Потом был другой поцелуй. С парнем, который по-настоящему нравился. Волнующий, волшебныйно не первый. К сожалению.
Проснувшись еще затемно, я долго лежала и вспоминала. Свою прежнюю жизнь, особенно юность. И вчерашний день. То, как Тэрвин прикоснулся к моим губам, это было похоже на мой второй поцелуй. Несмелый, нежный, мягкий. И я невольно улыбалась, думая об этом.
Нелида помогла одеться и ушла, так и не сказав ни слова. Я вздохнула с облегчением. После завтрака ко мне привели трех девушек лет шестнадцати-семнадцати. Конечно, между тринадцатилетней и семнадцатилетней разрыв огромный, но деваться было некуда. В конце концов, я выбирала не подругу, а прислугу, хотя и надеялась на добрые отношения.
Скажи, ты умеешь писать? спросила я одну из них, приятную голубоглазую толстушку по имени Тэлла.
Конечно, она удивилась моему вопросу. Во дворец не возьмут служить тех, кто не умеет читать и писать.
«Кай, слышал?»
«Как, интересно, я мог не слышать? Спасибо, мне хлопот меньше. Теперь мы точно знаем, что Нелида вполне могла написать донос».
Тэллу я в итоге и выбрала, хотя и не без колебаний. Оставила ее осваиваться с моими вещами, а сама пошла в сад: время уже подбежало к десяти.
Скамейка, сидя на которой мы разговаривали с Тэрвином, была пуста. Только ярко-красные листья похожего на клен дерева падали на нее с тихим шелестом.
Может, он не понял мои слова «на том же месте»? Вероятно, у них с Дженной было какое-то другое постоянное место встреч и он не подумал, что япо опфициальной версиипотеряла память?
Я даже не успела понять, что почувствовала: досаду или огорчение. Он вышел из-за деревьев и остановился, глядя на меня настороженно. Словно ожидая какого-нибудь подвоха.
Доброе утро, Дженна
[1] Королева Изабелла Кастильская (14521504) дала обет не мыться, пока Гранада не будет освобождена от мавров
19.
Тогда нам не удалось договорить, сказала я, когда мы сели на скамейку. Вполне так на пионерском расстоянии. Но мне надо знать, какие отношения были между нами раньше. Тем более сейчас. Когда мы помолвлены.
Тэрвин посмотрел на меня искоса.
Какие отношения? Не знаю, Дженна. Мне ты всегда нравилась. Наверно, я он остановился, словно собираясь с духом. Наверно, я люблю тебя.
Когда мы разговаривали в прошлый раз, я боялась этих слов. Потому что не хотела их слышать. За пять десятков лет мне их говорили не раз, и не два. Она осталась в памятиэта горькая мучительная неловкость, когда приходится отвечать: «Прости но нет». И долгое послевкусие потом. Иррациональная вина, хотя разве кто-то виноват, что не может ответить на чужие чувства?
Но сейчас, как ни странно, этого не было. Радостиискрящейся, звенящей радости, когда торопишься сказать: «И я тебя люблю!»тоже не было. Откуда бы ей взяться? Но вместо нееочень странное ощущение. Такая светлая грусть. Мелодии в миноре не всегда мрачные, бывают и нежные, прозрачные, как облака на рассвете.
«Не обламывай парня!»влез Кай.
«Хорошо, не буду».
Ты никогда ничего не говорила, Дженна. Мы об этом не говорили. Но мне казалось, что и я тебе тоже нравлюсь. Особенно когда ты меня поцеловала.
Видимо, мое лицо после этих слов стало очень выразительным. Тэрвин вздохнул, опустил голову и продолжил, глядя себе под ноги:
Твой шарф ветром унесло на дерево. Я полез за ним. Достал. И ты меня поцеловала. Наверно, это была простая благодарность, но я подумал Джен, если б у тебя были ко мне какие-то чувства, ты вряд ли бы забыла.
Я не знала, что ответить. Именно об этом говорила Эфра: если б Тэрвин тебе нравился, ты бы помнила. Но так ли это? Люди, потеряв память, не могут вспомнить своих жен и мужей, детей и родителей. Тех, кого наверняка любили. У памяти сложная структура. Можно помнить: яженщина, у меня есть руки, ноги и голова, а вот там растет дерево, и птички поют. Но при этом забыть собственное имя.
