Вот и сейчас, кто из них двоих "дурил голову" князю Трентскому, она или Она? Непраздный вопрос, к слову сказать, поскольку стремительный обмен репликами Габриэлла Э'Мишильер провела с поистине изощренной виртуозностью. Впрочем, это был лишь первый вопрос из двух и, если честно, не самый важный. Рассматривая задним числом их диалог с Зандером, Габи вынуждена была признать, - то есть, признаться самой себе, - что ничем иным, кроме ревности всю эту "суету" не объяснишь.
"Я его приревновала к Анаис? - спросила она себя, заставив отвечать, как перед лицом богов, лишь правду и ничего кроме правды. - Похоже, что так оно и есть. Я ревную!"
Открытие оказалось для нее полной неожиданностью, поскольку до этого момента она, вроде бы, никогда не ревновала ни одного мужчину ни к одной другой женщине. Она даже Зандера, если вспомнить, ни разу ни к кому не приревновала, хотя он ей, по идее, действительно нравился. Но симпатия эта до поры до времени была чисто умозрительной, и Габи, например, нисколько не мешало, что князь Трентский участвует в Турнире и, значит, хочет или, во всяком случае, собирается жениться на Эве Сабинии. И вдруг такая эмоциональная реакция, и на кого? На драную кошку Анаис д'Антиньи?
"Ну, допустим, на драную кошку Анаис не похожа, - признала Габи, немного "отдышавшись". - К тому же она настоящая принцесса!"
"А я тогда, кто?" - возмутилась она через мгновение. - Я, между прочим, и сама княжна!"
Однако Габи прекрасно знала, что княжна она только по названию, а что касается внешности, то не ей равняться с Анаис. Баронесса д'Антиньи была настоящей красавицей. Крупная, но не толстая, она была ненамного старше Габи. Месяц назад ей исполнилось двадцать, и при дворе поговаривали, что Турнир может помочь найти достойного жениха не одной лишь Эве Сабинии. По слухам, принцесса Брабантская тоже присматривает себе "безупречного кавалера", что при ее внешности, богатстве и знатности рода проблемой, разумеется, не станет. Любой второй - после первого, разумеется, которого ждет постель будущей императрицы, - став избранником Анаис д'Антиньи, попросту описается от счастья. Так что, и ревновать, вроде бы, не к кому: Анаис птица слишком высокого полета даже для кого-нибудь вроде Э клана Мишильер, которая, видят боги, и сама летает так высоко, что смотреть на нее снизу - голова закружится. Но одно другому, похоже, не помеха: приревновала. А где ревность, там и любовь или, по крайней мере, страсть. И получается, что вопросов уже гораздо больше двух. Ревнует ли Габриэлла Зандера и, если ревнует, означает ли это, что она влюбилась?
"Любовь не стыдное чувство! - напомнила себе Габи, плавно перемещаясь по дворцовым залам, вступая тут и там в короткие обмены репликами, но при этом нигде не задерживаясь больше, чем на минуту-две, лакомясь между делом парниковой клубникой, попивая шампанское, покуривая с рассеянным видом свою традиционную черную сигарету, вставленную в длинный мундштук вырезанный из бивня нарвала. - Однако ревность? И, если ревную я, не приревнует ли кто-нибудь и меня?"
Следовало признать, что точно так же, как Габи не знала, кто из них двоих, -слободская девчонка Новак или княжна Габриэлла Мишильер, - испытывает чувство ревности, ей было неизвестно, не приревнует ли часом кто-нибудь и ее саму. Ведь, если она, и в самом деле, неровно дышит к Зандеру, как знать, не взбесится ли узнав об этом господин Небог? Нрав и повадки Источника намекали на то, что он тот еще собственник, но поскольку он все-таки не Homo sapiens, а кто-то приравненный к великим богам, возможно, Золотой человек не настолько сосредоточен на такой незначительной личности, как младшая сестра тана, а, если даже и сосредоточен, то, может быть, не настолько мелочен, чтобы ревновать ее к простому смертному, пусть даже этот несчастный князь и ученый колдун?
Двигаясь без видимой цели по помещениям дворца от одной группы дам и кавалеров к другой, Габи снова вернулась в огромный зал для приемов - много золота и зеркал, и еще больше потолочных и стенных росписей, - и как бы случайно оказалась неподалеку от принцессы Эвы Сабинии. Наследница престола в окружении небольшой стайки своих ближайших подруг сидела в элегантном кресле неподалеку от высокого венецианского окна. Вся компания, - в которую, наряду с дамами, затесались и несколько кавалеров, - разместилась на тесно сдвинутых креслах, пуфах и банкетках. Все были невероятно оживлены и несколько излишне веселы. Возможно и даже скорее всего они выпили лишнего, но останавливаться, судя по всему, не собирались: слуги то и дело подносили им все новые и новые подносы с наполненными шампанским бокалами и уносили с пустые.
