Темные альвы более снисходительны в этом плане. Хоть их служители и не могут жениться, но им не возбраняется иметь наложниц. Женщинам богини запрещали становиться служителями альвов, ведь предназначение прекрасного поладавать новую жизнь, а не заниматься молитвами и магией. Это мне казалось несправедливым, но воля норн неисповедима. Утешало то, что светлыми альвами повелевала все же женщина, ее супруг лишь помогал ей и поддерживал. О каких глупостях я думаю. Никто не знает, как все происходит на самом деле в том волшебном мире, к которому стекаются порталы. Может все там совсем не так, как об этом рассказывают древние легенды. Но образ прекрасной Королевы светлых альвов казался настолько пленительным, что поневоле хотелось в него верить.
Мои размышления прервало появление жрецов, одетых в белые одежды. Я впервые видела служителей культа и смотрела на них с открытым ртом. Даже одевались они не так, как наши мужчины. Их наряды больше походили на женские: что-то вроде длинного платья, доходящего до щиколоток, или рубахи. Поверх этого одеяния тела жрецов прикрывали плащи, разлетающиеся при ходьбе, подобно белым крыльям. Знаком служителей светлых альвов являлся золотой медальон с руническими символами, восхваляющими Эльдисмифическую королеву, и трех норн. Верховный Жрец храма также носил на пальце кольцо с изумрудом, с выгравированным на нем именем Эльдис. Это был знак его особого положения. Из рассказов Стейнмода я знала, что Верховным Жрецом может стать только отмеченный особым даром. И теперешний носящий этот знак служитель мог видеть прошлое. Я вспомнила восторг брата, когда он взахлеб приводил примеры удивительных способностей жреца. Вот тогда у меня и родилась мысль встретиться с этим необычным человеком. Вдруг он сможет что-то поведать о скрытом в глубинах памяти периоде жизни.
Я вперилась взглядом в этого человека, его звали, кажется, Бедмод. На вид еще молодой мужчина, не больше тридцати, с пепельно-русыми волосами, гладко выбритый. Последнее считалось обязательным для жрецов, я подумала, что мне нравится такой обычай. Лицо кажется моложе и приятнее. Не понимаю, почему наши мужчины придают такое значение бороде. Я вспомнила Снорри, когда он еще не отрастил растительность на лице. Хотя, чтобы он ни делал с собственной внешностью, вряд ли что-то могло ее испортить. Почему я снова вспомнила о нем? Я мотнула головой и сосредоточилась на действиях Бедмода.
Верховный Жрец подошел к алтарю, на нижних ступенях расположились остальные служители культа, их было около десятка. Сам он проследовал наверх и простер руки к небу. Тишина воцарилась такая, что я отчетливо слышала сиплое дыхание Аудуна и шорох платья женщины за два ряда от меня, решившей принять более удобную позу. Жрец начал читать молитву звонким и хорошо поставленным голосом. Что-то замирало в душе при этих словах, теплая ласковая волна струилась по телу, на меня нашло состояние умиротворения. Люди подхватывали слова жреца, и я повторяла вместе со всеми, чувствуя общее единение и благоговейный трепет. По окончанию молитвы Бедмод поднес к горящему в чаше огню что-то вроде ароматической свечи. Сильный сладкий запах, название которого я не знала, разнесся по помещению. Жрец поставил свечу в центр чаши, огонь почему-то не расплавлял ее, а мягко обтекал, образуя круг. Аудун шепотом пояснил, заметив мое удивление, что это ритуальная свеча, рецепт изготовления которой ведом лишь служителям светлых альвов. Называется онагудагава, то есть «дар богов». Говорят, что дым от этой смеси может вызывать видения и состояние транса.
Жрец призывал высших существ откликнуться на его молитвы и даровать присутствующим благословение:
О, великая Эльдис, владычица светлых альвов, через твои уста с нами беседуют могущественные норны. Даруй нам свою благодать. Благослови нас, твоих верных слуг. Если ты здесь, пусть дым от дарованного тобой сосуда опишет круг над теми, кто пришел сегодня почтить тебя.
И что, дым сейчас это сделает? с любопытством спросила я Аудуна, а тот усмехнулся.
На моей памяти такого не случалось. Но обычно жрец говорит, что среди нас много маловерных, поэтому альвы и не хотят оделять нас вниманием. Потом опять следует восхваление, и жрец обходит присутствующих с гудагавой, чтобы через его руки нас все же коснулось благословение богов.