Послушай Тэрвин осторожно дотронулся до моей руки. Я понимаю, ты не могла отказаться от предложения. Но наши отцы договорились об этом браке, как только ты родилась. Ты об этом не знаешь, но наша помолвка должна была состояться в твой день рождения. Специально ждали этого дня.
Подожди, насторожилась я. А раньше тринадцати лет нельзя?
Нет. Обручиться можно в тринадцать, а пожениться в восемнадцать.
Странно. В нашем средневековье до восемнадцати не ждали. С тем уровнем смертности надо было наплодить как можно больше детей, чтобы хоть часть из них выжила. И начинали это дело по нижнему краю фертильного возраста. А если юная мамаша вдруг помрет в родах, всегда можно жениться снова. Ну что ж, в каждом домике свои гномики. Похоже, в чем-то это общество более гуманно, хотя и топит ведьм.
И почему же она не состоялась?
Тэрвин сдвинул брови.
Потому что по приказу Великого дознавателя Гирмаса тебя схватили и бросили в тюрьму. Испытывать ведьму тоже можно с тринадцати лет.
Так-так, а это уже интересно. Когда меня везли на телеге с берега, Кай сказал, что любую женщину могут обвинить в колдовстве, даже жену или дочь герцога. Нет, он сказал не так. Что он думает, будто обвинить могут любую.
«Кай?»
«Я что, всеведущий? огрызнулся он. Кое-что мне становится известно само собой, а что-то приходится узнавать. Я действительно так думал. Но, похоже, не все однозначно».
И долго я была в тюрьме?
Три дня, как обычно.
Ага, выходит, тринадцать Дженне исполнилось за три дня до смерти. Это не совпадение, на что угодно могу поспорить. Предстоящая помолвка и испытание, скорее всего, связаны между собой. Гирмас хотел убрать меня, понятное дело, но к чему такая спешка?
Тэрвин, а если бы мы уже были помолвлены и кто-то написал на меня донос, все равно стали бы испытывать?
Он покачал головой.
Я не знаю, Джен. Но могу спросить у отца.
Пожалуйста, спроси, я безотчетно схватила его за руку. Хотя я ведь могу и у своего спросить, он наверняка знает.
Хорошо, Тэрвин сделал едва заметное движение, и уже не я держала его за руку, а он меня. Но я хотел тебе сказать Я начал говорить, что понимаю: ты не могла отказаться, когда мой отец сделал предложение. Зато могу отказаться я. Когда нам обоим исполнится восемнадцать. Мои родители до свадьбы даже не были знакомы. Я плохо помню мать, но она всегда ходила печальная. И я не хочу, чтобы так случилось с тобой. Если ты не сможешь полюбить меня, лучше будет разорвать помолвку. Для нас обоих лучше.
«Джен, рот закрой, муха влетит! посоветовал Кай. У тебя на редкость глупый вид сейчас».
Я действительно могла ожидать от Тэрвина чего угодно, но только не этого. Это были слова взрослого, вполне разумного мужчины, а не влюбленного подростка.
Но ведь тебе все равно придется на ком-то жениться, пробормотала я растерянно. Ты же единственный сын аарцоха.
Когда оба не любят, им в браке легче, спокойно сказал он, чуть сильнее сжав мою руку. Не любить вообще проще. Ничего не ждешь, ни на что не надеешься. А когда любит только один, от этого хуже обоим.
«Ого! мне показалось, что Кай присвистнул. А парень не дурак. Из него вырастет мудрый правитель. И мудрый мужчина. Вот повезет кому-то»
Наверно, ты прав, ответила я обоим сразу. Не будем торопиться. Впереди еще пять лет.
20.
Я шла по длинному дворцовому коридору к покоям Медора и снова вспоминала разговор с Тэрвином.
Мы просидели в саду довольно долго, пока не набежали тучи и не начал накрапывать дождь.
Пойдем, Тэрвин встал и подал мне руку. Не хочу, чтобы ты снова заболела.
Все это время он рассказывал мне о той Дженне, которую я не знала. Иликак он думалкоторую я забыла. Рассказывал тепло и с большой нежностью, вспоминая всякие забавные случаи. Дженна в этих история прорисовывалась такой, как сказала Эфра: спокойной, замкнутой, молчаливой. Что называется, вещь в себе. И ничто не указывало на какие-то ее магические способности. Может, они действительно еще не проявились? Не зря же ведьм испытывали лишь с тринадцати лет?
