И старик объяснил, из чего складывается фотографическое разорение.
Но Мерлина заколодилоон захотел снимать пленочником. В хозяйстве у Льва Кирилловича нашлись умные книжки, и он таскал эту литературу с собой, вгрызаясь в теорию. Навык учиться за целую зиму безделья был утрачен окончательно, профессиональные словечки не застревали в голове, каждый раз их приходилось грузить туда заново.
В «Беги-городе» он понемногу делал карьеруего уже привлекали к возне со сценарием игры. Причина была простая: шастая по тусовкам, музыкальным и прочим, он побывал во всяких неожиданных местах; напримертолько он знал географию старого немецкого кладбища на окраине, только он лазил на водокачку, только он бывал в дотах укрепрайона и даже начертил по памяти их расположение. Эти доты и старые артиллерийские склады еще нужно было уметь отыскать в лесуа тусовщики устраивали там концерты-«квартирники» для своей публики.
Джимми выделяла егоно не тем, что хвалила, нетесли Волчище, Клашка, Ян и Даник за оплошности карались ядовито, промашек Мерлина Джимми почти не замечала.
Она к тебе присматривается, сказал как-то Волчище.
Мерлин пожал плечамион не понимал, зачем этой женщине присматриваться к нему.
А меж тем весна была в разгаре, резко потеплело, и работы в обеих Джимминых фирмах прибавилось.
Это перед летним затишьем, предупредил Лев Кириллович. А кстатиты так и не заглянешь в родную школу? Учебный год кончается
Хоть вы-то не пилите меня! вдруг заорал Мерлин.
Мне-то что. Не я останусь раздолбаем без всякого образования, хладнокровно заметил старик.
На самом деле Мерлин понимал, что перегнул палку. Можно было не ходить в школу месяц, ну, два. Потом явиться, что-то подучить, сдать какие-то контрольные. А сейчас получалось, что его, взрослого человека, способного неплохо прокормить себя, оставят на второй год. Или вообще выкинут из школыа куда потом идти, если действительно потребуется хотя бы аттестат зрелости?
Два дня спустя Джимми вечером вызвала Мерлина в кафе для разговора с глазу на глаз.
Мне твоя мать звонила, сказала она.
Мерлин окаменел.
Как мать узнала номер Джимми, он догадался быстро. У него были при себе визитки «Беги-города»; наводя порядок в карманах, он все выложил на стол, и их тоже; не иначе, парочка упорхнула и была найдена матерью на полу. А он, в ответ на очередное нытье, как-то сказал ей, что устроился в хорошую фирму, где страшно интересно работать, и плевать хотел на школу. Обычно не слишком догадливая, тут она сообразила, что к чему.
Со школой надо что-то делать, продолжала Джимми. Я не психотерапевт и во второй раз успокаивать перепуганную даму не собираюсь.
Она меня достала проворчал Мерлин. Дама
Понимаю. Мне, конечно, все равно, что из тебя вырастет. Меня даже устраивает, что ты всегда под рукой. А сам ты действительно хочешь всю жизнь дежурить на пунктах или болтаться в моем офисе? Да или нет?
Да! выпалил он.
А если игра выйдет из моды?
Вы еще что-нибудь придумаете.
Не стану я ничего придумывать, ответила она. И так уже ну, ладно
Она больше не будет звонить, глядя в стол, буркнул Мерлин.
Он прекрасно представлял себе разговор: ошарашенная Джимми сперва терпит жалобы («Мишунчик совсем не хочет меня слушаться!»), потом решительно сворачивает эту бесполезную беседу. И ведь надо же додуматьсяпозвонить начальнице фирмы, где он работает! Будто онпятилетка, отказавшийся есть дома рисовую кашу, и мать взывает к главному пятилеткиному начальствувоспитательнице в детском садике!
Джимми вздохнула.
Не исключено, что осенью я прикрою обе фирмы, сказала она. Или кому-нибудь передам.
Почему? прямо спросил Мерлин.
Такие обстоятельства.
Без вас их они ну, ни у кого ничего не получится
Это была чистая правдавсе держалось на Джимми. Она умела закрутить вокруг себя вихрь общей фантазии, гоняла мальчишек в хвост и в гриву, весело утрясала все недоразумения с клиентами; если нужно было выстроить новый маршрут для игры и убедиться в его безопасности, именно Джимми лезла во все дыры.
