Свет, лившийся из её окна, упал на шрам Насира, отразился в его глазах.
Я не знал, успела ли ты вернуться. Я тренировался с Айей, а внизу ничего не слышно.
Так вот почему он не пришёл, когда произошёл взрыв.
Там был бунт, ответила Зафира. Лана оста- лась там.
Она сама не понимала, почему вдруг сочла, что ему есть какое-то делодо Ланы, до их погибшей матери, до всего этого. Она не понимала, но слова просто полились сами, когда он смотрел на неё таким вот взглядом.
Она должна была дождаться тебя в фойе, но мы так и подумали, что она уйдёт, когда Айя заметила пропажу своего ящика с инструментами. Айя найдёт её.
«Не волнуйся», говорил сам его тон, когда его язык отказывался.
Зафира кивнула, напоминая себе, что пока её не было, Лана занималась этим. И сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих. Коридор был пусттолько снизу доносились голоса. Сеиф говорил что-то протяжно, и Кифа отвечала быстро, легко.
Сейчас мой черёд приглядывать за сердцами? спросила девушка.
Насир опустил взгляд на ящик, который держал, и Зафира невольно замерла, увидев, как он сцепил челюсть, как его взгляд метнулся к её рукам в поисках Джаварата.
Я как раз нёс их Сеифу. Сейчас его черёд.
Он был достаточно добр, чтобы его голос звучал с оттенком извинения, но от того не стало легче. Откровение. Слова уже почти сорвались с её языка«Ты мне не доверяешь?» но желание сохранить достоинство не позволило ей произнести это. Зафира не могла винить егоДжаварат ведь использовал её, когда говорил через неё. А что, если он использует её для чего-то похуже? Для чего-то, что может навредить сердцам?
Что, если они найдут фиал с кровью и Джаварат побудит её сделать что-то немыслимое?
«Небеса, да чего же ты хочешь?»безмолвно рыкнула она. Книга притворилась, что не слышит её.
Он стиснул зубы.
С тобой всё хорошо?
«Нет», хотела сказать она.
Разве ты не спрашиваешь это каждый раз?
Он нахмурил тёмные брови.
Разве не об этом я должен спрашивать? После того, что случилось?
Должен, обязан, нужно, протянула она, чувствуя, как учащается пульс. Так легко было раздразнить его, когда он выглядел настолько сбитым с толку. А ты никогда не думал о том, чего ты хочешь, принц?
Он смотрел на её губы, и Зафира почувствовала, как у неё вспыхнула шея, прежде чем Насир отвёл взгляд. Он был так озадачен её вопросом, что она чуть не рассмеялась.
Какой у тебя любимый цвет? Его слова будто наталкивались одно на другое.
На этот раз она не сумела сдержать удивлённый смешок, и его взгляд просветлел прежде, чем она замолчала.
Разве о таком не спрашивают?
Ну, может быть, дети, ответила девушка.
На его лице промелькнула печаль, и ей тут же захотелось забрать слова обратно. Он ведь был сыном тирана. И даже когда Серебряная Ведьма была султаншей, Зафира сомневалась, что Насир не лишился своей юности сразу же после её мнимой смерти. И вряд ли он мог искать у кого-то утешения, за которым приходят дети.
Синий, мягко проговорила она.
Лёгкая улыбка тронула его губы и исчезла.
Я мог бы догадаться.
Это любимый оттенок моего Бабы. «Воды Баранси под облачным небом в самый спокойный день». Его тоже нет. Теперь я официально сирота. Её рука скользнула к джамбии, пальцы сомкнулись на потёртой рукояти. Она знала, что Насир читает в её молчании.
Как?
Зафира подумала было, как лучше сплести нить слов, прежде чем поняланет, можно не смягчать правду перед Насиром.
Он отправился в Арз, когда я не могла пойти туда и вернулся через несколько месяцев. Обезумевший. И Умми ударила его ножом в сердце, потому что потому что у неё не было выбора.
Может, он хотел увидеть вас в последний раз.
Зафира смотрела на матово блестящий каменный пол, на бледный узор на его одежде, на блеск его джамбии с ониксовой рукоятью. Она вдохнула домашний аромат свежевыпеченного хлеба. Нет, она не собиралась плакать перед ним. Перед мысленным взором промелькнуло видение Джаварата, и она стиснула зубы.
Твоя очередь. Какой цвет самый любимый у тебя?
