О нет, отважная Джамарана, ты ошибаешься, ибо нет никакой разницы между тем царевичем, что покинул дом своего отца, и тем, кто сейчас делит с тобой хлеб и вино, Ардлет улыбнулся печальной улыбкой.
Ты не прав, царевич Ардлет, но не мне быть той, кто покажет тебе тебя, Джамарана легко поднялась с камня, на котором они сидели. Но я могу оказаться той, кто поможет тебе в пути. И не только тем, что поделюсь с тобой куском мяса и глотком вина. Мы довезем тебя почти до границы Белой пустыни, тебя и твоего слугу Рашту, ибо вы почти дошли до цели, и осталось вам преодолеть совсем немного, и нет ничего дурного в том, чтобы вам помочь. Отправляйся же спать, смелый царевич, и пусть сон твой будет чист и ясен, а утром я займусь тобой.
Что ты имеешь ввиду под этими словами, Джамарана? Ардлет тоже поднялся на ноги и выглядел обеспокоенным.
Я видела, как ты держишь саблю. Это вызывает смех, а царевич не должен вызывать смех в бою, подумай сам. У нас есть время. У меня никогда не было ученика. Я хочу научить тебя драться на саблях, ибо это то, что я умею лучше всего.
Не знаю, чем я обязан твоему великодушию, Джамарананачал было Ардлет, но был остановлен лукавым взглядом:
Лучше спроси, кому
Рашта же, не имея возможности услышать этот разговор, долил себе из бурдюка еще вина и взглянул на звезды.
В спокойствии провели они эту ночь, а наутро и впрямь разбудила Джамарана царевича Ардлета очень ранотак рано, что злое пустынное солнце не успело еще вступить в свои права. Несмотря на то что разбойники облюбовали для своего жилища тенистый оазис с большим озером в самом центре его, полуденная жара проникала даже туда.
Вперед, царевич, Джамарана кинула ему саблю и улыбнулась, увидев, что он ее поймал. Пойдем же туда, где есть ровное место, и ты покажешь мне, на что ты способен.
Несмотря на ранний час, Джамарана была бодра и выглядела совершенно проснувшейся. Ардлет же сонно моргал, волосы его были растрепаны, и даже прохладная вода из озера не помогла ему до конца прийти в себя.
Идем же, царевич! торопила его Джамарана. Идем, пока солнце не поднялось достаточно высоко, чтобы спалить нас заживо!
Царевич Ардлет замотал голову куском белой ткани, подвернул до колен свободные штаны, и босиком вышел против Джамараны на островок сочной зелёной травы.
Возьми саблю, сказала Джамарана повелительно, покажи мне, царевич, как ты держишь ее.
Царевич встал с саблей, как учили его когда-то братья, до тех пор, пока не махнули рукой на эту сторону его образования. Гордая воительница запрокинула назад голову и расхохоталась, обнажив белые зубы:
Это смешно и бесполезно, о, глупый царевич. Сразу видно, что вырос ты во дворце, и кроме дворца своего ничего в жизни не видел. Я бы уже два раза убила тебя, если бы захотела!
Не смей насмехаться надо мной, дикая дочь пустыни, пока не скрестила со мной оружие, с вызовом отозвался царевич и бросился на нее. Сталь зазвенелазадорно и весело, как только полагается звенеть стали в любом тренировочном бою.
Две фигуры двигались, подобно стремительным леопардам. То сходились они, то расходились, и весело смеялись они, когда удавался кому-то из них удачный прием, и огорченный вздох терзал грудь обоих, когда кто-то совершал ошибку. Царевич Ардлет предавался тренировке с упоением, которое сложно было бы объяснить чем-то иным, нежели первобытным инстинктом любого мужчины сражаться и одерживать победу. И не смущало его то, что противником его была женщина, ибо не просто так возглавляла неистовая Джамарана самую опасную из пустынных разбойничьих шаек. Противником она была страшным, коварным и непредсказуемым, но учителемвдумчивым и терпеливым, и готова была остановиться и объяснить царственному ученику его ошибки даже тогда, когда азарт охоты захлестывал ее с головой, подобно морской волне в шторм.
Остановились они только около полудня, когда царевич Ардлет признался, что не сможет сделать дальше и шагу.
Мои руки не поднимут сейчас не то что эту саблю, о, беспощадная дочь пустыни, смеясь, уверял он, они и чашу с водой не удержат. Придется тебе, гордая Джамарана, самой меня напоить!