Может, и так. Но я я хотела бы заняться чем-то другим Джимми достала мобилку и посмотрела, который час. Время В общем, ты все понял. Иди, а я тут еще посижу.
Легкая тревога охватила Мерлиначто-то с Джимми было не так. Он встал, дошел до выхода из кафешки, но возле самой двери сделал финт и оказался в темном углу, где стоял одинокий столик.
Джимми кого-то ждала, и ждала безрадостно. Мерлин не мог бы объяснить происхождение своей тревогино, если бы его спросили, беспокоит его встреча Джимми с мужчиной или с женщиной, он бы не ответил вразумительно по той простой причине, что предвидел именно встречу с мужчиной. И никто в мире не мог бы объяснить ему, что этовнезапная ревность. Сколько Мерлин жил на светеа ревности почитай что не испытывал и очень удивлялся, когда кто-то из одноклассников с ума сходил, потому что девчонка пошла на дискотеку с другим.
Он был правк Джимми подошел мужчина. Он сел напротив, подозвал официантку, что-то заказал. Джимми говорила с нимно не так, как с ребятами в офисе. Там, наверху, она все обращала в шутку. А тут отказывалась понимать шуткине отвечала мужчине улыбкой на улыбку. В конце концов он, выпив большой бокал «латте», увел Джимми. В окно Мерлин наблюдал, как мужчина останавливает такси, как Джимми стоит у распахнутой дверцы в сомнениях. Но он ее уговорилони уехали вместе.
Если бы Мерлина попросили описать этого мужчину, он не припомнил бы никаких особенностей внешности и отделался всеобъемлющим определением: «Старый козел». А меж тем мужчина был для Джимми подходящим кавалером. Онаневысокая, темноволосая, со складной фигуркой, и он рядом с нейвыше на полголовы, плечистый, с правильным и выразительным лицом, которое умные люди назвали бы породистым, с легчайшей проседью, той самой, которая украшает сорокалетнего мужчину. Они были парой, на виддаже очень удачной парой, вот только Джимми лучше смотрелась бы в платье, тогда всякий бы сказал: вот мужчина со своей женщиной.
Ни разу не испытав ревность и не ведая, с чем этот деликатес едят, Мерлин поступил как истинный ревнивец. Он отправился к дому Джимми.
Он знал, что начальница живет одна в маленькой двухкомнатной квартире, на четвертом этаже старого здания, отделанного лепниной; это здание попало в список третьестепенных архитектурных памятников, почему и оказалось даже без косметического ремонтаприобрести его, соблюдая все выкрутасы закона, было мудрено, желающих не нашлось. Как-то в шесть утра такси развозило всех занятых в игре «беги-горожан» по домамвот Мерлин и заметил подъезд, в который вошла Джимми.
Ему почти не приходилось бывать в этой части города. Но, подходя, он словно погружался в «дежа-вю»многое казалось знакомым.
Почему парикмахерская? вдруг спросил он себя. Тут не должно быть парикмахерской Почему трамвайная остановка на углу?
Остальное не вызывало раздраженияс остальным все было в порядке.
Мерлин прогулялся взад-вперед у подъезда, потом вошел. Подъезд был именно такой, каким он за секунду до того померещился, выложенный сине-желтыми изразцами. На площадках между этажами в угол возле высокого окна было встроено деревянное сиденьедля тех, кто на старости лет вынужден тащиться на шестой этаж без лифта. Ноги сами понесли вверх. Дойдя до третьего этажа, Мерлин остановился, подумал, и спустился к сиденью между первым и вторым.
Он не собирался просидеть там всю ночь, он вообще ничего не собирался просто вот сел и сидел
Минут через двадцать наверху хлопнула дверь, кто-то неторопливо пошел вниз. Мерлин не думал, что это мог бы быть мужчина, который увез Джимми, он вообще ничего не думал.
Но это оказался именно тот мужчина. Он шел задумчиво, глядя себе под ноги, и не обратил внимания на Мерлина. А Мерлин уставился ему уже не в лицо, а в затылок.
С каждым шагом затылок уплывал все ниже, а в голове делалось все светлее: блин-переблин, чего я тут вообще торчу?
Мерлин тоже спустился, вышел из подъезда и увидел, что мужчина садится в такси. Он усмехнулсяна душе действительно полегчало. И вспомнилась проблема, с которой следовало разобраться немедленно.