Едва Аудун умолк, случилось невероятное. Дым, взметнувшийся вверх, затрепетал, словно гонимый ветром, хотя ни малейшего дуновения не проносилось в закрытом наглухо помещении. Сладкий аромат усилился, к нему добавились запахи туберозы и бергамота. Густой дым оторвался от чаши и полетел над возбужденно шептавшимися людьми, словно влекомый непонятной силой. Ароматное облако остановилось прямо над нами, я едва не задохнулась от сильного запаха, будоражащего и опьяняющего. Повинуясь непонятному импульсу, протянула руку, и меня окутало клубящимся туманом. Когда его попытался коснуться Аудун, дым взметнулся вверх и понесся обратно к чаше. Я слышала вокруг удивленные голоса, слившиеся в неразборчивый гул.
Внезапно двери храма распахнулись, впуская высокую фигуру человека в черном. Это считалось кощунствоммешать уже начавшейся церемонии, но мужчина, не обращая внимания на недовольный ропот, вошел внутрь. Это оказался Снорри. Я нахмурилась, а он вместо того, чтобы опуститься на колени и молить о прощении, продолжал стоять у входа, скрестив руки на груди. Даже для Снорри это было слишком, я недоумевала, что он хочет доказать столь вызывающим поведением. Приглядевшись внимательнее, я почувствовала, что сердце едва не остановилось. Что-то не так. Его глаза. Обычно светлые, теперь они напоминали угли. Казалось, в них сгрудился мрак. Я услышала взволнованный голос Верховного Жреца и взглянула на него. Огонь, горящий в чаше, никогда не гаснущий, зашипел и исчез. На его месте возник клубящийся черный дым. Бедмод простер руку к Снорри и закричал:
Исчадье зла. Ты осквернил священное место. Убирайся отсюда, пока Эльдис не покарала тебя.
Снорри расхохотался:
Где здесь Эльдис? его голос казался чужим и незнакомым. Королевы светлых альвов больше нет. Она мертва.
Послышались крики, среди людей возникла сумятица. Снорри толкали и пихали. Он одним движением отбросил нападавших, а затем двинулся к алтарю. Люди отшатывались, не желая оказаться у него на пути. Снорри взобрался по ступеням, отпихивая жрецов, и остановился возле Бедмода. Затем обернулся к присутствующим и властным голосом произнес:
Запомните, презренные людишки, то, что я сейчас скажу. Скоро в этот мир придет его настоящий повелительБардон. Ваши убогие капища будут разрушены, вознесутся в небо храмы темных альвов, а мир превратится в хаос. Мудрые норны не помогут вам. Они могут лишь наблюдать, ведь сами не имеют право вмешиваться в вашу жизнь. Те, кому вы поклоняетесь, жалкие и слабые, их королеваничтожество по сравнению с повелителем темных альвов. Покоритесь ему добровольно, и будете жить.
Я с ужасом смотрела на Снорри. Что он несет? Он с ума сошел? Или, скорее, одержим. Я вспомнила о том, что произошло с ним в мертвом лесу. Неужели, то, чего я боялась, все-таки произошло? Черная сила, поселившаяся в нем вырвалась наружу? Еще не до конца осознавая, что делаю, я бросилась к нему, похожему в этот момент на мрачное божество, вызывающее ужас и трепет. Схватив Снорри за руку, стала стаскивать вниз:
Снорри, что ты делаешь? Опомнись.
Два сгустка беспросветной тьмы уставились на меня со ставшего чужим красивого лица. Он вздрогнул, по его телу словно пробежали разряды молний. Мгновение, и глаза Снорри посветлели. Он с недоумением огляделся, затем его взгляд остановился на мне:
Что я здесь делаю? Я ведь только что в трактире был.
Ты не помнишь? я едва выговорила эти слова, так у меня в горле пересохло.
Ничего не помню.
Пойдем отсюда, я потащила его за собой, не дожидаясь, пока люди опомнятся и решатся на активные действия.
Странно, но они и не пытались остановить нас. Я ловила на себе восторженные взгляды, словно в моем лице им предстало высшее существо. Вспомнив о том, как повел себя со мной священный дым, я нашла объяснение их поведению. Вероятно, они приняли меня за посланницу богинь, которой предначертано бороться с порождением зла. А именно таким злом все они считали сейчас Снорри.
Оказавшись снаружи, я с наслаждением вдохнула свежий воздух и посмотрела на Снорри:
Ты оскорбил светлых альвов и их служителей. Ты призывал людей покориться Бардону.