Говоря так, он удобно устроился в тени раскидистого дерева и оттуда продолжал свою речь:
Впрочем, не откажусь я и от фруктов, и даже от сладостей, если таковые окажутся припасены у вас, а когда я наберусь сил и отдохну, как полагается царевичу в изнуряющем его дух и плоть пути, то я снова подниму саблю, и дам тебе такой отпор, какой не дадут и сотни северных шакалов!
Достойная речь, о, гордый цветок южных садов! Джамарана рассмеялась его словам, но чашу чистой водой наполнила и действительно поднесла ее к губам царевича. Ардлет пил жадно, и одной чаши не хватило, чтобы удовлетворить его жажду, но Джамарана запретила ему большее:
Послушай меня. Ты устал и не привык еще к такому ритму, но скоро он станет для тебя обычным. Не пей же многовыпитая тобой вода покинет тебя через пот и слезы, и ты останешься ни с чем. Выжди немного, дай своему телу сладить с теми необратимыми изменениями, которые с тобой случились.
О каких изменениях ведешь ты речь?
Ты станешь другим. Ты уже начал становиться другим. Мужчиной, если хочешь знать мое мнение. Ты станешь сильнее, выносливее, быстрее, и с тобой мало кто сможет сравнитьсякогда-нибудь. Поверь мне, я видела в своей жизни тысячу тысяч воинов, и я знаю, о чем говорю. И вместе с твоим телом станет крепче и твоя душа. А теперь отдыхай, царевич, поскольку ты стоишь сейчас лишь в начале очень долгого пути.
Джамарана отошла от царевича, а на место ее тут же уселся Рашта.
Я подумал, о, мой великолепный повелитель, что ты захочешь чего-нибудь поесть, но Джамарана строго запретила кормить тебя мясом и тяжелой пищей. Поэтому я принес суп.
И будешь сам кормить меня? слабо улыбнулся царевич Ардлет, чувствуя, что руки горят огнем. Мысль о том, сколько усилий придется приложить, чтобы только принять пиалу с супом, опалила огнем и его усталый разум.
Отчего же не покормить? широко улыбнулся Рашта и взял в руки ложку.
Так и повелось следующие дни, за которыми следовали другие дни, и следующие дни, так похожие один на другой. Царевич Ардлет и его верный слуга Рашта, в сопровождении Джамараны и ее разбойников, продвигались к краю Белой пустыни, прячась в оазисах от палящего солнца.
Спасибо тебе, Джамарана, не раз говорил ей Рашта, нежась в тени возле прохладного водоема, мы никогда не нашли бы эти пути среди барханов, и эти оазисы не смогли бы дарить нам свою прохладу. Не встреть мы тебя, тяжко бы нам пришлось! А ведь ты учишь моего царевича сражаться Посмотри, как он возмужал за это время! Уже и не узнать того тонкого юношу, похожего на цветок магнолии, которого я вызвался сопровождать в опасном и почти безнадежном странствии!
И Джамарана соглашалась с ним и проводила с ним времени больше, пожалуй, чем полагалось для дела, но не было здесь никого, кто осмелился бы указать ей, как и где ей полагается вкушать отдых.
Царевич Ардлет же старательно постигал секреты мастерства, и меч в его руках постепенно превращался в страшное оружие. Кожа его загорела, в движениях появилась отточенная, тигриная грация, а в его огромных выразительных глазах чаще слез стала блестеть сталь. Грациознее и прекраснее его по-прежнему не было никого на свете, и Джамарана соглашалась с Раштой, что не сыскать ему теперь равных ни в танце, ни в мастерстве владения оружием. Царевич постигал все с невероятной скоростью, словно припал, наконец, к источнику, иссушаемый жаждой. Несмотря на то что все тело его страдало после тренировок и длительных переходов, счастье и восторг, наполнявшие его душу, позволяли ему снова и снова самому подниматься с рассветом и будить чутко спящую Джамарану. А иногда он не решался ее будить и занимался самостоятельно, представляя противника перед собой внутренним взором. В такие минуты оставался он наедине с собой, обнаженный и чистый, и настолько захлестывали его эти новые грани его самого, открывавшиеся ему с первыми лучами солнца, что он все чаще вставал еще до рассвета. Потому и видел многое из того, что должно было оставаться скрытым, и не знал по неопытности своей, что же ему теперь делать.
