На завтраке кусок не лез в горло, но я как-то запихала в себя овсяную кашу с сухофруктами. Оля предпочла зеленый салат с ломтиками красной рыбы и авокадо, запеченный с перепелиными яйцами, добавив в него пригоршню кедровых орехов. Чтобы занять руки и убить немного времени, она начала чистить целый гранат, но из-за непослушных пальцев быстро бросила это дело.
Никого из знакомых в зале не было, и мне не терпелось уйти из столовой. В двух часах от вылета мне было страшно оставлять привычную атмосферу и делать шаг в неизвестность. К счастью, я была не одна, и Ольга полностью разделяла мое состояние. Бездействие вновь давило своей пустотой, поэтому когда прозвучал стук в дверь, мы обе рванули к выходу.
Это снова была Зоя. Она повела нас в медблок для запуска процедуры финальной проверки готовности. По традиции в коридорах и лифтах звучали песни о космосе, в каждом кабинете на экране показывали фильм о космосе, и когда мы встречали кого-то, нам начинали ритмично хлопать. После осмотра нам предложили по глотку шампанского. Я не пила, но очень правдоподобно сделала вид. И в завершении нас ждал профессор Палин. Правда, вместо дружественного пинка, принятого у космонавтов, он обнял нас так крепко, что, казалось, вот-вот хрустнут кости. В глазах его стояли слезы гордости.
С богом, девочки, проговорил он, и зашагал в центр управления.
Нас же Зоя проводила до выхода, где уже виднелся уазик и знакомые конвоиры.
Я не буду писать на колеса, заявила Оля, устраиваясь на сидении.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить этот странный ритуал, перешедший к остальным от первого космонавта, и еще несколько секунд, чтобы прочувствовать саму шутку, и только потом я засмеялась.
Когда мы подъехали к капсуле, увидели, что ограждение сняли, приборы светились лампочками и источали заметный гул, чуть тише взлетающего вертолета. Из машины нас вновь провожали аплодисментами. Мы смущались, однако такая поддержка внушала покой и решимость, которые были так нужны, чтобы сосредоточиться на миссии. Дверь была предварительно открыта, так что мы сразу вошли внутрь и устроились на своих местах. Оля сосредоточенно оглядывалась, проверяя наличие важных рычагов управления. Я улыбнулась и взяла ее за руку.
Мы это сделали, шепнула я, надеясь, что нас никто не услышит.
Мы это делаем, исправила она меня и улыбнулась в ответ.
Надев шлем, я услышала голос Максима. Он делал последнюю проверку показателей, раздавал ЦУ и принимал отчеты.
Пилоты на месте, громко и четко сказала я.
Доброе утро, ответил тихо Максим. И дал несколько команд сотрудникам центра. Космонавты на месте, картинку и показатели на экран. Угу. Угу. Угу, говорил он, получая данные. Восток, у нас все в норме. Как у вас?
Мы нажимали кнопки и проверяли уровни. Наш экран был разделен на две части, одна из которых показывала происходящее в центре управления, а втораянаружную камеру.
Видимость и слышимость хорошая. Показатели в норме.
Аня, компьютер показывает высокое сердцебиение.
Еще бы, хохотнула я и посмотрела на Олю.
Тут я увидела, что огонек ее наушников погас. Я только хотела сообщить об этом в микрофон, когда услышала голос Максима.
Я люблю тебя, сказал он тихо.
И я тебя.
Что-то щелкнуло, у Оли загорелся индикатор на наушнике, в уши хлынул поток переговоров и команд. Я закрыла рукой микрофон и тихо объяснила Оле, почему были проблемы со связью. Она кивнула с облегчением.
Итак, старт, кричал Максим, через десять, девять, восемь
Все считали вместе с ним. Семь, шесть
Мы считали вместе с ним. Пять, четыре
Я считала вместе с ним. Три. Два. Один.
Пуск!
Нас резко вжало в кресло при раскручивании, напоминая о тренировках на центрифуге. Как только кабина стабилизировалась, Оля дотянулась и включила двигатели. Огонек ее наушника опять погас.
Вернись
Капсула резко рванула вперед, и мы исчезли в открывающемся водовороте заряженных частиц.