Ну Ратша, кажется, даже растерялся слегка. Спасибо вам, получается.
И на Грозу посмотрел. А та и не знала, что в груди ее бьется: радость все же за то, что напади русины вновь, их ждет хороший отпор, ведь на ватагу Рарога они наверняка не рассчитывают. Или все же тревога ее сердце разрывала? Потому как русь и большим числом вернуться может, а многие в Белом Доле ранены наверняка, другие и вовсе погибли. И страшно становилось за отца. И за мужей всех, кто собрался здесь. И даже за Рарога несносного, будь он неладен, которого она все понять пыталась, а никак не могла даже ниточку нащупать, по которой добралась бы до его сути. Кто он все же? Жестокий находник или помощник- охранитель? Зачем он появился в ее жизни, кому из прях Макоши нитка эта досталась: Доле или Недоле?
Тогда мы к своим вернемся, рассудил Рарог спокойно. Как будто не заметил замешательства на лицах Ратши и Грозы. А там, коли примете
Примем, отрезал отец. И к обедне ждем.
Он встал, возвышаясь над головой дочери горой, словно пиком своим утонувшей в буйной туче седоватых волос и бороды. Она посмотрела на него снизу вверхи увидела его совсем таким, как раньше бывало. Когда она только едва доставала ему до пояса и смотрела вот такс восхищением, чувствуя его силу. Ратша протянул руку Рарогу. Раскрытой ладонью вверхи тут уж пришел черед тому оробеть слегка. Правда, следы смятения быстро пропали с лица находника, сменившись легким самодовольством. Таким, что захотелось ему подзатыльник хороший отвесить. Он поднялся тоже и крепко обхватил запястье воеводы пальцами, а тотего в ответ.
Так и решим, кивнул Ратша.
И ватажники, словно по безмолвному велению предводителя, повставали со своих мест и прочь из общины направились, тихо между собой переговариваясь. И Гроза встала, думая, что им с отцом пора бы тоже идти, но он за руку удержал, приказывая остаться. Только и удалось напоследок поймать взгляд Рарога через плечо. И как будто в груди что-то стрельнуло.
Мне с тобой о многом поговорить надо, Гроза, голос отца выдернул из легкого оцепенения.
Беляна сбежала, зачем-то ответила она.
Отец нахмурился пуще и вновь сел на скамью, похлопал рядом с собой ладонью, и Гроза опустилась на нее. И наглядеться не могла на лицо его: впрямь ведь соскучилась. И на душе легче становилось от того, что она теперь здесь и одного его без пригляда не оставит. А там уж князь не станет нарочно ее у отца забирать. Права не имеет: она ему не рабыня какая и не жена.
Значит, не хочет замуж на Уннара вздохнул воевода, и по губам его отчего- то легкая улыбка пробежалась. Тем ей хуже. Против отца пойдет, и род от нее отвернется. А коли до зазнобы своей доберется и девичество отдасттак и того пуще. Что ж вы творите-то, девки Считаете, лучше знаете, как поступить? он махнул рукой. Да все так думают. В ваши-то годы. Только не думаете вы, чем это все закончиться может.
А я что? Гроза так и вспыхнула мигом.
А что ты? отец взглянул с прищуром плутоватым. То, что с Рарогом этим сюда приплыла, стало быть, хорошо? Думаешь, люди не станут о тебе кривотолки носить, как лай собачий? Одна среди полусотни мужиков!
Да не трогали они меня! вскипела Гроза, хоть и помнила еще, как по краю ходила в ту ночь, когда понесла ее неведомая сила в лесную чащу, к святилищу Велеса. Да то, видно, чары виноваты были, что выплеснулись так не вовремя.
А коли тронули бы? Ратша ударил ладонью по столу. Что бы ты сейчас делала? Взбрело ей, вишь, в голову. За мной присмотреть
Он еще пробормотал что-то неразборчиво и голову опустил, разглядывая гладкие доски стола под рукой.
Рарог не позволил бы, отчего-то уверенно возразила Гроза.
Так уверенно, что самой страшно сделалось. Как будто право он уж возымел на нее какое. Оберегать и присматривать за ней. Подавать миску с похлебкой у костра и накрывать плечи тем самым узорным шерстяным покрывалом, что хранило его запах: терпкий, ореховый. Все эти мгновения, на которые она и внимания не обращала за время пути, вдруг отчетливо встали перед глазами. Вцепились в мысли, вращаясь, как россыпь бликов по листве, как бывает, если встать под деревом и кружиться, задрав голову к кроне. Странно так. И отчего-то тепло становится на кончиках пальцев. И на скулах, что загорелись непрошенным румянцем.
