Пока я мыл ее длинные черные волосы, Юля все это время смотрела в одну точку впереди.
Она так редко улыбается, подумалось вдруг. И, наверное, это к лучшему. Иначе я бы сошел с ума от восторга.
Привычным движением, не глядя, я протянул руку вбок и снял фен с крючка на стене. Щелкнул выключателем. Горячий воздух быстро испарил влагу с волос Юли.
Я бы поспорил на личный флаер со сверхсветовым движком и заправкой до Солнечной системы, что Юля сейчас не улыбнется. Проиграюпосадите на всю жизнь в карцер.
Ананси в десять лет впадают в глубокую депрессию. Вечная апатия, ночные крики, нервные срывыя трачу все силы на борьбу с этим в Юле. И часто проигрываю. Ее постоянно клонит в сон, она никогда не хочет есть. Целыми днями моя хозяйка занимается гиперпилотированием. Крутит штурвал. Прокладывает курс в космической бездне. Настраивает навигационный компьютер. Размечает гиперпространственные координаты планет и звезд. А может и нет, но судя по «Звездным войнам» все так.
Юле физически не хватает сил все выдержать без срывов. У некоторых ананси, слышал, даже хуже: их подопечные люди постоянно ковыляют в синяках и кровоподтеках. Меня Юля хотя бы не колотит.
Так же не глядя я открыл шкафчик над раковиной, и выловил среди баночек с шампунями расческу.
Да, есть другие люди. Здесь, в Центре, их больше тысячи. Пару подростков ананси-человек называют земным словом «гешвистер». Я посмотрел на Юлю, на ее голые длинные ноги с тонкими чувственными пальцами, на едва прикрытую полотенцем грудь. Гешвистер, прошептал я. Брат и сестра.
Я расчесывал Юле волосы мягкими, неторопливыми движениями. Голова Юли закачалась в такт касаниям моих рук. Быстрый слабый ток пробежался по моим нервным окончаниям. Уверен, Юля сейчас наслаждалась хоть чуточку.
Мы, человеческие дети, наша близость, тепло наших рук, нашего дыхания, наших губ, звуки наших голосовмощные антидепрессанты для пришельцев. Мы для них как домашние питомцы. Как золотистый лабрадор и его бодрящий мокрый розовый язык на твоем усталом после трудного рабочего дня лице. Как морская свинкапотискал пушистую малютку, сразу умилился и заулыбался. Так же, погладив любимую кошку за мягким шелковистым ушком, ты награждаешь себя покоем и гармонией.
Закончил со стимуляцией Юлиных нервов. Подложил под ее ноги новое сухое полотенце, старательно отводя взгляд от тонких гладких лодыжек.
Одевайся, сказал я. И чтобы в этот раз нитки не торчали.
Ступни Юли послушно стали покрываться красной пленкой. Пленка быстро расширялась, уплотнялась. Через минуту плотные ярко-красные сапожки обтянули худые голубые ноги. Все тело Юли под полотенцем сейчас обволакивали жидкие красные нити аксамитаклетки, внешне похожие на секрет типа паучьей паутины или кокона шелкопряда. Это естественное волокно ананси выделяли каждый день и заменяли им одежду и обувь.
Если ананси не выделяли аксамит, то могли заболеть. Практичные пришельцы не могли просто сваливать в угол горы красных выделений. Поэтому основной их гардероб собирался из собственной плоти. Но не только: в дальних поездках, например, некогда каждое утро шить костюм с иголочки.
Все, сказала Юля. Я снял с нее полотенце. Оглядел лоснящийся красный комбинезон на моей хозяйке. И крепко зажмурился. Сердце в груди завыло восторженные арии: Юля-я, Ю-ю-юл-я-я-я, Ю-юли-и-ире-е-ель. Дурацкая «сыворотка».
Пропустила, с трудом выдавил я. Представляй одуванчики. Без лужайки, без неба. Тупо только одуванчики.
Где? спросила девушка-ананси.
А сама не видишь? взревел я как обожженный. Прямо на на груди.
Одуванчики, одуванчики, мягкие, круглые круглые голубые груди. Черт.
Все, сказала Юля. Мои веки даже не дрогнули.
Точно?
Не знаю, безразлично бросила девушка. Я закричал:
А кто, по-твоему, должен знать?
Стас, был ответ. Боже, неужели уже через год Юля в самом деле станет самостоятельной? Скорее шимпанзе заговорит. Шимпанзе с Земли, а уж местныйтем более.
Все-таки открыл глаза. Грудь Юли спряталась под наращенной сверху заплаткой комбинезона. На ее талии и плечах торчали острые аксамитовые сгустки, словно шипы на средневековой булаве.