Габи рассеянно взглянула на них и, плавно изменив траекторию движения, направилась к принцессе. Несколько неторопливых шагов в правильном направлении, и она оказалась в поле зрения герцогини Перегор. Мария заметила подругу, - во всяком случае, они дней десять уже как считались подругами, - и отреагировала практически мгновенно. Спонтанный отклик ее был скорее всего искренним, тем более что она, и в самом деле, раскаивалась, что, пусть и против своего желания, оказалась втянута в провокацию с отцом и сыном Новаками.
"Вот тоже к слову вопрос! - отметила мысленно Габи, отвечая улыбкой на улыбку. - Кто и как меня вычислил и зачем чинил мне козни? Ведь кто-то же уговорил Эву Сабинию устроить мне засаду!"
Вопросов заведомо было больше одного, но суть в данном случае не в том, как их сформулировать, а в том, что скрывалось за словами и действиями. И вот это занимало Габи едва ли не больше прямых и косвенных последствий случившегося. Трис, на сколько она могла судить, был заинтригован этим никак не меньше, поскольку считал, - и не без повода, - что все эти странные на первый взгляд "телодвижения" направлены, прежде всего, против него, как главы клана Мишильер. Габриэлла в этом случае могла оказаться всего лишь случайной жертвой или, как говорят боевые маги, сопутствующим уроном, но ни то, ни другое ее никак не устраивало. Впрочем, не случившееся не случилось, и, следовательно, переживать на этот счет ей не надо, ибо бесполезно. Однако, как часто происходило с ней в последнее время, нечаянная экскурсия по фактам недавнего прошлого оказалась на редкость продуктивной, поскольку подарила Габи очередную "весьма любопытную идею".
"А что, если при дворе у нас с Трисом завелся недоброжелатель, способный читать мысли?"
Вот это была мысль так мысль. Просто озарение какое-то, никак не меньше, потому что среди одаренных общепринятым считалось мнение, что читать мысли колдуна, тем более сильного колдуна физически невозможно. Но так ли это на самом деле? Что если существует на свете и такой - пусть и крайне редкий, - Дар? Таинственный и тщательно скрываемый по вполне понятным причинам, он мог существовать тысячелетия или возникнуть сразу вдруг совсем недавно.
"Дар менталиста огромной силы? Почему бы и нет!"
Впрочем, если уж предполагать худшее, то зачем же ограничиваться очевидным. Вполне возможной представлялась и гипотеза о том, что дело не в особом Даре, а в особом заклятии. Кто-то ведь мог придумать, как обойти фундаментальное правило, известное всем магам: читать мысли обычных людей - не всех, но, как минимум, большинства, - можно, хотя и трудно, однако читать мысли колдунов невозможно в принципе.
"Итак, - решила Габи, входя в "тесный" круг приближенных принцессы, - или правило не настолько фундаментально, как полагали наши мудрецы, или его можно обойти. Это следует обдумать и обсудить с Трисом! Если кто-нибудь и знает об этом хоть что-то полезное, то это именно он".
Однако и обдумывать всю эту "заумь", и обсуждать ее с братом было сейчас не время, и не место, потому что рядом с Эвой Сабинией, - да еще тогда, когда она находится на подъеме, - ни на что постороннее не остается ни сил, ни времени. Не осталось их и у Габи. Ее стремительно втянуло в водоворот, закружило, разметав по сторонам все неактуальные на данный момент мысли и чувства, и, едва ли не бездыханной выбросило на "брег обетованный", оказавшийся по случаю будуаром принцессы в южном крыле императорского дворца. Как она сюда попала, вспоминалось с трудом, но, если Габи была просто сильно пьяна, то Эва Сабиния и Мария Перигорская упились, что называется, до положения риз. Они даже разделись, - принцесса до кружевных трусиков и чулок, а герцогиня Перегор осталась и вовсе в одних чулках, - уподобившись каким-нибудь неистовствующим вакханкам. И в момент случившегося с Габи мгновенного просветления упоенно целовались, сплетясь в некое сложноустроенное подобие эстетически безукоризненного морского узла.
"Ну, ничего себе!" - обалдело констатировала Габи и непроизвольно бросила взгляд на свое отражение в зеркале напротив.