Отец увидел все, конечно.
Рарог твой заикнулся было, но продолжать не стал. Добавил только. Душа заблудшая.
А я не заблудшая будто, отчего-то захотелось его защитить. Хоть он, может, и не достоин того вовсе.
Я не хочу, чтобы так было, тверже заговорил отец. О том и говорить с тобой хотел. Замуж тебе пора.
Гроза и рот открыла да закрыла вновь. Как будто весть эта для девицы, в самые подходящие лета вошедшей, не должна быть обыденной. И более тогожеланной. Многие с малых лет, как только понимать начинают, что и к чему в их семье-роду, о свадьбе грезят. И кукол нянчат, и науку женскую постигают рьяно, чтобы дальше, в жизни замужней, было легче. Гроза от того, чему ее женщины учили: сначала мать, а там и сестра отцане отлынивала никогда. И пряла- вышивала, ткала не хуже других, хоть и без особого рвения тем занималась. Да оставь ее на хозяйстве однусо многим справится. Только вот мечом или топором помахать или верхом проехаться для нее всегда было милей. Отец не усердствовал в обучении дочери тому, что парню знать положено: девчонка ведь. Но и с заметным удовольствием принимал ее желание постичь дело для него привычное и занимающее много места в жизни. Оттого и вышли ее умения ни то, ни се. Так только, русина вон по тропе погонять, чтобы запыхался.
А как узнала Гроза о том, что мать ей в наследство оставила, какое приданое подготовила, так и вовсе даже самые дальние мысли о замужестве она стала от себя гнать. И только луну за луной отсчитывала до того мига, как сможет вслед за ней уйти, отца уберечь и тех мужчин, что на ее пути встречались или встретиться могли.
Может и пора, наконец выдавила она. Да только ты как будто не знаешь, что нельзя мне
Почему это нельзя? отец приподнял густые брови. Коль выйдешь замуж до следующей Красной горки, так ничего тебе грозить не будет. Отпустит она тебя.
Она Так сказал, будто имя матери и произносить ему больно. А может, мерзкокто знает, чего больше было в душе Ратши к ней. Теперь, по прошествии стольких лет. Как будто и отболело многое, а все равно незаживающий нарыв остался. И забирала эта хвороба душевная из него силы.
А ты как же? не сдержалась Гроза.
Он понимал все. И, наверное, желал оттого еще более рьяно дочь уберечь.
А что я? развел руками Ратша. Я годы свои прожил так, как мне совесть велела. И ни о чем не жалею. Вот только тебя замуж выдами все.
Он накрыл ладонь Грозы своей, но она отдернула, едва с места не вскочила, но удержалась. И зажгло веки злыми слезами: чувствовала она себя зайцем загнанным. Все пути один за другим отрезаются. Мало было ей князя, так еще и отец принялся ее вразумлять и волю свою навязывать.
Я думала Смогу с ней встретиться. Уговорить не трогать тебя. Отпустить, пробормотала еле-еле, давя в груди душное негодование.
Нашла, с кем говорить. У нее ж сердца нет. Нет ничего. Жалко только, что я понял это поздно. Как в дурмане был, отец вздохнул. Так что ты глупости эти брось! Хотел за тобой ехать, как с русинами все решится, но раз уж ты сама сюда примчалась, стало быть Макошь и Лада так решили. Одобрили.
Гроза опустила голову, прислушиваясь к голосам мужей снаружи общины. Вот это попала из огня да в полымя. Сбежать от князя хотела, а теперь вот ненароком и замуж могла угодить. Зашла в общину чепядинка в простой, но добротной рубахе из небеленого полотна, в поневе заметно поношенной. Взглянула осторожно, исподлобья, видно, озадаченная молчанием, за которым застала воеводу и его дочь. Поставила на стол кувшин с ароматным травяным питьем и две кружки: уж неведомо кто велел позаботиться.
И все нутро аж вздрогнуло от одного только запаха. Словно был он духа протухшей рыбы хуже.
Ратша ее к себе подозвал и что-то тихо передал на ухо. Женщина и на Грозу успела глянуть коротко, а после, кивнув, спешно ушла.
Скажи хоть, кто он. Или мне то знать не обязательно? Гроза взглянула на отца, немного уняв бурю внутри.
А то ведь так и дерзостей ненужных наговорить можно.