Его глаза вспыхнули, прежде чем он сумел скрыть удивление. Разве он не думал, что она тоже спросит? Да, это всегда было своего рода игройподмечать самые небольшие проявления эмоций Насира Гамека. И Зафира понялаэто игра ей по душе. Она могла бы играть в это вечно, без устали.
Твой, ответил он чуть слышно.
Он смотрел так пристально, что у неё перехватило дыхание. Зафира покачала головой:
Это
Каждый цвет, который составляет тебя.
Она затаила дыхание, ожидая, желая, но Насир уже замолчал, и часть его словно отступила.
Расскажи мне больше, тихо попросила Зафира, подходя ближе, и он вскинул голову. Солнце отразилось в его глазах золотом.
Его губы сжались, и он снова аккуратно надел маску невозмутимости, скрывавшую черты, а взгляд серых глаз стал твёрдым, точно камень, когда звук шагов нарушил их уединение. Кто-то поднимался по лестнице.
В другой раз, сказал он тем же тоном, которым говорил со всеми, кроме неё. В этом его голосе было меньше обещания и больше отстраненности. Он сжал кулак, стиснув тень, выплеснувшуюся было с его ладони, бросил на Зафиру последний взгляд и ушёл.
Глава 16
Альтаир облокотился на невысокий столик в ожидании еды. К его удивлению, с тех пор как они поговорили о союзе, отец больше ни разу не пускал ему кровь. Впрочем, свободы Альтаир тоже не увиделего цепи по-прежнему были прикручены к стене.
Когда он рассказывал Беньямину о своих грандиозных далекоидущих планах по восстановлению Аравии, Альтаир знал: всегда оставалась вероятность того, что ему придётся осуществить эти планы в одиночку. Он ведь был готовдо тех проклятых дней на Шарре. С Насиром, потом с Зафирой. С Кифой и самим Беньямином.
За эту скудную горстку дней он сколотил семью и обрёл место в ней. Нашёл людей с мечтами настолько же безумными, как его собственная, движимых идеями, над которыми другие лишь посмеялись бы.
По крайней мере, так он считал. Теперь пустота грызла его, а одиночество напоминало шарик на верёвке, который он отбросил далеко-далеко лишь для того, чтобы тот вернулся и ударил с новой силой.
Единственный его товарищ выскочил из дыры в стене в поисках объедков, которые Альтаир обычно оставлял после трапезы.
Так любезно, что ты решил меня навестить, Насир, но, видишь ли, еда у меня закончилась, сказал он маленькой крысе, которая ходила кругами в поисках того, чего не было. «Да-а, Насир до мозга костей».
Крыска с писком дала дёру, и Альтаир поднялся, заслышав звук приближающихся шагов. Кривобокое глинобитное жилище воняло старостью, а по углам комнаты протянулась плотная паутина. Это место было полуразрушено и явно небезопасно, но zumra так и не нашла его.
«Если они вообще меня ищут».
Лев ворвался в открытую дверь, а за ним вошёл ифрит с двумя плошками шурпы и тёплой лепёшкой. Пища крестьян. Ни кусочка баранины.
Ты пристрастился к разговорам с самим собой? спросил Лев, садясь на холодную твёрдую землю.
Ифрит поставил еду и ушёл.
Помогает сохранить юность голосовым связкам, с улыбкой ответил Альтаир. Он стоял ещё мгновение, прежде чем снова опустился на пол. Я мог бы и петь, если тебе угодно.
Такие моменты особенно пугали егокогда отец искал его общества без каких-либо причин, просто ради общения.
Пугали, потому что он наслаждался этим временем. Они были точно призмы, через которые можно было разглядеть не жестокое в своих амбициях чудовище, а человека, любопытного и собранного.
Лев редко прикасался к еде, которую приносил. Сначала это останавливало Альтаира, но если бы он продолжил бояться яда, то умер бы с голоду. Такое тело, как у него, не поддерживало себя само.
У тебя глаза моего отца, проговорил Лев.
Альтаир замер, так и не донеся кусок лепёшки до рта.
Лев нахмурился, словно и сам себе удивился.
Иногда я забываю его лицо. И события тоже. Хотя я странным образом помню, что они были поворотными, что ли. Время подавило воспоминания.
По мнению Льва, что бы ни подавило его воспоминанияэто было не время. Альтаир видел, что это беспокоило отца настолько, что безумие затуманивало его взгляд. Так же его глаза блестели, когда он говорил о мести, словно он отчаянно желал этого, нуждался в этом, но никак не мог понять почему.