Не выдержав, отозвал царевич слугу своего Рашту к водоему и заговорил с ним так:
Скажи мне, о, драгоценный мой Рашта, откроешь ли ты мне, своему господину и повелителю, тайны своего сердца?
Нет у меня ни единой тайны от моего господина и повелителя, решительно возразил Рашта, но темные глаза его отчего-то хранили печаль.
Я вижу тоску в твоем взгляде, мой милый Рашта, и не было той тоски, пока не встретились мы с разбойниками. Ардлет накрыл рукой руку Рашты: Послушай, друг мой, я встаю теперь до рассвета, оттого вижу многое, что должно было остаться скрытым хотя бы и от моих глаз. Но я видел то, что видели мои глаза, и слышал то, что слышали мои уши. Скажи мне, Рашта, любишь ли ты дикую разбойницу Джамарану?
Сам ведь знаешь на то ответ, господин мой! резко ответил Рашта, но смягчил свой голос, обуздав свои чувства. Я люблю Джамарану, и нет во мне сил это скрывать. Ведь не впервые мы встретились в этом странствии; доводилось нам и раньше подолгу проводить время вместе, и давал я ей опрометчивые обещания, что вернусь за ней, увезу в каменностенный город и стану ей верным мужем. Мы были совсем детьми, и глупо было бы судить нас за это. И я вспоминал о ней потом, когда меня оставили во дворце служить тебе, и думал, что никогда не смогу ее найти. Я-то думал, что стану, как отец, путешественником и покорителем пустынь и морей, а оказался заперт в четырех стенах. Я смирился с тем, что всю жизнь проведу рядом с тобой, мой царевич, и жизнь эта была бы прекрасна и восхитительна. Но вот все изменилось, и мы с тобойстранники и покорители пустыни, как я всегда мечтал, и находит нас среди барханов именно онаеще более прекрасная, еще более удивительная, чем та, о которой я вспоминал. И представляешь, она ведь тоже помнила меня все это время! И ждала. И получается, я не нарушил обещания и вернулся за ней!
Вот только что теперь ты будешь делать? мягко спросил Ардлет. Я пока не царь, а мой отец не позволит тебе привести во дворец разбойницу, которой запрещен вход в любые города?
Я не знаю, вздохнул Рашта, но знаю, что в городе ей не место. Она дышит свободой, для нее дорог весь мир, ковром стелющийся ей под ноги. Если бы я мог остаться с ней
Так останься, вдруг сказал царевич Ардлет и сам поразился словам, которые слетели с его губ, ведь это же и твоя мечта тоже. Этотот мир, о котором ты мечтал. Разве Рашта, которого я знаюкоторого я узнал в дороге! разве этот Рашта хочет всю жизнь разыгрывать влиятельных гостей, меняясь местами с царевичем, танцевать на пирах и праздниках и бродить без цели по цветущему саду? Тебя слишком много для этого, Рашта, тебя ждет весь мири женщина, вместе с которой ты этот мир обретешь!
Ты отпускаешь меня, господин? неверяще прошептал Рашта, и мир в его душе встал с ног на голову, а потом опрокинулся обратно.
Отпускаю, улыбнулся царевич той улыбкой, которая сводила с ума каждого, кто отваживался на него взглянутьнастолько нежной и светлой она была. Но глаза его были серьезны и лишены лукавства. Хотя без тебя мне будет тоскливо и тошно. Я только прошу: сопроводи меня до страны Эшиа. А после, месяц спустя, жди в том месте, где нам предстоит расстаться, жди со своей женой и вашими разбойниками, чтобы помочь мне вернуться обратно в мою страну. Сделаешь ты это для меня, верный мой Рашта?
Это самое меньшее из того, что я могу для тебя сделать, господин мой и повелитель, упал перед ним на колени Рашта. Я служил царевичу Но вижу сейчас перед собой великого царя, ибо такое благородство и щедрость поистине царские, и только царь способен преподнести столь щедрый дарсвободу!
Свободупрошептал Ардлет словно самому себе, а потом протянул руки и поднял Рашту с колен.
Иди к ней, велел он. Иди к ней и объяви, что сегодня вечером мы остаемся здесь. Мы празднуем!
И что это было за празднество! Прекрасное и странное. Наверное, ничего более странного и прекрасного не доводилось еще видеть ни одному существу на свете, и даже солнце и луна могли бы об этом поспорить! Посреди оазиса развели большой костер, разворошили все припасы, чтобы сделать из походного ужина праздничный, а вино в тот вечер просто лилось рекой. Царевич Ардлет помог из всего, что нашлось под рукойшелковых платков, цветов и золотых монетсобрать свадебный наряд для разбойницы, и украсил Рашту собственными браслетами, из тех, которые вез с собой.