Отчего ж не обязательно, тот даже и разобиделся как будто. Помнишь Домаслава Будегостевича? Сына старейшины в Жимириче. Вы, кажется, много с ним времени проводили вместе, пока не он кашлянул. Так вот встретился я тут с его отцом недавно. Приезжал тот в Белый Дол к вую. Но думается, все ж ко мне больше. Потому что сразу разговор о тебе завел. Мол, где ты и как, не вышла ли еще замуж. А там и к тому подвел, что Домаслав вовсе не прочь тебя в жены взять. И вспоминает тебя часто, и на других девиц не особо заглядывается. Даже на Купалу последнего якобы еще ни одна "русалка" его далеко не увела. Прелестями не заманила.
Гроза сглотнула громко, чувствуя, как пополз холодок по спине. Предупреждающий, разом поднимающий воспоминания обо всех снах, что она видела в последние луны. Превращался он помалу в коготки, тонкие острые, драл кожу по загривку и груди. Помнит На других девиц смотреть не хочет Разве не так было у отца с матушкой? Разве не для того он рубаху ее длинную выкрал, чтобы к себе привязать и женой своей сделать? Все с того начиналось. А если Домаслав, с которым они уж сколько лет не виделись, до сих пор о ней думает, то встреться они сновавсе только хуже может сделаться.
Помню его, как же, она кивнула, стараясь не выдать своих мыслей.
Но все ж тронула подрагивающими пальцами гривну на шее. Но отец как будто и не заметил.
Я видел его тоже. Прошлым летом, разулыбался, довольный, верно, ее смиренным и внимательным видом. Парень вымахал хоть куда. Девки по нему сохнут, как льны на полянкеточно тебе говорю. А он, вишь, тебя в жены хочет. Не забыл.
Но отчего-то все ж дрогнул его голос. И губы чуть побледнели, как будто сам он наконец осознал смысл сказанных слов.
Спасибо, Гроза улыбнулась в ответ. Что жениха мне справного выбрал. Сама я не сподобилась бы, конечно.
Вот тут Ратша взъярился слегка. Кулак сжал на столеи взгляд его, немного виноватый еще мгновение назадзатвердел гранитом.
Конечно, не сподобилась бы. Уж скоро вишней перезрелой звать будут. А там и в реку кинешься за матушкой своей. Домаслав собирался на Купалу к тебе ехать. Даже в Волоцк, если нужноа там уж о свадьбе сговариваться к осени, он выдохнул медленно, успокаиваясь. А раз уж ты тут оказалась, то я ему весть пошлю, что в Белом Доле ждать его будешь. Там, глядишь, коли к Яриле Сильному русины не объявятся, то и до Купалы ждать не придется. Раньше наведается.
Как наведается, там и решу, все ж не удержалась Гроза, выказала недовольство большее, чем нужно.
Ратша и вовсе посмурнел опасно, словно туманом холодным его глаза заволокло.
Решать нечего. А сейчас ты с женщинами из Белого Дола уедешь. Вместе с большухой Демирой. Она еще здесь, пока последние женщины не соберутся. Остановитесь в Любшине и там переждете, пока с русью что ясно не станет. А после и Будегость с сыном к нам приедут. Им сюда ближе добираться, чем в Волоцк.
Вот тут-то Гроза и встала, как будто скамья под ней раскалилась. Опустила на голову отца яростный взгляд, задыхаясь от смеси жгучей чувств: и досады на отца, и страха, что все ею задуманное и так ладно одно с другим сложенное, все ж не исполнится. Как тогда она дальше жить будет? Зря князь считал, что Ратша помалу из ума выживает: нет, решает вон все за нее, распоряжается с видом того, кто уж не раз это все обдумал.
Я не для того сюда так долго добиралась, чтобы в тот же день уйти!
А я тебя и не спрашиваю, рявкнул воевода, совсем выходя из себя. Как сказал, так и будет. Нечего тебе здесь сидеть, когда русь может в любой миг выскочить.
Рарог не допустит
Хватит мне про Рарога в уши жужжать! Не всесилен он, хоть и вид у него удалой и нахальный. Может, и сумеет помочь, а может, ляжет в землю скоро. Как и многие другие. Здесь тебе не гуляние, не круг с девчонками на бережку водить!
А то я не знаю попыталась она еще возразить.
Коли знаешь, то после обедни бери вещи свои, какие есть с собой, и дуй к Демире. Они без тебя не уйдут. Я им весть уж отправил.