Ты любил своего отца, заметил Альтаир и поднял руки. Кандалы на его запястьях блеснули. Ну а мой отец держит меня в цепях.
Лев улыбнулся.
Я мог бы снять их. Сделать тебя не пленником, а сыном. Союзником. Мы впишем наши имена в историю. И да, тоже будем жить вечно.
Тяжёлые слова, произнесённые в разгар дневного зноя. Это было бы так легкоотложить работу десятилетий и принять сторону отца. Он добьётся того же, что и планировал: новой Аравии, не осквернённой Арзом, освобождённой от проклятий, которые принесло исчезновение волшебства.
Он доел свою шурпу и пододвинул к себе отцовскую плошку, всё ещё не тронутую.
Я не отпущу тебя, Альтаир, и они не придут, уверенно проговорил Лев. Даже если они победят, следуя путём, который ты проложил для них, почему ты считаешь, что ты получишь какое-то признание? Яне провидец, но даже я знаю, что из этого выйдет.
Да? вырвалось у Альтаира, хотя ему не следовало ничего говорить. Стены дрогнули от громовой поступи коней где-то на улицах.
Лев посмотрел на него неожиданно пристально, словно его сын был головоломкой, которую он вот-вот разгадает. Словно он уже разгадал Альтаира за несколько совместных трапез.
Тебя забудут.
То были слова, которые пробивали щиты и заставляли даже самые быстрые языки замолчать. Верёвочки, привязанные к пальцам, заставляющие их дрожатьраз, два, три, десять. Судорожные вздохи.
Да, это были именно такие слова.
Альтаир со стукомслишком громкимотставил плошку, избегая встречаться взглядом с отцом. Он провёл ладонями по обнажённым рукам, внезапно похолодевшим.
Ты нашёл «банду»? выпалил он.
Лев склонил голову набок, как делал всякий раз, когда испытывал любопытство.
Я послал во дворец за свитком. В нём подробно описано заклинание, похожее на дар Охотницы. А почему ты спрашиваешь?
«И да, тоже будем жить вечно»
Альтаир резко опустил кулаки на стол между ними. Из мелких щелей поднялась пыль. Пристально он смотрел в янтарные глаза Льва. Взгляд собеседника оставался невозмутимым, любопытным.
«Нет, Баба». Его не забудут, пока он всё ещё способен сделать вдох. Слишком уж большую часть своей жизни он посвятил тому, чтобы всё сложилось как раз не так.
Сними с меня оковы, сказал он осторожно, и я скажу тебе, где их искать.
Глава 17
Когда Зафира была маленькой, длины её пальцев хватало как раз на то, чтобы охватить рукоять джамбии Бабы. Она морщила носик и спрашивала, почему же та была такой простой и потёртой. Она ведь ходила с Бабой и Умм на базар, где мужчины носили свои джамбии с гордостью. И рукояти их были из полированного камня или дерева, инкрустированные драгоценными камнями или украшенные резьбой. Каждый кинжал казался красивее предыдущего.
Клинок создан для того, чтобы убивать и калечить, ответил ей Баба. Он напоминает мне обо всём, что я сделал. О каждом олене, которого я освежевал, о каждом кролике, чью жизнь пресёк. Жизнине для того, чтобы красть их, моя abal.
А ты подаришь мне мой собственный клинок?
Умм улыбалась.
Девочкам не до́лжно носить мужские игрушки.
Но Баба не согласился:
Моя девочка будет носить оружие и будет прекрасно владеть им, ибо на это нужна особая смелостьдержать в своих руках силу и знать, когда надлежит использо- вать её.
И тогда он подарил Зафире свой кинжал, с потёртой от долгого использования рукоятью. Но лезвие было по-прежнему острымдостаточно острым, чтобы она порезала палец, когда вынула кинжал из ножен.
До сих пор она помнила смех Бабы. Он словно сам был удивлён своему смеху, словно всё в мире было правильным.
Ты ему нравишься, сказал ей Баба позже, и это она тоже помнила. Потому что ей кинжал тоже очень нравилсятак сильно, что она брала его с собой всюду. И когда купалась. И когда помогала Умм месить тесто для хлеба на кухне. И когда начала охотиться, чтобы накормить людей.
И когда Баба вернулся из Арза.