Со вздохом достал из шкафчика дремель с муслиновой насадкой. Полировка аксамитовых слоев на Юле заняла десять минут. Дольше бессмысленно: аксамит застыл волокном прочнее, чем нейлон. Жалко, ненадолго. К завтрашнему утру комбинезон и сапожки саморастворятся без следакрасные клетки живут не дольше подёнок. И я буду снова «одевать» Юлю. Эх.
Глава 2
Коридоры Научно-испытательного центра тянулись вдаль дымно-прозрачными лабиринтами. Из сероватого стеклопакета выстелили стены, потолок, даже пол. Двигаясь в столовую, мы с Юлей будто парили над зелеными кляксами лужаек и изогнутой паутиной тропинок. С потолков не свисали светильники или люстры. Кабели проводки не торчали из стыков между просвечиваемыми насквозь панелями. Днем и ночью общественные места города Адастры освещал лишь столб Света на востоке. Гигантский ночник. Горящий колосс. Вечно включенная лазерная указка, бьющая прямо в глаза.
Голова раскалывалась. Ножи из чужой радости, тревоги, возбуждения, голода шинковали мое сознание. В нашей с Юлей квартире некому было разрывать меня на части. Юля скупилась на эмоции почти так же, как рыбка в аквариуме. Настоящая инопланетная принцесса. Иногда ее вообще можно было принять за второго фабрикоидатолько бракованного, не способного убрать комнату.
А за дверью квартиры меня ждал ад.
В столовой галдели сотни гешвистеров. Еще за порогом я ощутил, кто сегодня бесится, радуется, ненавидит, боится. Затаились только те, кто любит. Хотя не нужно быть экстраординарным чудиком, чтобы их знать: все пленники. Человек-питомец без остатка отдается телом и душой хозяину-ананси. Здесь без вариантов, спасибо «сыворотке».
Подсядем к Мане, сказал я Юле, уступая дорогу фабрикоидам-подавальщикам с ароматными вкусностями на подносах.
Перед глазами столы ломились под пирамидами фаршированных омаров, румяными пирогами с мраморной говядиной, кровоточащими стейками средней прожарки. Тут и там ослепительно сверкали белые супницы с жюльенами, темные свертки роллов жались сбоку к грудам яств. Горячий сыр стекал с кусков пиццы на торчавшие под ними сосиски хот-догов. Фруктовое мороженое таяло в стеклянных вазах между горками белых трюфелей.
Нет, гешвистеры не пировали, не праздновали находку затонувшей Атлантиды или золотых кладов Эльдорадо. Не отмечали великую победу Добра над Злом. Нет еще целительной вакцины от всех стадий рака. Мир во всем мире не наступил. Мы всего лишь завтракали.
Сели напротив Маны и ананси Дарсиса. К Юле сразу подрулил один из фабрикоидов с подносом, железная клешня сунула под нос хозяйке тарелку с белковой кашей. Мана тряхнула черно-кофейными кудрями.
Этот же истукан пас Дарсиса, пока он не доел кашу, ее крепкая смуглая рука схватила кусок пиццы и запулила ароматный треугольник в голову робота.
Пицца смачно влепилась горячим сыром между фасеточными глазами, застыв, словно плоский нос. По примеру Маны другие дети-люди тут же завизжали и стали забрасывать фабрикоидов едой. Некоторые ананси их поддержали, но большинство инопланетян только провожали взглядами летящие мимо сосиски хот-догов и ковыряли белковую кашу.
Мана зачерпнула ложкой мороженое. Сладкая тающая пуля нацелилась в имитацию рта робота.
На, поешь-ка, сказала Мана, и оттянула кончик ложки. Зеленый шарик взорвался о кривой конус-подбородок. Смуглая девушка засмеялась, сверкая белыми-пребелыми, как супницы из-под жюльенов, зубами.
Веселый угар Маны, других детей перетек в меня, так что я тоже бросил пару роллов в железную башку истукана.
А Юля молча ела кашу. Если бы она сейчас потянулась к вишневому круассану возле локтя, фабрикоид бы выхватил булочку прямо из бледно-голубой руки. Без каши -концентрата витаминов и питательных элементовмолодые ананси не выдержат полный нагрузок день. Фабрикоиды зорко следили, чтобы инопланетяне питались правильно. Только умяв всю кашу, ананси мог приступить к человеческой пище. Но после сытной белковой смеси никто обычно не рвался к чизкейкам или вафлям.
Мы, питомцы, питались роскошнее хозяев.
Прости меня, сестренка. Прости за то, что мне дышит в лицо аромат нежной фриттаты с лобстером, когда тебе наливают детдомовскую жидкую похлебку из общего бидона.