И все. Больше ни слова не сказал, просто поднялся со скамьи и прочь вышел. А Гроза еще постояла немного, ворочая и ворочая в голове все слова, которые сказать хотела, да которые отец вряд ли стал бы слушать. Она резко плеснула себе в кружку отвара согревающего, проглотила, обжигаясь, почти единым махом. Закашлялась, мечтая втайне вот так вот просто подавиться до смерти. А после, уняв застрявшее в груди дыхание, бессильно опустилась на лавку. И вонзилась в уши тишина общины: большой, почти совсем темной хоромины. Даже невысокая печь-каменка здесь уже по теплому времени не горела, а потому слежалась в углах избы только холодная, застарелая мужицкая суровость. Разговоры все тяжкие и серьезные, что они вели во все времена, собираясь за широким столом. Будто камешками каждое слово осталось.
И как ни тяжко было на сердце у самой Грозы, а чувствовала она всю боль и злость каждого мужчины в Белом Доле. Каждой женщины, что еще остались здесь. И оттого ее собственные заботы вдруг стали казаться глупыми и мелкими. Но это пока. Любой готов забыть о тревогах, что только его одного касаются, когда вокруг опасность и страх, кровь и слезы. Решимость отстаивать то, что дорого многим, что сохранит жизнь и даст залечить ранывременем и тягой вечной людей идти дальше. Другого не дано. И коло это год за годом вращается, не останавливаясь, кого-то перемалывая в прах, а кого-то озаряя светом долгой памяти.
И манящей казалась мысль стать вдруг такой же, как и любая другая девица. И замуж выйти. Оставить за собой жизнь, что продлится далеко после нее. Но и понимала Гроза, что нынче ей хочется сохранить то, что есть. Человека близкого, того, кто дал жизнь ей самой. По-другому она не сможет быть дальше.
Уложив в голове беспорядочный ворох мыслей, Гроза тоже покинула общину.
Помалу, исподволь подступил и полдень, явственно запахло обедней из поварни, что жалась низким боком к тяжеловесному терему. Да только есть вовсе не хотелось. Хоть и посасывало где-то в нутре нехорошо. Гроза все ходила по острогу, то присаживаясь в маленькой горнице, которую ей выделили на время, то спускалась во двор и шла хоть чем-то женщинам помочьтем, кто оставались в стенах по собственной воле: мужам своим подсобить, а то и раненых перевязывать, если придется. Но отовсюду ее прогоняли. Напоминали, что подкрепиться пора и в путь отправляться до Любшины, ведь большуха Белого Дола уже заждалась и злится сильно. Все разузнали женщины, во все носы норовили сунуть.
Но Гроза, уже почти собравшись уходить, все ж дождалась того мига, как в крепость вернулся Рарог. Пришел он с другими ватажниками, большую часть их оставив все же на стругах. Гроза его еще издалека увидала, когда выходила из поварни. Бросилась едва не бегом, как будто и впрямь к жениху: так, наверное, со стороны смотрелось. Старшой даже удивился, когда увидел, как она мчится к нему.
Рарог, выдохнула, еще когда оставалось до него пара саженей.
Тот остановился наконец, махнул рукой своим людям, чтобы дальше шли.
Вот никогда бы не подумал, что ты соскучишься по мне так скоро, Лиса, улыбнулся, но не слишком весело.
Она не стала ничего отвечать на его колкость: не остолбень ведь, и сам понимает что-то.
Попросить тебя хочу, она встала напротив. Отца моего
Уберечь надо? его брови сошлись к переносице. Ты, Гроза, не слишком ли много от меня хочешь?
В духе он был скверном. Видно, без распрей с ватажниками дело не обошлось.
Просто хоть краем глаза Он дорог мне, очень. Он отсылает меня прочь. Не хочет, чтобы я тут оставалась. Я ведь только из-за него приехала. А он меня теперьс большухой
И голову опустила, как слова закончились. Может, Рарог и не понимает ее вовсе. Он с отцом своим, похоже, давно уж не виделся даже, может даже, не справялся, как он живет там, в оставленном роду. А вдруг тот хочет, чтобы сын вернулся? Или мать ждет, каждый день замирая на пороге и глядя на дорогу? Да что в его жизнь лезть Со своей бы разобраться.
Но, на удивление, ватажник не отказался в первый же миг, как она умолкла. Вдруг шагнул к ней, обхватил ладонями лицо, заставляя приподнять.
Прав твой отец. Нечего тебе тут делать, ореховые глаза словно в теплом глинистом пруду топили. Я, как смогу, присмотрю. А то, может, и не придется, коли русь уже далеко уплыла. И надолго.