Теперь она всюду носила с собой Джаварат так же, как когда-тои по-прежнемуносила свой кинжал. Вот только фолиант не заставлял её чувствовать себя доброй, храброй, правильной. Просто он был частью её. И когда Зафира оказывалась далеко от книги, это вызывало ту же тревогу, как когда-то моменты, в которые она снимала свой плащ.
Чистые сердца не должны с удовольствием устраивать бойню, сказала ему Зафира и с болью вспомнила, как Насир отказался передать ей сердца.
«Ты отвергаешь нас, бинт Искандар».
Нет, твёрдо ответила она. Может, Джаварат и провёл целый век, впитывая зло Шарра, но ведь эти годы были ничем в сравнении с воспоминаниями Сестёр. Я никогда не причиню вред моему народу. Я отвергаю хаос, которого ты жаждешь. Мы связаны друг с другом так как насчёт моих желаний?
Небо кровоточило закатом. Солнце проливало последние тёплые лучи. Лана только недавно вернулась. И хотя Зафира не удержалась от судорожного вздоха облегчения, она не собиралась встречаться с сестрой. Раздражение и гнев диктовали ей, что сестра должна прийти к ней первой. А Джаварат только издавал этот свой проклятый гул, как всякий раз, когда её эмоции были необузданными, бурными.
Зафира покрутила в руках джамбию Бабы. Может ли она зайти так далеко, что забудет о своём народе? Что в самом деле навредит им? Она вспомнила об отравлении ядовитыми парами. Возможно, это было небольшой милостьюеё деревня исчезла, а люди погибли, и им больше не нужно бояться, что их раскроит пополам девушка, которая прежде обеспечивала их пищей.
Джаварату было на неё наплевать. Он просто желал, чтобы кто-то исполнял его волю, выпустил на волю хаос, чего она просто не могла допустить.
«Итак, мы узнали».
Девушка вздрогнула от его зловещего тона.
Если нам суждено продолжать существовать так, с этой нелепой связью, ты больше не сможешь влиять на меня и не разделишь со мной свой жуткий гнев.
Небеса, она и правда говорила как безумная, командуя книгой. Разумной книгой, но всё же.
«Наша связь необратима. Нет никакого «если».
Нет, согласилась Зафира. Но я могу выкопать яму и похоронить тебя там, и ты больше никогда не увидишь света дня.
«Но и тытоже», злорадствовал Джаварат.
Ты прекрасно понимаешь, о чём я, рыкнула она.
Джаварат замолчал, размышляя о сказанном, а Зафира упала обратно на кровать с неким чувством гордости. Стук в дверь заставил её подняться. Она постаралась не обращать внимания на укол разочарования, потому что это не был тот же тихий стук, которого она, как оказалось, ждала. Если это была Лана, эта девчонка
«О!»
Она не удержалась от улыбки.
Я не узнала стук.
Ну не всё же мне быть предсказуемым, проговорил Насир, окинув быстрым взглядом её комнату, прежде чем сфокусироваться на ней. В его глазах отражалось нетерпение. Можно войти?
Зафира склонила голову набок, но, помедлив немного, отступила в сторону и притворила дверь за ним.
Этосамый смелый вопрос, который ты когда-либо задавал.
Уголок его рта приподнялся:
Я могу быть смелее.
Зафира рассмеялась, и его глаза потемнели в ответ. А потом он вдруг шагнул к ней, прижал её к себе и поглотил её ошеломлённый вздох поцелуем, а потом увлёк за собой назад, назад, к её кровати.
Он был холодным. Таким холодным, что этот холод она чувствовала кожей. Обхватив его за плечи, она отстранилась. Её губы горели от новых ощущений, а кровь бежала со скоростью безумного скакуна. Зафира уставилась на принца.
«Скажи же хоть что-нибудь».
Я не думала, что ты вернёшься, сумела произнести девушка. Она ведь была уверена, что его последние слова были отстранёнными, боялась, что он испугался её.
Почему нет? спросил он, словно её вопрос был глупым. И она решила не спрашивать про Лану и Айю.
Насир заметил, что она медлит, и чуть улыбнулся.
Тысловно комната, полная книг. Каждый раз, когда я вижу тебя, я открываю что-то новое.
Его глаза ярко сияли. В изгибе его губ была некая дерзость, в его прикосновенияхуверенность. Кажется, он читал по её лицу, как делал всё чаще за последние дни, и отступил.
Мне уйти?
«Нет». Но слово было слишком смелым для этого мгновения, поэтому она присела на колени на своей кровати и жестом пригласила принца последовать её примеру.