Веселье вскоре стихло. Облепленные едой фабрикоиды не вытирались, так и нависали над столами неподвижными грудами ароматных вкусностей.
Я кинул себе в тарелку кусок пиццы. Но Мана выхватила у меня тарелку и толкнула другую, с белковой кашей ананси.
Мана, ты опять, протянул я. Вот всегда она так.
Дарсис посмотрел на меня. Хмурый ананси служил в Гарнизоне и редко бывал в Центре. Мои реплики явно были ему в новинку. Бронзовые щеки Маны слегка покраснели. Девушка дернула длинную кудряшку двумя пальцами. Волновалась, значит. Ох, сейчас начнется.
Мануэла я! Сколько повторять? крикнула Мана. Мануэла Габриэла Орейро Алмейда!
Я как губка всосал часть ее горячности. Мои щеки полыхнули жаром, руки задрожали. Ну, понеслось, мелькнула последняя спокойная мысль, сейчас тоже начну орать. Ну спасибо, Мана.
И заорал:
А пиццу зачем забрала? Я не Мана и даже не Мануэла, чтобы ковыряться в этой манке!
Юля оторвалась от каши, посмотрела на меня, на кашу, снова на меня.
Я тоже не Мана, сказала моя хозяйка.
И я, заметил Дарсис.
Мана пнула меня под столом:
Не манкай тут! она махнула рукой в сторону. Хочешь быть таким, как они?
Круглая как оладушки ребятня опустошала свой стол. Рядом с пухляками их стройные хозяева-ананси выглядели тонкими как анорексичные модели в земном ящике.
По правде, я согласен был с Маной. По правде, большинство похищенных детей в Центре так заплыли жиром, что еле ноги передвигали. Проблема в том, что Мана категорически не соглашалась даже на кусок пиццы. А ненасытная губка в моей голове автоматически впитывала ее жаркий дух протеста. И в итоге я был категорически не согласен сам с собой. Словно заболел раздвоением личности, как Горлум.
Я крикнул:
А что не так с теми детьми?
Толстые ребята услышали, повернулись к нам, а я указал пальцем на самого круглого и закричал:
Нельзя никого оскорблять за внешность. Это унижает прежде всего тебя самого.
Я кричал:
Эти парни не виноваты, что их ноги выплывают из сандалий.
Круглые ребята дружно посмотрели на свою обувь, Мана вдруг улыбнулась:
Серьезно?
Превратить все в фарс, рассмешить Мануединственный способ успокоить ее. Успокоиться самому.
Конечно, сказал я. Скорее всего, они просто натянули маломерки.
Приток гневного протеста из разума Маны иссяк. Я глубоко задышал, прогоняя из головы остатки бури. Вот всегда Мана при Дарсисе выпендривается. Неужели все латиносы так легко возгораются? Спичек не надо.
Резко раздалось сверху испуганное: «Простите, простите!» Ни одна мысль не успела созреть в голове. Я просто бросился к Юле, прижал ее лицо к груди, закрыл собой.
Меня толкнули в спину, сбив с ног. Успел отпустить Юлю. Мое лицо врезалось в кремовый пирог на столе, в самую середку с толстым слоем ванильного крема.
Липкий крем прилип к щекам и носу. Тугая пружина возмущения выстрелила из меня наружу. Кому еще приспичило гулять по головам?!
Я огляделся. Маленькая темнокожая девочка в белом платьице парила прочь от нашего стола. Крылья из летучего красного камня алели на ее спинке. Девочка держала в воздухе мальчика-ананси, который смеялся, глядя на мое лицо.
Простите, пожалуйста, крикнула девочка, ее звали Рудо. Увидев кремовую маску на моем лице, летунья не выдержала, звонкий смех сотряс маленькое тельце.
Простите ангелочка, хохоча поддакнул маленький ананси, его звали Герсен.
Я облизал крем с губ. М-м-м, вкуснотища!
Мана засмеялась:
Ну, ты таки вкусил запретный плод.
Юля вытерла пальцем крем с моего носа, облизала кончик.
Сладко, сказала моя хозяйка.
А я оглядывался по сторонам. Секунду назад из моей головы словно что-то выпрыгнуло. Не случилось ли опять «выстрела»?
Вдруг хозяин Маны закричал на нее:
Посмотри на волосы! Дарсис вскочил со стула: Ты вся измазалась.