Для начала Мерлин позвонил Кузьке.
Я не ослышалась? Она позвонила Джимми? переспросила удивленная Кузька. Ну, Мерлин, это не лечится! И не пытайся!
Придется, ответил он. А то она повадится звонить моему начальствучто я носки не постирал, что я манную кашу не ем!
Так ведь действительно не ешь.
Она ее варить не умеет!
Этот разговор на самом деле нужен был Мерлину, чтобы завестись перед скандалом.
Он явился домой и был встречен неизменным:
Ой, Мишунчик! Хочешь пельмешки? Я купила недорогие и очень хорошие пельмешки.
Мать, я тебе сто раз говорилне бери всякое дерьмо, ответил Мерлин. Отравишься же. И скажи, пожалуйста, как ты додумалась звонить в «Беги-город»?
Я хотела мать смутилась.
Хотела как лучше?
Мишунчик, я встретила Наталью Петровну!
Это она тебя подбила? Ты ей сказала, что я устроился в серьезную фирму! А она распищалась, что нужно вернуть меня в школу! Так?! Так, да?! Что ты наговорила Джимми?
Какой Джимми?
Той, с кем ты говорила!
Я не знаю Я попросила начальника Очень приятная женщина обещала повлиять Мишунчик!..
Не смей больше звонить ей, поняла? Ты из меня посмешище хочешь сделать?!
Дальше все было очень плохоон кричал, она плакала. Потом он выскочил на лестницу, курил, сам себя успокаивал: ну вот, может быть, она поймет наконец, что взрослого сына нужно оставить в покое?
Когда он вернулся, она уже спряталась в свой закуток, легла, укрылась одеялом с головой. Он прошел на кухню. На плите стояла кастрюлькаправильно, с остывающими пельменями
На следующий день преподнес сюрприз Лев Кириллович.
Мне самому стало интересно, где это отсняли, сказал старик. И вот есть у меня одно подозреньице.
И где же?
На кладбище.
Клумбына кладбище?
А что? Бывает, такие огороды разводят! На Большом Семеновском есть такой уголокчасть забора заменяет стена кирпичного дома. Я дам тебе свой старый «никон», сходи, поснимай. Может, и в самом деле оно.
Мерлин любил шастать по старым кладбищамчто и пригодилось «Беги-городу». Но кирпичной стенки на Семеновском он вспомнить не мог. Получив от Льва Кирилловича технику, он сел в троллейбус и поехал разбираться.
Кладбище выглядело оптимистическионо потихоньку зазеленело. Мерлин полюбовался, как разбухли почки на сиренисирень в начале весны была его любимицей, но особенно он ждал, когда разрастутся огромные почки на каштанах, они еще в детстве поразили его великолепием. Еще ему нравились почки на декоративных кустах возле домаони в начале апреля явственно светились, и потом из них выглядывали крошечные и сморщенные листкив три миллиметра, не больше. И Мерлин всегда упускал те несколько часов, когда они разворачивались в настоящие листья.
Народу на кладбище было немногов будни навещают дорогих покойников только пенсионеры. Мерлин забрался в самый дальний угол, где уже давно не хоронили. Там был именно такой пейзаж, который ему нравилсяникаких клумб, никаких пластмассовых цветочков, что-то покосилось, что-то рухнуло, но общее настроение в весенний день хорошее: жизнь продолжается!
Стену он в конце концов нашел. Побродив вокруг, догадался, который холмик в давние времена исполнил роль клумбы, попытался восстановить нужный ракурс, нащелкал дюжину снимков
А когда развернулся, чтобы уходить, увидел Джимми.
Она стояла шагах в двадцати от Мерлина и тоже смотрела на стенку. Просто стояла.
Мерлин замер в недоумении: окликать, не окликать, подходить, не подходить? Она явно видела его, не могла не видеть. Но даже рукой не помахала.
Он ощутил неловкость: взрослый человек, мужчина, а торчит, как пень, нужно что-то делать, пусть она видитон занят, он явился сюда с целью. На шее висел фотоаппаратвот, значит, и надо снимать окрестности, а не торчать! Мерлин со всей неуклюжестью семнадцатилетнего чудака стал показывать, как именно он занят делом, как ищет ракурсы, как выстраивает кадр.
А она смотрелане то чтобы издали, двадцать шаговэто так немного, но вот просто смотрела, не сокращая дистанцию.
