Этот ходнесомненная жертва во имя чистой науки. И я очень благодарен стажеру, что сначала рискнул тараканом. Что там, я даже горд и растроган, потому что выбор у Пашки был не из легких: любимый таракан или любимый командир.
Но с другой стороны, как теперь гарантировать чистоту эксперимента? То, что Лавр не вернулся обратно, ошибка в расчетах или его тараканья подлость и всегдашняя тяга пуститься в бега? А ведь Пашку, оставшегося без питомца, опять же, мне утешать.
Жаль Лаврентия, героический таракан, хоронитья бы речь сказал, не побрезговал. Только нас еще жальче, ребята. Мы ж не из придури в невесомости маемся, точно оно в унитазе: даже краткий виток рвет на части нутро, вся работав горизонте способностей, гравитация запредельная, режет поле пространства-времени, ну и нас двоих заодно. Мы работаем с черной пылью, позабытой в кармане у Бога, с микроточками, сгустками алчной энергии, с семенами будущих черных дыр, мы их сводим, слегка, без коллапса, и «серфим» на волнах гравитации, как пускается в образы мой стажер. Иванов хочет вскрыть артерию Времени и вернуться в недалекое прошлое, но идея его хороша лишь в теории, а на практикечистая пытка. Времяэто не таракан, это мстительная тварь с глумливым оскалом. Стерва оно, и всегда забирает свое, всегда. Может, черт с ним, с Лаврентием, Паша?
Я, по-честному, уже задыхаюсь, и стажер мой синего цвета из-за проявившихся вен, кожа прозрачная и светятся кости, это страшно, когда в первый раз, ну а нам не впервой, не пугливые. Хриплю Пашке: хватит, пожалуйста, системы на аварийке, Иванов, вибрация запредельная! Пашка хлюпает кровавым носом, тянет к пульту липкие пальцы, и тут в капсуле возникает движуха. Картинка дергается и двоится, сквозь туман я вижу обломанный ус и вырубаю к чертям установку.
Секунды опасного резонанса, и сердце выходит горлом, справляюсь, хрен ему, ишь че удумало, мало ли, что там бывало в Зонах! А бывало, со Временем шутки плохи: и рвало всеми внутренностями разом, и сгорали в лабораториях заживо, и даже замерзали в камень, сведя личное Время к нулю. А мы не из таких, да, Пашка? Как ты там, Иванов? Живой?
Пашка уже возле капсулы, беспомощно разводит руками. Снова по сердцу: Лаврентий! Да как же!
Я к ним, по стенке, по петлям страховочным, добираюсь и тоже смотрю, и не верю: за стеклом бултыхаются два таракана. Живые. Рыжие. Два.
Это что за побочный эффект? Или Лавр подружку к нам притащил?
Я не знаю пока, командир. У обоих усы обломаны.
Пашка копался в проблеме с неделю, и поверьте слову вселенца, для него это долгий срок. Второй Лавр был во всем идентичен первому. Разве что исполнительней и спокойней.
Характер другой, Андрей Алексеевич. Он знает, кто на борту командир. И легче поддается дрессуре.
Отличное резюме. Подписываюсь под контрактом: Лаврентий Два зачислен в экипаж Зоны К!
Хоть нужды особой и не было, Иванов пометил тараканов. Первого крестом, второгопараллельными полосками. Но даже я без всяких крестов различал, я сразу находил своего. Мой собственный таракан, я с ним работал, и когда пришел срок, я хотел оставить Второго, но Пашка был тверд, и в новую петлю мы отправили сразу двоих.
Виток, повторный, аппаратура к чертям, мы тоже, но на выходе в капсуле четыре одинаковых таракана. Два с крестом на спине и дваполосатые.
Паш, прекращай, расплодятся! Устроим в Зоне К тараканник, нас спишут в утиль за диверсию!
Больше не буду, и так все понятно. Посмотрите на них, командир.
Я смотрю и, конечно, я вижу разницу. Тараканы идентичны во всем. Кроме оттенков характера.
В этом проблема хоть сколько разумных существ. Мы не знаем, что происходит во временной петле, что за процессы дублируют каждую клетку. Но на ментальном уровне повтор невозможен, нельзя скопировать душу, рефлексы, и здесь происходит разрыв. Жесткое расслоение личности. Время берет нас за глотку и раздирает на части.
Мне грустно. Мне даже страшно. Иванов моргает с виноватой улыбкой, но в его разноцветных глазах пляшут черти на адовой сковородке, отсветом потерянной Флексы. Эксперимент Дабл Ю продолжается. Что ж, на то она и Зона К.
Игры со временем
Как дела у временщиков?