Правда? Извини, Мана растерянно коснулась заляпанных сырным соусом кудряшек. Я наклонилась, когда Рудо закричала
Высокий ананси схватил девушку за руку. Мана легко бы вывернулась, если б ее схватил кто угодно другой. Хоть Мистер Фантастик. Но перед Дарсисом ее крепкое тело, ее рефлексы кошки, ее набитые бронзовые кулаки были беззащитны. Глаза Маны потухли.
Заткнись! закричал Дарсис, сжимая ее запястье. Мана побледнела. Я побледнел. Юля по-прежнему снимала крем с моего лица и слизывала липкую сладость с пальцев.
Извини, повторила Мана. Ее мягкие темные губы дрожали.
Сказал же: заткнись! Дарсис замахнулся на подопечную кулаком. Острые аксамитовые шипы мгновенно выросли на костяшках его пальцев. Я прыгнул вдоль стола и перехватил страшную руку.
Я не понимал, что произошло. Догадывался только, что опять напортачил.
Когда Рудо толкнула меня, я запустилслучайно, блин! сгустком недовольства в Дарсиса. Апатичный мозг пришельца не привык, чтобы в него швыряли ментальными пулями. Реакциясловно на глазах всего улья прихлопнули королеву. В один миг я втиснул внутрь нашего тихого солдата взбешенного Халка.
Красный кастет с шипами на кулаке Дарсиса маячил перед моим носом. Из пор кожи ананси могли выделять какую-то пасту или клей, который превращал свежий аксамит в каменно-твердую оболочку. С этой чудо-лабораторией под кожей пришельцам ни к чему не только портки шить, но и штамповать консервные ножи. Как и кастеты.
Дарсис дернул руку, но я держал крепко. В медово-желтых глазах затанцевали черные угли ярости. Жадная губка в моей голове кинулась впитывать ее обратно. И заражать меня гневом. Мне захотелось кому-нибудь врезать. Так чтобы зубы разбежались по полу.
Поверь, ты не хочешь ударить Ману, прорычал я, сам еле сдерживаясь, чтобы не распустить руки.
Серьезно? рыкнул еще громче Дарсис. А как насчет тебя, умник?
Я прислушался к его чувствам, скрытым под колючей проволокой ярости, и опустил голову.
Ну, что? потребовал Дарсис, поворачиваясь.
Хочешь, ляпнул я ошарашенно.
Ты сам сказал.
Второй кулак ананси без шипов врезался мне в скулу. Искры высыпались из глаз вместе со злостью. Я распластался на полу.
Дарсис навис надо мной. Я бы мог свалить его подножкой, но тогда привет карцеру. Ананси неприкосновенны. Совсем не тянуло любоваться тесными стенами и ржавой дверью около неделисколько выдержит Юля без моих чесок.
Носок аксамитовой туфли Дарсиса метнулся к моему носу. Я дернул головой вбок, красная вспышка пронеслась мимо. Подтянул ноги, кувырок назади я на корточках. Дарсис медленно пошел на меня. Буря ярости в нем подутихла, черты лица сгладились. Но в глазах все еще плескалось жгуче-желтое пламя, ананси все еще шел на меня. Зачем? Пахнуло смердящей волной черной ненависти. В моем горле встал плотный ком страха. Я попытался сглотнуть, не смог и закашлялся.
Шипованный кулак метнулся мне прямо в глаза и резко замер. Изящная голубая рука перехватила снизу страшную кровавую клешню. Заплатанный комбинезон Юли закрыл от меня гладкий аксамитовый камзол Дарсиса с двумя скрещенными на груди поясами. Дарсис уставился на Юлю, моя хозяйка же повернулась ко мне.
Стас, сказала девушка-ананси, расчешешь волосы?
Сейчас? спросил я. Юля вяло пожала плечами, не отпуская руку Дарсиса.
Ты растрепал их, когда схватил меня, безразлично бросила девушка.
Вообще-то я закрыл тебя от нырка Рудо, пробурчал я, и ткнул себя в липкий нос. Иначе твое бы лицо вляпалось в крем.
Крем вкусный, Юля облизала губы острым фиолетовым язычком. Мое сердце тут же запело любовные серенады этому язычку, а рот выкрикнул: Уж извини, что помешал! Попрошу Рудо скакнуть на тебя еще раз завтра!
Сначала переживи сегодня, сказал ровным голосом Дарсис. Юлирель, отпусти, чтобы я смог его разделать.
Меня мигом пробил холодный пот. За что этот парень вдруг меня так невзлюбил?
Юля посмотрела на стол:
Дарсис, ты не доел свою порцию полезных элементов, сказала моя хозяйка и отпустила клешню. Только после того, как мы примем дневную порцию и исполним обязанности, нам разрешается играть с людьми.
Играть? переспросил я. Ты оглохла? Он меня убить хочет!