В следующий раз расскажешь о себе? попросила я, когда мы шли к дворцу. Я ведь ничего о тебе не помню. Как будто только познакомились.
«Не как будто, а действительно только что», влез Кай.
«Предлагаешь сказать ему все? Кто я такая?»выкинула я табличку «сарказм».
«Может, и придется. Как знать?»
Конечно, расскажу, кивнул Тэрвин. Завтра утром?
На том же месте. Если не будет дождя.
А если будет, приходи в библиотеку. Туда редко кто заглядывает.
Мы попрощались и разошлись в разные стороны: Тэрвин отправился к своим комнатам в западном крыле, а як Медору. Уже на подходе за спиной раздались торопливые шаги. Оглянувшись, я отпрянула и прижалась к стене: коридор был узким, а Гирмас несся так, словно хотел смести меня и растоптать. Темно-красный плащ с капюшоном, надетый поверх такого же цвета длинного балахона, развевался, как на ветру. Даже не взглянув в мою сторону, словно я была статуей или вазой, Великий дознаватель скрылся за дверью комнат Медора.
«Кай, ты можешь пробраться туда и послушать, о чем они будут говорить?»
«Разумеется. Жди здесь».
Я остановилась, сделав вид, что рассматриваю статую девушки с кувшиномкакой-то богини. Хотя могла и не притворяться: больше никого в коридоре не было. Но эта статуя навела меня на мысли о местной религии в целом. Довольно странной религии, надо сказать.
Чем-то она напоминала античный политеизм, когда едва ли не у каждого явления, действия и предмета имеелся бог-покровитель. Или хотя бы мелкий божок. Как у положительного, так и у отрицательного. Светлых призывали, темныхнаоборот упрашивали не приходить. И еще неизвестно, кого молили усерднее. В этом мире отдельные боги, великое множество, были только у светлой стороны бытия. По именам их знали разве что служители церкви, остальные обращались к ним оптомк светлым силам. Темная сторона не персонифицировалась, а объединялась в общее понятиезло. Считалось, что ведьмы служат злу и поэтому их необходимо уничтожать. Кстати, о колдунах я здесь ни разу не слышала ни слова. Как будто поклоняться злу было исключительно женской прерогативой. Что за гнусный сексизм?
Касательно обрядовой стороны, коллективных церковных служб здесь не проводили: верующие могли молиться дома или в храме, по собственному усмотрению. Странное упущение в плане пополнения казны. Впрочем, его успешно возмещали обряды благословения родившихся, вступающих в брак и умершихобязательные и дорогостоящие. А еще, как я узнала, в церковную казну поступало личное имущество захлебнувшихся ведьм. Интересно, не получал ли доносчик от него определенный процент?
Я уже потеряла счет времени, когда Гирмас наконец вышел от Медора и снова пронесся по коридору, не удостоив меня взглядом.
«Не скучала? поинтересовался Кай. Я с новостями. Можешь не спрашивать у Медора, испытывают ли водой женщин из семьи правителя. Кстати, невеста аарцоха или его сына приравнивается к члену семьи. Так вот, их могут испытывать только по личному разрешению самого аарцоха. Если сочтет нужным. И Гирмас этим обстоятельством страшно недоволен. Требуетразумеется, в интересах церкви! чтобы эту поправку к закону отменили. Упирает на то, что только в земной жизни существует неравенство, а перед светлыми силами равны все».
«Странная логика, удивилась я. Речь-то как раз о жизни земной. Испытывают ведьм здесь, а не на небе. Там, думаю, свои испытания».
«Как бы там ни было, теперь мы точно знаем, что Гирмас не зря торопился утопить тебя до помолвки. Сейчас-то ты под защитой закона, не думаю, что Хеллай согласится его отменить или изменить. А, забыл. Еще Гирмас требует отменить закон, по которому одну подозреваемую не могут испытывать дважды. Считается, вода оправдывает полностью, а он настаивает, что некоторые ведьмы умудряются уйти от наказания, обманув светлую стихию. Джен, он определенно копает под тебя».
«Да кто бы сомневался? вздохнула я. Самое простое объяснениечто он расчищает место рядом с наследником престола. Возможно, у него есть родственница среди знатных девиц. Или это дочь какого-то нужного ему человека. Смотри, Кай, насколько кстати оказался донос. Именно в день рождения Дженны. Гирмас откуда-то знал, что должна состояться помолвка, после которой он уже не сможет так просто от нее избавиться».