Пока стабильно.
Сообщили, что готовим Моллюски?
Соколовский ругается, говорит, что не нужно. Не совсем прилично говорит, матерится, вы ж его знаете
Я знаю одно: вы диспетчер, выголос Базы! Так что держите тон до конца! Вот что за музыка у вас играет? Что за унылые звуки?
Это нью-эйдж, Соколовский спросил. Сказал, Павлу Андреевичу нравится
Эй, диспетчерская, я Сокол. Отключайте переговорный динамик! Развели сырость в эфире, простуду схватить недолго.
Все спокойно в Зоне К, как всегда. Я бы даже сказал, интимно. Свет притушен, музыка играет. Сюда бы свечи и шампанское, но не положено. А вот легкая гравитация есть. Можно на диване с книжкой устроиться.
Павел тоже в кают-компании, в обнимку с драгоценной тараканьей банкой. Четыре Лавра исхитрились собраться вместе и сцепиться передними лапками. Смотрится фантастически, как древний шаманский обряд. Иногда их потряхивает, и они взлетают, и снова опускаются на дно, как парашютисты, фанаты групповой акробатики. Смотретьодно удовольствие.
Такие вот спокойные минутырадость любого вселенца.
Да почему мы вселенцы-то, спросите вы, куда нас вселили, в кого?
А как нас еще называть? Космонавтами? Сейчас каждый второй космонавт. Звездолетчиками? Так дело не в звездах. Межпланетники? Снова не то. Общности не хватает.
Если проще, то тех, кто остался у Солнца, окрестили подсолнухами. Тех, кто рванул по Вселенной, вселенцами. Но хороший термин сложился. Правильный.
Как и временщики. Потому что каждый, кто играет со Временем, твердо знает: все в жизни временно, и исключений в законе нет. Оттого и сидим в рекреациях, по двое на установку.
Сокол, Сокол, я База! Ситуация пока без изменений.
База, я Сокол. Кто там у нас на дежурстве? Геннадий? Огромная просьба, Геннадий, сообщить, когда изменения будут. И больше без особых причин волны мне не колебать.
Слушаюсь, капитан!
О, Бога ради, не обижайтесь, Геннадий. Но поймите, что это уже перебор, если точнее, нервы расшатывает. А нервыони ж не зубы!
Зубы? У вас проблемы с зубами? Уточните, Андрей Алексеевич! Вы и Павел Андреевич, я же
Вот что, Геннадий, а расскажите-ка нам анекдот, только свежий, без бороды, знаете?
Нет
Жаль, я бы послушал.
Павел Андреевич корчит рожу и мигает мне серым глазом. Вот кто анекдоты терпеть не может! Сидит, надулся, серьезен до крайности. И не скажешь, что восемнадцать лет пацану. Музыку слушает, улыбается. Вспоминает лихое знакомство с жанром.
Стажер, ты им данные переправил?
Кивает и рефлекторно банку поглаживает. Лавры подпрыгивают и медленно падают, не расцепляя лап. Я тоже улыбаюсь: смешные рыжики. Пашка подмигивает карим глазом и еще раз дергает банку. Лаврентии мельтешат и возмущаются.
Сокол, Сокол, Моллюски стартуют!
К черту, Геннадий, я запрещаю! По правилам НСС
Знаете что, Соколовский, не мешайте людям работать! Когда вы на Флексу горящую прыгали, тоже нарушили кучу правил. И разрешений не спрашивали!
Это Геннадий зря. Пашка хмурится, да и мне не по себе, как-то сразу шашлыком завоняло. Даже Лаврентии напряглись, чувствительные ребята. А может, стоит и про Флексу вспомнить? Раз уж вечер такой. Вспоминательный.
Я уже покидал систему Барнарда, когда сигнал бедствия с Флексы заглушил акустический мусор, взорвал, раскромсал, изувечил эфир, на борту сидела научная группа, амбиции через край, но я и впрямь никого не спрашивал. Я ближе всех находился к планете.
Там, на Флексе, тоже исследовали Время, беспечно и дерзко до хамства. Хватает поговорок про победу, фортуну, кто там еще любит дерзких, но про Время таких не сочиняют, мстительное оно, ядовитое, от неуважения его корежит.
Мы немногих успели спасти. Не оставило Время ни секунды в запасе, изменив гравитацию целой планеты. Десять человек с поселения. И шесть из дальних лабораторий. Кто-то рассказал про роддом, корчась в медицинском отсеке. Додумались построить впритык к Институту. Экспериментаторы чертовы! Еще и рекламу по Базам пустили: «Проблемные роды? Срочно на Флексу! У нас Время ждет и терпит, ваши роды пройдут на отлично!»