Что? челюсть Снорри отвисла, он замотал головой. Не может быть. С чего мне это делать? Я вообще не верю ни в каких альвов, считаю все это чушью, придуманной, чтобы держать в узде наивных людей.
Похоже, в мире все-таки существуют силы, которые ты не в состоянии постичь. И сам ты стал игрушкой в руках худших из этих сил Послушай, тебе лучше как можно скорее убраться из города. Я попрошу Стейнмода поговорить с Верховным Жрецом, объяснить ему, что ты был не в себе, напился или еще что-то принял. В общем, нужно действовать быстро, пока Бедмод не объявил тебя вне закона.
Послушай, Рунгерд, хрипло проговорил Снорри. Спасибо тебе Не ожидал, что ты так отнесешься ко мне.
Он сжал мою руку, а я быстро высвободилась.
Не обольщайся. Тыодин из моего рода, только поэтому я тебе помогаю А теперь уходи.
Его лицо дернулось, а затем приняло прежнее насмешливо-издевательское выражение.
Да ладно, лягушонок. Я же знаю, что ты просто мечтаешь опять оказаться со мной в амбаре. И рано или поздно, когда старичок перестанет тебя удовлетворять, сама будешь умолять меня
Я заткнула ему рот звонкой пощечиной и бросилась обратно в храм.
Глава 15
Снорри
Провалы в памяти все сильнее беспокоили меня. С тех пор, как наши отношения с Рунгерд осложнились, это происходило все чаще. Я пытался вырвать девчонку из сердца и мыслей, но бесполезно. Стоило увидеть ее, становился словно одержимым, не мог думать ни о чем, и ни о ком, кроме Рунгерд. Почему-то был уверен, что с ней все закончится так же, как с другими: она не сможет устоять передо мной, и я тут же потеряю к ней интерес. Но девчонка оставалась равнодушной к моим ухищрениям, хотя иногда казалось, что она почти в моей власти. Удивительное существо то манило, то отталкивало. Если бы я не знал, что Рунгерд чиста и невинна, то подумал бы, что это она играет со мной, как кошка с мышью.
Зря я недооценивал ее, считая наивной и недалекой. Эта пигалица заарканила одного из богатейших бондов округи. Известие ошеломило меня, вывело из равновесия, которого стоило таких усилий достичь. Одна мысль о том, что старый сластолюбец получит права на Рунгерд, будет ласкать ее юное тело, целовать, владеть, меня охватывало бешенство. Хотелось схватить рыжего лиса и размазать по земле, превратить в кровавое месиво хитроватую физиономию и переломать все кости. Но нет, этого не поймут. Аудун не сделал мне ничего плохого, а коварная девчонка не дождется, чтобы я выставил себя посмешищем. Я снова и снова перебирал в голове все ее недостатки, стараясь с помощью разума сделать то, на что оказалось неспособно глупое сердце. Но вырвать любовь не удавалось, она все глубже пускала корни в мою душу.
Чтобы показать, что мне безразлична и Рунгерд, и то, что происходит вокруг нее, я уделял повышенное внимание Ингеединственной дочери Аудуна. Эта крепость не стала для меня недостижимой, скоро рыжеволосая девица потеряла голову. Ее страстность и фантазия стали для меня приятным сюрпризом. Кто бы мог подумать, что девушка из благородной семьи нисколько не заботилась о соблюдении чести. Но это ее проблемы. Ни малейших угрызений совести по поводу того, что я взял то, что плохо лежало, у меня даже не возникло. Однако ее сцены ревности раздражали. С чуткостью влюбленной женщины она тут же поняла, откуда грозит наибольшая опасность, и с яростью волчицы отстаивала то, что без малейшего на то основания считала своим.
Впрочем, было забавно наблюдать, как Инга пытается уколоть Рунгерд, донимает ее, соревнуется во всем. Мне доставляло удовольствие видеть, как это задевает Рунгерд, и я подогревал ярость Инги. Когда она укоряла меня за чувства к сопернице, я отвечал, что это не ее дело, и я хоть сейчас могу закончить наши отношения. Инга из кожи вон лезла, чтобы стать первой в моем сердце, я же без зазрения совести пользовался ею, зная, что она никогда не станет для меня чем-то серьезным. Хотя иногда в голову приходила мысль о том, что я мог бы оставить братишку Стейнмода с носом и перехватить у него невесту, но дело не стоило свеч. Вряд ли теперь Инга унаследует одаль, уж Аудун постарается заделать нового наследничка. Все во мне переворачивалось, когда я представлял сам процесс этого действа.