Как царевич, как тот, кто в будущем мог стать и царем, решился Ардлет провести странную и волнующую церемонию под усыпанным крупными алмазами звезд небом, и разбойники плакали, когда Рашта целовал свою заново обретенную Джамарану, и отворачивались друг от друга в отблесках костра, чтобы не выдать слабости своей. Кое-кто из разбойников роптал сначала, опасаясь, что нахальный юнец увезет их Джамарану в душный и опасный город, но их скоро убедили в обратном. А Рашта, с его легким и смирным характером, быстро пришелся по душе подавляющему большинству в шайке.
Царевич с легкой грустью смотрел на него и думал, что это был единственный правильный шаг с его стороны, ибо не в его праве было решать, чье сердце будет разбито, а чьенет, и если кто-то может оказаться свободен, так тому и быть. Чужая свобода всегда была важна для принца.
Он всегда выпускал из клеток дорогих, ярких, изумительных по красоте птиц, которые жили при дворе царя Айнар.
Поведай мне, о воинственная Джамарана, отчего ты и разбойники твои никогда не упоминаете имя создателя нашего, единого светлейшего бога Ар-Лахада? спросил царевич Ардлет, когда несколько дней пути спустя вновь очутились они в огромном оазисе, и вкусили вина из разбойничьих запасов.
О, придержи язык за зубами, несносный мальчишка! возмутилась Джамарана. Ведь ясно же и глупому ослу, что если о чем-то не говорит никто вокруг, так и тебе говорить не стоит!
Но отчего же?
Ууу, накличешь ты на нас беду рано или поздно! Сказано тебемолчать, а ты продолжаешь
Но я хочу знать! Не бывает запретов ради запретов.
Ты так уверен в этом?
Да.
Милая моя Джамарана, царевич въедлив, как кислота, и точно не отстанет теперь от тебя, пока не получит ответ, рассмеялся Рашта. Лучше тебе дать ему ответ сейчас, а не то он и правда будет говорить без остановки.
Звучит как проклятие, вздрогнула разбойница. Ну, слушай. Как и в любой загадке, которая кажется неразрешимой и сложной, ответ здесь лежит на поверхности. Мы разбойники, прекрасный царевич, мы шакалы пустыни, мы грабим, убиваем и насилуем, и, конечно, нас очень не любят купцы и другие путешественники, желающие мирно перебраться через занесенную песками пустыню
Царевич Ардлет рассмеялся было, но смех его никто не разделил. Джамарана смотрела серьезно и прямо.
Мы стали твоими друзьями и поддержали тебя, царевич, но случилось это оттого, что рядом с тобой был Рашта, и Рашта заступился за тебя, и узнал меня, и я узнала его. Не случись этого, вы дорого заплатили бы за встречу с нами, поскольку были легкой добычей, и желанной добычей, и большая редкость для насвстретить таких путников. Среди купцов, послов и беглецов нет Рашты. Но среди них есть те, у которых с собой дорогие ножи, богатая одежда, золотые монеты Мы живем ради этой наживы. Мы подчинили себе пустыню, но мы сторонимся городов, потому что в городах на нас смотрят люди. Люди, подобные тебе, решающие судьбы других людей. Нас всех колесуют, если на нас упадет взгляд таких людей. Но есть тот, кто выше любого человека. Ты называешь его так, как называешь. Другие называют его иначе. От этого не меняется его суть, не меняется его важность, и могущество его от этого не становится меньше. Наоборот, чем больше у него имен, тем сильнее он становится. Ведь когда он создавал наш мир, у него и вовсе не было имени. Говорят, что он все видит. Мы не хотим, чтобы он видел нас. Мыединство этой пустыни, и мы не называем его по имени, ни с благодарностью не взываем к нему, ни с проклятиями. И пока это так, нас не существует для него. Но если он обратит на нас свой взгляд, если прознает о нашем существованиион растерзает нас, безжалостный и всемогущий.
Вот оно чтоцаревич Ардлет поднял на разбойницу растерянный взгляд. Я никогда не думал о подобном в таком ключе Если честно, то я вообще не думал никогда о В смысле, это ведь просто фигура речичто благодарность, что проклятие
Глупый мальчишка! А говорят, что во дворцах дают образование!