На отлично! Мы откопали из-под завалов роддома акушерку и двух младенцев. За третьим парнишкой я прыгнул, без докладов и разрешений, в гостеприимно открытый ад.
Знаете, я после Флексы даже вида шашлыка не выношу. Я сам вонял, как шашлык, до мяса, до обугленной кости, я разодрал комбинезон, чтоб завернуть мальца, и в голос орал от боли, и больше не было Флексы, все горело, взрывалось, сминалось и распадалось на пиксели, все стиралось, будто ненужный файл, а мальчишка мне улыбался чудными разноцветными глазами.
Сплошные крестники у меня на борту. Лаврентий во всех ипостасях. И Пашка во всех ипостасях. Я его так записал. И Андреевич он по мне. А фамилия Пашкипо матери, это все, что осталось от нее в документах.
Вот лучше б вам тогда память затерли, мне-то что, меня много, всем не сотрешь. Вы скажите, это все я? Из-за меня был распад на Флексе?
Самомнение у тебя, Иванов. Ты родился за несколько дней до распада. Твой этап удался, отдыхай.
Много Пашки, с избытком, это уж точно! И структура нестабильная, вздорная. То кулаками в невесомости машет, то стихи кропает в отчетах. Не соскучишься, Соколовский!
Лавра игры со Временем разделили на четыре подличности.
А Пашку склепали из пяти душ.
Мы с ним как-то сели считать и целый список его сдвигов составили. Даже именами наградили от щедрот, никто ж не запрещал.
Поселился в нем некто Аркашка, но не вырос совсем, остался в младенчестве. Вот от кого хлопот никаких: и в невесомости он, как в утробе матери, и всех запросовв день по литру молока.
Есть еще Ваня, Ивашка, парнишка лет девяти, эгоцентрик, задира, любитель махать кулаками и показывать языки командиру, для него мы держим в Зоне чипсы и комиксы.
Наташка в мужском коллективе проявляется редко, но очень эффектно, так, что спасайся кто может, она любит стихи, тараканов и Сашку. В ее возрасте это трагедияжить в нескладном мальчишеском теле.
Что до Сашки, он наш помощник. Химик и фантазер, проявляется чаще других, я люблю с ним общаться, и Пашка с ним дружит.
Так-то, я спасал одного, а мальчишка других с собой прихватил, пусть не тела, а зародыши разума. Всех, до кого дотянулся. Ну и кто тут из нас герой?
Для всего мира мой бывший стажерфизик-временщик с задатками гения, но я-то знаю, что он пацан, нестабильный и бестолковый, просто внутри у него вечный бой. Вечная мозговая атака. Глаза-хамелеоны. Проблемы с координацией. И с самоидентификацией.
Иногда ощущаю себя многодетным отцом, со всеми их склоками и любовями. Но с другой стороныон один, Павел Андреевич Иванов. И для меня во всех фазах онПашка.
Геннадий, ну как? Не придумали анекдот?
Нет, Андрей Алексеевич.
А хотите наш? У нас тут тараканы в химической банке. Они держатся за лапки и водят хоровод, совсем как старинные эльфы.
Шутите?!
Славный собеседник Геннадий. Доверчивый. И главное, такая зависть в голосе, что даже Пашка смеется. Хорошо, что там, в диспетчерской Базы, не разобрать, каков он бывает, множественный смех Иванова.
Долгие лета
А все-таки, почему Зона К?
Так по порядку, стажер. Когда после Флексы ввели рекреации, с буквы А стартовали и до К добрались. Дальше Зона Л намечается, но это уже без нас.
С Флексы все началось. Ученый Совет и СпецО объявили: братья-временщики, хотите играть со Временем, хотите калечиться и убиваться во имя великих целей, это ваше личное дело, не тащите последствия в мир. Выделили с десяток планет, бесплодных и уныло далеких, построили Базы и научные станции, вроде как если рванет, Вселенная и не заметит. Так что те, кто работают в Зоне, подписывают договор с Судьбой. Онипрактически смертники, и этот пункт отметает мелкие, ненастоящие цели, нужно реально гореть, чтобы так рваться в загробный мир.
Пашкина цель мне понятна: он хочет во всем разобраться, он мечтает дотянуться до Флексы и узнать, почему он такой. Ну и со мной все просто: я в ответе за тех, кого спас, эдакий встроенный кодекс, оставшийся от НСС.
После Флексы я год по разным больничкам, потом был суд, меня сдернули с капитанства за то, что рисковал пассажирами, но слухи просочились, пресса вступилась, и из суда я вышел героем. Чушь собачья, какой из меня герой? Там столько погибло народу, на Флексе! Но у нас только так, испокон, либо преступник, либо кумир. И грань всегда очень расплывчата.