«Подожди, Джен, остановил меня Кай. Все очень любопытно с доносом. Снова встает вопрос, кто же автор. Я засомневался, что это Нелида. Смотри. Тот, кто его писал, не мог не знать, что девочек испытывают только с тринадцати лет. Донос оказался в руках Гирмаса утром в день рождения Дженны, иначе он не смог бы отправить ее в тюрьму прежде предполагаемой помолвки. Доносы бросают в ящик на стене главного храма. Выходит, либо его опустили туда ночью или рано утром, либо заранееи тогда писавший знал, что бумагу не выбросят в мусор, а придержат до нужной даты. Как-то это слишком для тринадцатилетней девочки, не находишь?»
21.
Хотя кое-что Кай выяснил, я все равно решила поговорить с Медором. Но он был занят чем-то важным и попросил подождать. Выйдя из кабинета в гостиную, я устроилась с ногами на диванеблаго платье для прогулок было не таким жестким и мнучим, как парадное.
«Кай, а сколько времени ты вообще можешь обходиться без меня? спросила я, прикидывая возможности использования его в качестве шпиона. В смысле, без притока свежей энергии?»
«Где-то сутки обычной жизни. Чтобы не тратить накопленное в запас для воплощения. Если компаньон умирает, мы переходим на энергосберегающий режим и понемногу используем накопления, пока ищем нового. Так что шпионить за Гирмасом или еще кем-нибудь при необходимости я смог бы. Хотя за это время мне не удастся ничего прикопить».
Ясно. Можешь, но без особого энтузиазма. Кто бы сомневался.
Выковыряв перо из диванной подушки, я щекотала им подбородок и обдумывала ситуацию, которая выглядела, мягко говоря, нерадостной. Что называется, почувствуй себя Марфой Собакиной[1]. Если Гирмас вознамерился от меня избавиться, вряд ли успокоится. Такие фанатики не сдаются. Не зря же он внаглую пытается изменить те законы, которые мешают ему это сделать. Мотивируя заботой о благе церкви и государства. Ну ясный перец, если ведьма станет женой правителя, какими бедствиями это может обернуться для всей Марны!
Предполагать можно было что угодно, но наиболее вероятной казалась версия, согласно которой личная ненависть Гирмаса к Медору наложилась на чисто практический интерес. Узнать бы только, для кого он старается, что за девицу хочет пододвинуть поближе к трону. Донос при таком раскладе особой роли уже не играл, это был лишь повод объявить Дженну ведьмой и утопить. Нелида его написала или нет, не так и важно. Она чисто технически не могла бросить донос в ящик ночью или рано утромстража не выпустила бы ее из дворца. Если бы и выбралась, то мост поднят. Не вплавь же через ров. А чтобы сделать это раньше, требовалась чья-то подсказка. Тут Кай был абсолютно прав. В конце концов, написать этот чертов донос мог и сам Гирмас, даже не стараясь изменить почерк. Кто бы его заподозрил в подлоге?
«Кай, скажи, а на ком вообще может жениться наследник? Почему, например, не на принцессе из другой страны?»
«Джен, Марнаэто остров. По размеру примерно как ваша Англия, но более удаленная от прочих населенных территорий. Сообщение с ними сложное и нерегулярное. Какие уж там заморские принцессы. Делится Марна на провинции, в каждой есть свой локальный правитель, но все они подчиняются аарцоху. Так что дочь какого-нибудь провинциального наместника ничем не выше тебя. Формально аарцох или его наследник могут жениться на любой женщине из высшего сословия, но ты же понимаешь, что в приоритете будут дамы из верхушки рейтинга».
Час от часу не легче! Получалось, что моей соперницей могла стать любая девушка знатного происхождения, а не только дочь кого-то из придворных. Да, Гирмасмой явный враг, а вот тайных могло быть сколько угодно, подозревать можно было едва ли не всех. Я словно оказалась на минном поле, где каждый шаг грозил смертью.
Впрочем, у меня имелся миноискатель. Кай. Он чувствовал отношение ко мне окружающих и мог подсказывать, кто особенно опасен. Тэллу, к примеру, он одобрил, хотя и не без оговорок («все же будь с ней поосторожнее, Джен»). А еще мог заглянуть вперед и узнать вероятное будущее, которое вполне можно было изменить. Впрочем, он категорически отказывался рассказывать мне о грядущих событиях, если они не являлись смертельно опасными.