К счастью, ее платье оказалось на месте, хотя тонкие бретельки были спущены на обоих плечах, так что создавалось впечатление, что кто-то уже начал было ее раздевать, да бросил это дело на полпути. Это предположение подтверждалось и другими недвусмысленными признаками. Тонкий шелковый бюстгальтер под платьем был расстегнут на спине, хотя и остался на месте, трусики, как, впрочем, и туфли отсутствовали, а один из чулков, - конкретно левый - был отстегнут от пояса и спущен почти до колена.
Несмотря на то, что сама Габи в придворных оргиях пока ни разу не участвовала, она знала, разумеется, что великосветская молодежь женского пола ничем существенным в этом смысле от мужчин не отличается, но, чтобы не испортить репутацию, в отличие от кавалеров обычно предается излишествам в своем тесном девичьем кругу. Что сейчас происходит за закрытыми дверями будуара, можно было только предполагать, но Габи не думала, что они приехали во дворец втроем. Наверняка, остальные девицы из близкого круга принцессы вовсю резвятся сейчас по всей "женской" половине дворца. Однако здесь и сейчас Габи оказалась в компании самой наследницы престола, и, значит, отказываться от участия в чем бы то ни было ей было не с руки. Уж это-то она понимала даже на пьяную голову.
"Что ж, - решила Габи, понаблюдав с минуту за тем, как страстно извиваются на длинношерстном персидском ковре две грации, - придется присоединиться. Noblesse oblige, как говорится. Положение обязывает..."
Она сняла платье и бюстгальтер, бросив их в ближайшее кресло, и присоединилась к подругам. В реальности - имея в виду объективную реальность, - она сексом еще ни разу не занималась. В смысле, не спала ни с одним человеческим существом. Тем более, не думала, что после Источника начинать придется сразу с женщин, о которых она, если честно, как о компаньонках для половых излишеств, ни разу даже не думала. Не знала она и того, что и как ей теперь следует делать. Поэтому для начала - и, разумеется, чисто интуитивно, - сосредоточилась на соблазнительной заднице Марии Перигорской и выдающейся груди Эвы Сабинии. Прикосновения оказались приятными, но Габи даже "распробовать" ничего толком не успела, так как едва она оказалась рядом с ними и вошла с девушками в физический контакт, как обе две, не сговариваясь, разом переключились на нее. "Штурм" оказался стремительным, а действия атакующих непредсказуемыми. Мгновение, другое, и за нее взялись две пары губ и две пары рук, так что еще через мгновение или два Габи забыла, кажется, даже о том, что, чтобы жить, надо дышать. Она просто отдалась, что называется, на волю волн, и очнулась только тогда, когда Мария предложила "переместиться в бассейн". Кто и когда успел подготовить для них ванную, Габи не запомнила, но пройдя вслед за принцессой в огромное, наполненное ароматным паром помещение, облицованное яшмовым мрамором и розоватой брекчией, обнаружила там приличных размеров неглубокий бассейн, наполненный прозрачной водой, по поверхности которой плавали лепестки роз. На краю бассейна стояли подносы с фруктами и сладостями, а неподалеку около сервировочного столика обнаженная девушка подросткового возраста - по-видимому, служанка принцессы, - разливала в узкие бокалы охлажденное в серебряном ведерке со льдом шампанское. Девушка была изумительно красива и, пожалуй, - на вкус Габи, - несколько юна для участия в оргии, но распоряжалась здесь, понятное дело, Эва Сабиния, и Габи оставила свои мысли при себе, сосредоточившись на "прекрасном": на длинных, изящного рисунка ногах, миниатюрной груди - она была даже меньше, чем у самой Габи, - на золотистых волосах... и снова на ногах, узких бедрах, плоском животе и выпуклом безволосом лобке...
- Правда, хороша? - шепнула ей на ухо Эва Сабиния, подошедшая сзади и сразу же прижавшаяся к Габи всем своим великолепным телом.
"Вот же, лярва!" - выругалась Габи мысленно.
Ее ругань, впрочем, относилась, в первую очередь, к ней самой. Ей оказалось сложно переварить тот факт, что ее тело недвусмысленно отреагировало, как на принцессу, - которая как раз сейчас взялась ласкать тонкими пальцами ее грудь, - так и на обнаженную служанку. Девушке было от силы лет пятнадцать, но на ее теле, - и вряд ли тут обошлось без магии, - не было и следа волос, как если бы ей было лет двенадцать, и у нее еще не начались месячные.
- Да, - между тем сказала Габи вслух, отвечая на риторический вопрос принцессы, - она...
- Это Петра, - представила свою служанку едва выглядывавшая из-за плеча Габи Эва Сабиния. - Ей семнадцать лет, Габи, и она не служанка, а моя кузина из Лидо-ди-Остия. Об этом мало кто знает, но у природных сабинянок, созревание происходит гораздо медленнее, чем у других женщин. Такова цена их особой магии.