Все больше возникало желание уехать отсюда, подальше от источника душевных терзаний, но что-то удерживало. Возможно, надежда, еще теплящаяся во мне. Пока Рунгерд не вышла замуж, все может измениться. Удивительно, я даже всерьез подумывал о том, что хотел бы жениться на ней. Это я-то, считающий, что жена и дети свяжут меня по рукам и ногам. Они сломают мои крылья, еще даже не расправившиеся для полета к той удивительной, полной приключений жизни, к которой стремился. Но мысль о том, что этой женщиной станет Рунгерд, делала высокую мечту не такой уж и желанной. Называть эту девушку женой, воспитывать детей, рожденных ею Я ловил себя на мысли, что улыбаюсь, рисуя в голове эти картины. Но Рунгерд упорно отталкивала, доводила до белого каления, мучила и сводила с ума.
Не знаю, может, следствием всех этих переживаний и стали провалы в памяти. Чаще они возникали вечером или ночью, когда мысли о Рунгерд доводили до исступления. Я только что был в одном месте, а потом оказывался в другом. Пару раз снова посетил мертвый лес, но чаще всего выходил из забытья в одном из злачных заведений Мидвальдена. При этом я или видел перед собой разбитую физиономию одного из местных обывателей, или дрожащее от страха тело очередной шлюхи. Потом мне рассказывали о том, что я творил, а я оправдывался тем, что много выпил. Казалось, мне верили, но по опасливым взглядам я понимал, что люди сбиты с толку. Меня не понимают и боятся. Раньше это даже радовало, но в последнее время начинало пугать. Одно дело, когда ты полностью себя контролируешь и сознательно совершаешь те или иные поступки, и совсем другое, когда ничего не помнишь. Смутно подозревал, что странности связаны с мертвым лесом. Именно с него все началось. Но подозрение ничем не могло помочь.
Но то, что случилось три ночи назад, перешло всякие границы. Я очнулся в доме молодой вдовушки, где часто бывал в последнее время. Вандис, как и все остальные, кроме, разумеется, Рунгерд, не осталась равнодушной к моим чарам. В любой момент, когда бы и в каком состоянии я ни заявился, встречала меня с распростертыми объятиями. Если в то время у нее находился другой мужчина, она без малейших церемоний выставляла его вон. Сколько раз из-за этого мне приходилось драться с ревнивыми поклонниками любвеобильной вдовушки. Я с удовольствием ставил их на место, показывая, кто хозяин положения. Вандис часто говорила, что все бы отдала за то, чтобы удержать меня навсегда. Она понимала, что ее репутация станет помехой к законному браку, об этом она даже не мечтала. Но готова была в открытую, на потеху злословящей толпе, жить со мной на глазах у всех, отдать мне все сбережения. Когда она предлагала это, я лишь усмехался. Зачем связывать себя с одной женщиной, если могу получить их сколько пожелаю? Лишние обязательствалишние проблемы. Но Вандис продолжала на что-то надеяться, а мне лень было разубеждать ее.
В это утро я проснулся в доме Вандис, на знакомой огромной кровати по последней вакерландской моде. Как всегда, вдовушка постелила для ночи со мной тончайшие амитанские простыни, стоящие бешеных денег. Сквозь едва брезживший свет, проникающий через маленькое оконце, я разглядел очертания женской фигуры, лежащей ко мне спиной. Вандис надела кружевную ночную сорочку, подчеркивающую соблазнительные изгибы стройного, немного пышноватого тела. Ее светлые вьющиеся кудри разметались по спине. Тяжелый приторный аромат любимых духов вдовушки наполнял помещение, смешиваясь еще с каким-то запахом, напоминающим ржавчину.
Я потянулся к округлому плечу, откинул с него волосы и стянул край сорочки, обнажив молочно-белую кожу. С улыбкой подумал о том, что на этот раз пробуждение после очередного провала в памяти оказалось даже приятным. Мои губы прильнули к полноватому плечу, оно показалось странно холодным. От неосторожного движения Вандис перевернулась на спину. В немом оцепенении я смотрел на обезображенное ужасом лицо, остекленевшие голубые глаза. Почувствовал липкую вязкую жидкость, соприкасающуюся с моей обнаженной грудью. Посмотрев вниз, ощутил нарастающий ужас. Я лежал прямо на распотрошенном животе, прикрытом обрывками ночной сорочки.