Она была немного не такой, как всегда: распустила хвостик, жесткие прямые волосы падали вдоль лица. Вид был какой-то не кладбищенскийну, какая женщина додумалась бы прийти сюда в черных штанах и косухе с заклепками? Мерлин знал, что она почти ничего другого не носит, и уважал ее за такое разумное постоянство; женщины, одетые на женский лад, как его мать, в прямые юбки до колена, жакетики и джемперочки, ему страх как не нравились. А стройные девчонки вроде Кузьки могли нацепить что угодноих испортить, как ему казалось, было невозможно.
Джимми исчезла так же загадочно, как появилась. Он, найдя хороший ракурс, щелкнул покосившийся крест, бросил взгляд в ее сторонуа ее уже не было. Тогда и он пошел прочь. Вечером выходило на старт пять команд, они заказали все, что нашли на сайте, и погоню, и перестрелку, и путешествие на катере к Лебединому островку, где ждал конверт с новым заданием. Так что следовало основательно поесть и вздремнуть.
Джимми, руководя последними приготовлениями, даже не посмотрела на него. Видимо, посылала мессидж: я тебя не видела, ты меня не видел, а Семеновского кладбища вообще в природе нет!
Пусть так, подумал Мерлин, пусть померещилось. Но давняя картинка с Семеновского кладбищавот она, висит над чайником. Теперь бы еще узнать, где мостки через речку
Зачем ему узнавать этоон и сам себе не объяснил бы. Что-то смутное лепилось в голове: кладбищенский пейзаж, фотографии, тот мужчина с проседьюна вид что-то вроде бизнесмена (это слово было для Мерлина почти ругательным, потому что бизнесмены, катавшиеся в дорогих иномарках, поголовно слушали попсу). Слепился непонятный ком, без склада и лада. А разгадывать загадки, связанные с человеческим поведением, Мерлин не умел. Не то чтоб в силу возраставон Кузька всегда могла объяснить, почему человек поступает так, а не иначе. Причина была такаяМерлина мало интересовали другие люди. Он мог тусоваться с кем угодно, было бы пиво, звучала бы правильная музыка. И преспокойно отказывался от тусовок ради блаженного одиночествабыл бы плеер
При этом он считал, что имеет друзей. Кузька действительно была настоящим другом, но прочие не выдержали бы и простенькой проверки на вшивость. Ему и в голову не приходило проверять Чичу, Слая, Ахмедыча. И он даже не задумался, почему, с появлением в жизни «Беги-города», практически перестал общаться с ними.
На выход! приказала Джимми.
Пять машин с экипажами, жаждущими приключений на свою задницу, уже стояли внизу, а Волчище, которому выпало дежурить на первом пункте, убрался четверть часа назад.
Ночка выдалась бурнаякроме прочих недоразумений, подвыпившие игроки опрокинули катер, и их с трудом удалось выловить из ледяной воды. В семь утра игра завершилась.
Всем спать, распорядилась Джимми. Вечером выходим на связь. Я сдеру с этих козлов за моральный ущерби будет нам банкет.
Морального ущерба было наваломесли бы кто-то из идиотов утонул, разборки с полицией хватило бы надолго.
«Беги-горожане» выкатились на улицу. Спать никому не хотелось.
На базаре уже чебуречная открылась, сказал Клашка. Пошли, а? Если чего-нибудь не съемкого-нибудь загрызу.
Клашкой парень стал из любви к проржавевшему Западу. Имя «Николай» казалось ему каким-то тупым и деревенским, он сам себя произвел сперва в «Никласа», потом в «Клауса». А что еще можно извлечь из имени «Клаус»? Вот то-то
Хотя фарш в чебуреках вряд ли был полезнее, чем фарш в пельмешках, Мерлин слопал три штуки, потому что чебуреки в семь утра с Клашкойэто тебе не материнские пельмешки. Это, можно сказать, круто, потому что базар в такое времяместо очень занятное.
Наверно, она вычеркнет Лебединый островок, сообщил Клашка. И вообще все, что на воде. А жаль, клиентам очень нравится. Воображают себя пиратами и флибустьерами.
А что у нас еще на воде? спросил Мерлин. Поскольку он оказался в «Беги-городе» весной, то и не знал о летних маршрутах игр. Вчерашняя была первой вылазкой такого рода.
Знаешь, прошлым летом было много. Ты на Берладке бывал?