- Какова же их магия? - спросила тогда Габи, не знавшая в этот миг, как ей поступить: прекратить потакать вольностям, которые позволяла себе принцесса, или оставить все, как есть, тем более, что она и сама в "этом всем" и так уже "утопла" с головой.
В конце концов, победил практический эгоизм: на самом деле, ей нравилось то, что делала Эва Сабиния, к тому же речь шла о будущей императрице, с которой, в любом случае, не стоило портить отношения.
- Петра наводит грезы и способна внушить тебе любой сон по твоему выбору. Это редкое искусство, знаешь ли. Но у нас есть Петра и, значит, сегодня мы повеселимся...
- Великолепно! - констатировала Габи очевидное и добавила просто, чтобы не молчать:
- Пойдем в воду?
- Сними чулок, - посоветовала Мария Перигорская, как раз в этот момент появившаяся в ванной комнате.
- Кажется, я перепила, - призналась Габи, осознав в этот момент, что говорит чистую правду.
От вина и нескольких оргазмов, прокатившихся по ней, как какой-нибудь гребаный девятый вал, она явным образом расслабилась и утратила контроль над обстановкой и самоконтроль в придачу. Оставшийся на ее правой ноге чулок, - при том, что от всего остального она уже избавилась, - говорил о многом.
- О, нет, милая Габриэлла, - рассмеялась в ответ принцесса, - какое там перепила. Мы еще только начали!
И, разумеется, она оказалась права, поскольку знала, о чем говорит. Уж верно, Эва Сабиния участвовала в оргиях и раньше, да и сама, судя по всему, привыкла устраивать такого рода девичники у себя во дворце. И бассейн, наполненный теплой пахнущей розами водой, наверное, уже не раз и не два принимал в свои нежные объятия разгоряченные женские тела. Слишком уж хорошо, умно и затейливо все здесь было придумано и организовано, все мелочи учтены, и все возможные удовольствия, - разумеется, в пределах разумного, - предусмотрены. Во всяком случае, эта часть приключения понравилась Габи куда больше "прелюдии", тем более, что "прелюдию" она толком не запомнила, а сейчас, напротив, пребывала в здравом уме, лишь немного затуманенном алкогольными парами, и твердой памяти, фиксировавшей все "вплоть до запятых".
В бассейне они резвились вчетвером. Место Петры у сервировочного столика заняли две молодые служанки, появлявшиеся только тогда, когда были нужны, и исчезавшие сразу же, как только надобность в них отпадала. Они подливали дамам шампанское, приносили им сигареты с гашишем и ганжой, меняли вазы с фруктами - те слишком быстро нагревались в теплом воздухе, - и сладостями, которые начинали таять. Остальное было в руках четырех вакханок.
Испросив разрешение хозяйки дома, Габи зажгла огонь в высоких бронзовых торшерах, а затем довольно долго развлекала "голых рыбок" фокусами с водой. Поднимала над поверхностью бассейна водяные шарики и метала их в участниц оргии, норовя попасть им в лоб или в зад во время очередного нырка. Закручивала крохотные смерчики, отпуская их свободно гулять между веселящимися женщинами и зажигала кружащиеся над ними шарики разноцветного огня. Впрочем, Эва Сабиния тоже умела кое-что делать с водой, воздухом и огнем, и ее фокусы могли восхитить кого угодно, даже Габи, а вместе с Марией они умудрились поднять над водой даже весьма не мелкую и, разумеется, не легкую Э клана Мишильер. Что же касается Петры, то своими наведенными грезами она едва не свела их всех с ума. В особенности, когда, не предупредив заранее, заставила всех троих пережить страстное совокупление с одним из первых красавцев франкского двора графом де Кремоном. В общем, веселились долго и со вкусом, но достаточно быстро вконец упились и, перебравшись на огромную кровать наследницы престола, уснули, чтобы проснуться на следующий день около трех пополудни с дикой головной болью и симптомами похмелья и легкой наркотической передозировки. Впрочем, на этот случай во дворце имелся штатный целитель, который быстро привел их всех в норму. Вообще, как поняла Габи, организация настоящей оргии требует серьезных логистических усилий, и наличием дежурного лекаря, а также ассортиментом блюд для первой дневной трапезы проблема отнюдь не исчерпывается. Кто-то даже озаботился приготовить подгулявшим дамам соответствующие наряды, чтобы не стыдно было возвращаться домой. Но, если принцесса и ее кузина располагали в императорском дворце целым гардеробом, то для Марии Перигорской и для Габи кто-то прошелся с утра по бутикам и купил белье и платья соответствующих размеров, фасонов и стиля...