и обморок. У меня в комнате для этого нюхательная соль имелась. Волшебная вещьпод нос р-р-раз. Визжат, правда, потом долго. Думают, может, вместо меня рыцарь какой появится, их спасёт Щас.
Но с собой я соль не носила, так что для начала надо было мальчишку к ней доставить. Шучу. Просто он лежал весь такой бедненький воробышекбледный, щёки ввалились, под глазами круги. И вроде как не дышит.
Где у нас запасные ключи от подземелий, я, естественно, знала. Я этот Утёс вдоль и поперёк знала, лучше всех слуг и монахов. Так что дверь легко открыла, мальчишку выволокла. Тяжёлый он былух! Кое-как мы с ним по лестницам поднялись, да в тайный ход шмыгнули. Потом в коридор до моих комнати ура. Руки у меня к тому времени занемели совсем, так что ура троекратное.
Мальчишка слабо дышал, лёжа у меня на кровати. Я вызвонила служанку, приказала подать ужин. Нашла нюхательную соль и, когда он только глаза открыл, сунула ему поднос с едой.
Кушать будешь?
Путь к сердцу мужчины лежит через желудоксовершенно точно.
Надо отдать ему должное, на еду мальчишка сразу не кинулся. Нет, сначала он старательно побуравил меня взглядом и попытался слиться со стеной. Зрелище получилось то ещё: бледный, худющий подросток прижался к стене, чуть не свернув балдахинбледное пятно, щёки горят, волосы патлами. Глаза опять же огромные, да ещё и, как у нетопыря, горятв них огоньки свечей отлично отражались.
Я захихикала, поднос задрожал, кубок с отваром чуть не опрокинулся.
У-у-уйди, ведьма! провыло бледное чудо с горящими глазами. Уйди!
Из своей комнаты? выдавила я сквозь смех. Щас!
Похоже, до мальчишки только сейчас дошло, что он больше не в подземелье. И это его почему-то не обрадовало.
Ты меня убьёшь? выдержав долгую паузу, пролепетал он.
Я уже тогда заметила, что большинство людей избытком логики не страдает.
Ага, скорчив рожицу, кивнула я. Конечно. Сначала я тебя откормлю, предложу в баньке попариться, а потом обязательно съем, вообще-то это была строчка из одной сказки, которую я периодически слушала от камеристок, когда была в особенно плохом настроении. И курицы хоть как-то пытались мне угодить. Что-то там ещё было про девочку с красным капюшоном и волка или спящую царевну или туфельку? Честно говоря, у камеристок всё это периодически переплеталась от страха, так что, кажется, сказки тоже не страдали избытком логики.
Самое смешное: мальчишка поверил. Он был старше меня года на трикошмар как много, как мне тогда показалось. А боялся до колик.
Забавно.
Ещё сильнее побледневхотя куда уж сильнее? он перевёл взгляд на поднос на меня снова на поднос. И подстреленным зайцем метнулся к двери. Забарабанил (причём даже не попробовал открыть, а ведь не заперто).
Помогите!! Выпустите меня! На помощь!!
Откуда только силы взялись?
Я бросилась к нему.
Тише! Сейчас же отец Константин явится. Да заткнись же ты!
Щас, заткнись! Мальчишка заорал ещё сильнее, а когда я попыталась зажать ему рот ладонью, отпрыгнул к сундукам, оттуда к окну, попытался залезть на комод
Когда отец Константин пришёл, мы наяривали, кажется, пятый круг по комнате. И я почти уверена, что этот маленький бесёнок получал от процесса удовольствие. Орал он с таким вдохновением, что удивительно, почему я не оглохла.
Но монах всё равно всех перекричал:
Ваше Высочество!!
Мы оба замерлия у сундука, этот паршивец, соответственно, на крышке.
Что здесь происходит? менторским тоном пророкотал отец Константин.
Я только рот открыла, а мальчишка уже птицей сиганул к монаху, крича:
Спасите, святой отец, она меня убить хочет!
И отец Константин его "спас" толкнул к ближайшему стражнику, буркнув:
Уведите. А с вами, принцесса
"мы поговорим особо" застряло у монаха в горле: я опомнилась, встала руки в боки. Скуксилась и
А-а-а-а!
Монах инстинктивно отшатнулся и побледнел.
Я хочу, чтобы он остался-а-а-а-а! Я хочу-у-у-у! Я-а-а-а! Пусть он останется-а-а-а! А-А-А-А-А!!
Отец Константин, прекрасно помнивший (наставник мой всё-таки), что после "А-А-А!" обычно бывает труп, вылетел за порог быстрее ветра. И, прежде чем дверь захлопнулась, мальчишка со свистом вернулся в комнату, чуть не врезавшись в меня.
Я опустила руки и замолчала. В комнате мгновенно установилась абсолютная, звенящая тишина.
Ты идиот? хрипло проворчала, наконец, я, глядя на прижавшегося к двери мальчишку. Тебя ж опять в темнице запрут. Тебе там, чего, понравилось, что ли?
А ты меня убьёшь! тонким голоском пискнул мальчик.
Я всплеснула руками.
Да сдался ты мне!
Как ни странно, это возымело эффект. Почти.
Ты меня съесть хотела! подумав, объявил мальчишка.
Ты чё, правда, идиот?!
Мальчишка покраснел. Посмотрел на меня. Покосился на дверь. Нахмурился. И вдруг, пыжась, выдал:
Да ты не будь ты девчонкой, я бы тебе у-у-ух я бы тебе, ведьма, показал!
Ага. Девчонкой и "ведьмой". Но тогда мне не понравился его тон. "Девчонка". На "ведьму" я уже не обижалась.
Девчонка?! я привычно швырнула в него подушкой. Камеристки, когда я швыряла в них подушками не давали мне сдачи! Ах ты, гад, да я тебе сейчас!
Наверное, хорошая дружба начинается с хорошей потасовки. По крайней мере, во время драки приходит некое взаимопонимание, что ли? Просто, когда мы опомнились, мальчишка, сидя на мне верхом и всё ещё по инерции тягая меня за волосы, вдруг произнёс с неподдельным изумлением:
Так ты, что, не ведьма?
Нет, кретин! Пусти меня, придурок! Ай, пусти, мне больно!
А когда он выпустил мои волосы, извернулась и коварно ударила по дых ногой. Драка чуть не началась снова, но в последний момент мальчишка вспомнил про еду и, отшвырнув меня, кинулся к подносу.
Я потрогала разбитую губу и буркнула:
Вкусно?
Ош-шень, отозвался мальчишка. А ты тофта фто? Не фринцесса?
Принцесса, вздёрнув подбородок, отозвалась я. Принцесса Алисия. А ты кто?
Фафифиан, прошепелявил мальчишка, запихивая в рот еду.
Чего?
Максимилиан, прожевав, ответил мальчик. И я точно принц. Так что поклонись.
Ещё чего, хмыкнула я. И ты не похож на принца.
Зато тылгунья! ткнув в меня пальцем, заявил Максимилиан. Принцесса Алисия, что б ты знала, ведьма, чудовище и к тому же уродина. А ты ты красивая, почему-то засмущался он.
Я удивлённо моргнула.