Еще где-то полгода меня доставали фанаты с автографами, любители селфи и просто стервятники, делавшие рейтинг на трагедии Флексы, потом утратили интерес и отстали.
За это время следы Иванова затерялись, мне сообщили, что малыш нашел новую семью, и я перевелся в Глубинку. Взял у СпецО Ракушку, РК, бороздил от планеты к планете. За что благодарен земным журналистам, они продолжили рыть, это они раскопали: не было приемной семьи, перед отправкой в интернат Иванов пропал вместе со всеми отчетами. Пришлось поднажать, подключить связи, и нашелся мой Пашка в лабораториях Института Аномальных явлений. Я раздобыл себе пропуск на заседание ведущей кафедры, как герой и участник событий, с риском для жизни «доставший материал». Материал!
Я побывал на этом заседании.
Тот день мне стыдно вспоминать. Не за себя, хотя сорвался я знатно, шумел и что-то там сломал, вроде как челюсть профессору Сергееву. Мне стыдно за всех тех, кто сидел амфитеатром вокруг сцены и галдел, и размышлял, какие еще опыты поставить над «материалом», чтобы выявить пока не открытые свойства.
Я помню, как стоял в центре сцены и орал, матом орал на эти научные головы, а к моей ноге прижимался пятилетний «материал», и он был больше человеком, чем все его мучители разом.
Позже со мной разговаривали. Из СпецО, из Совета и лично Сергеев, когда кое-как срослась его челюсть. Флексапроект мирового масштаба, и сейчас пробивается Флекса-2. Допускаем, что вы привязались к мальчишке, вроде как вы за него в ответе, только онне совсем ребенок, он итог многолетней работы, выживший результат. Лабораторная крыса, которой растянутое Время изменило функции организма. У него есть способности, и наша задача
именно что ребенок! Человек, а не этот ваш эксперимент. Драгоценна каждая жизнь! Только жизнь, вне бездушной науки. Чувства, мысли, поступки, а не то, как ломает Время хрупкую ДНК. Впрочем, речь вообще не об этом. Павелне сирота. Я его опекун и решительно против вашей чертовой вивисекции!
с таким теизмом вам только в Церковь или в НСС, капитан! И спасайте там всех, на здоровье
а вам, знаете, куда нужно? Точный адрес назвать, профессор? Не хотите туда, понимаю, там вас примут по полной программе. Но закон на моей стороне. И пока счет такой: вы убили планету. Вы убили пятьсот живых человек, а теперь истязаете тех, кто сумел спастись из руин. Флексы-2 не случится, Сергеев, я вам этого не позволю!
Капитан Соколовский, мы победили! Сергеев отстранен от работы, а ребенка отдадут в интернат. Только вот Большинством голосов Совета ему проведут гипночистку, во избежание психологической травмы. Мальчик выстрадал счастливое детство, не омраченное тенями прошлого. Вы понимаете, капитан? Вычасть этих воспоминаний! Иванов начинает новую жизнь, вы должны дистанцироваться
Никому ничего я не должен
Ваша чистка тормознула Ивашку, а Аркадий остался неразвитым. И людей Иванов не любит. Тоже мне, счастливое детство!
Прав стажер, без вопросов: лучше б выстирали мою память, Пашки-то много, всем не сотрешь. Только свой договор с Судьбой мы подписали еще на Флексе, это был совместный вход в Зону, где Время оставило метки: мнекрест, Пашкеполоски. Кто-то, любопытный сверх меры, взял нас за лапы и поместил в установку, отправил на повторный виток.
Иванова вторично сбагрили в интернат. Я вернулся в Глубинку обустраивать Зоны, провел там пару экспериментов в качестве командира-техника. А потом, по совету Сергеева, устроился в НСС, Неорбитальную Службу Спасения. Мотался по русскому сектору, прыгал в ад по первому зову, подобрал экипаж, подружился с коллегами, репутацией какой-никакой обзавелся.
И вдруг появился курсант Иванов с приказом из самого СпецО взять его на борт стажером. Иванова сочли нестабильным в экстренных ситуациях, а без этого пункта в Зону не суйся.
Ностальгия, Андрей Алексеевич?
Сентиментальный стал, Паша, старею. Не обучен за так умирать.
Тихо, только музыка играет. Свет приглушен, гравитация вполсилы. И помаргивают оранжевые огоньки. Наверное, сирена надрывается, но звук я отключил, кому он нужен, в самом деле! Сидим на чемоданах жизни, Пашка с банкой, я с книжкой. Игры со Временем подходят к концу.